Тимур вернулся минут через десять, выйдя из воды, расположился рядом со мной, опершись спиной на камень.
– Зря не пошла, – сказал мне, – вода отличная.
Я промолчала, потом спросила, закусив губу:
– Так ты расскажешь мне о своей жене?
Тимур закатил глаза.
– Далась тебе эта история.
– Расскажи, и я отстану.
– Хорошо, – вздохнул он, – Как я уже говорил, я рос в бедной семье, поэтому работать пошел рано, совмещал с учебой, мне было не до баб. На последнем курсе случайно познакомился с девушкой, она была сестрой моего сокурсника, ждала его возле института, мы вместе вышли, вот он нас и познакомил.
– Она была красивая?
– Не хуже и не лучше других. Обычная девчонка, ничего примечательного. Мы стали встречаться, все вышло как-то само собой. После окончания учебы я получил повестку в армию. Денег, чтобы откосить, не было, как и желания бегать. Я решил отслужить. Лена, только узнав об этом, сразу принялась лить слезы. Ты меня там забудешь, разлюбишь, короче, полная чушь. Я, естественно, сказал, чтобы она глупости не говорила, но она вцепилась в меня, как клещ, мол, давай поженимся. Я говорю, мне в армию через полтора месяца, денег нет свадьбу играть. Она опять в слезы, давай, мол, тайком распишемся, и все. Я поначалу против был, но она так ревела, и я поддался. Расписались, через три дня после этого я уже был в учебке. Кончиться она не успела, а мы уже развелись.
Тимур поднял с земли несколько камешков и начал запускать в воду.
– Она тебя бросила? – спросила я.
– Написала письмо, – усмехнулся он, – мол, прости, поторопилась. Сказала, что уже подала на развод. Ее брат мне потом рассказал, что родители узнали о нашей женитьбе и начали мозг Ленке промывать. Мол, я ей не пара, перспектив никаких, беден, да еще и в армию на два года ушел. А у них там в друзьях какая-то шишка, у которой сынишка ее возраста. В общем, ничего нового. Быть женатым в таком положении для меня неприемлемо. Я решил разделаться со всем одним махом, объяснил ситуацию, меня отпустили на три дня. Только и успел, что доехать, развестись и обратно. К матери еще заскочил, она слезы лила, конечно, не ожидала от Ленки такого. Ленка в ЗАГС с родителями пришла, боялась, видимо, что я начну отношения выяснять. А может, они боялись, что она передумает, кто знает. Я предпочел все сделать быстро, подписал бумаги и уехал. На распределении попросился в горячую точку.
– Ты воевал? – удивилась я.
– Три года. Два по сроку, и один сверху. Тогда я вообще хотел там остаться, но матери надо было помогать, и я вернулся.
– И что дальше?
– На этом конец истории, – хмыкнул он, – ты же спрашивала о женитьбе.
– Вы больше не виделись?
– Нет, зачем? Я рад, что все так сложилось. Не брось она меня тогда, ничего хорошего все равно бы не вышло. Мы друг друга не любили, она ухватилась за меня, потому что я был наивным дурачком, который с бабами дел не имел и ей восхищался. Писаной красоткой она не была и прекрасно это понимала. Значит, надо было устраиваться как-то иначе. Останься мы тогда вместе, все равно бы разбежались. А нет, было бы еще хуже: жили бы в браке каждый своей жизнью, измены, короче, ничего хорошего.
– А после армии?
– Я стал относиться к женщинам философски, – усмехнулся он, покосившись на меня, – то, что внешностью меня судьба не обделила, я всегда знал, но до армии мне было не до того, приходилось много крутиться. А когда вернулся… Стало проще. Имея смазливое лицо и хорошее тело, в Питере, как оказалось, можно склеить практически любую девчонку. Поначалу было сложно, я же не силен был во всех этих тонкостях обольщения, солдафон, только вернувшийся с войны… Там была другая жизнь, проще. У тебя есть приказ, и ты всегда знаешь, как тебе жить, что делать, что говорить. Здесь надо было учиться отношениям с людьми.
– В этом ты преуспел, – не удержалась я. Он рассмеялся.
– Тебя я так и не соблазнил.
– Мы слишком разные.
– Вовсе нет. Ты красивая девчонка, я тоже не подкачал. Характер у тебя независимый, за себя постоять можешь, авантюристка…
– Ночью ты заявил, что у меня дурь в голове.
– Не без этого, – рассмеялся он, потом кивнул, – может, ты и права, нет между нами ничего общего. Ладно, хватит лирики. Скажи мне, у тебя есть какие-то мысли?
– Для начала я бы съездила в ближайший городок. Мне нужен книжный магазин, хотя сойдет и компьютер с интернетом.
– С этим проблем не будет, у Ромы есть планшет, но придется доехать до города, на стоянке интернет не ловит.
Мы вернулись к палатке, Рома как раз кипятил воду в котелке. Я присмотрелась к нему при свете дня. Он был очень симпатичным: темные глаза, длинные ресницы, уголки пухлых губ как будто постоянно немного улыбаются. Увидев нас, он махнул рукой и тут же сказал:
– Дров не хватает, я сбегаю, последи за огнем.
– Лучше я, – махнул рукой Тимур и отправился в лесок. Я решила воспользоваться ситуацией.
– Значит, вы с Тимуром давно дружите?
– Вместе учились в школе.
– У вас нет фотографии медальона? Или хотя бы описания?
– Описание есть, – кивнул Рома, – дед рассказывал, что размером он немного больше современной пятирублевой монеты, позолоченный, по ободку ряд цифр, так ему рассказывала его матушка, сам он его не видел, конечно.
– Откуда в вашей семье этот медальон?
– Прабабка не знала, он передавался по мужниной линии. Прадед говорил только, что медальон точно был еще у его деда.
– Ты хочешь его найти, – чуть запнувшись, я продолжила, – в корыстных целях?
– Ты имеешь в виду, не хочу ли я его продать? Нет, да и вряд ли он стоит больших денег, все-таки это обычный медальон, а не боевая награда. Яблоко хочешь?
– Давай, – кивнула я, он взял яблоко, подкинув его в руке, бросил мне, широко улыбнувшись. Яблоко я поймала, но так и застыла, глядя на его лицо. Словно что-то заработало в голове, начала подкрадываться мысль, и тут вернулся Тимур. Рома принялся подкладывать ветки, я смотрела на него, хмурясь, пытаясь зацепить проскользнувшую мысль, но момент был потерян, она ушла.
– Ты на нем дыру прожжешь, – заметил Тимур, наклонившись ко мне сзади. Повернув к нему голову, я встретила насмешливый взгляд.
– Я пытаюсь работать, – ответила невозмутимо.
– Пялясь на Рому?
На это сказать было нечего, и я принялась есть яблоко. Тимур сел рядом, Рома возился с котелком. Вот уж непонятно, чего было не сесть в машину и не съездить до ближайшего кафе или заправки, вышло бы куда быстрее. Но, кажется, Рома получал от процесса удовольствие, и Тимура это явно не напрягало.
– Значит, вы оба живете в Питере? – поинтересовалась я преимущественно у Ромы, понадеявшись на то, что он из учтивости не будет увиливать от разговора, как это обычно делает Тимур.
– Да, – кивнул он.
– Я люблю Питер, прекрасный город. Иногда я склоняюсь к мысли переехать туда.
– Боюсь, Рома, жениться придется все-таки тебе, – хмыкнул Тимур. Рома снова широко улыбнулся, а я нахмурилась, его улыбка и взгляд неизменно вызывали странные ассоциации, которые я не могла никак охарактеризовать. Словно мы уже встречались где-то, но я была уверена, что мы не были знакомы до прошедшей ночи.
– Я убежденный холостяк, – покосился он на меня, усмехаясь, я по-прежнему хмурилась, выискивая причину своих эмоций. Не найдя ответа, разозлилась и даже головой потрясла. Тимур посмотрел с интересом.
– Когда мы сможем поехать в город? – задала я вопрос.
– Можем и сейчас. Рома останется здесь, а мы скатаемся.
– Сойдет, – кивнул он, я тоже кивнула, и мы поднялись. Тимур взял с собой планшет, и вскоре мы уже сидели в кафе на заправке. Я читала различные сведения о проходивших здесь военных событиях, Тимур пялился в окно, изредка на меня поглядывая.
– Тебе реально помогает вся эта писанина? – поинтересовался он.
– Это не писанина, это история. Мой отец всегда уделял ей особое внимание, так что данным предметом я с детства интересовалась. Когда училась на истфаке, было даже интересно, не всегда, конечно…
– Преимущественно, когда выкапывали награды, – хмыкнул он, я показала ему язык.
– Информации не так мало, правда, вся общего характера. Но есть одна книжечка, посвященная прямо этой деревне, написал ее местный житель вместе с какой-то московской журналисткой.
– Есть что-то полезное?
– За исключением излияний дядечки книга содержит интересную информацию о деревне. Оказывается, основана она была немцами— переселенцами. Во времена первой мировой и гражданской, а нас интересует именно этот промежуток, жители терпели некоторые притеснения в связи со своей национальностью.
– Власти боялись, что в них взыграет национальное единство? – хмыкнул Тимур.
– Именно. Хотя сами немцы, как написано в книге, воспринимали себя гражданами России, а не Германии. По сути, так оно и было, хотя каждый из них понимал, что даже если он проживет всю жизнь в России, исконно русским ему не стать.
– Это уже философия пошла. Давай ближе к нашей теме.
– Мне нужно больше информации о прадеде Ромы. Он участвовал и в мировой, и в гражданской войне?
– Это имеет значение?
– В какой-то мере, да, хотелось бы составить личностный портрет прадеда. Во время гражданской, опять же если верить книге, жителей деревни расстреливали целиком за просто так. Вышли, поставили к стеночке, и прощай мама, папа и трое детей, младшему из которых не стукнуло и пяти лет.
– Да ты циник.
– Я историк, а история человечества в принципе история войн.
Тимур задумчиво почесал подбородок.
– Прадед был рядовым, но чем тут занимался – неизвестно.
– То есть, гипотетически, он мог расстреливать бедных жителей?
– Гипотетически мог. Насколько нам удалось узнать, он воевал за красных, они были в этой деревне, впрочем, как и белые.
– И как скоро прадед пропал без вести?
– Насколько я понимаю, он отвоевал в перовой мировой, когда началась революция, примкнул к красным и отправился на юг, сюда, так и не вернувшись в Петербург.
– Смотрю, семейные ценности не были ему особенно дороги.
– Вероятно, так. По оставшимся письмам можно сказать, что прадед был знатный вояка. На юге он какое-то время болтался по разным местам, потом осел в этой деревне вместе с отрядом. После того, как красные покинули деревню, письма от деда приходить перестали. Прабабка усиленно писала, но ответа не было. Само собой, решили, что он погиб.
– Вы не пробовали поднять архивы и найти кого-то из тех, кто воевал вместе с Лариным?
– Пробовали, и даже нашли, а толку? Никого уже нет в живых, а потомки совершенно ничего не смогли поведать.
– Выходит, Ромин прадед просто испарился, тело его не найдено, документов о смерти тоже нет. Гипотетически, его мог убить кто угодно, уж очень тут нестабильно было в те времена. Но есть и другая мысль.
– Что он не умер тогда? Мы тоже это допустили, потому и направились сюда. Правда, из-за множества неприятностей, сопровождающих меня, продвинуться особенно не успели.
– Нужна информация о тех, кто живет в деревне сейчас.
Тимур вытащил из рюкзака небольшую папку и протянул мне.
– Здесь список всех жителей на сегодняшний момент, плюс их родные до прадедов, то есть тех, кто теоретически мог контактировать с Лариным.
– Вы и сами неплохо справляетесь, – проворчала я, принимая папку, – зачем я вам?
– Украшать глаз, – рассмеялся он, я снова показала ему язык и принялась читать.
Можно сказать, что Тимур, или кто там добывал ему информацию, потрудился на славу. В советские времена многие из жителей деревни активно русифицировались, переделывая имена и фамилии на русский лад. Впрочем, их это не спасло, и большинство было отправлено во время отечественной войны в Казахстан, дабы не поднимать волнений среди воюющего населения.
В Казахстане эти люди служили в трудовых лагерях и даже после окончания войны далеко не сразу смогли вернуться на родину. Часть из них уехала в Германию, часть еще куда-то, но были и те, кто вернулся в родную деревню и принялся заново устраивать свою жизнь. Среди ныне живущего населения потомков немцев насчитывалось всего семь семей. Это, конечно, песчинка, но для нашего дела – единственный шанс вообще разузнать хоть что-то о тех временах.
Еще раз просмотрев даты рождений, я остановила свой выбор на двух людях, которыми стоило заняться в первую очередь, ибо они были самыми старыми из списка, а значит, ближе всех к истине.
"К какой, к черту, истине?" – поморщилась я мысленно.
– Что надумала? – поинтересовался Тимур, заметив мои эмоции.
– Ничего оригинального. Надо ехать в деревню и разговаривать с местными.
– Может, просто покажешь место, где можно было бы покопать? – Я закатила глаза. – Но ты хотя бы знаешь, где это место?
– Предположительно. Но если ты веришь моему чутью: разговор с местными может принести куда больше пользы.
– Одно другому не мешает. Покажешь Роме место, пусть он покопает, а мы наведаемся в деревню. Кого хочешь навестить для начала?
Я передала ему список, указав на имена.
– Логично, – кивнул он, – впрочем, мы тоже без дела не сидели и с местными успели пообщаться. Старик – не вариант, ничего толком не знает, только общая информация. Бабулька на несколько дней уехала к родным неподалеку отсюда, так что с ней беседу мы еще не провели. Для всячины пообщались и с остальными потомками немцев, а также с деревенскими, мало ли кто что слышал, слухами, как говорится, земля полнится…
– В общем, вы сами знаете, что делать, – хмыкнула я, – а мое дело – холопское: жить в палатке и копать землю.
– Копать будет Рома, – напомнил Тимур, – а нам, и в правду, стоит смотаться еще раз в деревню, вдруг старушка вернулась? Если и она ничего не знает, придется полностью положиться на твое чутье, надеясь на то, что медальон все-таки почил где-то в земле вместе с его обладателем.
Для начала мы вернулись к Роме, и некоторое время я провела, исследуя местность. Несмотря на то, что Тимур верит в мое чутье, сама-то я опиралась только на исторические факты, почерпнутые из открытых источников. Вот и сейчас, проанализировав данные, я указала несколько мест, на которые стоит обратить внимание, если ты ставишь перед собой цель разрыть что-нибудь о воинских днях. Тимур поинтересовался, на чем основаны мои выводы, но только я пустилась в объяснения, как он махнул рукой:
– Ладно, я тебе верю. Рома, – обратился к другу, – займись раскопками, мы пока сгоняем в деревню, а после присоединимся к тебе.
Деревня оказался довольно милой, небольшой, с рядом пересекающих друг друга улиц. Дома были по большей части старые, но добротные.
– Сняли бы тут комнату, – заметила я, – чем жить в палатке и готовить на костре.
– Полевая жизнь закаляет, – рассмеялся Тимур, – к тому же, не стоит слишком светиться, раз уж у нас здесь свои интересы.
– До моря приличное расстояние, так что не думаю, что здесь много туристов. Вас, по-любому, запомнили, тем более, если вы выспрашивали всех подряд. Кстати, чем вы мотивировали свой интерес?
– Сюда ездил Рома, я в это время был несколько занят. Он представился сотрудником Сочинской газеты, якобы пишет статью. Ничего оригинального, но, главное, правдоподобно.
– Мы будем придерживаться той же теории?
– Зачем выдумывать велосипед? Уважаемая Роза Рудольфовна осталась единственной, кого наш коллега не успел опросить, вот мы и довершаем начатое.
– Вдвоем?
– Я представлюсь фотографом, – усмехнулся Тимур, – кажется, в бардачке есть фотоаппарат, посмотри.
Фотоаппарат, действительно, оказался там, и, игнорируя насмешливый взгляд Тимура, я полезла смотреть его, но он оказался девственно чист.
– А ты предусмотрителен, – съязвила я, он притормозил возле добротного невысокого забора, за которым возвышался каменный дом, покрашенный розовой штукатуркой и увитый виноградником. Перед домом раскинулись грядки с цветами.
– Старушка, кажется, не бедствует, – заметила я.
– Откуда выводы? – Тимур взглянул на меня с интересом.
– Домик слишком мал для того, чтобы сдавать его местным, да и район не подходящий. Бабулька ничего не выращивает, кроме цветочков, когда на юге огород – это первое дело в каждом доме.
– Да ты просто Шерлок Холмс, – усмехнулся он, хотя я поняла по его взгляду, что сам он пришел к тем же выводам еще до того, как я озвучила их.
Тут наш диалог пришлось прервать, так как дверь дома распахнулась и на веранде показалась невысокая старушка в легком летнем платье. Седые волосы собраны в пучок на затылке, спину она держала прямо и даже как-то горделиво, несмотря на то, что годы ее явно были уже немалые. Увидев нас, она неторопливо направилась к калитке, и мы принялись улыбаться во всю мощь.
– Вы ко мне? – спросила старушка. Голос у нее был красивый, хотя резковатый, но глаза, обрамленные морщинами, смотрели добро.
– Добрый день, – заговорила я, так как Тимур продолжал улыбаться с фотоаппаратом в руках, делая вид, что единственное, что его интересует в жизни, – это диафрагма и выдержка, – мы из Сочи, из газеты. Работаем над статьей об этой деревне и проводим опросы местных жителей.
– Что ж, – пожала она плечами, – проходите.
Зайдя за калитку, мы прошли за Розой Рудольфовной к террасе, где она и предложила разместиться. Тут стоял стол и пара стульев, чуть поодаль кресло-качалка, куда села хозяйка дома, поглядывая на нас с интересом.
– Из газеты вроде уже приезжали, – заметила она, я кивнула.
– Да, был наш сотрудник, Роман, поговорил со всеми кроме вас. Вы были в отъезде, – дальше я принялась трепаться о предполагаемой статье, а Тимур фотографировал цветочки. Когда я закончила свое повествование, Роза Рудольфовна некоторое время молчала, глядя перед собой, уголки ее губ сгибались в едва заметной грустной улыбке.
– Времена были тяжелые, – сказала она, наконец, – впрочем, на мою долю тоже выпало немало событий, но вас интересует гражданская война, так что не будем отвлекаться от темы. В этой деревне в то время жила моя бабушка с родителями, они были из обрусевших немцев, приехавших когда-то на эти земли. Когда началась гражданская война, бабушке было около двадцати. На них почти сразу пошли гонения, многие уезжали из поселка, но они остались здесь. Как оказалось, зря. Деревня стала переходящим знаменем от белых к красным. Людей расстреливали, и тогда-то мой прадед решил уехать. Однако сделать это было не так просто, на тот момент в деревне были красные, нужен был счастливый случай, чтобы уехать незамеченным. Оставаться на месте тоже было опасно: в любой момент без объяснения причин могли увести его, а то и всю семью. А в те времена, если кого уводили, то навсегда. И прадед решил бежать, заручившись поддержкой солдат из отряда. Он уже некоторое время присматривался к молодым ребятам, находившимся там, и в итоге остановил свой выбор на паре друзей. Не знаю, как, но он сумел убедить их помочь им. Семья уехала, но когда наступили мирные времена, вернулась, правда, без отца бабушки, он умер от тифа. Что интересно, практически сразу по возвращении объявился один из тех солдат.
Я слушала с интересом, успев увериться в том, что нам повезет. Тимур делал вид, что собирает иллюстрации к журналу "Садовод", но уверена, не пропустил ни одного словечка. Этот солдат очень меня интересовал, и я, не выдержав, поинтересовалась:
– А вы случайно не знаете его фамилию?
Роза Рудольфовна улыбнулась:
– Вижу, я смогла вас заинтересовать. Его фамилия – Ярцев. Ярцев Роман Сергеевич.
Я немного разочарованно кивнула, но имя и отчество заставили снова насторожиться. Что, если Ларин все-таки остался жив, но имел причину не возвращаться в Петербург к жене? На письма не отвечал, его сочли погибшим. Но если у него были причины так поступить, мог ли он обезопаситься на всякий случай и сменить фамилию, оставив свои имя и отчество? Вполне. Это, конечно, вилами по воде, мало ли в России Романов Сергеевичей, но разузнать подробней стоит.
– И что этот Ярцев? – поинтересовалась я, – что ему было надо?
Роза Сергеевна снова улыбнулась.
– Вот тут и кроется самое интересное. Оказалось, этот солдат влюбился в мою бабушку, еще тогда, когда помогал нашей семье бежать. Моя бабушка ответила ему взаимностью, и как только наша семья смогла вернуться сюда, они почти сразу поженились. Жить, правда, стали не здесь, но недалеко, километров десять. Там сейчас живет моя сестра.
– У вас не осталось фотографий с тех времен?
– Нет, практически все были уничтожены отечественной войной. Вы, наверное, знаете, что многих немцев из этой деревни отправили в Казахстан, но нам повезло, опять же благодаря браку бабушки с русским. Они остались здесь, война, к счастью, сильно их не задела. Дед был талисманом семьи. Кстати, у него самого тоже был талисман: он всю жизнь таскал на шее медальон, повторяя, что эта очень дорогая для него вещица.
– В том плане, что она дорого стоит? – затаив дыхание, спросила я, пытаясь сохранять некоторую отстраненность.
Вот так удача. Я видела, что Тимур на мгновенье кинул в нашу сторону взгляд, но тут же вернулся к цветочкам, однако я заметила, как он напрягся. Оно и неудивительно, мы-то надеялись хоть что-то узнать о Ларине, а попали прямо в яблочко: можно сказать, медальон сам пришел к нам в руки.
– Вряд ли он много стоит, – пожала между тем плечами Роза Рудольфовна, – но дед очень им дорожил, передавая его перед смертью моей матери, строго— настрого велел хранить его. Она выполнила его указание, потом медальон перешел ко мне, а от меня к внуку, сын мой не очень проникся фамильным сокровищем, – на этих словах старушка рассмеялась, – а вот внук отнесся со всей серьезностью. На восемнадцать лет я подарила ему этот медальон.
Я задала еще несколько вопросов о жизни во времена гражданской войны и о судьбах других селян, после чего мы стали откланиваться. Тимур пообещал прислать старушке номер газеты, в которой выйдет статья.
– Она ведь теперь будет ждать, – укоризненно сказала я, как только мы разместились в машине.
– Я пришлю ей письмо о том, что по техническим причинам выпуск статьи отменен.
– Как думаешь, – вернулась я к главной теме, – этот Ярцев…
– Уверен, это и есть прадед Ромы. Иначе откуда у него медальон? К тому же имя и отчество совпадают. Нужно покопать под него и его семью. – Тимур набрал кого-то по телефону. – Разузнай мне о некоем субъекте, зовут Ярцев Роман Сергеевич, предположительно 1890-го года рождения, после гражданской войны жил на юге страны. Нужна вся информация о нем и его потомках вплоть до нынешнего дня, – закончив этот разговор, Тимур набрал следующий номер:
– Завязывай копать, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.
Я поняла, что звонил он Роме.
– Что скажешь? – поинтересовалась я, когда Тимур повесил трубку, он покосился на меня и рассмеялся.
– Глаза-то блестят. Ты как ищейка, которая взяла след.
– Но ведь история не просто жутко интересная, но и очень запутанная. Посуди сам. Дед Ромы отправляется в эту деревню в составе красной армии. Потом он меняет имя и женится на дочери немца, остается на юге и живет ничем не примечательную жизнь. Однако медальон явно важен ему, раз, будучи при смерти он завещает хранить его, как зеницу ока.
– Он же фамильная ценность.
– Возможно. Но ведь медальон принадлежал его семье, вдруг у них имелась какая-то своя тайна.
– Полегче, – отозвался Тимур, – напоминаю, что твоя задача была указать место, где копать, а не расследовать семейные тайны.
– Если бы вы сразу поговорили с этой Розой, моя помощь вовсе не понадобилась бы.
– Вот именно, – недовольно заметил Тимур, думая о своем, – честно сказать, я не ждал от этой встречи ничего подобного. А уж что мы найдем медальон…
Он замолк, недовольно качая головой, и я вдруг подумала, что недовольство его связано именно с тем, что я узнала эту информацию. Видимо, ребята всерьез думали, что дед покоится в могиле вместе с медальоном, и тот факт, что Тимур встретил меня, показался им большой удачей. Но все обернулось иначе, и теперь я знаю явно больше, чем ему хотелось бы. Мой портрет подсказывает, что, увлекшись какой-то задачей, я прусь в самую гущу событий, и теперь он явно волнуется, как бы я не ринулась разгадывать загадку Роминого деда.
– Не буду я лезть в это дело, – вздохнула я, закатив глаза, он кинул на меня взгляд.
– Я не могу тебе доверять. Если ты не убивала Мадянкина, значит, в ту ночь оказалась на моем балконе только потому, что тебе было любопытно узнать, что происходит в моем номере. А это еще хуже.
– Чем это хуже?
– Потому что попахивает помешательством. Значит, доводы разума для тебя – вовсе не основы для жизни. И ты влезешь в любое дерьмо просто потому, что весело.
Я предпочла обидеться, Тимура это устроило, потому что я молчала, а именно этого он безуспешно пытался от меня добиться все дни.