Юрий Корочков
Цена свободы
Глава 6
– Господин адмирал, мичман Шанцдорф в ваше распоряжение прибыл.
– Ну проходи, Юган, присаживайся и расскажи нам, где тебя носило всё это время, а главное, как ты снова оказался на Аландах. Ведь по твоему письму мы ждали твоего прибытия разве что пакетботом из Лондона.
– Роль пакетбота сыграл корвет «Гарпия», ваше превосходительство. Из ваших слов я могу сделать вывод, что мой ординарец добрался сюда. Но что же творится в России? Успели предпринять меры?
– Не знаю, сынок… но очень надеюсь. От нас зависит сделать свою часть работы и не допустить восстания в Финляндии. И тут, как я понимаю, ты можешь нам помочь. Я прав?
– Ну, первый шаг мы сделали. Как вам известно, я был в Англии в качестве сторонника инсургентов, бежавшего после разгрома восстания на Сенатской площади. Приняли меня очень сердечно, но, в конце концов, единственное применение, которое мне нашли, это штурман корвета, который должен был доставить повстанцам оружие и инструкторов. Тренировочные лагеря расположены на пяти островах Аланского архипелага, мы успели посетить два из них, когда на третьем счастливо встретили господина лейтенанта. Как я понимаю, произошло огромнейшее недоразумение: увидев русскую форму Куприянова, все вообразили, что мы уже заняли остров и начали палить друг по другу. Причём англичане распсиховались до того, что применили тяжёлую артиллерию, а потом и открыли стрельбу шрапнелью из двадцатичетырёхфунтовых карронад по колоннам пехоты практически в упор. Потери инсургентов трудно даже вообразить, но по нашим сведениям на острове было семь тысяч рекрутов и сотня английских инструкторов. Нужно срочно плыть на остальные острова, хотя почти наверняка оттуда уже ведётся эвакуация. Восстание либо начнётся немедленно, либо, напротив, будет отложено.
– Ну что ж, посмотрим. К сожалению, непосредственно подчинённые мне силы ограничиваются одним полком пехоты, используемым в качестве гребцов на судах флотилии, и личным составом базы. Флот сейчас в Северном море, так что наиболее сильная ударная группа – отряд лейтенанта Куприянова. Думаю, если вы посадите на «Весну» и «Лето» по батальону стрелков, то при поддержке иолов сможете диктовать условия кому угодно. Тот же корвет даже не подойдёт на дистанцию выстрела своих карронад, как будет потоплен. Я немедленно отдам распоряжение командиру полка о переподчинении лейтенанту Куприянову ещё двух батальонов. Да, Иван Антонович, что за странные ружья вы взяли в качестве трофеев?
– Вот именно что странные, Логгин Петрович. Похоже, что это новейшая разработка наших заклятых друзей. Ещё наблюдая за подготовкой мятежников, мы вычленили отдельно тренирующуюся группу прекрасных стрелков, чрезвычайно быстро обращавшихся с оружием. Похоже, что нам в руки попал образец штуцера нового типа. Во-первых, тут применён ударный замок вместо кремневого, изобретение знакомое со времён войны, но пока массово не нашедшее себе применения. Достоинства и недостатки такого замка вам, безусловно, известны. Сперва, казалось, что определяющим для применения ударного замка явилось то, что применять штуцера будут только опытные охотники, которые заведомо справятся с капризными колпачками, но которым важна надёжность выстрела в любую погоду. Только потом мы выяснили, что ударный замок тут необходим по конструкции штуцера. Настоящей загадкой стала потрясающая скорость перезарядки. Всем известно, что вгонять пулю по тугим нарезам чрезвычайно долгая и кропотливая работа. Тут же мы имеем с одной стороны классический штуцер, но пуля вкладывается в ствол совершенно свободно. Мы разгадали загадку, когда развинтили ствол. Он, как видите, свинчен из собственно ствола и казённика. Главный секрет как раз в казённике. На первый взгляд не заметно, но если точно померить диаметр сверления в казённике, то обнаружится, что он меньше калибра штуцера, не сильно, но достаточно чтобы образовать в канале ствола уступ. Если порох ровно заполняет углубление в казённике, то свободно вкатившаяся пуля упирается в кольцевой выступ и ударам шомпола расплющивается, раздаваясь вширь и плотно входя в нарезы. Получаются лёгкость и скорость заряжания, сравнимые с гладкоствольным ружьём. Но встаёт проблема точной навески пороха, который должен ровно заполнять казённик. Если пороха будет много, то пуля не сможет упереться в уступ и расплющиться, если же его будет мало, то вместо того, чтобы раздаться вширь пуля уйдёт в казённик и правильного выстрела опять не произойдёт. Обычно солдат скусывает патрон, и на глаз отсыпает некоторое количество пороха на полку, высыпая остаток в ствол. Естественно, что при таком способе заряжания обеспечить строго одинаковую пороховую навеску просто невозможно. Единственный выход в полевых условиях – ударный замок, не требующий отсыпать на полку часть пороха, который может быть точно взвешен и упакован в патроны в спокойных условиях. В итоге мы получили штуцер, стреляющий на тысячу шагов так же быстро, как обычное гладкоствольное ружьё, стреляющее максимум на четыреста. Вдобавок почти исключаются осечки, и получается независимость от погоды. Стрелять можно в сильный ветер, дождь, снег и даже после кратковременного пребывания штуцера под водой, например во время десанта. Не знаю где и кто изобрёл это оружие, но оно даёт в руки наших врагов неоспоримое преимущество.
– Вы видели в Англии что-нибудь подобное, Юган?
– Ничего даже близкого. И никто не говорил ни о чём таком. Идут споры о целесообразности применения ударных замков, но единого мнения нет.
– Ладно, эту загадку нам ещё предстоит решить, а пока надо срочно готовиться к отплытию. Покажите на карте острова со схронами, Юган, давайте детально проработаем предстоящую операцию.
Следующим утром изящная военная яхта покидала Свеаборг. На островах их ждала флотилия иолов и два старых транспорта. Транспортам нужно было срочно принять на борт два батальона солдат семьдесят шестого пехотного полка, готовящихся сейчас в крепости.
Из дневника Александра Христофоровича Бенкендорфа.
Император всеми силами пытается вырвать корни тех злоупотреблений, которые проникли в аппарат управления, и которые стали явными после раскрытия заговора, обагрившего кровью его вступление на престол. Исходя из необходимости организовать действенное наблюдение, которое со всех концов его обширной Империи сходилось бы к одному органу, он обратил свой взор на меня с тем, чтобы сформировать высшую полицию с целью защиты угнетённых, наблюдения за заговорами и недоброжелателями. Число последних угрожающе увеличивается с тех пор, как в России получили распространение подрывные идеи французской революции. Они проникли с целой толпой французских авантюристов, которые занимались воспитанием молодёжи, и, особенно, после общения наших молодых офицеров во время последней войны с либералами разных европейских стран, куда войска вошли благодаря нашим победам. Я не готов к такого рода службе, о которой имею самое общее представление. Лишь осознание благородных и спасительных намерений нового государя и моё желание быть ему полезным заставили меня согласиться.
Было принято решение о формировании корпуса жандармов, во главе которого я встал. Под моим руководством было создано третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое стало центром этой новой организации и центром тайной полиции. С тем, чтобы сделать эту службу для меня более приятной, император милостиво добавил к ней должность начальника его главной квартиры. Я немедленно принялся за работу и, с Божьей помощью, вскоре усвоил мои новые обязанности.
Во многих губерниях обманутые недоброжелателями и подстрекателями или обольщённые ложными надеждами крестьяне посчитали возможным требовать себе свободу и отказывались повиноваться своим владельцам. Во многих местах бунты приняли характер насилия, что могло бы оказаться опасным. Поступили достоверные сведения о готовящихся восстаниях в Польше и Финляндии. Император сразу же приказал применять смертную казнь, что позволило не допустить, по крайней мере пока, роста крестьянских бунтов и вернуло ситуацию под контроль правительства.
Наконец, через пять месяцев упорной работы следствие по делу заговора было окончено, и это большое дело было возвращено в руки правосудия. Желая дать этому делу полную законченность и общественную гласность, император создал Верховный трибунал, членами которого стали все сенаторы, министры, члены Государственного Совета и наиболее отличившиеся военные и гражданские лица, находившиеся в столице. Никогда ещё суд не был столь представительным и независимым.
После ознакомления со всеми обвинительными документами, свидетельскими показаниями и признаниями обвиняемых, трибунал сформировал две комиссии для пересмотра всех бумаг и для того, чтобы каждому обвиняемому одному за другим задать вопрос, не хотят ли они добавить что-либо в свою защиту, желают ли подать жалобу на проведение следствия или не имеют ли возражений против того или иного члена комиссии. Обвиняемые заявили, что использовали все способы оправдаться, и что им осталось только поблагодарить за предоставленную им свободу действий с целью защиты.
Желание судей, а также императора заключалось в том, чтобы наказывать мягко, ведь все заслуживали смерти. Военный кодекс, также как и гражданские законы предусматривал наказание смертной казнью. Император изменил строгость законов: только пятеро были приговорены к повешению, другие – к пожизненной каторге, менее виновные – к различным срокам каторжных работ. Некоторые ссылались в Сибирь в качестве колонистов, самое малое наказание было в виде нескольких лет или месяцев заключения в крепости. Предписанный законами приговор был зачитан обвиняемым, затем им объявили о его облегчении, продиктованном великодушием императора.
Приведение приговора в исполнение было назначено на 13-е июля на 3 часа утра. Все собрались на крепостной площади в окружении батальона Павловградского полка, я приблизился для того, чтобы посмотреть на них и услышать их последние слова.
Я был полон сострадания – это были в большинстве своём молодые люди, дворяне, почти все из хороших семей, многие из них служили со мной, а некоторые, как князь Волконский, были моими товарищами. Вначале я сострадал, но вскоре возмущение и отвращение переполнили меня. Их грязные слова и членство в этом ужасном обществе изгнали из моей души все чувства жалости, которые были порождены несчастьем стольких семей. Я видел, что ничто не могло излечить, или привести к изменениям в этих головах, переполненных подрывными помыслами, и невосприимчивых к стыду от бесчестья. Приговорённых привели всех вместе, за исключением пятерых, которые должны были подвергнуться высшей мере наказания. Их казнь должна была состояться на крепостном валу.
Каждого офицера гвардейских полков провели перед строем отряда соответствующего полка, поставили на колени и зачитали каждому его приговор, после чего палач сломал у них над головой шпагу и сорвал эполеты, которые были брошены в огонь. Приговорённых, которые не принадлежали к расположенным в Петербурге полкам, поставили на колени посреди площади и подвергли такому же позорному наказанию, после чего развели по камерам. Затем под виселицей появились несчастные полковники Пестель и Муравьёв, поручик Бестужев-Рюмин, литератор Рылеев и убийца графа Милорадовича Каховский. По данному сигналу из под их ног была убрана доска и они повисли. К несчастью, верёвки троих приговорённых порвались, и они упали на землю. Их пришлось поднять и казнить вторично. Остальные были успешно доставлены в Сибирь и иные места, предназначенные для их содержания.
Дело вроде бы давно прошедших лет, но я, по долгу службы, не могу оставить его без внимания. После казни, исповедавший преступников священник пришёл ко мне с последним письмом полковника Пестеля. Перед смертью этот благородный человек раскаялся и решился признаться, что не только принимал участие в убийстве императора Павла, но абсолютно точно знает, что оно было спланировано и осуществлено не просто опальными офицерами, но по прямому приказу из Лондона, поступившему через масонов. Император, видимо, чувствовал опасность этой организации, поскольку незадолго перед смертью запретил собрания лож до особого распоряжения. Не менее важно и то, что покойный договорился о нормализации отношений с Наполеоном. Это, несомненно, угрожало Англии гибелью. Ведь сухопутной армии на континенте у альбионцев нет, а флот не сумел бы противостоять удару объединённых флотов Российской и Французской империй. Одновременно планировалось наступление Франции на Индию и империи на азиатские республики и Афганистан. Тогда об отправке сипаев в метрополию не пришлось бы и говорить.
В итоге обоих императоров решили устранить. Жаль, что французские исполнители решили довериться адской машине, заложенной на улице Сен Никез, взорвавшейся слишком поздно. Наполеон был напуган, но не получил ни царапины. Заговорщики учли уроки, и император Павел был банально, с гарантией, задушен шарфом. Так вот, слухи ходили и раньше, но теперь выяснилось, что Беннигсен получил прямой приказ на убийство государя от английского посла лорда Уитворта, строжайше предписывающий не только организовать, но лично проконтролировать это преступление.
Слишком много позволяют себе гордые англосаксы. Жизнь императоров великой империи у них разменная монета! Сейчас, к сожалению, сделать ничего нельзя, Англия нужна нам хотя бы номинальной союзницей, тем более Георг не просто марионетка, но вообще психически больное, ни за что не отвечающее ничтожество. Но ведь существуют и настоящие, невидимые «владыки мира» и я считаю своим долгом заставить их ответить за неслыханную наглость, проявленную при организации убийства двух императоров и попытки убийства нынешнего государя. Сейчас в моих руках сразу несколько ниточек, способных, я уверен, привести к тем, кто из-за кулис управляет актёрами на мировой сцене. Осталось потянуть за них, распутать этот дьявольский клубок и не поплатиться жизнью за сомнительное удовольствие узнать имена тех, кто притаился на их конце.
Интерлюдия
Красное от алых маков поле и синее небо неодолимо влекут. Дениска пригибается к холке вороного жеребца и устремляется вперёд, вдаль. Ощущение счастья, больше которого нет в жизни… Конь во весь дух мчит по степному простору, а за спиной взлетают и оседают сбитые ярым разгоном маковые лепестки. Он ничего не видит кроме стремительно накатывающего под ноги коню разнотравья, густо расшитого только распустившимися маками, да пронзительно синего неба. Вдруг на горизонте появляется тень. Стремительно приближаясь, она превращается в густой лес. Денис, теперь уже не подросток, а молодой гусарский подполковник, летит к близкому уже лесу, а за спиной раздаётся топот немногочисленных оставшихся соратников, загоняющих коней в почти безнадёжной попытке укрыться от преследования полка французских улан, так не вовремя подоспевших на выручку всего час назад перехваченному обозу. Теперь хищники стали добычей и улепётывают во всю прыть низкорослых, но резвых калмыцких лошадок. Сейчас они убегают, но это ненадолго. Даже если сейчас они погибнут, дело уже сделано: ещё один обоз с продовольствием и амуницией сожжён дотла.
И снова всё вокруг необъяснимым, но не вызывающим недоумения образом, меняется: он стоит в низкой тёмной избе, единственно оставшейся в усадьбе после того, как добротный барский дом и остальные постройки пошли на строительство укреплений. Изба полна военных. Видно, что люди вокруг воюют не первый день, а пожалуй и месяц, мундиры помяты, местами грязны, а у некоторых так и вовсе изорваны, в глазах почти у всех присутствующих читается невыразимая усталость, смешанная с решимостью и недоумением. И он, уже осознающий, что спит, что на самом деле не был на этом совете, а только получил от брата, адъютанта Багратиона, известие о его результатах. Но сейчас, во сне он здесь на правах хозяина, ведь усадьба – его родовое гнездо, отцовское село «Бородино», в котором прошла значительная часть детства, и с которым так многое в его жизни связано. Только что старик главнокомандующий озвучил страшное решение. Несмотря на готовящееся генеральное сражение, столица будет оставлена на разорение. И опять сквозь сон промелькнула мысль, что всё было не так, что решение об оставлении Москвы принималось не здесь, а позже, в Филях, но сейчас важно было другое, принятое именно НАКАНУНЕ Бородинской битвы решение. Потери настолько громадны, что шансов выиграть бой, развернуть и погнать неприятеля нет, нет даже шансов не пустить его дальше. Главная задача: хорошо потрепать французов, заставить их ввести в бой по возможности больше резервов, а самим сохранить армию, отступить, пополниться солдатами и вооружением, а уж потом показать зарвавшемуся агрессору, кто тут хозяин. В то же время нельзя допустить беспрепятственного подвоза продовольствия и фуража к противнику, благо его коммуникации растянулись на сотни почти непроезжих вёрст и охраняются беспечными французами из рук вон плохо.
И это он, именно он и никто иной предложил начать партизанскую войну против захватчиков! Правда, тут же оказывается, что не он один такой умный, и чем-то подобным ещё с июля по инициативе Барклая де Толли не без успеха занимается генерал Винценгероде, вернее, как потом выяснилось, по большей части не он сам, а его заместитель, Александр Бенкендорф… Но это не отменяет его первенства: Винценгероде и Бенкендорф действуют в рамках арьергардных боёв армии, а он предлагает по настоящему глубокие рейды, может быть даже и дальше границы, да с привлечением крестьянских масс.
Денис проснулся в холодном поту и вспомнил свой сон. К чему бы вдруг такое приснилось? Со времён Бородинского сражения и его лихих рейдов по тылам неприятеля прошло много лет, война выиграна, а он в опале… Как только отгремел гром победы, неблагодарное Отечество забыло своего воспетого героя, а завистники постарались отнять и генеральский чин, «присвоенный по ошибке», и даже усы, «не положенные егерям», командовать которыми его сослали в глухое захолустье. Такого позора он, конечно, стерпеть не мог и написал лично Императору просьбу об отставке.
Спас от неминуемой опалы и позора более удачливый друг и боевой товарищ Саша Бенкендорф, пробившийся Императору в адъютанты. Из ссылки не вызволил, но добился восстановления в генеральском звании и, пусть номинально, но в гусарах, а не презренных егерях, или, того хуже, драгунах. Правда потом он всё же ушёл в бессрочный отпуск, фактическую отставку, где пребывал и по сей день.
Ну что ж. У него, по крайней мере, есть любящая жена и дети, чем в наш век может похвастаться далеко не каждый, а ещё перо и бумага. И пусть, если честно, он не Пушкин, но у него свой неповторимый стиль, его публикуют и читают и даже в самом уважаемом обществе у него есть поклонники, такие как, например, Василий Андреевич Жуковский.
И вот теперь Сашка Бенкендорф прислал письмо, в котором очень просил своего старинного друга непременно приехать в Москву на коронацию и принять от нового императора назначение в действующую армию.
Глава 7
События, тем временем, происходили более чем тревожные. План по расчленению Российской империи, разработанный в далёком Лондоне, продолжал небезуспешно осуществляться.
31 июля 1826 года персидская армия без объявления войны перешла российскую границу в районе Мирака и вторглась в пределы Закавказья на территорию Карабахского и Талышского ханств. Основная масса пограничных «земских караулов», состоявших из вооружённых конных и пеших крестьян-азербайджанцев, за редкими исключениями, сдала позиции вторгшимся персидским войскам без особого сопротивления или даже присоединилась к ним.
Командованию персидской армии была поставлена задача захватить Закавказье, овладеть Тифлисом и отбросить русские войска за Терек. Главные силы были поэтому направлены из Тавриза в район Куры, а вспомогательные – в Муганскую степь, чтобы блокировать выходы из Дагестана. Иранцы также рассчитывали на удар кавказских горцев с тыла по русским войскам, которые были растянуты узкой полоской вдоль границы и не располагали резервами. Помощь персам обещали карабахские беки и многие влиятельные лица соседних провинций, которые поддерживали постоянные контакты с персидским правительством и даже предлагали вырезать русских в Шуше и удерживать её до подхода иранских войск.
Первый удар 31 июля 1826 по российской территории нанесла 16-тысячная группировка эриванского сердара Хусейн-хан Каджара, подкреплённая курдской конницей численностью в 12 000 человек. Русские войска на границе Грузии, во всём Бомбаке и Шурагели насчитывали около 3000 человек и 12 орудий – донской казачий полк подполковника Андреева, два батальона Тифлисского пехотного полка и две роты карабинеров. Сильные персидские отряды легко сметали на своём пути разбросанные малочисленные русские посты.
Одновременно Гассан-ага, брат эриванского сардара, с пятитысячным конным отрядом курдов и карапапахов перешёл на российскую территорию между горой Алагёз и турецкой границей, грабя и сжигая на пути к Гумрам армянские селения, захватывая скот и лошадей, истребляя сопротивлявшихся местных жителей-армян. Уничтожив армянское село Малый Караклис, курды приступили к методическим нападениям на обороняющихся в Большом Караклисе.
В половине июля 1826 года сорокатысячная армия Аббас-Мирзы форсировала Аракс у Худоперинского моста. Получив известие об этом, полковник И. А. Реут приказал отвести все войска, находящиеся в Карабахской провинции, в крепость Шушу. При этом трём ротам 42-го полка под командованием подполковника Назимки и присоединившейся к ним сотне казаков не удалось пробиться к Шуше из Герюсов, где они дислоцировались. Иранцы и восставшие азербайджанцы настигли их, и в ходе упорного боя половина личного состава погибла, после чего остальные по приказу командира сложили оружие.
Гарнизон крепости Шуши составил 1300 человек. Казаки за несколько дней до полной блокады крепости согнали за её стены семейства всей местной мусульманской знати в качестве заложников. Азербайджанцев обезоружили, а ханов и наиболее почётных беков посадили под стражу. В крепости укрылись также жители армянских сёл Карабаха и азербайджанцы, оставшиеся верными России. С их помощью были восстановлены полуразрушенные укрепления. Полковник Реут для укрепления обороны вооружил 1500 армян, которые вместе с русскими солдатами и казаками находились на передовой линии. В обороне участвовало и некоторое число азербайджанцев, изъявивших свою верность России. Однако крепость не располагала запасами продовольствия и боеприпасов, поэтому для скудного питания солдат пришлось использовать зерно и скот армянских крестьян, укрывшихся в крепости.
Тем временем местное мусульманское население в массе своей присоединилось к иранцам, а не успевшие укрыться в Шуше армяне, бежали в гористые места. Мехти-Кули-хан – бывший правитель Карабаха – вновь объявил себя ханом и обещал щедро наградить всех, кто к нему присоединится. Аббас-Мирза, со своей стороны, заявил, что воюет только против русских, а не против местных жителей. В осаде принимали участие английские, австрийские и французские офицеры, находившиеся на службе у Аббас-Мирзы. Для того, чтобы разрушить стены крепости, по их указаниям под крепостные башни были подведены мины. По крепости вели непрерывный огонь из двух артиллерийских батарей, однако в ночное время обороняющимся удавалось восстанавливать разрушенные участки. Для внесения раскола в ряды защитников крепости Аббас-Мирза приказал согнать под стены крепости несколько сот местных армянских семей и пригрозил казнить их, если крепость не будет сдана, однако и этот план не имел успеха.
Оборона Шуши продолжалась 47 дней и имела огромное значение для хода военных действий. Отчаявшись овладеть крепостью, Аббас-Мирза в конце концов отделил от основных сил 18 000 человек и направил их к Елизаветполю, чтобы нанести удар по Тифлису с востока.
Получив сведения, что основные персидские силы скованы осадой Шуши, генерал Ермолов отказался от первоначального плана отвести все силы вглубь Кавказа. К этому времени ему удалось сосредоточить в Тифлисе до 8000 человек. Из них был сформирован отряд в 4300 человек под командованием генерал-майора князя В. Г. Мадатова, который повёл наступление на Елизаветполь, чтобы остановить продвижение персидских сил к Тифлису и снять осаду с Шуши.
Тем временем в Бомбакской провинции русские части, отражавшие налёты курдской конницы на Большой Караклис, 9 августа начали отход на север, за Безобдал, и к 12 августа сосредоточились в лагере при Джалал-Оглы. Курдские отряды широкой лавиной растеклись по ближайшей местности, уничтожая селения и вырезая армянское население. 14 августа они напали на немецкую колонию Екатеринфельд, всего в 60 км от Тифлиса, после длительного боя сожгли её и вырезали почти всех жителей.
Всего этого ещё не знали в Москве, готовящейся к коронации нового императора. На усиление Ермолову были высланы только одна пехотная и одна конная дивизии, под командой генерала Паскевича.
После коронации события стали развиваться стремительно. С юга пришли первые неутешительные вести, из Финляндии писал о событиях в Аландах Гейден, а Великий князь Константин сообщил о предложениях возглавить борьбу за трон со стороны представителей Англии, обещавших всемерную поддержку в обмен на независимость Польши и Финляндии.
Николай думал. Сил было мало, после подавления восстания от уверенности в безоговорочной надёжности войск не осталось и следа. Да и время… ведь полыхает одновременно по трём направлениям, расстояние между театрами две тысячи вёрст, а это для пехоты почти два месяца марша. С Польшей после договорённости с братцем Костей можно было подождать, в Финляндии Гейден должен справиться, но флот на всякий случай в этом году надо подержать в море подольше, ведь возможно Логгину Петровичу понадобится поддержка артиллерии и десанта. Да и тренировка морячкам в преддверии неминуемого похода в архипелаг не помешает. Тем более сухопутных войск выделить Гейдену сейчас никак нельзя.
По последним данным на сторону поддерживаемого Англией Аббас-Мирзы перешли Грузия, Армения и много горских племён. Ермолов застигнут врасплох и сил у него достаточно только для обороны на кавказской линии, о наступлении не может идти и речи. Тут откровенно говоря и сами сплоховали: буквально накануне вторжения разведка на южном стратегическом направлении была обезглавлена. Все её нити замыкались на Александра Сергеевича Грибоедова, имевшего агентуру в ближайшем окружении Аббас-Мирзы. А именно на него и поступил анонимный донос с обвинением в членстве в «южном обществе». Поступил, что характерно, не в столице, а там же, на месте. Исполнительные дуболомы в Грозном немедленно арестовали «подозреваемого» и отправили в Петербург. Конечно, по прибытии в столицу Александр Сергеевич был моментально отпущен, но время потеряно. Он и теперь ещё где-то в пути на Кавказ.
Осложняет положение на юге и готовящаяся война с Турцией, которую открыто поддерживают Австрия и Египет, негласно Франция, а Англия плетёт козни, на словах осуждая османов, на деле же занимаясь пиратством в архипелаге. Дипломатам нужно сделать всё возможное и невозможное, чтобы, не идя на уступки, отсрочить начало войны на несколько месяцев, необходимых чтобы подтянуть войска и разобраться с Персией. Ну и ещё одна проблема, о которой мало кто знает, но многие уже догадываются – казна пуста. Экстренная программа постройки флота, вывезенное в Англию золото на обеспечение будущей архипелагской экспедиции, снабжение войск припасами и фуражом, ну и конечно расходы на коронацию потребовали колоссальных расходов. В ход пошло всё, даже «незаконное» золото Русско-американской компании, из месторождений на материке неподалёку от Новоархангельска. Слава Богу, удалось скрыть его происхождение. Об этом золоте не должен знать никто, иначе весть о нём мигом разнесётся по свету и не видать нам Русской Америки как своих ушей! Сил для защиты колонии не то что от Англии, но даже и от янки нет ни малейших.
Но вернёмся к нашим южным баранам, то есть персам. Хорошо, что наученные горьким опытом прошлой войны, мы теперь имеем не только хорошие карты района действия войск, но и свежайшие сведения о численности, составе и подготовке войск неприятеля, а также о его мобилизационных резервах, населении, настроениях и внутренних противоречиях. Всё это должно существенно помочь, когда мы, наконец, перейдём в наступление. Паскевич с двумя дивизиями уже должен быть на Кавказе, но этого мало. Отличную идею выдвинул Александр Христофорович Бенкендорф, предложивший отправить на войну всех штрафников из полков, участвовавших в восстании. Они сейчас из кожи вон лезть будут, чтобы оправдаться и загладить вину, потому и действовать им отдельно от остальных войск, а начальником к ним назначим, пожалуй, брата нашего нового шефа жандармов: Константина Христофоровича Бенкендорфа. Да, нельзя оставить безнаказанными и убийц брата. Императоров просто так не убивают! Пожалуй и тут стоит поддержать идею верного клеврета. Пускай засидевшийся в своём именье Денис Давыдов прогуляется навестить двоюродного брата, вспомнит боевое прошлое, а заодно покарает возомнивших о себе грузинских князьков, сперва подло убивших императора по заказу своих английских хозяев, а теперь перешедших на сторону Персии.
