ГлавнаяАнтиутопияЮлия ВознесенскаяПаломничество Ланселота

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Юлия Вознесенская
Паломничество Ланселота

Полная версия

* * *

Посвящается моим сыновьям Андрею и Адриану-Артуру Окуловым

«…Ты был кротчайшим и учтивейшим мужем,
когда-либо садившимся за стол вместе с дамами,
а для смертельного врага – суровейшим противником,
когда-либо сжимавшим в руке копье».

Мэлори, «Смерть Артура», слово сэра Эктора о сэре Ланселоте

«Если мы не сможем рождать Ланселотов,
общество распадется на жестоких и ничтожных
(о тех, кто сочетает жестокость с ничтожеством, говорить не буду)».

К. С. Льюис

«Куда пойду от духа Твоего и от лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо – Ты там, сойду ли в преисподнюю —
там Ты. Возьму ли крылья зари и преселюсь на край
моря, – и там рука Твоя поведет меня
и удержит меня десница Твоя».

Пс. 138, 7-10
Господи, благослови!

Часть первая

Глава 1

Был ясный весенний день. Сэр Ланселот Озерный шагал по дороге, идущей в обход Драконьего леса в замок Камелот. По краю дороги росли столетние дубы, а вымощена она была еще римлянами, в древнем Логрисе было немало таких дорог. Над головой у сэра Ланселота пел жаворонок, в лесу ворковали горлинки, по заросшим травою обочинам звенели кузнечики. А может, и цикады, кто их, мелких, разберет. Дорога шла через поля и верещатники, огибала холмы-курганы с редкими большими деревьями на вершинах, ненадолго забегала в лес и снова выходила под открытое небо. Стоял апрель, лес был зелен и прозрачен, вереск лилово-розов, по склонам холмов добрые крестьяне уже раскинули на просушку разноцветные полотнища полей, обочины дороги пестрели наивными весенними цветочками. Вокруг было мирно и весело, дышалось привольно, шагалось легко.

– Хок-ку, хок-ку! – меланхолично взывала где-то на опушке леса кукушка.

– Тебе нравятся хокку? – улыбнулся сэр Ланселот. – Мне тоже.

– Хок-ку! Хок-ку! Хок-ку! – продолжала клянчить кукушка.

– Знаешь, я не захватил с собой книжечку японской поэзии, ты уж прости, птичка. А впрочем…

Сэр Ланселот остановился, секунду-другую подумал, а затем нараспев произнес:

Рыцарю меч не скрестить
с мечом самурая, но песня кукушки
тоску на обоих наводит.

Кукушка обиженно квакнула и замолчала.

Ланселот засмеялся, помахал рукой в сторону опушки и зашагал дальше. И до чего же хорошо было вот так шагать и шагать по дороге, дыша свежим утренним воздухом, любуясь весенними холмами, переходя по замшелым каменным мостикам речушки с быстро бегущей чистой водой. О, дивный край, зеленый Логрис! Сэр Ланселот Озерный всем сердцем любил эту страну, где страстью зовется тяга к подвигам, одержимостью – любовь к приключениям, а бахвальство и лень – наихудшие из встречающихся пороков; страну, в которой при слове «любовь» на ум приходят баллады, а при крике «Тревога!» – мысль о драконе из соседнего леса; страну, где волшебника Мерлина считают хорошим врачом и никудышным пророком, ибо нередко пророчит дурное, а кто же любит такие пророчества? Страну, в которой камины и печи топят дровами, где даже простые крестьяне едят настоящие овощи, хлеб и мясо, пьют молоко и носят одежду из холстины, сукна и льна…

Но что это там такое? Показалось ему, или он в самом деле уловил боковым зрением мелькнувшее на холме крутое белое облачко? Вон на том горделивом холме, увенчанном короной из семи изумрудных елей, не Индрик ли это там, за желтым утесником, за темным остролистом? Сэр Ланселот сошел с дороги и начал осторожно подниматься на холм, туда, где мелькнула белоснежная тень. Он прошел мимо зарослей утесника, мимо куп остролиста, поднялся почти к самой вершине и остановился, не зная, очарован он или разочарован: перед ним стоял терновый куст, сплошь усыпанный белым цветом, вблизи похожий уже не на гордого единорога, а на застенчивую деревенскую невесту в свадебном уборе. Рыцарь протянул руку и осторожно коснулся нежно-пушистой ветки. Недостаточно осторожно коснулся – на его указательном пальце выступила капля алой крови.

– Ах ты недотрога! – улыбнулся сэр Ланселот и слизнул кровь с пальца. – Соблюдаешь «правило двух вытянутых рук»? Правильно, с нами, рыцарями, так и надо.

Еще разок вдохнув горьковатый аромат цветущего терновника, сэр Ланселот развернулся, откинул за спину зеленый замшевый плащ и легкими длинными прыжками спустился с холма на дорогу. На обочине он почти сразу же высмотрел остроконечный подорожник: покойная матушка почему-то именно такой подорожник считала наиболее целебным. Он обмотал палец длинным зеленым листом и вновь зашагал к Камелоту.

Замок короля Артура издали казался маленьким городком, так много башенок и шпилей с флюгерами и штандартами теснилось над его высокими зубчатыми стенами.

Вскоре сэр Ланселот был уже под стенами Камелота. Подъемный мост через замковый ров был опущен, а железная решетка в воротах поднята, но не гостеприимно, до самого верха, а лишь наполовину. Непорядок и запустение! Однако когда сэр Ланселот уже шагал по мосту, мальчики-герольды все же вышли из надвратной башни, подняли трубы и протрубили приветственную мелодию. Но только один из них доиграл ее до конца, а второй на середине мелодии вдруг опустил трубу, сделал изящный поклон, развернулся и танцующим шагом удалился в башню. Ланселот усмехнулся и покачал головой. Укорять герольда за недостаток вежливости не имело смысла, ведь это был фантомный мальчик.

Во дворе замка он никого не встретил, прошел мимо пустой коновязи и старого колодца к донжону и поднялся на второй этаж. На лестничной площадке рядом с рыцарскими доспехами стояло большое серебряное зеркало на каменном постаменте; после долгих споров со строгим декоратором Сандрой его все-таки поставили тут камелотские дамы: им, видите ли, требовалось бросить на себя последний взыскательный взгляд перед входом в пиршественный зал. Где они теперь, эти гордые, капризные и прекрасные дамы… На ходу сэр Ланселот увидел в зеркале свое отражение: смуглое лицо с глубоко посаженными серыми глазами, черные с проседью кудри, такие же усы и бородка, длинный синеватый шрам на щеке и еще пара небольших шрамов на лбу – в общем, заурядное и мужественное лицо высокородного рыцаря средних лет.

В пиршественном зале у камина сидел король Артур с золотым кубком в руке. Сидел он на троне, еще в середине прошлой суровой зимы перенесенном с парадного возвышения поближе к огню. Рядом стояло простое деревянное кресло – Ланселотово. Волнистые белые волосы короля падали ему на лоб и плечи, корона-обруч была надвинута на самые брови, а тонкое горбоносое лицо с небольшой бородкой немного портила гримаса скучающего человека. У ног короля лежала Диана, последняя собака Камелота.

Когда-то в старом замке была добрая дюжина фантомных собак разного возраста и разнообразных пород, и у них даже водились щенки. Но, как известно, со временем фантомы изнашиваются и бледнеют, если их периодически не подпитывать, а на это нужны деньги, и вот их-то как раз и не было. Бедная Дианка уже дряхлеет, отуманивается и понемногу превращается в призрак собаки. Скоро она и вовсе растает. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь – королевство у них бедное, захудалое, можно сказать, королевство.

Король Артур обрадовался сэру Ланселоту и тут же предложил кубок вина с дороги.

– Где странствовал мой доблестный Ланселот? – спросил он.

– В северных морях.

– Были приключения?

– Да нет, ничего особенного: видел пару морских драконов, отогнал их от берега в открытое море.

– И конечно, освободил какую-нибудь морскую царевну?

– Чудищ в тамошних водах много, а вот царевны что-то не попадаются. Вода, наверное, холодная… Между прочим, ваше величество, левый герольд не доигрывает до конца приветственную мелодию.

– Я уже заметил. Надо будет им заняться.

– Без меня кто-нибудь заглядывал в Камелот?

– Два проезжих рыцаря-крестоносца. Но им у нас не понравилось.

– Они, верно, ожидали встретить в замке разгульный пир с красивыми и доступными девицами?

– Вроде того. Эти невежды даже не знали, почему на плащах у них нашиты кресты и зачем они направляются в Иерусалим. «Пограбить маленько!» – сказали они, когда я спросил их о цели похода. Я этих крестоносцев угостил и вежливо выставил.

– А знаешь, король, они не соврали: паладины Господа Бога грабили охотно и умело.

– Вот-вот, и морды у них были самые разбойничьи.

– А больше никто не заезжал?

– Больше никто.

– Да, друг король, захирел наш Камелот, опустел твой Круглый стол, – сказал сэр Ланселот, протянув ноги к огню и попивая подогретое вино. – Послушай, а давай-ка устроим тебе королеву! Я начну за ней куртуазно волочиться, ты станешь ревновать – вот и драма, вот и развлечение.

Король наклонился, поставил кубок на каменный пол рядом с креслом, выпрямился и укоризненно взглянул на сэра Ланселота.

– Ты это серьезно? Ты хочешь поселить здесь, в Камелоте, красивую фантомную дуру в качестве королевы?

– Ну да…

– А хочешь, я скажу, зачем это тебе надо, сэр Ланселот Озерный?

– Слушаю, мой король.

– Ты хочешь, чтобы я занимался ею во время твоих постоянных таинственных отлучек и не скучал. Благодарю за заботу, Ланс, но, право же, не стоит труда. Такая королева очень скоро надоест мне до оскомины.

– Да, фантомная королева – это скучно и утомительно, ты прав, друг король. Вот Сандра – та могла вызывать персон, она сумела бы пригласить для тебя настоящую Гвиниверу.

– А настоящая Гвинивера оказалась бы стервой, и нам обоим житья бы от нее не стало, – король поднял свой кубок и пригубил.

– Вполне возможно, друг король, что Гвинивера-персона не пришлась бы по вкусу ни мне, ни тебе, тут заранее не угадаешь. И страшно даже представить, какие из того могли бы проистечь неприятности! Так что, выходит, все и к лучшему.

– У тебя, сэр, все к лучшему, – проворчал король.

Они помолчали, потягивая вино и глядя на огонь.

– Знаешь, мне сегодня показалось, что я видел на холме Индрика, – сказал Ланселот.

– Показалось?

– Увы. Я подошел, а это цветущий терновый куст. Вот – укололся о шип.

Король покосился на зеленый палец Ланселота и пожал плечами:

– Как можно спутать единорога с терновым кустом, Ланс?

– Я же спутал.

– А какой прекрасный был единорог и как он пел! Мы больше никогда не услышим его дивных печальных песен…

– Что до меня, то мне, признаться, больше нравились бодрые песни Фафнира. Например, улетный марш драконов, – и Ланселот запел нарочито хриплым басом:

Когда драконы разворачивают крылья,
пред ними ветер гонит пыль и прах.
Когда летит драконья эскадрилья —
внизу царят смятение и страх.
Гребень – по ветру,
крылья – вразлет!
Драконы, вперед!
Только вперед,
а не наоборот!

Король, поначалу слушавший Ланселота с заблестевшими глазами, вдруг понял, что его разыгрывают, швырнул кубок об пол и воскликнул:

– Ланселот! Гнусный рыцарь и жалкий обманщик! Не было у Фафнира никакой драконьей эскадрильи и не пел он никогда такого дурацкого «улетного марша»! Признайся, что ты только что его сочинил!

– Ну и сочинил. А что мне остается делать, если мой король по крайней мере раз в месяц устраивает в Камелоте пару дней вселенской скорби: хандрит, капризничает, раздражается по всякому поводу и того гляди соорудит фантомного палача и велит отрубить мне голову вместе с обручем? Как же мне не попытаться развеселить твое печальное величество? Или в Камелоте уже и пошутить нельзя стало?

– Шути на здоровье. Только знаешь, сэр Ланселот, шутки у тебя в последнее время какие-то… казарменные.

– Рыцарская казарма? Звучит исторически недостоверно, но вполне оскорбительно, и я оскорблен. Вызываю тебя на поединок, король!

– Отстань.

– Да не будь же ты таким унылым, Артур!

– А ты не будь таким жизнерадостным занудой. Мне скучно, вот я и скучаю.

– Конечно, у нас в Камелоте в последнее время стало скучновато, но ты вспомни, как весело мы жили раньше, при Сандре!

– Я все помню. Но ведь это – в прошлом.

– А до веселого прошлого с Сандрой у нас было скучное прошлое без Сандры. Помнишь, какая тоска была в Камелоте до ее прихода? А сама наша Реальность? Посмешище была, а не Реальность! Чего стоила одна русская печь, которой мы отапливали замок. И куковали мы с тобой вдвоем, как и сейчас, друг король! Кстати, напомни мне как-нибудь рассказать тебе про кукушку, любительницу японской поэзии… Так вот, вспомни: пришла Сандра, за нею появились рыцари и прекрасные дамы, начались настоящие приключения. А какие персоны нас посещали! Индрик! Мерлин! Фафнир! Помнишь, как этот зверюга любил загорать на площадке надвратной башни, свесив свой хвост прямо в проход? Лежит этаким котиком и будто никого не замечает, а когда кто захочет пройти в ворота, он только слегка качнет шипастым хвостом – и у любого храбреца вмиг слабеют коленки.

– Да, умел напустить страху наш дракоша, – сказал король, грустно улыбаясь.

– Конечно, с персонами гораздо интереснее, чем с фантомами, – продолжал Ланселот. – Персоны непредсказуемы, у каждой собственный характер и поведение.

– А ты помнишь, Ланс, как обозвал меня Мерлин, когда впервые появился в нашем замке?

– Тебя обозвал – нашего короля? И что же сказал этот старичина?

– Он заявил, что никакой я не король Артур, а «просто взбесившийся кролик». А я сам тогда не знал, что Артур означает «бешеный медведь», мне Сандра потом объяснила смысл этой оскорбительной шутки.

– Да, шуточки у Мерлина были грубоваты. Как сказал бы один мой знакомый король, казарменные у него были шуточки…

– Оставь! И прекрати меня утешать – я безутешен. Все равно без Сандры и остальных стало так тоскливо, что хоть беги из Реальности. Все теперь не то… – и король печально уставился на подернутые пеплом угли.

Ланселоту надоело сидеть в кресле, он поднялся и стал прохаживаться по залу, разглядывая обветшавшие гобелены.

– Ланс, скажи откровенно, тебе по-прежнему нравится наша Реальность? – спросил вдруг король.

– Да, Артур, мне очень нравится наша Реальность.

– А что тебе больше всего в ней нравится?

– Ноги.

– Какие ноги? – опешил король и подобрал протянутые к камину ноги.

– Мои ноги.

– Ты шутишь?

– Вовсе не шучу. Мне нравится, что я могу прямо сейчас выйти за дверь, спуститься по лестнице и отправиться своими ногами гулять куда вздумается. Пойдешь со мной?

– Идти и на ходу сочинять, что именно ты увидишь за поворотом? Уволь! У меня не так развито воображение, ведь это тебя, а не меня воспитала фея Моргана.

– Тогда, может быть, ты выйдешь со мной и проводишь меня хотя бы до леса?

– Зачем?

– Ну… Я мог бы показать тебе терновый куст, который издали похож на единорога, а вблизи – на невесту.

– Ты же знаешь, сэр Ланселот, что я король-домосед. Не хочется мне сегодня выходить из замка да и вообще двигаться.

– Тогда вот что, друг король, – сказал Ланселот, теряя терпение, – сейчас я выйду из Реальности, а завтра приду, и мы снова посидим с тобой у камина и побеседуем. Я надеюсь, что твоя хандра к тому времени пройдет. Ну, я пошел! Пока, друг король!

– Позволяю тебе удалиться, сэр Ланселот, – быстро и сердито проговорил Артур, и Ланселот, посвистывая, удалился, оставив короля хандрить у потухшего камина.

Глава 2

Мессия был не в духе, Мессия нервничал. Он сидел в высоком кресле во главе стола заседаний, мрачно склонив прекрасное лицо, и молчал. Его правая рука, уже обработанная, лежала на столе, и пальцы ее шевелились, сжимались в горсть и разжимались, будто собирали с зеркальной поверхности стола несуществующие крошки. Над другой рукой еще продолжал трудиться маникюрщик. За ночь красивые длиннопалые руки Мессии покрывались густыми рыжими волосами, почти шерстью, а ногти вырастали на полтора сантиметра и загибались внутрь наподобие когтей хищной птицы. Никто из врачей не знал, что это за напасть такая, и никто не умел помочь Мессии от нее избавиться. Когти и волосы на руках вождя человечества и целителя страждущих приходилось удалять к утренней программе новостей: утро планетян начиналось с короткого выступления Мессии, и если бы он пренебрег этим каждодневным благословением народов, в мире разразилась бы паника. Да, мир всегда с надеждой взирал на Мессию, но сам он сегодня не был доволен порученным ему миром.

– Начинайте докладывать, – обратился он к членам мирового правительства. – Как там ваша саранча, Пульман?

Министр сельского хозяйства Фритц Пульман откашлялся и начал:

– Благодаря своевременно принятым мерам и отчасти северному ветру в бассейне Средиземного океана продвижение саранчи на север удалось существенно замедлить. К отрядам экологистов по вашему приказу, мой Мессия, присоединилась армия клонов, и она оказывает существенную помощь в борьбе с саранчой.

– Что именно делают клоны?

– Э… Об этом лучше спросить генерала Чарльстона.

– Генерал?

Генерал клон-армии Джордж Чарльстон вытянул шею, презрительно покосился на министра сельского хозяйства и ответил коротко:

– Выжигают.

– Что выжигают?

– Все, мой Мессия. Поля, сады, фермы, поселки, леса.

– Чем выжигают?

– Напалмом, естественно, – генерал пожал острыми старческими плечами, вздернутыми как у геральдического орла.

Пульман привстал со своего кресла.

– Ну? – повернулся к нему Мессия.

– Мой Мессия! По поводу применения напалма у меня есть некоторые возражения. Напалм, безусловно, уничтожает саранчу, но он также губит созревающий урожай и новые посевы. Обработанные напалмом поля нельзя будет засевать ближайшие два-три года. Саранча и напалм равно несут голод населению.

– Министр продовольствия, у вас есть что послать в эти районы?

Министр продовольствия Моратти сокрушенно вздохнул и покачал лысой головой.

– Нет, мой Мессия. Все запасы исчерпаны. Во всей Европе продовольствия осталось практически на месяц. Во многих районах юга уже начался голод.

– Генерал, применяйте против саранчи вместо напалма водородные бомбы локального воздействия.

– Слушаюсь, мой Мессия!

– И сбрасывайте бомбы в первую очередь на голодающие районы: напалмом эти язвы не выжечь. А вы, Моратти, кажется, забыли, что я еще на прошлой неделе приказал вам покончить с голодом?

– Да, Мессия, но запасы продовольствия подошли к концу. Как может одна Скандинавия прокормить всю остальную Европу?

– Кто у нас министр продовольствия, Моратти, я или вы? Немедленно изыщите способ пополнить запасы продовольствия.

– Но, мой Мессия, их нечем пополнять! Против нас будто ополчились и Бог, и природа…

– Молчать!

Мессия вытянул в сторону Моратти уже обритый указательный палец: министр поперхнулся невысказанным словом и замер, как в детской игре, выпучив глаза и не успев закрыть рта.

– Джубран, у вас есть на этот счет какие-нибудь соображения? Разумеется, помимо тех, что пытался тут излагать ваш бывший шеф. Но даже не пытайтесь заикаться о природе и прочей подобной чепухе!

Сидевший рядом с застывшим министром продовольствия его заместитель, смуглокожий и гибкий брюнет, вскочил с места и отвечал, быстро и глубоко кланяясь:

– Да, мой Мессия! Не только соображения, но и конкретные предложения, а также практические разработки.

– Да сядьте вы и перестаньте кланяться, как трясогузка! Вы представляли ваши соображения министру продовольствия?

– Да, – сказал Джубран, усаживаясь на свое место и все-таки не удержавшись при этом от еще одного почти незаметного для глаз поклона.

– И какова же была реакция вашего шефа?

– Господин министр продовольствия изволил заявить, что я болван и что от моих предложений его тошнит.

– Интересно, что ж это вы такое ему предложили?

– Во-первых, я предложил ему новую продовольственную концепцию: если продовольствия не хватает для удовлетворения запросов потребителей, следует в первую очередь заняться сокращением числа потребителей с помощью имеющихся ресурсов продовольствия: это и дешевле, и эффективнее.

– Не понял?

– В стандартные продукты питания можно добавлять средство для эвтаназии, направляя их затем в те районы, которым грозит голод.

– Остроумно! А еще что?

– Затем я предложил господину министру послать продовольственные отряды клонов в районы нашествия саранчи для сбора и обработки акрид.

– Сбора чего?

– Акрид. Акриды – это новый вид питания, разработанный под моим личным руководством в одной из лабораторий Института питания Мировой академии наук. Это съедобные животные, точнее крупные насекомые вида Gryllus migratarius. «Акриды» – древнее название, но можно предложить и другое, более современное и понятное широкому потребителю, а именно – «сухопутные креветки». В настоящий момент сама природа, да простит мне мой Мессия это упоминание, милостиво позаботилась о том, чтобы предоставить нам практически неограниченное количество ценного белкового продукта. Мой Мессия, разрешите мне представить уважаемому собранию разработанные нами образцы.

– Представьте.

Мессия и все министры, кроме застывшего Моратти, заинтересованно смотрели на Джубрана. Тот поднялся, поставил перед собой кейс, раскрыл его и начал выставлять на стол пакеты, коробки, коробочки и банки.

– Вот это – акриды сушеные. Вкус отвратительный, но количество протеинов отменное. Годится для питания клонов, а также может быть использовано при изготовлении всевозможных энергетических напитков на фабриках питания – в смеси с другими продуктами и с добавлением ароматизаторов и витаминов, – он вытащил из пакета сушеную саранчу, продемонстрировал ее присутствующим и небрежно бросил обратно в пакет.

– А вот это, – интригующе проговорил Джубран, доставая глянцеватый коричневый трупик из другого пакета, – это стоит попробовать всем присутствующим. Перед вами акрида копченая! Признаюсь без ложной скромности, это самая большая удача нашей лаборатории.

– Раздайте, – кивнул Мессия.

Джубран пустил пакет вдоль стола. Министры и заместители с опаской и едва скрываемым отвращением брали копченую саранчу и, расстелив на столе перед собой бумажные салфетки, принялись чистить акриды, как чистят раков. Мессия протянул длинную руку к соседу, министру энергетики, выхватил у него еще не дочищенную акриду, бросил в рот и с хрустом разжевал.

– А ведь недурно! – удивился он и протянул руку: – Ну-ка, еще одну.

– Смею заметить, мой Мессия, – сказал Джубран, вскакивая с места и почтительно поднося Мессии пакет с копченой саранчой, – эти самые акриды использовались в пищу населением ближневосточных стран еще в глубокой древности. Между прочим, христианские отшельники в пустыне, в том числе и знаменитый Иоанн Креститель, питались исключительно акридами и диким медом.

– Святые лопали саранчу? Забавно! – Мессия улыбнулся, а министры захихикали: напряжение и страх постепенно оставляли их, и они заметно успокаивались.

Джубран между тем продолжал:

– Предлагаю вашему вниманию – акриды консервированные, акриды маринованные и акриды в масле – отменная закуска, между прочим! – вяленые акриды – эти вполне могут стать лакомством бедноты. И, наконец, особое предложение министру сельского хозяйства – кормовая мука из акрид: этой мукой можно откармливать свиней и птицу, а также добавлять в корм крупному рогатому скоту. Мой Мессия и господа министры! Я утверждаю, что мы имеем возможность превратить нашествие саранчи, это всепланетное бедствие, в основу всепланетного благоденствия.

– Проще говоря, перекрестить саранчу в акриды, – ухмыльнулся Мессия. – Ловко!

Мировое правительство угодливо захихикало.

– Особо хочу отметить, – продолжал Джубран, – что за эти разработки мы принялись по призыву нашего Мессии, который велел бросить все силы на решение продовольственной проблемы. Мне кажется, руководимая мной лаборатория этот наказ Мессии успешно выполняет. Но я, конечно, могу ошибаться, и в этом случае, уверен, мой Мессия меня поправит. Это все, мой Мессия.

Маникюрщик тем временем закончил обработку левой руки Мессии и тихо исчез. Ничего не ответив Джубрану, Мессия встал и подошел к пребывающему доныне в столбняке министру продовольствия. Он возложил свои руки, вновь ставшие самыми красивыми руками на планете, на плечи своего министра и сказал негромко и проникновенно.

– Дорогой помощник и друг, незабвенный Джузеппе Моратти! Я благодарю тебя за многолетнюю верную службу и прощаю тебе твои ошибки последнего периода – самого трудного периода в жизни мирового сообщества и моей. Я сам должен был заметить, что ты устал. Ты исчерпал свои возможности, мой бедный дорогой Джузеппе! Отправляя тебя на заслуженный отдых, я скажу от своего имени, от имени мирового правительства и всей Планеты: спи спокойно, добрый труженик, благодарные планетяне тебя не забудут!

Мессия, продолжая левой рукой держаться за плечо бывшего министра продовольствия, правой обнял его за горло спереди и резко дернул руку назад. Раздался хруст. Мессия отошел, вытирая руки платком, а бывший министр остался сидеть с неестественно запрокинутой за спинку кресла головой.

– Почтим его уход вставанием, – сказал Мессия и тем же платком промокнул сухие глаза.

Все министры и заместители встали и склонили головы.

– Уберите это, – негромко бросил Мессия охранникам, стоявшим за его спиной.

Два охранника подскочили к трупу Моратти, подцепили его под руки и бегом вынесли из кабинета.

– Министр продовольствия… – Мессия прикрыл глаза и на мгновение замер, будто прислушиваясь к чему-то, а затем продолжил: – Исмаил аль-Идлиби Джубран, вы хотите еще что-нибудь прибавить к вашему сегодняшнему блестящему выступлению?

– Хочу лишь добавить, что мы продолжаем поиски новых методов использования акрид на пользу планете и во славу Мессии.

– Вы хорошо вступаете в должность, мой молодой друг. Пища святых отшельников – это надо же! Однако… Уберите эту гадость со стола! Да не вы, Джубран! Вы сидите спокойно, слушайте и думайте. У меня здесь мало кто думает.

Один из охранников подскочил к столу, вытянул из кармана платок, протер стол перед Мессией, а потом платок с остатками растерзанной акриды сунул обратно в карман. Прочие члены кабинета министров сделали то же самое, используя собственные платки и бумажные салфетки со стола.

Мессия между тем обратился к сухощавому старику:

– Министр людских ресурсов!

– Я вас очень внимательно слушаю, – проговорил министр людских ресурсов Делардье.

– Сколько у нас сейчас людей?

– Простите, мой Мессия, вы имеете в виду граждан Планеты или вообще население Земли?

– Дайте обе цифры.

– Планетян сейчас восемнадцать миллионов, а всего на Земле в данный момент проживает около трехсот миллионов человек.

– Много, слишком много и тех, и других! Ладно, до русских и китайцев нам пока не добраться, но почему же так много планетян?

– Следуя вашим указаниям, мой Мессия, мы постоянно и планомерно сокращаем число граждан Планеты.

– Если бы вы следовали моим указаниям, – фыркнул Мессия, – сейчас на моей шее было бы не более десяти тысяч человек: три тысячи избранных полноправных граждан и психически обработанный обслуживающий персонал. Все остальные – лишние, лишние, лишние, сколько раз вам повторять! Армию и пролетариат должны составлять только клоны! Люблю я этих послушных малышей… А человечишек на Планете слишком много, мне столько не требуется!

– Мой Мессия, позвольте! Я приготовил на ваше рассмотрение новый закон об эвтаназии, – сказал Делардье и вытащил бумаги из кейса.

– Да не шуршите вы своими бумажками, так докладывайте!

– Слушаюсь. Я предлагаю ввести обязательную эвтаназию для всех одиноких инвалидов и хроников.

– Это связано с большими организационными трудностями и большим расходом дорогостоящих медикаментов, – заметил министр здравоохранения Славичев.

– Абсолютно никаких трудностей, – возразил Делардье, досадливо прикрывая глаза сухими пергаментными веками.

– Ну как же никаких? Не везде на местах есть пункты эвтаназии. А как вы принудите инвалидов явиться по вызову, если они, допустим, не намерены расставаться с жизнью?

– Все продумано, Славичев, – тонко улыбнулся Делардье. – Пункт эвтаназии организуется очень крупный и хорошо оснащенный, но зато один на всю Планету.

– Это где же? – поднял брови Мессия.

– Здесь, в Иерусалиме, мой Мессия. А инвалиды со всего света соберутся сюда сами. Достаточно объявить неограниченное право на исцеление для всех. Инвалиды хлынут со всех сторон.

– Не понял, в чем суть?

– В том, чтобы собрать весь человеческий балласт в одном месте, где его можно будет быстро и дешево ликвидировать.

– Где вы их всех разместите, хотел бы я знать? Кстати, ни у кого не появилось никаких новых соображений, как нам проникнуть на «недоступные острова»? Генерал Чарльстон?

– Увы, мой Мессия, эти острова – Воскресенский, Елеон, Горний, Иерихон и прочие по-прежнему недоступны ни с воды, ни с воздуха, и что там на самом деле происходит, наука объяснить не может.

– Вот и хорошо, что не может… Бомбить продолжаете?

– Естественно, мой Мессия.

– Ну и каков результат?

– Никто из бомбивших не вернулся, чтобы рассказать об этом.

– А острова?

– Стоят как стояли.

– Понятно. Значит, использовать «недоступные острова» мы все еще не можем… Ну так что же вы там решили с грядущим нашествием инвалидов, Славичев?

– Часть их, естественно, погибнет в пути – это нетрудно организовать, учитывая современную обстановку. А добравшихся до Иерусалима мы соберем на стадионе и скоренько избавим от страданий с помощью иприта в смеси с веселящим газом.

– Такое уже бывало, – кивнул Мессия. – Но некоторых инвалидов я могу действительно исцелить – для рекламы. Кто бы знал, как утомляют меня физически и нравственно эти идиотские исцеления! Однако сегодня каждый инвалид или хроник, надеющийся на исцеление по жеребьевке, приносит нам полпланеты в неделю. Как с этим?

– Об этом я как-то не подумал, мой Мессия…

– Надо думать, дружочек, всегда надо думать! Иначе бы я вместо вас посадил за этот стол тринадцать клонов.

– Можно назначить плату за исцеление…

– Не годится! Исцеления Мессии бескорыстны, об этом знает весь мир.

– У меня предложение, – поднял голову министр финансов. – Я бы поставил вопрос таким образом: чудеса Мессии служат всему народу, и народ жаждет поклоняться своему Мессии в соответствующей обстановке, то есть в Храме. А потому каждому пилигриму, отправляющемуся на исцеление в Иерусалим, надо позволить внести сто планет на восстановление Иерусалимского храма. До исцеления, естественно, а не после… И предложим это, конечно, не мы, а сами инвалиды и хроники.

– Принято, – кивнул Мессия. – Разрабатывайте программу глобального исцеления страждущих. А Храм давно пора достроить, Апостасий уже надоел мне со своими претензиями. Ну что ж, господа министры, я удовлетворен, сегодня мы плодотворно потрудились. Будем расходиться.

Министры встали и запели Общий Гимн, прославляющий Мессию: