Юлия Викторовна Игольникова
Ледяная кровь
– Мертвый лес! Была я рядом.
Все пропитано там ядом.
Черный там туман клубится.
Банши в том лесу резвится.
Нет там птиц, и нет зверей.
Нет вернувшихся людей.
Если кто туда попал,
так в лесу том и пропал!
– А всевидящее око?
До него идти далеко?
– Точно это неизвестно,
где находится то место.
Люди многое болтают,
может, что-то сочиняют.
Но легенда есть такая.
Есть полянка там живая,
в самом сердце мертвой чащи.
И раз в день, никак не чаще,
туда солнце проникает
и полянку освещает.
И стоит там одиноко
то всевидящее око.
Сквозь туман увидишь свет.
Вот и будет то ответ,
куда путь тебе держать.
Только банши охранять
неустанно око будет!
Жалко парня тете Люде.
– Банши! Нет! – кричит Марьяна.
– Опьянит его дурманом,
соблазнит и увлечет
в глушь, где он и пропадет!
И Марьяна вся в слезах.
И отчаяние в глазах.
Сердце рвется из груди.
Говорит: – Ты не ходи!
Не вернешься, пропадешь!
Да и Соню не спасешь.
Но не слышит ее Рома.
– Колдовство ведь Вам знакомо.
Помогите указанием,
оберегом, заклинанием!
– Вот тебе огарок свечки, -
тетя Люда из-за печки
сверток маленький достала,
заговор над ним читала.
– Как накроет взор туман,
ты достань его, Роман,
и зажги, и прошепчи
ты над пламенем свечи:
«Разгони мою тревогу,
укажи во тьме дорогу».
Ну а банши избегай.
Глаз своих не поднимай.
И заткни получше уши,
криков ты ее не слушай.
Трудно чарам не поддаться,
но уж надо постараться.
Ну а если повезет,
стороной беда пройдет,
прежде чем отдать Султану, -
говорит она Роману.
–Око то спроси о том,
как бороться с колдовством,
что на Сонечке лежит.
Будет тот секрет раскрыт.
Око знает все на свете
и на твой вопрос ответит.
Дверь закрылась за Романом.
К Люде бросилась Марьяна,
на колени опустилась,
в злодеянии повинилась.
– Это ты! Я так и знала!
Зря ты, дочка, то скрывала.
Можно б было все уладить
и твое заклятье сгладить.
И Роман бы здесь остался.
– Только мне бы не достался!
Не отдам его, он мой!
– Что же сделалось с тобой?
Вряд ли он назад вернется.
Только банши засмеется
и поймает его взгляд,
будет страстью он объят,
позабудет все на свете.
– Знаю я легенды эти.
Надо мне его спасти.
Надо мне за ним идти!
– Нет, про это ты забудь!
Не пущу тебя в тот путь!
11.
А Султан не наглядится
на красавицу-девицу.
Все в ней нравится ему.
Непонятно, почему
та молчит и не смеется,
и к теплу все время жмется.
Хочет ей помочь Султан,
отогреть девичий стан.
Дарит шубы ей, меха
и блестящие шелка.
Топит печь в ее шатре,
хоть и лето на дворе.
Но она все безучастна,
но волнительно прекрасна.
С ней Султан садится рядом
и ласкает ее взглядом.
Нежно за руку берет,
разговор он с ней ведет:
– Расскажи ты мне, девица,
что в душе твоей таится.
Почему ты мерзнешь летом?
Поделись своим секретом.
– Мой Султан, но я не знаю.
Я сама не понимаю.
Что-то вдруг со мной случилось
и я сильно изменилась.
Помню, я плясать любила,
хороводы я водила.
Маму с папой уважала,
никого не обижала.
А сейчас мне все равно.
Знаю только лишь одно:
потеплей бы мне одеться,
поскорей бы мне согреться.
– А жених, о нем скучаешь?
За него переживаешь?
Почему ты так грустна?
Улыбнулась вдруг она
на секунду, на мгновенье.
И вселила вдохновение
в сердце строгого Султана.
– Я скажу, Султан, Вам прямо.
Был жених, теперь уж нет.
Я дала ему ответ.
Ни о чем я не грущу
и согреться лишь хочу.
– Ах ты, бедная моя!
Увезу с собой тебя.
Лучших лекарей найду.
Хворь я эту изведу!
Сам горячий чай подносит,
улыбнуться снова просит.
И она ему послушна.
И улыбкой простодушной
осветила темный вечер.
Он обнял ее за плечи.
А она не испугалась
и сильней к нему прижалась.
12.
В мертвый лес пришел Роман.
Здесь растет густой бурьян.
И кусты черны колючи.
И висят над лесом тучи.
Он окутан серой мглой.
Пахнет он сырой землей.
Под ногами грязь скользит.
Но Роман вперед глядит.
Пробираться нелегко.
Видит, где-то далеко
солнца луч на миг мелькнул.
– Мне туда, – Роман смекнул.
Все темней вокруг и тише.
Он свое дыхание слышит,
сердце, больше ничего.
Звука нет ни одного.
Чернота вокруг сгустилась,
задрожала, заклубилась.
Лезет в рот, глаза и нос.
И Роман к земле прирос.
Будто в вязкой он трясине,
в жуткой липкой паутине.
Понял, черный то туман.
И достал свечу Роман,
и зажег, и пошептал.
Путь огарок указал,
вспыхнул, молнией взметнулся.
И туман тот содрогнулся
и затрясся, расступился.
Рома в путь опять пустился.
Шел на ощупь, спотыкался,
на колючки натыкался.
Вдруг куда-то провалился
и в болоте очутился.
И опять пополз туман.
Хочет выбраться Роман.
Еще глубже он увяз.
И огарок уж не спас.
Не зажечь, фитиль намок.
Закричал, как только мог:
– Есть кто рядом? Помогите!
Духи леса, пощадите!
Хоть и знал, что тщетно это,
не получит он ответа.
Но, однако, получил.
Где-то рядом волк завыл.
Удивился очень Рома.
Этот голос слышал дома.
Пригляделся, тот волчок.
Тот, которому помог!
Тащит волк к нему бревно.
Рядом плюхнулось оно.
И его Роман схватил.
Волк его освободил,
развернулся, прочь бежит.
И Роман ему кричит:
– Подожди, волчок, постой!
Дай обняться хоть с тобой!
Подбежал волчок, завыл,
за рукав его схватил.
Тянет к выходу он прочь.
– Милый, ты сумел помочь!-
обнимает его Рома.
Но вдруг крик сильнее грома
засвистел в его ушах,
напустил на сердце страх.
Волк напрягся, заскулил,
хвост поджал и подскочил.
Взглядом он позвал Романа.
– Уходить, дружок, мне рано.
Не держу тебя я здесь.
У меня же дело есть.
Быстро скрылся волк из вида.
Ночь душна и ядовита
лес накрыла пеленой.
Вновь раздался жуткий вой.
Рома сразу догадался,
но ничуть не испугался:
бродит банши одиноко.
Значит, рядом где-то око.
«Надо уши бы заткнуть.
Да случайно не взглянуть
ей в глаза», – подумал он.
И в тот миг был ослеплен
белой вспышкой из тумана.
Налетела на Романа
вдруг сверкающая тень.
И споткнулся он об пень,
и на землю повалился.
Яркий свет над ним разлился.
Он не понял, что такое.
И никто уже не воет,
а в лицо ему смеется.
И сияет, словно солнце,
неземной красой небесной
восхитительно прелестна
незнакомая девица.
Подняла она ресницы.
Взглядом с ней он повстречался.
«Банши», – поздно догадался.
И глаза ее как омут.
И душа и сердце стонут
у Романа и кричат:
«Только этот нужен взгляд!
Он манящий и прекрасный.
Все равно, что он опасный.
Утонуть бы в нем, забыться.
В нем не жалко раствориться».
Лишь об этом помнит Рома.
Все не мило, что знакомо.
Лишь она одна нужна.
Так желанна, так нежна.
Шелком белым ниспадают
ее косы. Обжигают
поцелуем сладким губы.
И неистово и грубо
сжат в объятиях тонкий стан.
В голове его дурман.
А вокруг густой туман.
Околдован был Роман.
В томном сладостном забвении
