Юлия Витальевна Черёмухина
Никакого принуждения
20 августа. Абсолютная свобода.
Что я чувствовала? Как бы это лучше описать…
Мир переродился, стал новым. Вот как в Библии описывается первая неделя Сотворения: небо, земля, звёзды, растения и животные. Ничего лишнего, ничего грязного, ничего избыточного.
И была в нём я. Границы перестали существовать. Если мне хотелось пересечь океан, я могла сделать это вплавь, не опасаясь устать и утонуть. Сила притяжения перестала тормозить мои восхождения на самые высокие горы. Если мне не хотелось идти по земле, я могла ухватиться за ветер и лететь вместе с ним.
Времена года? Конечно, были. Я обожала весну: могла не спать несколько ночей, наблюдая, как распускаются почки на яблоне. Наверное, трудно представить, но я чувствовала, как растёт молоденькая травка, как талая вода уходит в недра земли.
Этот мир был моим, и я была везде: в солнечных лучах, что играли бликами в течении рек, в капельках дождя, в первых снежинках, что таяли, едва коснувшись мёрзлой почвы.
Памяти больше не существовало. Всё началось заново, с чистого листа.
***
На улице пахло сыростью: всю ночь шёл дождь, робкое солнце еле грело, трещинки в асфальте напитались влагой. Больничный корпус психиатрической клиники навевал вселенскую тоску: поблёкшая зелёная краска была вся в разводах, серая черепичная крыша побурела, ступеньки крыльца раскрошились. Видно, на муниципальную собственность никогда не находилось достаточно средств, ремонт делался, в лучшем случае, лет десять назад.
Я прошёл к пункту пропуска, показал паспорт тучной женщине в блондинистых кучеряшках и поднялся на третий этаж. В коридоре меня уже поджидал профессор Удольцев, которого руководитель кафедры назначил мне в качестве наставника на время практики.
– Здравствуйте, молодой человек! – жизнерадостно приветствовал меня сухонький старичок в белоснежном халате. – Вы как раз вовремя. Сейчас время обхода, так что совместим приятное с полезным. Следуйте за мной.
Никаких вводных разглагольствований о здешнем учреждении. С корабля на бал. Коридор оказался достаточно длинным: у каких-то дверей мы останавливались, а какие-то проходили мимо. Рядом с одной из них Удольцев замялся, но остановился и развернулся ко мне.
– Коллега, взгляните, вот здесь у нас интересная пациентка, – профессор мотнул головой в сторону двери с прозрачным окошечком. – Заходить внутрь мы не будем, это лишь спровоцирует агрессию.
– Чем же она так интересна? – я нетерпеливо поправил очки на носу.
– Она напала на двух людей: подругу лишила зрения, своего молодого человека голоса.
Я вздрогнул, с опаской покосился на дверь. Конечно, в книгах мне приходилось читать о случаях и похуже, но сейчас за этой самой дверью находилась женщина, сделавшая двух людей инвалидами.
– Диагноз?
– В этом вся проблема: на задержании она говорила, что все её действия были обусловлены сделкой с чудотворцем. А потом отключилась. Бормотала, что хотела стать свободной. Сейчас большую часть времени она – просто овощ.
Я аккуратно заглянул в окошко. Комнатка за дверью оказалась очень маленькой. Сероватые выпуклые кубики, которыми были обшиты стены изнутри, создавали иллюзию мягкости и комфорта. В углу сидела девушка. Длинные спутанные волосы обрамляли осунувшееся лицо, больничная одежда висела на ней мешком. Не моргая, она смотрела в противоположный угол палаты. Из правого уголка рта ей на футболку капала слюна.
– Видите? Если не входить в палату, она будет сидеть как статуя, не реагируя ни на свет, ни на звук. Контакт с ней мы не можем установить. Чтобы покормить её, нам приходится делать укол успокоительного, привязывать к кровати и через капельницу давать всё, что нужно для поддержания жизни.
– Как долго она здесь находится? – я не мог отвести взгляд от лица сумасшедшей.
– Четыре месяца. И знаете, за всё это время никто не попытался с ней увидеться, – профессор прислонился плечом к стене. – Хотя это бы не имело никакого смысла: пациентка разумом совершенно не здесь.
– Вот бы узнать, где именно, – пробормотал я, отходя от двери.
– К сожалению, этого нам не дано.
– К сожалению? Простите, но вы её жалеете? – я был несколько удивлён.
Профессор потёр переносицу и пристально посмотрел на меня. От его взгляда по спине побежали мурашки. Глаза у него были странные: зрачки сузились так сильно, словно их нарисовали тонкой гелиевой ручкой.
– Молодой человек, я всю жизнь работаю с больными людьми. И давно научился никого не осуждать. Каждый человек по своей сути ни хороший, ни плохой. И вы, и я – все мы стремимся обрести своё счастье. Только вот пути у нас разные. Кто-то не выдерживает нагрузки и сходит с ума.
– Да разве стремление к счастью может заставить человека калечить людей? – я не мог понять позицию профессора.
– Беда в том, что люди не столько хотят добиться счастья, сколько лишь сделать свою жизнь сносной. А это всегда есть путь в никуда.
Я ещё раз заглянул в палату. Маленькое замкнутое пространство без окна, стены обиты мягким материалом. В углу скрючилась молоденькая девушка.
– Если она хотела обрести свободу, то точно выбрала неверный путь.
– Это только с вашей точки зрения, – странно улыбнулся профессор.
***
Правда, и в этом новом мире изредка бывали ненастные дни. Грозовые облака затягивали бездонное небо, на горизонте поднимался вихрь торнадо, деревья пригибались низко к земле, скрипели, ломались.
Ещё ни разу мне не удавалось скрыться от этого безумия. Смерч всегда настигал меня внезапно, и на доли секунды всё вокруг вспыхивало ослепительно белым светом. Руки и ноги переставали слушаться, сердце начинало выпрыгивать из груди.
Но вдруг всё прекращалось. Я лежала на берегу моря, смотрела в звёздное небо. Наверное, без этих бурь мой мир не был бы так прекрасен.