Юрий Александрович Корытин
Логика истории СССР
Нэп
Негативные черты вульгарно-коммунистического способа производства проявились сразу же по окончании гражданской войны. Необходимость победы над белогвардейщиной, стремящейся к восстановлению старых порядков, заставила трудящихся примириться с продразвёрсткой, карточной системой и прочими «прелестями» военного коммунизма. Вульгарно-коммунистический способ производства в своей крайней форме военного коммунизма был незаменим для обеспечения равного доступа городского населения к скудным продовольственным ресурсам, но оказался неспособен наладить нормальную жизнь в мирной стране.
Крестьяне не были заинтересованы в увеличении производства сверх самого необходимого, так как «излишки» всё равно изымались. Посевные площади и производство продукции сокращались. Недовольство выливалось в прямые выступления против Советской власти – в начале 1921 г. не осталось ни одной губернии, не охваченной в той или иной степени «бандитизмом». Уровень промышленного производства скатился до 14% довоенного. Население промышленных центров снабжалось очень скудно. Неприятие политики военного коммунизма самыми широкими слоями населения, в том числе и рабочими, служило самым убедительным свидетельством её неадекватности задачам послевоенного времени. Фактически страна вновь стояла перед необходимостью осуществления очередной революции: возможность «верхов» проводить старую политику была полностью исчерпана, «низы» больше не желали мириться с существующим положением.
И революция свершилась! Введение продналога, восстановление свободной рыночной торговли, частичная денационализация мелкой промышленности, поощрение госкапитализма и мелкой частной торговли, но при сохранении «командных высот» за государством, означало, по существу, утверждение нового способа производства, качественно отличного как от военного коммунизма, так и от капитализма. Одно только это обстоятельство заставляет нас рассматривать нэп как четвертую с начала века революцию, на этот раз мирную и бескровную. (Не забудем поблагодарить истмат!). Она стала такой потому, что отвечала интересам и чаяниям подавляющего большинства населения. Второй раз «поверив» народу, большевики сделали свою победу в гражданской войне окончательной и необратимой.
Синтетическая концепция стоимости не может нам сообщить, к сожалению, ничего определённого относительно содержания подлинно социалистического способа производства (см. книгу18, с. 155). Более того, она не исключает, что этого этапа в развитии общества не будет вовсе. Поэтому нельзя сказать, в какой мере нэп можно отнести к той или иной модели социализма. Во всяком случае, если вульгарно-коммунистические черты и сохранялись, то они, безусловно, уже не преобладали и потому не определяли сущность способа производства. Поэтому можно констатировать, что по своему фактическому содержанию нэп выводил нашу страну за пределы развития по вульгарно-коммунистическому пути, хотя это был только первый шаг.
Для понимания сущности нэпа интересно проследить за эволюцией взглядов В.И. Ленина. Весной 1921 г. он, оставаясь в плену старых представлений, рассматривал нэп как нежелательное, но вынужденное обстоятельствами отступление с пути к «правильному», в духе классического марксизма, социализму. Причём отступление временное: уже весной 1922 г. на XI съезде партии Ленин объявил об окончании уступок и перегруппировке сил для нового наступления на «капиталистические» элементы. Однако великий диалектик Ленин не мог не считаться с данными практики. В январе 1923 г. в своей статье «О кооперации» он на основе переосмысления всего послеоктябрьского периода, в том числе позитивного опыта нэпа, выдвинул свой «кооперативный план», который вёл не к сворачиванию нэпа, а к его творческому развитию. Принципиально, что он распространил идею кооперации и на промышленность. (Этот факт замалчивался официальной наукой; тем самым сфера действия кооперативного плана сужалась, а его революционное содержание в значительной мере выхолащивалось). При анализе ленинского плана следует иметь в виду, что статус кооперативов как независимых производителей подразумевает наличие рыночных отношений.
Таким образом, в самом конце своей активной политической деятельности Ленин фактически отступил от идеи о монопольном положении общенародной собственности при социализме. Это был первый этап восстановления в правах «синдикалистских» представлений о процессе обобществления (коллективизации), столь ярко проявившихся в ходе стихийной национализации 1917-1918 гг. (Сам Ленин считал стихийность движения «признаком его глубины в массах, прочности его корней»13).
Однако тезис о «коренной перемене всей нашей точке зрения на социализм» следует относить только к самому Владимиру Ильичу. Подавляющая часть партии, даже те, кто выступал за продолжение нэпа, остались на позициях весны 1921 г., продолжая рассматривать нэп как модель, ничего общего не имеющую с социализмом (как первой фазой коммунизма).
Индустриализация
В результате перехода к нэпу задача восстановления народного хозяйства была решена уже к 1926 г. Производство сельскохозяйственной продукции в 1925 г. составило 112%, промышленной – 75% довоенного уровня.
Однако СССР оставался отсталой аграрной страной, и эти успехи были достигнуты на старой технологической базе. Основу её составляли оставшиеся от царской России промышленные фонды. К середине 1920-х гг. возможность развития за счёт этого источника (имеется в виду «проедание старых запасов» – ничего не напоминает?) была полностью исчерпана. На повестку дня со всей остротой встала проблема индустриализации. И Советская власть со свойственной ей энергией взялась за дело.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Характерный, между прочим, момент. Ведь Советская власть прочно укрепилась в стране и могла бы ещё долго проводить политику, при которой рост экономики в 1,5% считается нормальным, а при 2,5% начинается безудержное самовосхваление и «головокружение от успехов». Нет, власть (да чего вилять, партия!) осознала великую проблему, стоящую перед страной, и не испугалась гигантских трудностей и грандиозности задачи. И всё это не ради дополнительных голосов на выборах и, уж конечно, не с целью приобретения недвижимости в разных там Лондóнах. Наверное, навлеку на себя епитимью вкупе с анафемой, заранее посыпаю голову пеплом и пригвождаю себя к позорному столбу, но всё-таки посмею высказать неописуемо невероятное и чудовищно безумное предположение: может, всё дело в том, что Советская власть в самом деле выражала (долговременные) интересы народа, причём зачастую понимала их лучше самого народа?
–.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-
Решение этой проблемы всецело зависело от получения необходимых для реконструкции промышленности ресурсов – продовольствия для снабжения постоянно растущей армии промышленных рабочих и валюты для закупок иностранного оборудования (главным источником валюты был экспорт всё той же аграрной продукции). Единственным доступным их источником было сельское хозяйство. Поэтому проблема индустриализации, как и задача борьбы с голодом в городах времён гражданской войны, упиралась в решение главного вопроса: каким образом получить у деревни необходимые для развития промышленности ресурсы?
«Правые» в ВКП(б), идеологом которых был Н.И. Бухарин, выступали за продолжение политики нэпа, то есть за экономические методы управления народным хозяйством на основе использования механизмов рынка. Согласно их логике, деревня нуждалась в товарах широкого потребления, в обмен на которые она была готова поставлять на рынок продовольствие. Поэтому их план предусматривал строительство в первую очередь текстильных и швейных фабрик, а не металлургических и машиностроительных заводов. Этот путь, в целом повторявший этапы становления промышленности в западных странах, предполагал медленный рост внутренних накоплений, необходимых для создания тяжёлой промышленности, и, соответственно, длительный срок индустриализации страны.
«Левые», в рядах которых объединились многие старые большевики, выступали за свёртывание нэпа. Они исходили из того, что экономическую независимость и обороноспособность СССР могла обеспечить только тяжёлая индустрия. Поэтому начинать надо было именно с неё. А в этом случае получение из деревни необходимых ресурсов в обмен на промышленные товары становилось невозможным.
Чтобы вырваться из заколдованного круга проблем нэпа, связанных с зависимостью развития промышленности от своевольного аграрного рынка, от желания или нежелания крестьян продавать излишки своей продукции, «левые» предлагали ряд мер чрезвычайного характера – усиление налогового пресса на крестьян и повышение цен на промышленную продукцию, поставляемую селу (увеличение «ножниц» цен). Путём искусственной перекачки средств из деревни в город «левые» рассчитывали форсировать темпы перевооружения промышленности. При этом они не скрывали, что предполагают осуществить реконструкцию промышленности за счёт сельского хозяйства и вопреки его интересам.
Колебания «генеральной линии» партии, олицетворяемой И.В. Сталиным и его сторонниками, отражали процесс поиска решения руководством страны. Сначала Сталин поддерживал бухаринскую программу. Предложения «левых» были отвергнуты, сами они подверглись окончательному политическому разгрому в конце 1927 г. Однако в апреле 1929 г. были разгромлены и «правые». Вслед за этим последовало обвальное крушение нэпа по всем направлениям. На смену рыночным методам управления окончательно пришло директивное централизованное планирование. Проблема внутренних накоплений – узловая проблема индустриализации – была решена путём фактического огосударствления аграрного сектора в результате коллективизации. Таким образом, была реализована программа, предлагавшаяся ранее «левыми», причём даже в более радикальном варианте.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Как мы видим, либеральная трактовка этого периода истории СССР как борьбы за власть Сталина сначала с Троцким, а затем с «правыми», правильно отражает видимость происходивших событий, но не помогает нам в постижении их сути. Да, Солнце восходит на востоке и заходит на западе, но что этот факт, взятый сам по себе, сообщает нам о небесной механике? Либеральный муравей не видит дальше своего носа. Он описывает явления, не пытаясь постичь их логику. Иначе и быть не может, если вместо истмата универсальным ключом при анализе истории считается метод «свободы и демократии».
Борьба за власть имела место. Но движущей её силой была не жажда власти, а стремление реализовать ту программу развития страны, которая представлялась «борцам» наиболее правильной и единственно способной ответить на те грозные вызовы, которые стояли перед СССР.
–.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-
Как бы то ни было, но программа индустриализации страны, перспективы которой казались туманными фантазиями «кремлёвских мечтателей» ещё в середине 1920-х гг., была осуществлена. Всего за несколько лет Советский Союз совершил рывок от старой крестьянской России, от телеги и сохи в промышленную эру. Были с нуля построены тысячи предприятий и десятки новых городов. Однако дело не только в количественном росте. Что не менее важно, было преодолено и качественное отставание отечественной промышленности. Появились отрасли, которые ранее отсутствовали, миллионы и миллионы людей были обучены неведомым им профессиям. СССР стал одной из трёх-четырёх стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной человечеству.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
1. Предвоенный индустриальный прорыв, радикально преобразивший страну, был осуществлён всего за 12 лет (с мая 1929 г. по июнь 1941 г.). Отсчитайте назад от текущей даты 12 лет – и станут понятны темп и масштаб перемен.
2. Наивно сравнивать большевистскую индустриализацию с её невиданным, беспрецедентным размахом и нынешние «стратегию 2020» (уже забыли про неё, верно?), нанотехнологии, проект «Сколково» и энергосберегающие лампочки (каюсь и извиняюсь за те изощрённые ругательства, которые я мысленно произнёс). Сравнивать – только незаслуженно обижать большевиков.
–.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-
В результате осуществлённого в конце 1920-х гг. поворота в социально-экономической политике сложилась советская экономическая система, которая по основным признакам, за исключением степени использования товарно-денежных отношений, совпадала с военным коммунизмом. Её теоретическим источником являлся не ленинский кооперативный план, а классическая марксистская концепция социализма. Таким образом, объективное содержание указанного поворота составлял отход от нэпа и реставрация, «второе пришествие» вульгарно-коммунистического способа производства.
Индустриализация была осуществлена за счёт перехода от «нормальных» экономических методов к чрезвычайным. Подобное случается и в условиях капитализма, и не только во время войн. Например, на рубеже XIX и XX вв. в период технологической революции, суть которой составлял, в частности, переход от парового двигателя к электромотору, рыночные механизмы оказались неспособными обеспечить перераспределение ресурсов в новые развивающиеся отрасли. Задача была решена за счёт частичного нарушения действия механизмов рынка – использования госбюджета в качестве инвестиционного канала, развития отраслевых монополий, перерастания банковского капитала в финансовый14. При вульгарно-коммунистическом способе производства в условиях единой государственной монополии в сфере производства и финансов указанные средства были задействованы в максимальной, доведённой до логического предела степени. В этом заключался источник силы советской модели социализма, но одновременно здесь же таилась её слабость. (Сплошная диалектика, по Гегелю).
Насколько был оправдан возврат к чрезвычайным методам? Если бы у страны было не 10-12, а хотя бы 20-30 лет на проведение индустриализации и подготовку к войне, вероятно, именно нэп представлял бы собой оптимальный вариант развития. В конце этого пути мы имели бы совершенно другую страну. (Правда, непонятно, какую). Но у нас не было этого запаса времени. Поэтому, так же как и в 1917-1921 гг., при кажущейся многовариантности решений альтернативы фактически не было, любое другое решение вело к национальной катастрофе. И ответственная перед народом власть это прекрасно понимала.
На стройках индустриализации решался вопрос жизни и смерти нашего государства и народа. Поэтому индустриализация – это одно из самых грандиозных свершений «советского» (вульгарно-коммунистического) способа производства. Но чрезвычайные методы таят в себе опасность, так как они действенны в основном в кризисных ситуациях, а за их пределами – лишь в течение ограниченного периода времени и при наличии определённых условий.
Коллективизация сельского хозяйства
В соответствии с «Декретом о земле» вся земля была национализирована и передана в безвозмездное и вечное пользование крестьянам. Таким образом, крестьянин остался независимым от государства производителем. Это обстоятельство обусловило восстановление рыночного характера экономических отношений между городом и деревней после окончания гражданской войны.
С переходом к нэпу начался новый этап социального расслоения деревни. Этот процесс неизбежен в условиях товарной рыночной экономики – не зря Ленин так не любил «мелких хозяйчиков», которые «ежечасно плодят капитализм». В 1927 г. доля кулацких хозяйств составляла 4-5%, и они производили 20%, а вместе с зажиточными середняками до 30% товарного хлеба. Вместе с тем отнюдь не угроза капитализации деревни стала решающей причиной коллективизации. Очевидно, что форму и, главное, темпы преобразования аграрного сектора предопределила проблема индустриализации.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
На примере коллективизации сельского хозяйства мы в очередной раз убедимся, что причину резких поворотов истории СССР следует искать в области экономики, а не идеологии. Последняя призвана лишь обеспечивать теоретическое обоснование тем процессам, которые инициируются потребностями экономического развития.
–.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-
Государству требовался всё больший объём сельскохозяйственной продукции, но ему не хватало товаров для обмена с крестьянами. Некоторое время удавалось компенсировать недостаток промышленных изделий, способных удовлетворить крестьянский спрос, за счёт механизма «ножниц» цен – искусственного завышения цен на поставляемые государством деревне товары. Однако результатом политики неэквивалентного обмена стала «хлебная стачка» 1927-1928 гг. – отказ зажиточного крестьянства продавать хлеб государству по твёрдым ценам. По сути, повторилась ситуация 1917-1918 гг.: в стране было достаточное количество хлеба, но государство не могло взять его обычными рыночными средствами. «Хлебная стачка» была кризисом монопольного рынка, на котором государство выступало в качестве монопольного покупателя, агрессивно стремящегося диктовать цены. План хлебозаготовок был всё-таки выполнен, но не путём поднятия цен на аграрную продукцию или демонополизации рынка, а с помощью чрезвычайных мер в духе продовольственной диктатуры – повальных обысков, судебных репрессий, реквизиций хлебных излишков и даже имущества крестьян, обвинённых в спекуляции. Тем самым впервые после гражданской войны был создан прецедент решения экономических проблем нерыночными, неэкономическими методами.
Тупиковый характер ситуации усугубляла низкая товарность сельскохозяйственного производства вследствие увеличения доли мелких крестьянских хозяйств. Крестьяне в целом стали питаться лучше, чем до революции, но они не могли поставлять на рынок значительные объёмы своей продукции – для этого требовалась более высокая производительность труда, достижимая только при крупнотоварном производстве. В 1926/27 хозяйственном году доля товарного (поступившего на рынок) хлеба составила только 630 млн. пудов вместо 1300 млн. пудов в 1913 г., то есть сократилась вдвое при одинаковом(!) валовом сборе. (До революции 72% товарного хлеба производили помещики и кулаки). По этой причине даже при самых благоприятных условиях государство всё равно не смогло бы получить необходимое для проведения программы индустриализации количество хлеба. Таким образом, уже к концу 1920-х гг. мелкое раздробленное крестьянское хозяйство достигло предела своего развития – с точки зрения общегосударственных интересов. Поэтому тенденция к его укрупнению и механизации носила объективный характер.
Выбор, сделанный руководством страны, подчинялся жёсткой логике. С одной стороны, с помощью рыночных методов государство не могло взять необходимое количество хлеба из деревни. С другой, пока лицо деревни определял независимый производитель, на неэкономические методы изъятия хлебных излишков крестьяне отвечали сокращением посевов и производства. Заблуждений на этот счёт не было, поскольку ещё не был забыт опыт хлебной монополии и продразвёрстки.
Ситуация требовала неординарных решений, и такое решение было найдено. Итогом кампании коллективизации стало огосударствление аграрного сектора экономики. Сельский производитель был лишен независимости и самостоятельности. Государственный контроль стал всеохватывающим, начиная от размера посевных площадей и кончая ценами на продукцию. В виде колхозно-совхозной системы государство получило организационную структуру для изъятия – прямого или путём неэквивалентного обмена – необходимых количеств сельскохозяйственной продукции. Только в рамках такой структуры оказалось возможным организовать перекачивание ресурсов из деревни в город на нужды реконструируемой промышленности. Таким образом, форма и темпы коллективизации отвечали интересам развития не сельского хозяйства, а промышленности. Программа индустриализации была выполнена за счёт эксплуатации села.
Коллективизация по-сталински не имела ничего общего с кооперированием по-ленински. Ленин предполагал осуществить добровольный и постепенный переход к общественным формам земледелия только после модернизации промышленности. По его замыслу, промышленность должна поставлять селу не только мануфактуру и гвозди, но, прежде всего, сельскохозяйственные машины. В этом случае никакого принуждения не понадобится: крестьяне сами осознают выгоду крупного коллективного машинного сельскохозяйственного производства. В действительности к началу коллективизации объективные предпосылки для неё в виде достаточного уровня механизации аграрного сектора отсутствовали. Показательно, как такой, казалось бы, сугубо теоретический факт – несоответствие новых (коллективистских) производственных отношений существующему (примитивному) уровню развития производительных сил, преломившись в сознании людей, отразился в их поступках: не видя серьёзных преимуществ перехода к совместной обработке земли старыми средствами производства, крестьянство заняло крайне сдержанную позицию (читатель волен предложить другую формулировку) в отношении коллективизации. Поэтому весь процесс коллективизации прошёл в обстановке давления власти на крестьян. Принуждение силой – главное средство, которое использует любая власть для компенсации неадекватности способа производства (в данном случае речь идёт о вульгарно-коммунистическом способе производства).
Для идеологического обеспечения непопулярной кампании коллективизации требовалось внушить основной бедняцко-середняцкой массе образ врага в лице кулаков, воспринявших эту сталинскую инициативу как посягательство на свои экономические интересы. Другая цель раскулачивания состояла в формировании неделимого фонда колхозов за счёт экспроприированных у кулаков средств производства. Как известно, эти меры затронули и середняков.
Результатом стала насильственная ликвидация кулачества как «последнего эксплуататорского класса». Привычные идеологические обоснования процесса раскулачивания скрывают тот факт, что В.И. Ленин, основываясь на принципиальной марксистской позиции, последовательно выступал против экспроприации кулачества. Эти идеи были впоследствии учтены при проведении кооперирования в Восточной Европе. Таким образом, трагедия миллионов раскулаченных стала платой за темпы: коллективизацию сельского хозяйства пришлось проводить параллельно с индустриализацией, а не после неё.
Но были извращены не только методы проведения, но и сама сущность кооперации как добровольного объединения частных производителей. Нет необходимости доказывать отсутствие у колхозов статуса независимых производителей. Колхозник на практике был лишён почти всех прав собственника. Отсюда – психология наёмного работника у советского крестьянина, утеря им чувства хозяина земли. (Самосознание работника – основной критерий при идентификации способа производства). Длительное время прямо нарушался принцип материальной заинтересованности, вплоть до того, что крестьяне не получали положенного за заработанные трудодни. Отсутствие эффективных экономических стимулов к высокопроизводительному и качественному труду – самый точный признак неадекватности способа производства.
Таким образом, сущность коллективизации заключается в распространении вульгарно-коммунистического способа производства на аграрный сектор. Именно неадекватность вульгарно-коммунистических производственных отношений выступала в качестве главного тормоза развития сельского хозяйства СССР.
Вместе с тем опять следует указать на необходимость диалектического подхода к этому ключевому обстоятельству. Произошедший со временем переход к крупному машинному производству не только обеспечил конкурентоспособность советских колхозов по отношению к мелким фермерским хозяйствам (даже к мелким фермерам США – с учётом различия в природно-климатических условиях), но и изменил психологию крестьянина: лозунг «Земли и воли!» потерял свою актуальность. (Этим объясняется сопротивление крестьянства развернувшейся в начале 1990-х гг. кампании разрушения крупных хозяйств под флагом «фермеризации»). Однако колхозы так и не стали настоящими кооперативами – «коллективными хозяйствами». Поэтому, хотя указанная неадекватность перестала быть столь ярко выраженной, как в начале процесса коллективизации, она сохраняла свое значение вплоть до гибели СССР.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
1. Относительно эффективности советского сельскохозяйственного производства. «АгроГУЛАГ» снесли, «колхозное рабство» отменили, «красных помещиков» ликвидировали как класс, но в последующие 25-30 лет не могли превзойти достигнутые при СССР показатели. Хуже того, в 90-е гг. производство продукции откатилось на 30 лет назад, к уровню начала 1960-х гг. Посевные площади сократились, а поголовье коров вообще упало в три раза. Про состояние социальной сферы на селе говорить излишне – и так все знают. Только теперь, вроде бы, наметился сдвиг (изменение климата поспособствовало?). Но мы никогда не узнаем ответа на вопрос: а какой скачок совершил бы аграрный сектор СССР за прошедшие десятилетия? За 6(!) с лишним пятилеток? Сколько «Продовольственных программ» было бы выполнено?
2. Небольшое отступление. Разрушение колхозно-совхозной системы происходило под лозунгом «Фермер накормит страну!». Лозунг, надо признать, хлёсткий. Он пронзал насквозь желудочно-кишечный тракт среднего советского обывателя, страстно желавшего откушать все 40 сортов колбасы. Вообще революции и контрреволюции совершаются не с помощью партийных программ, оружием партий выступают их лозунги. Кто в 1917 г. читал программу РСДРП(б)? Но лозунги большевиков, отражавшие чаяния народных масс (и собственную партийную программу, конечно), позволили им в конце концов захватить власть.