Юлия Григорьевна Рубинштейн
Сампо
Слух действительно распространился – что, мол, за порчу компьютеров двух мальчишек посадили, самых-рассамых завсегдатаев местного геймерского клуба. Перепуганные мамаши других «игрозависимых» отроков пришли выяснять, что к чему. Да такой толпой, что перепугали и полицию. Стучали в оконные решётки, скандировали:
– Де-тей бьют! Де-тей бьют! От-дай де-тей! От-дай де-тей!
Кто-то дотумкал показать самым напористым на компьютере, в базе данных – вот, мол, эти двое проходят как правонарушители, а ваши дети – нет, идите спокойно по домам. Тут-то и выяснилось, что сетевой связи с областью нет даже у полиции. Только телефонная. В отдельно взятый район стремительно возвращались восьмидесятые. Когда компьютеров не было, а в конторах, решающих жизнь простых граждан, хоть что-то ещё работало. А работать отвыкли. Настолько, что отключили тепло, электричество и воду – в соответствующих службах тоже отъехали все компьютеры, и коммунально-энергетическое начальство не нашло ничего лучшего, как «прекратить предоставление услуг впредь до обеспечения нормального режима работы». То есть – до возобновления размеренного течения документооборота.
Прекратили торговлю магазины – кроме совсем маленьких лавочек, хозяева которых не заморачивались компьютерной отчётностью, ибо не обзавелись юридическим лицом. В квартирах стоял чёртов колотун, ибо был февраль, за бортом – под двадцать. Ниже нуля, естественно. Встали поезда и всё, во что наливалось горючее – ведь не работала ни одна автозаправка. Встали и заводы, и мастерские – забастовку не объявляли, но никто не стал работать в нетопленых халупах. Народ, кто был понезлобивее, разбрёлся по огородам – там хоть можно было топить печки. Подъедали старые запасы и ждали у моря погоды. Как ни странно, не исчез газ. Газ не зависел от Wintel – он регулировался системой с электромеханическим управлением, да ещё и с автономным электропитанием. Поэтому отдельные отважные остались в квартирах, топили газом, уповая на то, что не век ведь будет февраль – глядишь, настанет и июнь. Дошлые хозяйки пекли и продавали блины и оладьи – без хлеба русский человек всё-таки не привык. Кто порешительнее – слили весь бензин у всех мыслимых родных и знакомых и рванули в область митинговать. Вернуться домой не все могли – бензину мало у кого было больше, чем в один конец. Редкие возвращенцы говорили: в области то же самое, никто, кроме компьютерщиков, не работает.
Так и было. Торговцы компьютерами везли и несли – ведь и их авто встали! – во все мыслимые конторы новые и новые «мамки», ибо невиданный мор поражал только эту, самую главную в любом компьютере деталь. И всё новые и новые «мамки» дохли, давали дуба, откидывали коньки – как ни назови, легче не делалось. Программисты лезли вон из кожи, пытаясь выловить и вычистить вон новый вирус, не только портивший данные, но и губивший самое оборудование. Люди, близкие к промышленности, знакомые с управляющими машинами, только усмехались: напасть приходила туда, где была «Винда», а где её не было, никакими стихийными – они же техногенные – бедствиями не пахло. Вот если бы было отопление и электроэнергия… Но без тепла, воды и «Облэнерго» могли обходиться только военные, атомщики, НИИКристаллокерамики – бывшая родная контора Горюнова – да самый мелкий частник вроде кустаря-сапожника. Вся же большая промышленность во всей стране стояла.
Горюнов ненавидел огород. Поэтому он цеплялся за квартиру. Жена вынесла из кухни всё, кроме плиты, и оборудовала там двухэтажное спальное место, где ютились все четверо. Скоро разморозилась и перестала действовать канализация. Горюнов выходил из себя от необходимости бегать на двор, на мороз – бил и швырял вещи, выл дурным голосом. Удивительно, но работали школы, поэтому дети хоть полдня могли находить там убежище от него. Совсем не стало подвоза продуктов, за деньги было ничего не купить. Чтобы достать еду, нужно было идти в область пешком, выменивать муку, крупу, масло у хитрых людей, скупивших или разворовавших в первые дни бедствия большие оптовые склады. Они торговали только на золото и драгоценности. Ходили слухи, что продают детей, убивают их и едят.
В марте стали умирать. Сначала одинокие, старые и немощные, потом и люди в рабочем возрасте. Газеты не выходили, радио умолкло – только зарубежные станции можно было поймать на батареечные приёмнички. Они сообщали, что невиданным потоком в Россию идут из Восточной Азии компьютерные комплектующие. Что в составе караванов с ними всегда есть бензовозы, так как в России запрещено чем-либо торговать, топливом в том числе. Что китайским и филиппинским поставщикам не хватает площадей цехов. Что в Европе тоже появились депрессивные районы, где из-за компьютерного коллапса наступил голод. Что слать гуманитарную помощь продуктами бесполезно – она не дойдёт до терпящих бедствие, выход один – преодолеть компьютерный мор, который, по словам Би-Би-Си, «как гигантская мельница, перемалывает машины интеловско-майкрософтовской архитектуры», и наладить управление хозяйством.
Это-то Алексей и сам знал. Мало того, он знал, где взять ЭВМ. Почти исправную. Не компьютер – потомок «икстишек», а советскую ЭВМ. Захватив из дому весь остаток крупы, добытой женой в последний поход в область, он пошёл к Сане.
– Сань! Есть дело.
Саня пережидал напасть один. Жену и детей отправил пешком в деревню сразу, как перестали ходить автобусы и электрички. Он был атомщик, контора его вполсилы, в дежурном режиме, работала, там кормили и топили, и домой он приходил только убедиться, что квартиру не разнесли.
– Извини, Лёш, встретить нечем.
– Если ты про пошамать, то… – и Горюнов потряс мешочком с крупой, – а вообще-то у тебя есть чем, только это у тебя на работе.
– Загадками изволите выражаться, – хмыкнул Саня, ставя на газ кастрюльку с рыжей водой из речки. – Эт’чё? Овсянка, сэр? Классно! – и с приятным шорохом высыпал крупу в кастрюльку. – А чего это ты расщедрился?
– Помнишь, ты рассказывал про списанные «Автографы-840»? Ещё не уехали на свалку?
– Не-а. У нас ничего не выбрасывали с перестройки. Решили, всё когда-нибудь пригодится, эти тоже. Там даже штуки четыре трёхсотых пэкашек валяются, последней, уже постсоветской поставки из Белоруссии. По моему, этих даже и не вскрывали – все тогда на триста восемьдесят шестые накинулись.
– Сань! Это же спасение для всех! А добыть ты их можешь?
– Не, один не могу. Это же нехилая куча харда. Надо с охраной говорить, с завхозом, с первым отделом…
– Я уже позвал деятеля из охраны, он ща придёт. Вы ведь не в ссоре?
– С Аркашей? А чё с ним ссориться…
Раздался стук в дверь.
Съев тарелку овсянки, командир вохры атомного института, где работал Саня, вполне проникся идеей. Через день внеочередное заседание Городского Собрания депутатов состоялось в столовой института. Депутаты сидели в кружок, а посередине возвышалась груда пыльных железных ящиков, кабелей и чего-то похожего на старые телевизоры. Кроме депутатов и горы барахла, были: Горюнов, Саня, Аркадий, директор хлебозавода, начальник железнодорожной станции, начальник налоговой и замдиректора института.
– Срочно надо делать, – подвёл итог сити-менеджер, когда выслушал Горюнова и Саню. – Михаил Михайлович, если установить машину здесь, вы сможете предоставить доступ к вашим сетям, они работают?
– У нас всё работает, – ответил замдиректора. – Ситуация чрезвычайная, сейчас всё можно.
– И можно, – подхватил Саня, – дать одновременно доступ железнодорожникам, энергетикам, органам учёта, – он покосился на налоговую даму в мундире с узкими погончиками. – Если уж вы говорите, что без связи с вашей базой данных ни одно предприятие не имеет права работать!
Бывший инженер НИИКристаллокерамики вышел с заседания главным инженером ВГВЦ – временного городского вычислительного центра. Саня – ведущим программистом. Обязанности директора возложили на зама директора института. Операторов и прочих должен был прислать он. Электричество дать на первых порах брался тоже институт – от своей энергоустановки, а дальше, по мере налаживания учёта, город обязывался погасить долг.
Работали круглосуточно. Лена с детьми тоже переселилась сюда – кое-что в вычислительной технике советского времени она понимала, да и детям теплей. Никто не возражал. Горюновы-младшие наравне со всеми таскали кабели и винтили шурупы. Через три дня в область ушёл поезд с охраной – не штатскими-добровольцами, а институтскими десантниками-антитеррористами. Полный поезд продуктов – уже что-то. А потом ещё и ещё. Заработали два магазина, где еду давали вначале по талонам, напечатанным всё на том же ВГВЦ. Подали ток в город и в ближние деревни. Начали ремонтировать теплосети и канализацию. Дали тепло и воду. Потом стали открываться промтоварные лавочки. Из деревень пошли овощи, молоко и мясо. Пошёл и бензин из области, с нефтеперегонного завода. Город начал оживать.
Все – и Горюнов, и атомщики, и депутаты Горсобрания – понимали, что это не жизнь, а так, нечто едва теплящееся. Жизнь – это заводы, железные дороги, телефон, газеты и прочее, что невозможно в отдельно взятом городе. А существует только в целой огромной стране.
– Могу рассчитывать на вашу помощь? – спросил Горюнов у сити-менеджера.
Только входя, на табличке впервые прочёл фамилию-имя-отчество: Мешков Семён Захарович. НИИКристаллокерамики, где Алексей трудился до коллапса, был очень автономен. Бетонный забор вокруг примерно четверти квадратного километра земли, проходная, несколько будок на территории – в основном вентиляционных. И котельная. Остальное закопано. Удобно же: и экранирование, и термостатирование. Автобус-развозка и то свой. Какая уж городская инфраструктура… А город, имея кое-что с атомщиков, ни на что не претендовал от этого НИИ.
– Как же нет, Алексей Вадимович, вы практически город спасли. Одно упрощение отчётности чего стоит. Какое оживление бизнеса…
– Не один, само собой, в одиночку вообще мало что можно, – Горюнов знал, что зарываться нельзя, – потому и нужна помощь. Организовать встречу с товарищем замдиректора, кто там теперь вместо Кречета?
Кречет умер зимой – Лена рассказывала, как слышанное в очереди к проруби, за водой.
– Да, вечная память товарищу, – Мешков вздохнул как-то всем лицом, точно осело выхаживающееся тесто, и полистал бумажный блокнот, – Житняк вместо него теперь.
По спине Алексея пробежала словно ящерица: Житняк был до этого замом по ай-ти. Но деваться было некуда.
– Можно поговорить с нашего коммутатора, – продолжал Мешков.
– А если вы сами? Чтоб авторитетнее? Попросите встречи насчёт самоконтактирующего разъёма.
– Интересно. А не розыгрыш? – хмыкнул градоначальник. Алексей затряс головой – «нет».
Пи-ип… пи-ип… пи-ип…
– Здравствуйте, Орест Павлович, Мешков говорит. Дошёл слух, что у вас начали-таки делать самоконтактирующий разъём…
– …самоконтактирующий разъём, – услышал замдиректора НИИ Житняк.
Нажал кнопку записи. После скандального увольнения инженера второй категории Горюнова остался не закрыт пункт материальной отчётности. Этот наглец принёс обходной лист не со всеми подписями. Регламент электронной безопасности предписывал при запуске процесса увольнения отключать увольняемого от корпоративной сети сразу, поэтому обходной лист подписывался в бумажном виде. И любители подписываться размашисто – ишь, министры какие! – затушевали, замаскировали отсутствие подписи материального склада. Запрошенный этим Горюновым циолковит пошёл налево. Не весь был использован на заказ опытных образцов.
Трясли крепко и многих. Приезжали люди из Ракетно-космической корпорации. Из их собственной безопасности. Прямо с рабочего места, едва дождавшись конца рабдня, увели начальника бюро-51 Хопрова. Не вернулся, пришлось объявить в розыск и уволить по этой причине.
Поэтому ответил дипломатично:
– Мы не занимаемся изготовлением разъёмов, Семён Захар-ч. А вам для каких нужд?
Микрофон пишет. Ну-ка, что ответят…
– То есть так понимать, что всё-таки можете? Если не сделать, так достать?
– Уж так до зарезу надо?
– Да вот тут человек один хороший, можно сказать, город спас…
Житняк не видел, какие отчаянные жесты выкамаривал перед Мешковым Горюнов. Нет, нет – махал руками крест-накрест, мотал головой. Указывал на себя и снова – нет, нет. Замдиректора только слушал.
– Это кто ж у нас такой герой?
Если не ответит, с компьютерной быстротой проносилось в мозгу Житняка, то для следствия – так ведь и висит дамокловым мечом! – уже зацепка. Не ответил на прямой вопрос. Толстые, с толстым белёсым волосом пальцы набирали быстрым набором службу безопасности. Спихнуть, спихнуть, отвести от себя.
Телефонисты-слухачи сидели в рядок, каждый в своей звуконепроницаемой кабине. На головах плотно прилегающие наушники. Замнач по безопасности Боталов – сбоку, у двери.
Он увидел жесты одного из дежурных. Подбежал неслышно – ещё не утратились навыки, которые пришлось пару лет назад освежить в командировке в Мариуполь. Схватил наушник.
– …шлите специалиста, пусть побеседует, как инженер с инженером…
Чвяк, щёлк, пилик – отсоединение. И голос:
– Отдел безопасности? Сделана запись разговора, который только что… ?
– Кто говорит?
– Замдиректора по направлению «Стык» Житняк.
– Зрассь, Орест Пал-ч. Сделана. А что, собственно…
– Утечка особо охраняемого материала. Матерьяльный матерьял, не документ!
– Пон-нятно. Спасибо. Примем меры.
Меры начались с предупреждения коллег в Ракетно-космической корпорации. Совсекретная керамика, особые свойства.
– Какие? Особые. Я не разрешал задавать вопросы!
Перспектива орбитальной сборки летающих городов по принципу «самовырастания». Вот чего не знал Боталов и что знали в Ракетно-космической.
А ещё там знали – железно, а не по сарафанному радио – что компьютеры «Intel inside» и им подобные вымирают или впадают в невменяемость целыми этажами бизнес-центров. В большинстве мест России учётно-административные органы просто запретили всю торговлю, пока не отлажена работа с базами данных по сети. Но отладить никак не удавалось – догадливые китайцы сообразили, какую выгоду им сулит программулька, изваянная никому неведомым Митькой Алямовым (прав оказался эфэсбэшник Чмыхало!), и включили её в пиратски распространяемый пакет виндовских утилит. Полноводный поток компьютеров, затыкающихся навсегда если не при первом, так при десятом запуске Винды, полился в Европу, Азию и Африку. Когда замолчало три четверти серверов Интернета, то даже в Америке стало плохо жить – чуть не большинство граждан потеряли работу из-за банкротства почти всего бизнеса. Запахло полномасштабным конфликтом. Оборонка переходила на двенадцатичасовую смену без выходных.
Поэтому «газель» с проворными ребятами поравнялась с Горюновым между горадминистрацией и его родной хрущёвской пятиэтажкой. Хвать! – без шума, отработано, сразу мешок на голову, только дверь хлопнула негромко да мотор взревел. И вот уже слегка помятый бывший инженер НИИ стоял перед незнакомым мужиком в камуфляже.
– Бу-м знакомы, Конс-тин Михал-ч Разин, кстати, кричать разрешаю, мы на минус четвёртом, за испыталкой, – глуховато пробубнил камуфляжный. – Но считаю тебя умным. Пока не докажешь обратное, – уголок его рта шевельнулся, и вся щека в пятнах от ожога дёрнулась. – Видал? – и резко, угрожающе выбросил пудовый кулак с зажатыми ксерокопиями.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КИБЕРТЕРРОРИЗМ!
КОММУНИСТИЧЕСКИЕ ЛУДДИТЫ!
КИТАЙ И РОССИЯ ПРОТИВ ЦИВИЛИЗАЦИИ СВОБОДЫ!
– мелькнули перед глазами газетные заголовки. Дальше хлеще. Немедленная нейтронная бомбардировка Китая, России, Малайзии и Филиппин, как не вызывающая «ядерной зимы» и гибели большинства матценностей, а только гибель «киберпреступников». Не газета. Какой-то бюллетень, да сверху гриф… чужой… Горюнова передёрнуло, будто он читал план «Барбаросса»… или материалы Нюрнберга.
– Пока ООН против войны. Кроме Румынии, Польши и Эстонии. Пока, понял? – вдруг волкодавом прорычал Разин.
– Вы приземлиться не предложили, – сказал Горюнов и плюхнулся на первый попавшийся конторский стул.
– Пр-риземлиться? Хы… Хор-рошо… Дальше читай…
