Юрий Бевзюк
Времён связующая мысль

Вчера, растапливая печку, собою недоволен был: несчастный Коля Василенко опять в который уж раз всплыл. …Пора б забыть сей жалкий казус, отрыжку прежних мрачных дней, – да легче крупное несчастье избыть, чем жалость меж людей…

И после паузы в два месяца в «стихоплетении» – сначала было в третьей от конца строке «жалких» ж «дней», и с месяц было смутное ощущенье, что что-то в этом очень верном стихотворении неверно, – пока не дошло мне: сам-то я ведь жалким никак н`е был!…

И дни те десятилетия! жалки были для страны, для «быдла» (в 10-м классе уж вполне, в начале полста седьмого ощутил), – но не для тех, постигнуть кто стремился действительность! Для одного тогда себя фактически! Десяток лет в безлюдье полном был – ведь только в тот же год и «диссидентство» зародилось… …уж после того, как в конце апреля группу я в поход двухнедельный водил (краевого) семинара инструкторов по туризму: – утром диплом 28-го апреля 1968-го по геополитике («отлично») защитил – а вечером уже автобус группу семинара повез в ночь – одним из двух в крае в 67-м действительных инструкторов-методистом по пешеходному туризму (другим Юра Садиков был, – еще три тогда были присвоены Москвой чиновникам краевым от туризма, в походы они не ходили) … Итак, утром защита диплома – вечером, не отоспавшись, похода на Облачную, к самым истокам Уссур`и старт… Тут надобно в подробности мне всунуться, чтобы другой-то (тютчевский**) все ж мог как-то понять, как Апполон меня («поял») … на перевале аж на седьмой десяток… Но заодно, как в капле воды, – весь Универсум отражается в том эпизоде: времен разница, – и вместе то, – что навсегда останется… ________________

*До «электронной» эры интерес к чтению поддерживался «на 90 процентов» скудостью развлечений, – и где-то только процентов на десять – тягой к наученью… Но развивались пассивно и те «90 процентов» массивные… Всесильная индустрия, значительно освободив «быдло» от физических усилий, не в силах принудить его к развитию, – зато сверх всяких мер всяческая индустрия разврата «развилась», – сгнобив и тот, что был, к чтению интерес пассивный… К тому же рынок корыстный капиталистический устроил в два-три десятилетия гонку на словах информации – на деле «развлекухи-отвлекухи» носителей апокалипсическую… …Как всегда и везде здесь – не одни только беды. Без средств новейших я не набрал бы эту книгу здесь, вдали от людей, за два месяца… А в городе – и даже на селе! – мне бы даже не захотелось по причине шумами от людства раздражения… Возможная от книжки польза – вряд ли тотальный вред от оборзевшей электронизации перевесит… но всё же… …Одна надежда – «носителей» нынешняя гонка сумасшедшая несколько поумерится, дойдя до неизбежного физического предела; общество на гибельной «глиссаде» (в никуда!) взнуздает т`аки рынок сумасшедший, – и наполнение содержанием «носителей», надеюсь-верю, всё ж таки затребуется… ______________________

** «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Как он поймет, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь»… Федор Тютчев

9 марта …Прелесть писания воспоминаний… Казалось бы, того касается, в далеком прошлом что осталось, – но если суть привскрыть уд`алось, – притом единственными словами, – пребудет то в нетленной младости… пускай давно не будет уж меня… (на подъеме от Таежки)

Сложнейший феномен – Победа, в нем бесконечны переменные, – и много надо разума отваги, чтоб к истине сквозь них пробраться… Победа мнится победителю добычей, – но побежденный должен шевелиться шибче: в итоге впереди развитием (да все ведь в этом мире относительно) … Победа, есть такой закон, – побольше к побежденным благосклонна, – их заставляя шибче размышлять, как победителей и где ужать… В итоге победители – в изрядном смысле жертвы Ники: она стагнации у них причиною! Зане Победа – стык противоречий, – и воплощение самой той «диалектики»: в итоге «черная ирония» истории, – вся суть которой: разрушая – строить…

(последние четыре строки вставлены 05.01.2011., 10.54)

Сложнее нравственный разрез победы, – тем более ценою жертв таких неимоверных, – которые спасли, конечно, соотечественников – и более того: всё человечество!, – … и… обеспечили на деле в то же время доходы заокеанской империализма ветви за счет немецко-европейской, – и также обусловили продление засилия военщины в своей стране на лишние треть века, – и будущее неизбежное поражение поэтому, – которое, тем не менее, благодетельно, зане: продляли мы капитализм на деле на лишние полвека несостоятельною борьбою с ним (что было очень ему выгодно!), – и только когда каста штабистов в войне победителей вконец отгнила – капитализм стал через 20 лет всего л`ишь в могилу валится!, – которую ему вырыл еще Октябрь наш Великий… В пределах уж ближайших десятилетий! – мы снова будем впереди «планеты всей» примером устроенья справедливой жизни (сельской) на земле!.. Мечта великая селян 1917-го таки осуществится! Жертвы в войне ужасной не напрасны были: побоищ прошлого уже не д`олжно быть…

…А в до сих пор «балдении» той давней победой есть нечто косвенно и даже «людоедское»: не по отношению к многомиллионным жертвам, на ее «алтарь» прин`есенным, – а к их оставшейся жить родне, – которым «победителей штабисты» нечестные, как говорится, «заедали век»! Косвенно это и есть людоедство, – и за это надо держать хотя бы моральный ответ… 3 марта 2011 г.

17 марта …На европейских сварах старых нагрели лапы Штаты славно, – ох, крепко Старый – Новый Свет пограбил в веке безжалостном двадцатом…

«Вместе они (Гитлер и Сталин – Ю.Б.) являют пример самый яркий „ужасных симлификаторов“ (simplificateurs terribles), которых историк 19-го века Якоб Буркхардт предвидел, как типичное явление века последующего»… Алан Буллок, «Гитлер и Сталин», т.2, стр.334 (Некоторые слова мною заменены или переставлены для большей точности и лучшего звучания – Ю.Б.)

Не знаю, чем уж аргументировал Буркхардт такое мнение, возможно, тем же, что и Фридрих Энгельс: двадцатый век начнется международными столкновениями… Коих эффект как раз это «ужасное упрощение»!.. Причем ужасное двояко: и сами по себе ужасны мировые войны, – не менее страшны и упрощения, издревле свойственные всякой войне (за исключением «войны всех против всех», – что грядет не только ужасным, – но даже гибельным усложнением: тогда фронтальная война века двадцатого покажется даже благом – беды борзо продолжатся ужасные, – коль люди будут еще размножаться в благоприятственных к тому странах, – возрост животный свой не обуздав) … А сама вышевыделенная «жиром» предыдущего абзаца первая фраза – образец словоблудия «ужасного», – показатель историками самыми-самыми – самой сути явлений непонимания (что грозит неизбежными ужасностями уже не «в кавычках» – взаправду… как мы по нынешним нашим дерьмовым историкам наблюдаем… Только не приписывайте мне… целого сословия оскорбление – я лишь о тех, кто сервильничает в массмедиа… наверное и честные историки есть)…

19 марта …Исчадье обезьян отвязное борзо «песец» себе сварганило, под случаем полвека пребывает, – и образумиться, похоже, не желает…

(Проброс изрядный далее по биографии)

Пошли-поехали юбилеи моих провидческих статей, – что и могли увидеть только свет во мраке хаоса тогдашней пересменки властей, – в те годы сжатые и месяцы, когда бесхозной оставалась пресса… Что происходит, главное – что грядет, во всем Примкрае, может, только я и знал, – поскольку так сложилась биография, что зрил я на селе распад еще в каникулы после седьмого класса… После конца войны шел год девятый… В 8-м-9-м классе сам я задержал в школе распад – и возбудил я даже запоздалый массовый энтузиазм – в последние буквально полтора года «сталинщины», – лишь требуя выполнять ВЛКСМа устав, – в 27-й, крупнейшей школе края, избран внезапно в сан (тогда еще сакральный года последние полтора, – вплоть до дурацкого Хрущева доклада под завязку КПСС съезда 20-го) комитета комсомола школы секретаря. … (Так я совсем, совсем нежданно, восьмиклассником, «богом» комсомольским в школе стал, где было три выпускных класса – больше сотни десятиклассников!), —. приобщен был тем самым, с «ногтей младых» самых к власти, какую нынешним школярам нельзя даже и представить, – что мне дало в самой истории понимании забег немалый, – смею полагать, что даже уникальный… Судите сами: два года спустя, зря в школе снова распад, – уже не секретарь, учась в 10-м классе, – в дневник я записал в конце еще полста седьмого января об учителях (и вообще о всем начальстве!): «Былая сила их пропала – и управлять одною лишь командой теперь и впредь никак нельзя» (здесь перевел в стихи я сам себя: было написано тогда буквально: «Силы у них (идейной – это добавил сейчас) уже не стало, действовать одним администрированьем никак нельзя»… Нетрудно в фразе сей узреть уже не что иное, как определение – и приговор! ― не более и не менее! – уже без «яиц» тогда тоталитарной системе («благодаря» лишь одного хитрого дурака доклада на съезде 20-м величайшей, всепобеждавшей дотоле партии!) … А мне семнадцать лишь лет и три месяца… Такой вот мой в провидчестве забег (что не могло никак мне жизнь облегчить) … И где потом я только не бывал, к чему я только руки не прикладывал, – я неуклонный зрил везде распад; два универа кончил я с дипломами красными: «марксизма-ленинизма» на Сахалине в армии, ДВГУ (история) за два года семь месяцев, поступив из армии: «отлично» всё к дипломам в вкладышах (три курса «вышки» на судомеханика до в 62-м армии надо еще приплюсовать ко всем моим «образованьям», – я инженером был уж настоящим: мог фермы моста, допустим, рассчитать (металловедение, сопромат, статика-динамика, электротехнику уже сдал) … Диплом в ДВГУ я защитил, тож на «отлично», в 68-м, в конце апреля, – и до декабря года того рубежного успел еще в спорториентированьи сделать карьеру: председателем крайфедерации избирали в декабре… …Но в августа конце, на семинаре «начальников дистанций» в турбазе «Столбы» под Красноярском, – куда меня послали на повышение квалификации начальников по ориентированью дистанций (второе место там занял, хотя совсем не тренировался, на краевых соревнованьях) – с тревогой безнадеги ждал вторжения в Чехословакию, – чем мой прогноз себе весьма существенно ухудшался: я понимал – надолго отодвигается реализация всех этих моих образований, – надолго, если не навсегда… Еще там примешалась личная передряга, – из-за того еще в столь ранние, до тридцати, лета, – по сумме этих всех передряг – не место здесь распространяться, – решил тогда из мерзкой сей цивилизации в леса податься, – а чтоб деньжонок подсобрать, в ДВ пароходство помполитом подался (первым помощником капитана).. – Но на полтора года в партком ДВ пароходства встрял: Мальков Н. И. мой побег из цивилизации года на полтора задержал: грамотность моей справки по проверке Торгпорта парторганизации (по экономической реформе тогдашней) ему понравилась (это был третий, выше всех забравшийся партейбонз`а, в жизни с коими довелось встретиться: первому, Гульченко Александру Никитичу, что до зама потом в СССР рыбного министра поднялся, я сразу независимостью «поперек горла» стал, как первым секрет`арем Первомайского (Ворошиловского еще тогда) райкома партии – осенью 58-го бывшего старшину торпедного катера, избрали (не сразу, ясно, где-то партсекретарем сначала был на предприятиях, в горкома, крайкома партии был в аппаратах), – а я в райкоме комсомола на пропаганде тогда обретался: пришлось мне через пять месяцев из райкома комсомола убираться, – в крайоно методистом по туризму и краеведенью взяли (того похода лета 56-го уникального благодаря), в 19, – полгода там всего лишь задержался, не притерся к старым бабам, – и крайкомокомсомольские красавицы захотели перетащить меня «на комсомол» обратно (не иначе, как тоже «красавчика»); тогда я понравился Косте Харчеву (его фамилия до сих пор всплывает (на «Дожде» недавно): протоиерей Ардов, кажется, не далее, как попозавчера упоминал в теледискуссии на 5-м (Питерском) канале у Ники Стрижак, – что де Харчев, бывший конфессий от ЦК КПСС главноуправляющий («куратор»), – эк куда сей схожий с мопсиком-собачкой плюгавый парень взобрался* (правда, тогда религии мало что значили, – это теперь в идеологическом вакууме они мракобесием засмердели)!..; итак, понравился я Харчеву, номенклатурщику смладу (как и Мальков – из «пароходского» клана: к загранице были близки – найлон сначала, приемники-транзисторы, видаки (порнушкой балдеть), – подержанные потом авто: надо же капиталистам занятия – новые авто клепать! – найти своему «быдлу», – заодно и наше бездельем гноб`ить: «пускай шарахаются на на нашем автохламе, „шары“ выпучив»… Отвлекся на «истории развитие»… Итак, в конце августа 59-го аз – коснулся, уже в тот год вторично!, – в будущем «эмпиреев» высшей власти самих! … Ведь Харчев занимал под конец карьеры пост не кого иного, как самого Победоносцева!.. Который, словами Блока, в судьбоносной второй половине 19-го века «…над Россией… простер совиные крыла»… Влиянию Харчева Кости далеко было до Победоносцева, его должность была шутовская, «отстойная», – и в ней он тоже смог «наломать дров», стараясь падающее влияние партийной схоластики подпереть… попустительством мракобесию: построить под партаппарат наличествующие в «эсесесерии» конфессии, – на «ниве сей» перестарался: попал на «кончик пера» борзописной огоньковской братии, всласть они над глупонаивностью Кости запоздалой бюрократской поиздевались… Я бы никак не смог общаться с такими реликтами лживыми эпох отживших… А в августе 1959-го дальнего пересеклась моя с Костиной стезя Костя красно-мопсоподобнолицый обретался первым секретарем Фрунзенского райкома комсомола Владика, – я же хотел к студенточкам подобраться, – район студенческим считался: больше где-либо было там красавиц (я ни одной тогда еще не «ял»: суровей были времена, и робость «юного осла» (Гейне), и на «активность» сильно отвлекался: в районе Первомайском сильно мне мешала та самая «сакральность», – и не было почти там красавиц, – они всё в вузы ведь стекались: мед- пединституты, метеотехникум – это всё район Фрунзенский). …Меня Лика Подоспеева из крайкома комсомола, с которой на слете туристов-школьников мы (платонически) спознались, приятелю своему Харчеву рекомендовала (из одного они были, видимо, «пароходского» клана), – ее никак нельзя было назвать красавицей, она отличалась разве вкрадчивостью, – но две-три девушки в крайкоме были весьма привлекательные, – и я им нравился… Но бдили опытные взрослые самцы горкомовские! Буркин и Дульцев, секретари первый и второй горкома комсомола Владика «всеми четырьмя копытами» уперлись против меня! Пусти такого дальше – так самим невд`алеке власть уступать! Пришел я к Харчеву еще так раза два, – он уверял, что отстоит меня («Приходи, ты мне нравишься»), – но я уже пон`ял, умом он мне не равен, – и, стало быть, чем-то иным ему я нравлюсь (я знал уж правило главное любого начальника: рядом держать отнюдь и паки не умней себя, – все ждали от меня начальники, что буду угождать, – ну, и неизбежное затем во мне разочарованье (препакостные ведь были времена, похуже кое в чем самой и сталинщины (как ни прискорбно, та необходимой ведь была): тогда ведь головы снимались за бездарных замов! А перестали – стало всё расползаться… Словом, ходить я к Харчеву «с исканием» перестал, в завод опять я (на Улисс) подался, намыкался там годик с гаком изрядным «всласть», – покуда с Лешей Симаковым на улице не повстречался, – и он меня опять в туризм взвратил рекомендацией (он был типичнейший пролаза), – но уже в крайсовпроф на тот раз… Там я опять «актив» вокруг себя собрал (как и в районе Первомайском три года назад: народные дружины организовал: по триста человек на рейды отправлял я на танцплощадки: за месяц мы в справились с хулиганством-пьянством, драками массовыми (тогда-то я и с милицией спознался): по младости еще не понимал, – что этим именно старанием, – а главное, что вкруг меня ребята собирались – я становлюсь властям опасен! И против них могу поднять ведь массы, час такой настанет! Никак нельзя, покуда млад, мне хода дать) … Итак, еще я раз вокруг себя собрал отборных, на этот раз даже более бригадмильцев развитых ребят: клуб краевой во Владике туристов летом 61-го организовал, был избран первым председателем, – кроме того, клубы в Артеме, Арсеньеве, Находке и Спасске, – во всех тогда, кроме Уссурийска, городах, – не помню, что и там актив собрать мне помешало… А во Владике по средам ребята и девчата собирались, турсекций организаторы в вузах, на предприятиях, – и, видимо, сие не минуло внимания моих горкомовских недоброжелателей, – кроме того, мой непосредственный начальник, Совета по туризму крайсофрофа председатель Строголев Сергей Михайлович (такой носатый, хитрый сексуал с ухмылкой масляной, – ему я вскоре, ясно, резко не понравился), – Совета по туризму крайсовпрофа председатель (путевками заведывал всякими, турбазами); вполне возможно, не без горкомокомсомольской инспирации, на место мое красотку в марте 62-го подыскал (в туризме самодеятельном совсем бездарную), – меня ж на Океанскую турбазу на ремонт сослал, – а с мая маршруты разрабатывать для обеих тогдашних турбаз (по мне как раз занятие): там, наконец, по девкам я мал-мало разгулялся (всего одну-то я как следует «поял», – но стала лишь переглядом как бы моя на танцплощадке почти всякая (как мотыльки на свет слетаются), – вечера всего на два как бы «плейбоем» я стал (мне лет как раз ведь 22) … Как следует разгуляться не дала армия! В конце июля 62-го того же забрали… Комсорг там сразу, ясно, – и в карантине, и в батарее потом: такая уж физия была «секретарская»! Майор Салей, партсекретарь части, – о геополитике мы с ним беседовали часто (и внутренней осторожненько, намеками касались), на скамеечке перед карантином вечер каждый он присаживался, я выходил, к нему подсаживался, – или он подходил, видя, что я уже там, – и мы беседовали о всяком; в библиотеку части сразу меня садит – как раз то самое, что мне и надо: что называется «козла в огород» запускает (всем батарейцам на работу наряды – в библиотеку я (книги переписывать не спешил, больше читал; в караулы, конечно, и я хаживал); осенью наводчиком отлично на 56-миллиметровой зенитной автоматической пушке отстрелялся, – в партию Салей предлагает кандидатом: от меня только согласие: рекомендации (две или три) он сам собирает с гражданки: весной по этим рекомендациям – имел в райкоме комсомола стаж ведь я – в политотдел дивизии инструктором по комсомолу, на должность капитанскую, в Южно-Сахалинск отзывают, комнату на двоих (с Геной Таякиным) в укромном месте роты комендантской дали (Гена вскоре ночует больше по бабам); «корочки» с фото – вместо увольнительной записки и командировочного удостоверения постоянные дали: куда хочешь по всему Сахалину гуляй по воинским частям… Такая лафа была введена всего год назад – как специально для меня! Чтоб панорамней изучать мне армию… Тогда-то за год и познал о ней немало: в полк, допустим, в Долинск, еще рядовым приезжаю, помполит подполковник приветливо встречает, сразу в офицерскую гостиницу определяет, в офицерскую столовую на довольствие ставит, – просит чтобы, что я там доложу в результате, – с ним согласовал… Немало я провел с активом семинаров: приедешь, соберешь комсоргов рот и батальонов, – сразу обид, недоразумений с командирами шквал: где разобраться со штабными обещаешь, где необходимость армейских ограничений оправдываешь, обязательность службы из высших соображений объясняешь… И с офицерами немало я общался в беседах частных… (В полках всегда бывало много неурядиц: то тумбочки рьяно шмонает слишком ретивый комбат, книги, дневники изымает (чему в начале службы подвергся и я сам), то бесчинствует старшина, препятствуют самообразованью… и так далее …Нагрузкам, словом, подвергался немалым… Между поездками по частям… в библиотеках отдыхал: в девять утра все в политотдел на планерку на час являлись, – и «ф-ф-ф-ыр» затем всё офицерьё по домам, – в кино коллега мой Таякин, – и в библиотеку областную я (вниз триста метров-то всего от штаба) … Всегда там пустота, – два-три всего корейских юношей старательных… Все десять толстых тома Дарвина там перечитал, – и много прочего тогда; а на «квартиру» брал книги пачками уж на горе в библиотеке ДОСА (Дома Офицеров Советской Армии, – а было там редких книг немало после хрущевского в 56-м сокращенья армии из бибколлектора армейского в Хабаровске, куда со всего Востока Дальнего книги после ликвидации частей стаскивали даже годов выпуска еще 20-х: там Менделя Грегора, теории наследственности, генетики «отца», Шпенглера «Закат Европы», знаменитого Шопенгауэра – и прочее подобное, что «лженаукой» тогда считалось, прочитал (библиотекарша была ко мне в симпатии не старая, несколько хотя полноватая, но миловидная, хорошая была, – но просто так с такой хорошей было бы нельзя, – да я хронически не высыпался, – до трех ночь почти каждую читал, – а в восемь утра завтрак, – к девяти ведь в штаб дивизии надо поспевать (спанья такого маловато: кэгэ с десяток в год тот потерял, – не до красавиц было мне тогда) … Среди офицерья добрых и честных встретилось немало – побольше, чем в прежнем моем гражданском начальстве, – но чем подальше от солдат, – то тем бездушнее, как правило… Ну, словом, общество в армии в 63-м-65-м более двух лет использовало сполна мои способности организатора, притом почти задаром, – лишь за пособие смешное – 12 рублей всего! – сержантское, на должности, однако, капитанской, – притом свобода максимальная для срочника в армии мне предоставилась мудрым весьма решением использовать срочников в политвоспитательной работе на офицерских должност`ях: одно из немногих верных решений дряхлеющего уже цека партии (оно лишь армию тогда могло немного улучшать, введя такое средство демократизации, – так сказать, «обратной связи»): польза обоюдная извлекалась, способные парни не теряли времени даром, продолжали оттачивать навыки организаторские (вообще-то в обществе самые важные!), – и обходилось обществу, уже упоминал, почти бесплатно… Мне же то решение цека, для меня сч`астливое, позволило беспрепятственно (и тоже бесплатно) армию изучать… Куда хотел, я ездил по своей дивизии частям (Анива, Такое, Долинск, Хомутово, Корсаков, Южный Сокол), никого не спрашиваясь, – лишь взяв в канцелярии, общей для всего дивизии штаба, – куда отправляюсь, продовольственный аттестат… В такой моей свободе проявлялась полная офигенность к политработе моего начальства, – а поскольку в сем повторялся мой опыт еще школьный десятка лет назад, – и райкомокомсомольский паче, – лишь шести-пяти годов назад (когда я нардружины на Чуркине организовать старался при полном равнодушии (и зависти, тщательно скрываемой) остальных моих райкомовских сотоварищей: еще в итоге и неугоден стал партийному и высшему комсомольскому начальству), – того ж и в политотделе должно было ожидать: и через месяцы меня начальство, ясно, распознало, – подло-угодливости от меня, понятно, не дождавшись, полковник Пупышев, политотдела начальник, – а паче подполковник Рябов, его зам, помладше, – и позлее и попакостнее (что видно было даже и во взгляде – похож на Брежнева был в младости, смугловатый, с такими ж мощными бровями), – а Пупышев, политотдела начальник, человек крупноватый, ликом на Горького Максима походил сильно, такой же широколицый, скуластый, – изрядной флегмой отличался, ну, все ему было «до лампочки»; крутил же фронтовиком полковником подполковник Рябов: позлее был и посильней характером: он «оприходовал» сразу товарища моего Гену Таякина – по дому что-то тот Рябову помогал (ко мне он сразу тоже подбивался – но «глупым» я оказался, «непонимающим», – Рябов, как злодеи все, был «психарем» не слабым: понял – мне он умом не пара, – и, несомненно, Пупышеву при случае «капал»: меня де на «усиление» в часть надо послать, – лицемерно так от неугодных в штабах («обезьяны») те избавлялись) … Я в штабе лишь капитаном Толмачевым держался, замначпола по комсомолу (хотя один владел отчетной в округ информацией: сколько где в политкружках, сколько комсомолом охвачено, сколько где спортсменов-разрядников и так далее, – Таякин был лишь на подхвате – и в части почти не выезжал, – а выезжал; так, только при начальстве Таякин ошивался, сильно на меня начальству «капал», – но Толмачеву я решал по высшей математике и механикам задачки (тогда еще не забывал я дифференциалы-интегралы: контрольные ему решал, как и Демичеву в районе Первомайском, райкома комсомола первый секретарь пять лет назад, заочный факультет обламывал: им помогал по высшей математике, теоретической, аналитической механикам, сопромату («страшному» – но я запросто и по нему задачки щелкал, мосты там, фермы всякие расчислял), – и прочей премудристикой технической всякой: тем только и там и там и держался… Но вот в начале 64-го января Пупышев меня вызывает: «на усиление» комсомольским секретарем освобожденным в «родной» зенитный дивизион отсылать собираются (согласия моего не спрашивая: как же от «усиления» отказаться!); к рации Пупышев меня подзывает, у майора Соколова, помполита дивизиона в Южном Соколе зенитного, спрашивает: «Не забыли еще Бевзюка?» – «Как же забыть – за мудрость почитаем»… Конечно, слушать это было лестно азу – еще бы, что «мудрец» в 24 узнал!, – но меньше всего хотелось бы на «собственную блевотину», на низовую работку комсомольскую, к коей еще в школе сбил «охотку» (когда должность сия – в школе комссекретаря еще почиталась последние полтора года сталинщины сакрально, – но в 56-го 2-м полуодии уже более-менее тайно презиралась), – и снова в казарму (можно было, впрочем, комнатешку и там сорвать, – из принципа не стал бы настаивать, унижаться); библиотек облцентра в любом разе лишался… И вот везет в своем «козле» в конце (64-го) января полковник Пупышев в Южный Сокол на комсомольское собрание хмурого меня, секретарем комсомольской организации на комсомольском собрании предлагает… но, к моей великой (тайной – про себя!) радости, – «находит коса на камень»: меня «прокатывает» собрание! Еврейчик явный Масленников, салага, сию политотделу дивизии «козью морду» показал, – еврейчик такой маленький, черномазенький, кучерявенький… Его я только не расцеловал: евреев с пять мне в жизни повстречалось – немного их ведь на Востоке Дальнем, – и делом мне помогал каждый, – но больше всех, сам того не подозревая, вот этот Масленников! Именно тем, что мастерски подбивал собрание против меня голосовать… Вряд ли догадывался, какую важную услугу этим мне оказывал! По самодеятельности художественной этот Масленников, по жанрам всем был мастер; и был с времен недавних там и Кондратенко, младший лейтенант, – тоже смугловатый, субтильный, улыбчивый парень масляноглазый, – немного повыше еврейчика Масленникова: у них там, уже без меня, славненькая компашка сбацалась на базе художественной самодеятельности – и с местными девками и офицерскими женками молодыми («овчарками»! ) танцев; и выбор Кондратенко вместо меня Масленников, этот славный салага, организовал… Пришлось полковнику «не солоно хлебавши» везти меня обратно… Не только своим неизбранием сч`астливым я молча торжествовал, – а тем еще, что непокорство партии начало проявляться, надежду некоторую это мне подавало: коль так пойдет, так жизнь в стране, глядишь, еще воспрянет… Так задержался в Южном я еще полгода, до августа: до второй, успешной уже попытки от меня избавиться… Но до нее я, из танкового полка в Хомутово возвращаясь, у ворот этого самого полка, автобус на площади поджидая у пересохшего фонтана, – осенился важнейшей мыслюгой внезапно: у нас под фразеологию от Ленина, от Маркса самый настоящий паразитарный класс «сгарбузовался»! По тем временам то было озарение немалое! Всего-то год назад, в 63-м, Джиласу, заместителю Тито, второму лицу в Югославии, пригрезилась такая мысл`я! И сразу умника такого в тюрьму Тито, диктатор, усаживает лет на десяток, до своего скончания (узнал не сразу я, аж тридцать лет спустя) …Но Джилас был гораздо старше меня, в войну жестокую он возглавлял партизан: аж тридцать дивизий германских держали славные югославские партизаны, – не помню точно: держали – или даже расколошматили; потом два раза встречался с самим Сталиным, – словом, это была немалая величина, с опытом политическим изрядным: и то, что я пришел к такому же выводу лишь годом спустя, – было достижение в любом разе немалое)…

…Растекся воспоминаньями, далёко отрейфовал от Кости Харчева – более чем через десять лет после августа 59-го второй, – и последний – раз пересеклась моя и его стезя. В конце уже 69-го или начале 70-го был уже Харчев Владгоркома партии первый секретарь («мэр» Владика, считай), – а я, инструктором рядовым парткома Мортранспорта, дежурил ночью у «тревожного» телефона в горкоме партии; и вот Костя, на работе задержавшийся, меня приглашает, – он за столом сидит, я в двери стою, – спрашивает: – Ну, как ты там? —. – Да так себе…. – Та-а-ак се-е-бе, – протянул иронически Харчев… – Не пригласил поговорить, – да и нельзя мне было от телефона отходить: вдруг что в городе случилось… Но если б он человек был, так сам бы в «секретарку» вышел… Если бы был человек поумнее (и посмелее), – но недаром же слабохарактерный Горбач вручил ему должность самую мерзколицемерную, самую пакостную (смотри выше о лицемерии)…

Ну, наконец тепло настало… Хотелось б марта навсегда, – но задержалась чтоб и старость… Но так в природе не бывает: живем ведь мы от урожая, – а он от летнего тепла, что за весною наступает… …Время движения не сбавит, жизни лет пять еще осталось, переносимой хоть как сейчас, – а дальше сплошным страданьем уже станет: пожалуй, не захочешь жить и сам… (16.2.2019 …Да нет, уж 8 лет, без месяца, при сносном самочувствии «отскакало»)…

23 марта… Мне средство есть одно от страхов старости: создавать грядущего устав, рост вспоминая с младости сознания…

Зависит полностью Свобода… от места в обществе – и возраста, и пола… У пола женского какая же свобода! И у детей и стариков мужского… А кто родился при богатстве и при власти – тому, как правило, остаться при них в рабстве (и от людей совсем в презренье впасть) … …Сорвав неправое богатство, – а быть не могло правых в том небывалом разграбе общего достояния, – ворюга главного лишается: всерьез хоть чем-нибудь труждаться!.. Свое потомство же – грабежом даже… Над ним презренье нависает – и гнев неизбежный ограбленных масс, – и неминуемое воздаяние… …И если сам избегнет смертью воздаянья, его потомству праздному в любом разе не избежать… Неотвратима все ж таки расплата … (Ох, время паки мерзопакостное нам досталось … … но хоть не так, как отцам-дедам, кровавое) … 22.3.2011., 0.16