Юлия Клыкова
Телепатия для Котикова
– Ладно, – неохотно согласилась Ольга. – Ты прав. Приноси. В конце рабочего дня.
Наум отключился и торжествующе глянул на Ватрушкина. Тот смотрел на него так, будто только что съел целый лимон с кожурой и теперь у него болит желудок. Не выдержав взгляда, он вскричал:
– Что, ну что? Ты сам всё слышал. Она даже не собирается разбираться, правду ли я ей сказал! Не возмущена и не расстроена. Если только теоретически. Я уверен, когда мы сегодня отнесём ей вчерашнего кота, она не заметит разницы. Пойми! Этот Пифагор – находка! Мало того что у него крепкие нервы! Это же надо – столько времени терпеть дурацкие шутки! Похожие на угрозы. Он ещё и передаёт на редкость внятные образы. Никакой психолог не нужен! Как технично он меня послал! Такого умного кота я в жизни не видел!
Наум говорил, пытаясь убедить Ватрушкина, а тот лишь морщился и молчал. Наконец, произнёс:
– Успокойся. Насчёт хозяйки я согласен. Но так этого не оставлю. Учти. Не считаешь же ты, что лучше её? Она безответственная, а ты… фанатик. Тобой движет не любовь к животным. И если этот Пифагор действительно гений, то он дождётся, пока ты уйдёшь, просунет лапу между прутьев, отодвинет щеколду, откроет дверцу, заберётся на этажерку, с неё перепрыгнет на шкаф и удерёт из лаборатории через вентиляционное отверстие. Такой красавец недолго будет искать новых хозяев.
Наум с недоумением слушал эту речь и понял, что Ватрушкин обращается не к нему, лишь увидев внимательный взгляд кота, отслеживающего каждый жест коллеги. И встревожился. Вряд ли животное поймёт такую сложную мысль о побеге. Пифагор, при всём уме, не понял хозяйскую шутку. Но… кто знает?
Весь день Наум провёл как на иголках, ожидая, что вот-вот явится Василевская или полковник Корольков и устроят ему головомойку. Но ничего не происходило. Дверь не хлопала, коммуникатор молчал, и даже мухи, кажется, стали жужжать тише. Эта гнетущая атмосфера раздражала Наума, не позволяя сконцентрироваться на деле. Взгляд постоянно тянулся к входу, а малейший шорох вызывал приступ паники, заставляя замирать в ожидании надвигающегося апокалипсиса.
В конце смены явился Ватрушкин, чтобы сопроводить на встречу с Зодченко. Такая дотошность разозлила Наума, и он впервые нагрубил, сообщив, что думает о его присмотре. Вместо ответа тот всучил ему труп умершего накануне кота и пристроился следом, когда он вышел из лаборатории.
Увидев их в бухгалтерии, Ольга пискнула, покосилась на любопытствующих коллег, суетливо заглянула в раскрытый мешок с котом и спрятала останки под стол. Ватрушкин стоял рядом, скрестив на груди руки, и под его тяжёлым взглядом девушка ссутулилась, как будто надеялась уменьшиться или исчезнуть совсем. Когда они выходили из кабинета, за спиной раздался облегчённый вздох, и Наум усмехнулся.
– Ну что, убедился? – прошипел в коридоре Ватрушкину. – Ей на него плевать!
Тот неопределённо пожал плечами и промолчал. Недовольный реакцией помощника, он поспешил в лабораторию, чтобы застраховаться от случайностей. Проверил клетку с Пифагором и опустил рычажок щеколды вниз, плотно прижав к прутьям. Кот смотрел мрачно, и Наум пожалел, что не знает, о чём тот сейчас думает. И ещё больше о том, что из-за всей этой суматохи снова забыл про глушитель сигнала. Управившись с клеткой, отодвинул подальше от шкафа этажерку, закрыл вентиляционное отверстие папкой для бумаг и дополнительно прижал её к стене тремя книгами. Убедился, что всё предусмотрел, попрощался с Пифагором, запер лабораторию и ушёл домой почти спокойный.
Утром кота на месте не оказалось. Пустая, раскрытая настежь клетка, исчерченный царапинами шкаф и разбросанные по полу книги выглядели слишком фантастично, и Наум ни на секунду не усомнился, что к делу причастен Ватрушкин. Всё же он зашёл на сервер и посмотрел записи с камер. Больше часа Пифагор просидел в клетке неподвижно, точно боялся его возвращения. Выждав время, просунул между прутьев лапу и принялся теребить щеколду. Очень долго у него ничего не выходило. Человеку давно бы надоела эта бессмысленная монотонная возня, но чёрный кот оказался упрямым типом и больше трёх часов повторял одни и те же движения.
Очередной раз передвинув курсор, Наум увидел пустую открытую клетку. Ругнулся, отмотал назад и нашёл нужный кадр. Утомлённый однообразными действиями, узник какое-то время сидел неподвижно. Потом продолжил попытки, но теперь пропустил лапу под щеколдой, а не сверху, как раньше, и скоро дверца открылась. Пифагор тенью выскользнул наружу, пересёк лабораторию, забрался на этажерку, оттолкнулся задними лапами и прыгнул на стоящий в двух метрах шкаф. Неловко повис, цепляясь когтями за край, оставил глубокие борозды на боковине, но всё-таки взял высоту, сбросил книги на пол и юркнул в вентиляцию.
Наум неверяще пялился в экран, бесконечно пересматривая фрагмент. Потом скопировал его и перекинул на флешку, хотя и не понимал, зачем ему это нужно. Весь день он ходил взвинченный, даже спустился к Ватрушкину, собираясь высказать, что о нём думает, но оказалось, тот не вышел на работу. Это настораживало. Они были знакомы больше года, и ни разу ещё помощник не исчезал без объяснений. Весь день Наум ждал визита Василевской или даже Королькова, но никто так и не пришёл.
Ничего не случилось и на следующий день, и через день, и даже через неделю. Правда, вышедший назавтра Ватрушкин без объяснений отказался выдавать животных. Ещё спустя сутки после исчезновения Пифагора ему показалось, что кто-то лазил в компьютере. Но записи с сервера этого не подтвердили, и он списал всё на нервы. Наконец, поверив, что история закончилась хорошо, Наум отправился к Королькову и пожаловался на самоуправство помощника. Полковник слушал невнимательно, бросал на него задумчивые взгляды, невпопад соглашался и вертел в руках массивную подставку для ручек, размышляя о чём-то своём. Трижды повторив просьбу, Наум не выдержал и вскричал:
– Алексей Иванович! Вы меня не слышите? Ватрушкин не даёт мне животных для эксперимента! Срывает опыты!
– А ты прикажи ему, чтобы дал, – отечески посоветовал Корольков, возвращая на место прибор. – Ты же руководитель, вот и руководи.
Наум обиженно засопел, подозревая издёвку. Последняя фраза слишком перекликались со словами Василевской, но прямолинейный Корольков обычно всё говорил в лоб, и он молчал, не зная, что ещё сказать. Молчал и полковник, изучая его странным жалостливым взглядом. Пауза затягивалась, но когда Наум собрался духом, чтобы продолжить уговоры, тот, наконец, произнёс:
– Вот что, Котиков… Я в политесах не силён, поэтому спрошу прямо. Ответить советую тоже откровенно. От этого зависит твоя дальнейшая судьба. Скажи честно: украл свою машину?
Начало речи заставило Наума напрячься и выпрямиться. Но неожиданная концовка ударила по голове, точно обух, и он растерянно замычал, не зная, что сказать:
– Ммм… О чём вы?
– Ты ведь работал в «РосТехно», не так ли?
– Ну, работал…
– Мы тут решили заключить с ними контракт… Выяснилось на досуге, что мы разрабатываем сходные технологии. Объединить усилия, так сказать. Представляешь, каково было моё удивление, когда Курчинский сообщил, что ты работал в его команде?
Голос собеседника звучал мягко и доверительно, но доверительность эта пробирала Наума до костей, и его начала бить крупная дрожь.
