Юлия Флёри
Персональный ад моей души
Глава 12. Десять лет назад
Красивейшая семейная пара, правда, Лера всегда считала, что они слишком разные внешне, чтобы носит такой статус, но все знакомые в один голос повторяли давно заученную фразу. За спиной полтора года семейной жизни, сотни бурных ссор и столько же бурных примирений, а вот теперь они переехали в новый дом. Саша настоял. Видите ли, в квартире ему стало тесно, а на самом деле, бизнес вошёл в нужное русло, и их финансовое положение позволяло иметь недвижимость в одной их элитных подмосковных деревушек. Постоянные приёмы, Лера и Саша любили приглашать гостей, особенно сейчас, когда место позволяет, а в просторном доме было слишком пусто, хотелось наполнить его жизнью и радостью.
«Таким как я не изменяют!», всегда говорила Лера, когда друзья журили её за плохое отношение к мужу, пророча быстрое расставание и развод. «Он найдёт себе кого-нибудь потише», твердили другие, а ей всё нипочём. Никто из них не знал, что творится за дверями их спальни, их дома, когда они оставались наедине. Напоказ Лера была командиром, а на деле любящая и заботливая жена, умница и красавица, которая успевала всё: работать и поднимать бизнес в «Вэл Стиль», и ещё при этом оставаться хозяйкой большого дома. Конечно, ей в помощь были наняты люди, но обед и ужин она всегда готовила сама, просто потому что любила, и для любимого было готова на всё. И действительно, таким, как она, не изменяют, вот только… если это произошло спонтанно…
Это был один из тех редких вечеров, когда удавалось собраться на ужин вместе. Обычно у каждого свой неповторимый график, но сегодня исключение – вечер только для двоих. В честь такого события, Лера была освобождена от своей святой обязанности готовить ужин, и Саша всё необходимое заказал в ресторане. Оставалось только сервировать стол, нарезать хлеб и зажечь свечи. Тихая приятная музыка, соблазнительные улыбки, изредка посещают грешные мысли отказаться от ужина и сразу перейти к сладкому, в спальню. Но Саша напряжён, вот уже несколько дней сам не свой ходит. Так часто бывает перед важной сделкой, и Лера на это внимание уже не обращала. Она возилась на кухне, а Саша решил подлизаться и подошёл сзади, приобнял, поцеловал за ухом.
– От тебя пахнет другой женщиной. – Вдруг замерла Лера и развернулась в его объятиях. – Синицкий, ты что, мне изменяешь?
Саша замер, открыв рот, а Лера звонко рассмеялась, легонько толкнула его, отправляя за стол с вазочкой уже нарезанного хлеба, игриво шлёпнула по ягодице и тут же отвернулась, занимаясь своими делами.
– Лера, я сразу должен был тебе сказать…
Она обернулась, уже и забыв, о чём говорила пять секунд назад. Не сразу уловила суть сказанного и хотела вернуться к своим делам, всё ещё улыбалась, но выражение лица любимого мужа заставило напрячься. Она всё ещё не понимала о чём он, почему у него такой вид, но благосклонно кивнула головой, позволяя продолжить.
– Лерчик, прости… ты права…
– Ты меня пугаешь, Саш, лицо попроще сделай. – Неловко усмехнулась она и широко улыбнулась. Выражение лица у Саши остаётся прежним. Она два раза моргнула, улыбка всё ещё пыталась пробиться в уголках губ, но нарастающее внутреннее напряжение заставляло судорожно дышать.
– Лера, я серьёзно. – Она только широко улыбнулась в ответ на всю его серьёзность. – Я тебе изменил.
Он тяжело выдохнул, тут же устало опустился на стул, потёр глаза, как делал всегда, когда они уставали от очков, взглянул на неё, нервно облизал губы и замолчал. Он молчал, а Лера всё ещё не понимала, что он только что сказал. Она с лёгкостью могла бы принять это за шутку, как было уже много раз, но этот траурный вид не позволил пропустить всё мимо ушей.
– Саш… ты чего? – Заикаясь, спросила, сделала шаг навстречу, но приблизиться ещё не смогла.
– Лерочка, родная, прости, я понимаю, что поступил как последняя сволочь, я негодяй, как хочешь назови – всё будет правильно, но это произошло и я ничего не могу изменить… к сожалению.
– Ты… ты сейчас серьёзно, что ли… я не поняла.
Лера всё ещё пыталась направить его в нужную сторону, предлагала улыбнуться, сказать, что это шутка, но он не говорил. Она опасно размахивала ножом, держа его в руках, так и не успела положить на место после нарезания хлеба. Синицкий сидел на стуле и продолжал что-то бормотать, замолк, только когда на Леру глаза поднял: она затаила дыхание, мышцы на её длинной шее напряглись, грудь на вздохе, взгляд пустой и безжизненный.
– Лера, послушай, – подскочил он и схватил её за руки, – мне нет оправдания, но ты же знаешь, что я люблю только тебя, мне никто не нужен, кроме тебя. Это был просто секс, минутная слабость, как с моей стороны, так и с её. Нет, и не может быть никакого продолжения. Мы больше не видимся… Лера…
Она избавилась от его рук одним резким движением, швырнула нож на стол и попыталась отдышаться, смотрела на него глазами полными слёз, но всё ещё держалась. Стало холодно, невыносимо холодно, внутри всё замерло. Потом резкий жар и головная боль. Она помассировала виски, напряжёнными ладонями расправила волосы, убирая их с лица, напрочь забыв о причёске. А он всё ещё стоит рядом, смотрит, вроде виновато, только что ей с его виноватого взгляда?
– Я люблю тебя, Лерчик.
– А её? – Вырвалось вдруг прямо из груди. Чужой ледяной голос, обжёг всё изнутри.
– Я тебя люблю! А это был просто секс, ничего для меня не значащий, понимаешь?..
– Зачем… зачем, ты говоришь мне все эти гадости? Или, может, ты считаешь, что мне от этого легче?!
Её губы затряслись, она начала метаться по комнате, сама не понимала, что ищет, потом резко остановилась.
– Когда? Когда это было? Месяц, два? Неделя?
– Лера, всё это не имеет значения.
– Ты… ты пришёл от неё, – голос дрожал, нужных слов не хватало, Лера заикалась и спотыкалась через каждое слово, – лёг в нашу постель… какая мерзость!
Она не выдержала и закрыла лицо обеими руками, внутри стало пусто и истошное рыдание раздалось на весь дом. Она никогда не рыдала, всё всегда было так, как она хотела, это сон, глупый сон. Синицкий подбежал, пытался успокоить, но делал только хуже.
– Кто она? – Получилось вымолвить сквозь слёзы.
– Ты не знаешь, мы вместе работали, напряжённый день и… я сам не понимаю, как всё это произошло, но я её уже уволил, она мне не нужна, Лера, любимая, дорогая моя.
Он целовал её руки, её лицо, но Лера стала чужой и холодной. В один момент оттолкнула его и пыталась справиться с эмоциями.
– Просто секс?
В голове пульсировало. О чём она сейчас думает?..
– Я люблю тебя.
– Просто секс… – Она начала нервно кивать головой, в уме уже складывались какие-то картинки, какая-то своя версия. Взгляд метался по комнате, пока не наткнулся на входную дверь, и она выскочила из дома, как ошпаренная. Села в машину и нажала на педаль газа. Ехала по прямой пустынной дороге, сама не знала, куда и зачем, вдруг подумалось, что проедет немного и успокоиться, но спокойствие не наступало, а наоборот, росло напряжение. В голове по кругу крутились его фразы: «Я тебя люблю… это просто секс… мы вместе работали… ты мне нужна». И зачем он это сказал, зачем? Ведь она никогда бы ничего не узнала, не заподозрила, она ему верила как самой себе… зачем? На подъезде к городу вспомнила, что с собой нет ни денег, ни документов, даже телефона в кармане не оказалось, хотя Лера его в принципе никогда не выкладывала. В одну секунду поняла, куда и зачем едет, слёзы уже не текли, дыхание ровное и спокойное. Руки перестали дрожать и теперь надёжно держат руль, она даже сама себе усмехнулась, как в таком состоянии столько проехать умудрилась, ведь могла бы в первый поворот не вписаться… Остановилась во дворе своего дома, но ехала не к себе. Специально поднялась на два этажа выше и позвонила в звонок. Дверь открыл Боря и она, не сомневаясь, поцеловала его, не позволяя опомниться. Боря не сразу понял, что происходит, но и когда понял, не остановил, только чересчур серьёзно посмотрел в её глаза, а она снова его поцеловала.
Просто секс… через полчаса она уже оделась и сидела на краю кровати, молчала. Молчал и Боря, смотрел на её спину, дотронуться не решался. Он ничего не спрашивал, не предлагал выговориться, он просто исполнил свою роль в этом спектакле четы Синицких. Дрогнул от неожиданности, когда в дверь позвонили, но Лера спокойно встала и сама пошла открывать. Как и думала, на пороге стоял Саша, ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что произошло: растрёпанные волосы, помятая рубашка, да ещё и застёгнута не правильно и не на все пуговицы. Он стоял бледный, напряжённый, даже очки не снял, так спешил увидеть её, медленно сжимались его кулаки. Лера глянула на него и криво усмехнулась, при этом гордо подняла голову и переступила порог квартиры, толкнув мужа плечом, сделала два шага и обернулась.
– Просто секс… ты же знаешь, что я люблю только тебя.
И спустилась вниз по лестнице. Она не оглядывалась, не ждала его, было неважно, что он сейчас делает и что думает. Это была месть. Не изощрённая, не выдержанная, а обычная месть, именно такая, какую он заслуживал. Так же спокойно села за руль своего автомобиля и вернулась домой.
Он ехал в машине следом, и всё ещё не верил в то, что произошло. Просто наваждение какое-то, зачем, зачем он это рассказал? Знал ведь, что Лера не простит. Это был случайный секс с молоденькой помощницей юриста компании. Она пришла на практику и как-то сразу включилась в работу, для неё не существовало запретов. Невероятно умна, обаятельна и красива. С Лерой, конечно, не сравнится, нет, но было в ней что-то такое, что притягивало внимание. Райковский сразу заметил его интерес к новой сотруднице и посоветовал держаться подальше, но тут взыграло мужское самолюбие. Кому он советует? Кто он такой? Специально все дела этой Наташе передал, а она и рада стараться. Одеваться стала откровенно, ей всё время было жарко, и она снимала пиджак, под которым красовалась прозрачная блуза, выставляя напоказ шикарную грудь. Несколько раз она, проходя мимо, как бы случайно задевала его этой частью своего шикарного тела, останавливалась в сантиметре от него, глядя в глаза. Он смотрел, как пульсирует кровь под кожей на её тонкой шее, и в один момент сорвался. Страсть, безумие, всё произошло в кабинете. Не понятно было, кто сделал первый шаг. Спешка и азарт, который нельзя преодолеть. Ни о чём тогда не думал, только возбуждение до боли отзывалось в паху. Лера в то время стала на работе зависать – приближался показ, важный, как она говорила, в общем, никакой личной жизни. Вот он и завёлся с пол-оборота.
Никаких долгих прелюдий, несколько коротких, но глубоких поцелуев, её кожа, которая просто сводит с ума, её запах женщины. Юбку задрал, трусики сдвинул в сторону и вошёл. Резко, одним толчком, а она вскрикнула и с ума этим свела. Её стоны, глубокие, пронзительные, его резкие и чёткие проникновения, всё закончилось так же быстро, как и началось. А она и не смутилась ничуть, и на рабочем столе ей удобно и то, что дверь кабинета не заперта, не волновало. Девочка знала, зачем она сюда пришла. Ей, так же, как и ему не нужны были отношения, нужна была разрядка, и она её получила. Осознание происходящего пришло потом, когда домой вернулся, а Лера, вопреки ожиданиям, на кухне. Две недели так рано дома не появлялась, а ту вдруг. И улыбается так красиво, и шортики одела такие, что с одного взгляда завестись можно… Дурак! Какой же он дурак! В этот вечер сказал, что устал, не смог прикоснуться к ней, не простил бы себе этого. А она понимает, конечно, он ведь так много работает. Вдруг захотелось, чтобы всё узнала, сама, чтобы выпустила пар, чтобы разбила что-нибудь о его голову, только бы не это понимание, ведь он устал…
А потом она просто в шутку спросила о другой женщине. Видел смех в её взгляде, игривая поддёвка, не более, и выложил всё, как есть. Потом были только её глаза, испуганные, полные слёз, её крик… слышал, как захлопнулась входная дверь. Пока стоял и соображал, Лера выехала из двора. Кинулся за ней – машины нет, она забрала. Пока другую из гаража выгнал, уже подавился злостью, хотя, на кого злиться, только если на себя самого. Ехать ей было некуда. Несмотря на то, что Лера душа компании и всё такое, друзей, к которым можно вот так заявиться среди ночи, у неё нет. Анька только что, да и та сейчас в отъезде. Приехал на квартиру – точно, машина у подъезда, только вот дома Леры нет. В этот момент сердце остановилось, словно в тумане поднялся выше и позвонил в дверь её бывшего. До последнего отказывался верить, что она может быть там, ненавидел этого Бориса всей душой. Без причины, только за то, что он знал Лерку давно и понимал её с одного взгляда, позвонил ещё раз, и дверь открылась: она. Сжал челюсти так сильно, чтобы не проронить ни слова, чувствовал только, что сейчас сорвётся, а она молчит, в глазах ненависть, на лице усталость… Устала она…
Синицкий приехал следом, но в дом заходить не стал. Тёплая летняя ночь позволяла дышать кислородом, что он и сделал. Вошёл только под утро. Он Леру не обвинял, не сверлил тяжёлым взглядом, но их семейная жизнь дала трещину, которую просто так не заделать. Один день молчания, а потом снова работа, работа, работа. Всё было как всегда, об этом эпизоде оба предпочли просто забыть. Уже через неделю они могли друг другу улыбаться, что-то вместе обсуждать. Через десять дней было примирение. Такая же ночь, как и все остальные, пока между ними не было этой измены, возможно, это было просто испытание.
Но несмотря на всю лживую игру в любовь, в душе у Леры по-прежнему было пусто. Работа не приносила удовольствия, секс не приносил удовлетворения, она не могла стоять у плиты и как прежде рассуждать о том, что приготовить любимому мужу на ужин. Всё было не так, а через месяц она бледная и напуганная пришла прямо к Саше в офис. Почему-то каждый взгляд его сотрудников казался насмешкой: все всё знают, все в курсе, а она идёт и чувствует за спиной то вздохи сочувствия, то ревнивое удовлетворение. Секретарь продержала её в приёмной около часа. Было душно, болела голова, но она продолжала сидеть и потихоньку ненавидеть всех здесь присутствующих. Когда вошла в кабинет, уже не было ни слов, ни мыслей, только одно желание: остаться понятой. Синицкий сидел в своём кресле, как ни в чём не бывало. Широко улыбался, и встал, приветствуя Леру. Шёл к ней через свой огромный кабинет, так как она идти уже не могла, так и стояла у входной двери.
– Лерчик, что-то случилось? Ты плохо выглядишь.
Он взволнованно смотрел, перестал улыбаться, заискивающе заглядывал в её глаза, а потом зыркнул на секретаря, которая всё ещё топталась в кабинете, ожидая приказаний, и та скрылась за дверью. Синицкий медленно подвёл Леру к стулу, помог присесть.
– Ты себя плохо чувствуешь? – Тихо спросил он, сидя перед ней на корточках и надёжно обхватив широкими ладонями её колени.
Ком подкатил к горлу и справиться с ним никак не получалось, от беспомощности она закрыла глаза и потекли слёзы.
– Лера не молчи, что случилось? – Уже голосом, наполненным тревогой проговорил Синицкий. Смотрел на трясущиеся губы, на покрасневший нос, но не успокаивал и не обнимал, знал, что произошло что-то такое, что изменило его жену до неузнаваемости. Такая тихая истерика для неё было чем-то новым и это пугало.
– Саша, я беременна, – тихо сказала она и Синицкий замер, – предположительно четыре недели. – Ещё тише сказала Лера и испуганно смотрела на мужа.
Он сквозь зубы втянул в себя воздух, задрал голову вверх и закатил глаза, через несколько секунд резко выдохнул, так, что судорога сводила шею, и он подскочил, отвернулся и подошёл к окну. Наверно вполне нормальная реакция, но Лера ожидала не этого.
– Саша я…
– Всё, молчи! – Выкрикнул и Лера от неожиданности дёрнулась, слёзы покатились сильнее, но теперь она боялась пошевелиться и не смахивала их, а только чаще моргала, чтобы хоть что-то увидеть через пелену. – Я вызову водителя он отвезёт тебя домой. Я буду через два часа, поговорим спокойно.
Тут же Синицкий связался с секретарём и вызвал машину. На Леру не смотрел, а если и поворачивался в её сторону, то намерено отводил глаза, чтобы не встретится взглядом. На улицу вывел её, держа за плечо, просто тащил за собой, как что-то непотребное, неприятное. Посадил в машину и тут же захлопнул дверь. Пока он сам приехал домой, Лера уже успела нарыдаться вдоволь, думала, что успокоилась, но увидела мужа в дверях спальни и влилась в свою истерику с двойным усердием.
– Собирайся, мы едем к врачу.
– Зачем?
– Собирайся.
Он резким движением открыл двери шкафа-купе, вытянул оттуда первую попавшуюся вешалку и швырнул Лере платье.
– И приведи себя в порядок.
Его тон, его обращение – всё это было таким чужим и непонятным. Лера даже плакать перестала, когда, наконец, встретилась с ним взглядом, почувствовала в этот момент резкую боль в сердце, но промолчала… ей просто нечего было сказать своему «такому» мужу.
– Ну, что я вам могу сказать, – жевал губами врач, вытирая луч аппарата УЗИ, – срок слишком маленький, что бы утверждать что-то наверняка. Ну… приблизительно четыре недели, может, чуть больше, может, чуть меньше. Как только плод подрастёт, скажу точнее, а пока, – он развёл руками, – что есть, то есть.
Леру Синицкий вывел за дверь, а сам о чём-то ещё разговаривал с врачом и, конечно, она догадывалась, о чём тот так выспрашивал, и от этого становилось только больнее.
Они были уже дома, Лера сидела на широком диване в гостиной, Саша в это время налил себе выпить, а так как пил он очень редко, да ещё и днём, выводы напрашивались сами собой. Он искоса поглядывал на Леру, как она хмурится, как смотрит в одну точку, намерено шумно выдохнул и громко поставил бокал на стол. Шёл к ней, медленно, степенно, точно кот. Он странно улыбнулся, словно выдавливает из себя эту улыбку и присел рядом. Минуту не решался ничего предпринимать, но потом робко положил ладонь на её коленку и несильно сжал.
– Лера, надо делать аборт. – Он внимательно следил за её реакцией, но она только шумно всхлипнула. – Пойми, врач сказал, что чем раньше это сделать, тем меньше вероятность осложнений.
Он говорил вкрадчиво, подбирал слова, голос бархатный и, если бы сказал что-нибудь другое, то его наверно, следовало бы обнять, но…
– Лерочка, девочка моя, у нас ещё будут дети, наши с тобой дети. Надо просто принять решение. Ты же умная и всё понимаешь, это будет правильно.
– Но это тоже наш ребёнок…
– Твой ребёнок, Лера. – Резко перебил он и напрягся, понимания не случилось.
– Мой?.. А как же твои дети…
– Лера, прекрати! Не мешай всё в одну кучу!
Синицкий с дивана подскочил и начал метаться по комнате.
– Это не куча, это наша с тобой жизнь. Ты же не можешь вот так просто взять и вычеркнуть этот факт.
– Могу!
– А как же я?
Задохнулась от его резких слов, брошенных, как кость голодной собаке. Она говорила, говорила, но не узнавала его, Сашу словно подменили и нет больше того улыбчивого соблазнителя, который голос повышает только на работе, нет того надёжного мужчины, который во всём её поддерживал.
– Лера, не будь ребёнком.
– Мне девятнадцать, а тебе почти тридцать…
– И что? Это повод делать вид, что ты ничего не видишь и не слышишь?
– Саша, я тебя не понимаю. Это ведь твой ребёнок…
– А если не мой? – Крикнул он и Лера вздрогнула.
– Но…
– И никаких «но»!
Он хлопнул дверью и закрылся в своём кабинете. В таком же стиле они продолжали жить ещё две недели. Лера забросила работу, практически не выходила из своей комнаты, не вставала с постели. С каждым днём напряжение в доме только росло, Синицкий гнул свою линию и не желал выслушивать каких-либо доводов, пока в один ужасный день не сорвался на откровенный крик, от которого Лера горько заплакала.
– И не надо лить слёзы, ты сама во всём виновата! – Кричал он, отдирая её руки, приложенные к лицу.
Так и не понял… Она закрывалась не от слёз – она закрывалась от него, от его крика, от злобного взгляда, а он кричал от этого только сильнее. Смятое покрывало путалось в ногах, а Синицкий больно держал её за руки и тряс, доказывая свою правоту. Его голубые глаза были практически чёрными, страшными, казалось ещё одно слово, один взгляд и он её ударит.
– Ты сделаешь аборт! А иначе… – Он не договорил, скорее всего, и сам не знал, что сказать, но это была последняя капля её терпения.
– Иначе что? – Проговорила она ровным тоном, настолько спокойно, что Синицкий пришёл в себя.
– Иначе можешь отправляться к своему хирургу.
Вот и всё, что он хотел сказать. Синицкий от кровати отошёл и упёр руки в бока, наблюдая, как обессиленная Лера сползает на пол. Она рукой пригладила растрёпанные волосы, смахнула последние слезинки и молча вышла из спальни. Догнал он её уже на выходе, быстро окинул взглядом плащ, накинутый прямо на домашний халат, и резко дёрнул за руки, притянув к себе.
– Куда собралась? – Зло прошипел и своим гневным дыханием упирался в её лицо.
– К Боре.
Он отпустил. Не просто отпустил, а оттолкнул от себя. Лера успела только ключи от автомобиля и сумочку схватить, как вырвалась на улицу. Проливной дождь вымочил до нитки ещё до того, как дошла до машины, но холодно не было, внутри всё кипело, жгло огнём, опустошая и убивая любое желание жить. Она уже практически согласна на аборт, только бы не видеть этого призрения, не слышать обидных слов, но если найдётся хоть один человек, готовый её поддержать, она справится, по-другому просто не может быть.
Боря как всегда оказался дома, даже удивительно, как Лере везёт застать дома человека, который буквально живёт на работе. В два часа дня он выглядел заспанным и уставшим, но впустил без лишних расспросов.
– Что случилось? – Спросил он, как только Лера выпила стакан воды и отдышалась, до этого только хлипала носом и смотрела бешеным взглядом.
– А ты… я тебя разбудила?
– Да, – махнул рукой, предлагая не заморачиваться, – тяжёлая операция, полночи на ногах, вот, отсыпаюсь. А у тебя что?
– Я беременна.
– Поздравляю, это же здорово… и что?
– И Саша заставляет меня сделать аборт.
– Он дурак? Лера, первая беременность и в твоём возрасте… даже не думай!
Спокойный и ничуть не удивлённый тон Бориса внушал надежду на лучшее. Он мило улыбался, именно мило, ни больше, ни меньше, смотрел с некоторым непониманием.
– Он… он, – Лера снова расплакалась, хотя казалось за две недели рыданий, слёз уже не оставалось, – он не хочет растить чужого ребёнка, говорит, что своих хочет.
– А ребёнок чей?
Что же, закономерный вопрос, но его тон как-то покоробил.
– Понимаешь, там такой срок… в общем, я могу быть беременна и от тебя.
Борис замер с открытым ртом, и смотрел как на умалишённую, потом как-то отстранённо улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Малыш, улыбнись, – он своей рукой вытер её щёки и посмотрел с умилением, – сейчас я тебе скажу одну вещь, и ты домой не просто поедешь – ты полетишь. – Его загадочные глаза и такая же непонятная улыбка заставили Леру усомниться в правильности своего приезда, реально захотелось сбежать и отсюда. Действительно, кому нужен чужой ребёнок, ЧУЖОЙ! – У меня не может быть детей, вообще, так что ты беременна от мужа и это без вариантов.
Сначала она слов не нашла, потом недоверчиво покосилась в его сторону.
– Как… почему?
– Сборная университета по гандболу, я вратарём был, помнишь?
– На-наверно… я не знаю, а что?
– Неудачная подача и, как следствие, абсолютное бесплодие. Вот так, так что вытирай слёзы, улыбайся шире и беги, обрадуй будущего папашу! Хотя нет. – Борис усадил на место уже вставшую, но ещё до конца не осознавшую суть сказанного Леру. – Сейчас я отцу позвоню…
– Отцу?
– Да, представь себе, отец у меня есть, просто они с мамой давно в разводе. Он гинеколог, может вести твою беременность.
– Да, спасибо.
Лера смотрела на Бориса, который суетился в поисках телефона, он ей улыбался, он её поддерживал, он был за неё рад. А она сидит в некой прострации и не знает, смеяться ей от счастья или ещё немножко поплакать.
– Пока не за что.
Борис уже звонил отцу, быстро договорился о приёме, повесил трубку и оповестил счастливую мамочку.
– Через час он тебя ждёт. Я провожу.
– Нет, нет, что ты, отсыпайся. – Вот теперь Лера вернулась к жизни. – Я сама, только зайду к себе, переоденусь, а то я, видишь, в халате… – развела руками, даже не поясняя, почему в таком виде, быстро крутнулась по комнате, помахала ручкой и спустилась вниз по лестнице в свою квартиру.
От врача она вышла с улыбкой на лице, выдохнула и оттолкнула от себя весь тот негатив, который её до этого окружал. Домой идти не хотелось, да и Саши ещё нет, поэтому решила прогуляться. По магазинам не пошла, знала, что скупит там весь размерный ряд для новорождённых, отправилась в парк. Присела на скамейке у детской площадки и любовалась на озорных ребятишек и девчонок. А потом случился разговор… Тот, который изменил всё то, что она себе только что успела придумать, и в дом она вернулась всё в той же прострации.
Синицкий был уже там, снова с бокалом коньяка в руках, который он последние две недели просто не выпускал. Он сидел на диване в расслабленной позе, играла тихая музыка. Как только Лера появилась в поле зрения, направил на неё свой нетрезвый и недобрый взгляд. А она стала напротив, не в силах ему что-нибудь сказать. Под этим взглядом, словно распятая, дышать, и то, тяжело.
– Ты на аборт записалась?
Вот так и разрушаются иллюзии, Лера криво улыбнулась и тут же достала мобильный телефон, набрала номер гинеколога.
– Андрей Евгеньевич, это Лера. Я хочу сделать аборт. – Ответ она слушала несколько минут, всё это время не сводила глаз с Синицкого и, казалось, даже не слушала, что говорят на той стороне трубки. – Нет, это моё окончательное решение.
Ещё пару минут текста в трубке, и она её повесила. Взглядом бросила Синицкому вызов: «Твоя очередь, милый».
– Когда?
– Завтра в десять.
– Я тебя отвезу.
Следующий день был самым страшным в её жизни, перед выходом из дома она впервые сняла с пальца кольцо, которое Саша подарил, положила его на туалетный столик. Взяла всё необходимое по списку, а то, чего не хватает, купит в аптеке. Никаких эмоций, только пустота и боль.
– Кольцо сняла? – Взволнованно заметил Синицкий, уже сидя в машине.
– Да. Мама всегда говорила, что перед операциями нужно украшения снимать… к тому же, кто там за ними будет смотреть…
– Ну да.
Высадил её у ворот клиники.
– Когда тебя забрать?
– Я доеду сама.
Он даже из машины не вышел, не посмотрел в след, не сказал напутственных слов. Как только Лера хлопнула дверью, нажал на педаль газа и сорвался с места, словно опаздывает. Всё, что происходила далее, было похоже на сон. Вокруг суетились какие-то люди, что-то спрашивали, что-то говорили, но Лера как китайский болванчик только кивала им в ответ. Наркоз. Когда пришла в себя, услышала что-то нелицеприятное от анестезиолога, тот ворчал по поводу женщин, делающих аборт, и Лере даже показалось, что она попыталась с ним спорить. Потом ещё час после наркоза мучительная жажда, тошнота, головокружение, но дальше – хуже, потом были тянущие боли в низу живота, которые никак не желали отступать. Врач по этому поводу беспокоился, но Лере было всё равно и она, как и положено, через пять часов покинула палату.
Дома стало только хуже, серые стены давили на сознание, было нечем дышать, было большое желание закрыть глаза и надолго уснуть, но спать не получалось, мысли никак не желали оставить голову и подождать до завтра. Она добралась до спальни, свернулась на кровати калачиком, не переодевалась и не приняла душ. На грани жизни и смерти, словно слышала голоса из загробного мира, наверно сходит с ума. Боль превратилась в нечто живое, в её неотъемлемую часть, будто всегда была здесь, просто таилась, а теперь вырвалась на волю. Перед глазами красные пятна, пятна крови, она чувствовала, как вырвали её маленькую частичку, разорвали на куски и выбросили, как что-то ненужное, недостойное жить. Как она смогла это сделать?.. Отвращение к самой себе не давало дышать, в груди что-то сильно набухало, распирая рёбра изнутри, словно рыдания, которые никак не могут вылиться. И огонь, пламя бушевало внутри, сжигало заживо её душу, и каждое мгновение этот пожар начинался снова и снова. Было страшно. Ещё не стемнело, как появился Синицкий.
– Ты уже дома? – Удивился он, но, видимо, никакой реакции и не ожидал, потому что тут же оставил Леру в покое.
Вернулся в спальню около десяти, Лера по-прежнему не спала, но не плакала, ничего не говорила, даже не вздыхала обречённо, было просто всё равно. То, что Синицкий решил спать в общей спальне, стало сюрпризом, ведь последние две недели он предпочитал гостевую комнату. К Лере без особой на то необходимости не прикасался, словно ему это противно. Разговор не начинал, а сейчас его прорвало: пришёл, лёг в общую постель, повернулся к Лере лицом и даже попытался приобнять. Никакой реакции с её стороны, но он не удивлён, он всё понимает… Положил горячую ладонь на бедро, уткнулся носом в её волосы.
– Лерочка, так будет лучше для всех. Пройдёт время, и ты это поймёшь. – Тихо уговаривал он, шептал практически на ухо. – Я тебя люблю.
Вот после этих слов стало действительно больно, больно от его лживости и притворства, для себя она уже решила: это будет последний день их семейной жизни.
Проснулась, когда мужа рядом не было, а, судя по ярким солнечным лучам, не было его давно. Открыла глаза и увидела в углу комнаты огромную корзину с белыми розами, как насмешка над ней, благодарность за её покорность, за её «Поступок», а совсем рядом, на прикроватной тумбочке, то самое кольцо, которое она когда-то обещала никогда не снимать. А вот теперь она обещает, правда, уже самой себе, никогда его не надеть.
– Один билет до Рима на ближайший рейс, пожалуйста. – Без эмоций проговорила Лера, бронируя место в самолёте. Услышала время вылета и трубку положила.
За двадцать минут собрала небольшой чемоданчик с самыми необходимыми вещами, проверила паспорт, деньги, телефон, потом от телефона решила отказаться, взяла только личную записную книжку. В доме, в свете последних событий, постоянной прислуги не было, один раз в неделю приходила женщина, чтобы убирать, ближе к обеду приходила другая, чтобы приготовить ужин, поэтому ушла Лера без лишних расспросов и бесед. Пока собирала вещи, чувствовала, что в комнате ей тесно, никак не могла понять источник дискомфорта, пока не вспомнила о злосчастной корзине с розами. Цветы, конечно, ни при чём, но когда все бутоны были скручены со стеблей, стало действительно легче, но выглядело наверно ужасающе. На прощание она даже не оглянулась, к этому дому она так и не привыкла, он не принёс ей счастья. Вот так и уехала, ни о чём не сожалея. В девятнадцать лет не бывает золотой середины, бывает только крайность: Лера могла иметь всё или ничего. Она выбрала последнее, но зато осталась при своём.
