Юлия Викторовна Игольникова
Русалочья ночь
А Арина все молчит
и сестре не отвечает.
А Алена замечает:
что-то с зеркалом не то.
И понять не может, кто
на нее глядит оттуда.
И тут сделалось ей худо.
И в испуге отшатнулась,
и от страха встрепенулась,
задрожала. Что ж такое?
Отражение-то чужое!
Там девица, краше нет.
Глаз лучистых синий свет
блеском ярким ослепляет.
Кожа нежная сияет.
Брови черные вразлет.
Губы манят, словно мед.
– Быть не может! Это я?
То не сон был, а все явь!
К ней русалка приходила,
красотою наградила.
И Алена вновь взглянула,
отражению подмигнула.
– Так и есть, красивой стала.
Рана слово-то сдержала!
И Алена уже рада.
За венок ей вот награда.
А Ариша уверяла,
чтоб Алена не мечтала.
И уж хочет поделиться
своей радостью с сестрицей.
– Что ж она все почивает?
Я зову, не отвечает.
И к ней в комнату вбегает.
Та все глаз не открывает.
– Эй, Аришенька, проснись!
На меня ты подивись.
Разбудить ее хотела,
на кровати к ней присела.
Смотрит, девушка бледна.
И осунулась она.
Не румяны щеки, впалы.
Вид болезненный, усталый.
Спутан волос, весь седой.
– Что же сделалось с тобой? -
затрясла она сестру.
– Я, наверное, умру…
Что-то плохо со мной стало, -
еле слышно отвечала
ей Ариша, и слеза
ей туманила глаза.
– Ты не смей так говорить!
Без тебя и мне не жить.
Надо, к ведьме побегу.
Но тебя спасти смогу!
– Ночью воду я пила.
Та студеная была.
Потому и заболела,
и совсем я ослабела.
Ничего, я как-нибудь…
А про ведьму ты забудь.
И опять глаза закрыла.
А Алена загрустила.
Мысль плохая закралась:
может зря я поддалась
на русалки уговоры?
С ними скользки договоры.
И решилась в ночь опять
у реки русалку звать.
В сизой дымке над рекой
тишина спит и покой
сном тревожным. И обманом
пахнет воздух. И туманом
гладь окутана воды.
Притаилась тень беды
под кустом плакучей ивы.
И пейзажи здесь красивы
странной страшной красотой.
Вдалеке раздался вой.
И Алена вся дрожит,
вновь у берега стоит.
Но сейчас она одна.
Светит бледная луна.
Звезды призрачно мигают,
ей дорогу освещают.
И к реке она спустилась,
над водою наклонилась.
Стала звать она русалку:
– Рана, мне сестрицу жалко.
Что случилось, не понять.
Кто ответ мне может дать?
Рана, выйди, покажись
и на просьбу отзовись.
Воздух вдруг зашевелился.
И туман вдруг расступился.
Тучи свет заволокли.
По воде круги пошли.
И речная гладь раскрылась.
И русалка ей явилась.
Недовольна и сердита.
Голос резкий, ядовитый:
– Что еще? Зачем звала?
Красоту ты обрела.
Так зачем меня тревожишь?
– Объяснить ты мне не можешь,
что с моей сестрой случилось?
Что за хворь вдруг навалилась?
– Если что-то надо дать,
надо где-то это взять!
Дать смогла я красоты,
взяв здоровье у сестры.
Я сдержала свое слово!
Заплатить ты будь готова!
– Но ведь это же обман!
Напустила ты туман
в мое сердце, соблазнила.
– В чем меня ты обвинила!?
Ты звала, и я пришла,
и тебе я помогла.
А теперь ты недовольна?
– Но сестрице очень больно,
плохо, худо ей и тяжко.
Как помочь теперь бедняжке?
Плачет девушка, кричит
и от страха вся дрожит.
Душит боль ее, обида.
Сердце девушки разбито.
А русалка разозлилась.
И лицо ее скривилось.
По воде пошла волна.
– Что сестра твоя больна,
ты одна лишь виновата.
Гневом я сейчас объята!
Ведь меня ты разбудила,
обвинила, разозлила.
Убирайся прочь отсюда!
Помогать ни в чем не буду.
За нарушенный покой
долг признаю за тобой.
Тот, кого полюбишь ты,
кто войдет в твои мечты,
должен будет стать моим.
Попрощаешься ты с ним!
Только ахнула Алена.
А русалка исступленно,
зло в лицо ее взглянула,
и рукой она взмахнула.
Над рекой волна взметнулась.
И Алена захлебнулась,
окунулась с головой
в злобу девы водяной.
Да, она красивой стала,
а сестра ее страдала.
Доктора не помогают,
ничего не обещают.
Но в деревне говорили,
слухи разные ходили,
что живет в лесной глуши
ведьма старая в тиши.
Ей подвластно ремесло
ворожбы и колдовство.
Люди к ней ходить боялись.
Часто к ней в пути терялись,
пропадали, исчезали,
долго по лесу блуждали.
Ну а если находили,
речь о том не заводили.
И знакомство с ней скрывали.
Колдовство за ней все знали.
Но Алена все ж узнала,
одна бабка ей сказала,
как до ведьмы той дойти.
И Алена уж в пути.
Через лес идет дремучий.
Бурелом вокруг колючий.
Ни звериной, ни людской
нет тропы. Сплошной стеной
ели буйно разрослись.
Ветви их переплелись,
рвут на девушке одежду.
Но она хранит надежду
все ж до ведьмы той дойти,
ее логово найти.
Всюду шорох странный слышен.
В спину будто кто-то дышит.
Совы криками пугают,
о беде предупреждают.
Но Алена не вернется
и назад не обернется.
Спотыкалась, оступалась,
но сквозь чащу пробиралась.
Много раз она упала.
Путь руками расчищала.
В кровь лицо разодрала.
И на место вдруг пришла,
где нет елей, нет кустов.
От деревьев лишь остов
из земли торчит, кривится.
Не поют здесь даже птицы.
Здесь трава не зеленела.
Все засохло иль сгорело.
Все окутано туманом
в этом месте страшном, странном.
Все здесь замерло и ждет,
кто осмелится, зайдет
на ту мертвую поляну.
– Здесь я ведьму-то и гляну, -
так Алена рассуждала.
И то верно угадала.
Сквозь туман она прошла
и избушку там нашла.
Скособочена была.
Крыша мхом вся поросла.
Окон черные глазницы.
Захотелось помолиться.
И она перекрестилась.
Дверь кривая отворилась.
– Ты не в храме, не крестись.
Раз дошла, входи, садись.
Бабка старая стояла
и Алену подзывала.
Пальцем длинным поманила.
Бабка будто из могилы
поднялась. И так страшна,
в пятки бросилась душа
у Алены, но пошла,
приглашение приняла.
– Говори же, что хотела, -
мутным глазом поглядела,
космы грязные тряхнула
и Алене подмигнула.
Смехом жутким рассмеялась,
ртом беззубым улыбалась.
И костлявой кистью рук
ухватилась цепко вдруг
за Аленино плечо.
И там стало горячо.
Шел по телу страшный жар.
Все похоже на кошмар.
С места двинуться не может.
Но ничто уж не тревожит.
Взгляд Алену приковал,
