Юлия Витальевна Черёмухина
Никакого принуждения
– С чего мне вам верить?
– Это не мне решать. Я никого ни к чему не принуждаю.
– В любом случае, я не смогу, – просипела я, смаргивая неожиданные слёзы.
– Это тоже решать не мне. Но предложение бессрочное. Как только с вашей стороны условия будут выполнены, я тут же исполню свои обязательства. А теперь мне пора. До свидания!
Он отодвинул стул, чуть помедлил и встал из-за стола.
– Подождите!
Старик удивлённо посмотрел на меня, нахмурился, но сел обратно.
– То, что вы предлагаете… Как можно вообще на такое решиться? Ведь придётся покалечить ни в чём не виновных людей.
– Вы действительно полагаете, что есть ни в чём не виновные люди? – он иронично ухмыльнулся. – Кроме того, вы же их не убивать будете…
– Но это безумие! – я перебила его, нервно дернула рукой и уронила со стола чашку.
Она разбилась. Кофейная гуща растеклась уродливым пятном на светлом ламинате. К нам поспешил официант, попутно рукой и кивком головы подзывая уборщицу. Началась суматоха. И тут чудотворец притянул меня к себе, заглянул в глаза и спросил:
– У нас есть только эта жизнь, понимаете? И как её прожить, решать нам. Можно спрятать голову в песок, притворяться живым, а самому тихонько ждать смерти. А можно делать то, что хочется. И не пытаться втиснуться в рамки, которые придумали незнакомые нам люди. Так что вы выберете?
20 декабря. Аня.
«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…» – отражалось от расписных стен, взмывало под ажурную арку ввысь тягучее бормотание. Свечи потихоньку таяли, и с еле заметным дымком взмывали в небеса молитвы уставших от несправедливостей жизни людей.
Я никогда не умела молиться. Старалась говорить что-то души, а в церкви всегда требовали речей по регламенту. Поэтому я просто выбирала какую-нибудь икону, становилась напротив и размышляла. Иногда это выливалось в исповедь, но исповедь молчаливую, обречённо смиренную.
Нас воспитывали в страхе перед судьбой. Нам не позволялось отрывать взгляд от грязи под ногами, потому что один неверный шаг грозил падением в пропасть. Но земля подо мной не разверзлась, люди не отшатывались от меня в отвращении, полиция с мигалками и сиреной не гналась следом. А ведь я сделала ужасную вещь: я искалечила подругу.
После разговора с чудотворцем мы со Светкой вернулись к ней домой. Она всю дорогу допытывалась, что я попросила у старика. А я лишь шла за ней следом и молчала. Я молчала, пока она кипятила чайник и разливала чай, пока доставала печенье и выкладывала в вазочку конфеты. Мне было интересно, когда же она, наконец, угомонится.
– Ты – дура! – выкрикнула неожиданно Света. – Такой шанс упустить! Я больше для тебя вообще ничего делать не буду, раз ты даже не пытаешься воспользоваться случаем.
– А ты считаешь, стоит воспользоваться? – тихо переспросила я.
– Конечно, стоит! А, кстати, что он тебе предложил?
Её нездоровый интерес к моей жизни неприятно удивил меня. Раньше я не обращала на это внимания, но Светка словно ставила надо мной эксперименты, сталкивая с определёнными людьми, конструируя события, заманивая в ловушки. А потом наблюдала, как я из всего этого выбиралась.
– Извини, я сейчас вернусь, – я выскользнула из-за стола и спряталась в ванной комнате.
Из зеркала над раковиной на меня смотрели испуганные глаза на бескровном лице. Я пригладила волосы на висках, убрала ресничку с щеки. Неожиданно взгляд зацепился за жидкость для контактных линз, которая стояла на полочке под зеркалом.
А ведь у Светы с детства было плохое зрение. Она терпеть не могла очки, поэтому всегда ходила в линзах. Под раковиной в шкафчике обнаружилось средство для прочистки труб. И план созрел сам собой.
– Что ты выберешь? – пробормотала я, прислонившись лбом к прохладному зеркалу.
Это оказалось так просто: добавить пару капель чистящего средства в бутылочку с жидкостью для линз. Время не остановилось, а я осталась той же самой Аней, которой проснулась утром.
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…» – нараспев читала женщина в чёрном платке.
Я приезжала к Свете в стационар. Она была раздавлена горем. А я совсем ничего не чувствовала, только наблюдала, как тусклые лучи солнца бороздили больничный пол. Неприятно пахло хлоркой и спиртом, где-то в коридоре хлопали двери.
С момента рождения мы все идём к своему концу. Нас только страшит справедливый небесный суд. Но, интересно, справедливость – это понятие абсолютное или относительное?
11 января. Вика.
Будильник настойчиво проигрывал припев одной старой песни, мерзко вибрируя возле уха. Отложить ещё раз на потом я не могла: и так проспала на час дольше. Да и сосед сверху врубил Арию, а «Утренний колокол» не располагал к приятной дремоте.
Кое-как приняв вертикальное положение, я с закрытыми глазами добрела до ванной. «Слаааавит праааздниииик!» – донеслось подвывание откуда-то из трубы. Почему звукоизоляция в туалете – самое уязвимое место в квартире? Ведь тут стены должны быть как в бункере, чтобы можно было спокойно отвести душу, так сказать.
Минутная стрелка безжалостно приближалась к шести часам. Вечера, разумеется. Сегодня лягу завтра, а повезёт – встану послезавтра!
Споткнувшись о кучу грязного белья, я наткнулась на перевёрнутую табуретку рядом с кухонным столом, включила чайник и смахнула на пол крошки от печенья. Стоило навести порядок, да времени не было. Точнее, на такое бесполезное занятие его не хотелось тратить: всё равно через три дня чистоты квартира всегда возвращалась в привычную консистенцию хаоса.
Квартирка моя, берложенька! Шторы привычно задёрнуты, лампочку я выкрутила недели две назад, и только стеклянный чайник нервно мигал синим, освещая старую клеёнку в жёлтый цветочек.
Телефон продолжал вибрировать в комнате: похоже, меня уже потеряли. Куда мы с ребятами собирались сегодня? Кажется, кататься на ватрушках за городом. Снега на днях намело так много, что в первый день природной неожиданности город стоял в пробках, а в школах отменили занятия для младшеклассников.
Присёрбывая чай из любимой кружки со сколотой ручкой, я открыла холодильник и осмотрела плесневелый кусок сыра. Больше никакой еды в доме не было.
Из кучи тряпок на стуле выудила тёплые лыжные штаны, термобельё и вязаную кофту. Натянула на себя вещи, пригладила короткий ёжик волос на затылке, сняла с дверной ручки кожаный рюкзак и шагнула в полутёмный подъезд панельной пятиэтажки.
Лампочка мерцала, раздумывая, перегореть ли сейчас или поработать ещё немного. Летом коммунальщики обновили ремонт, так что находиться на площадке стало намного приятнее. Серебристая тойота уже ждала меня у подъезда.
– Викусик-арбузик, соизволила проснуться, наконец-то! Мы тебя уже час вызваниваем. Садись, погнали!
– Где-то горит? Ты чё такой взъерошенный? – в тон Андрею ответила я.
– Витёк и компания уже заждались, – хихикнул Андрей, открывая мне заднюю дверь тойоты.