Йоко Сан
Иероглиф любви

Полная версия

Там, за поворотом

 
Дом моей мечты
Стоит на высоком холме
В Счастливой долине
Где шелковистые травы
Щекочут босые ноги
зелеными террасами
Полого спускаешься к морю
Из окон струится свет
И в ночном воздухе
Колышутся тихо гардины
Двери в гостиную полуоткрыты
Где на рояле
рядом с букетом осенних роз
Лежит мой платок
Кусты азалии, рододендрона
Покрыты душной испариной
И разминая пальцами лепесток
Вдыхаешь квинтэссенцию –
Тысячи запахов
/то грусть уходящего лета/
Единственная форма опьянения
Привлекающая меня –
Запах жасмина,
Аромат огромных кустов сирени
В белых кувшинах
Наполняющих дом
розовато лиловая, желтая горечь
Опадающих крокусов
Лепестки словно хлопья снега
И неприметная фиалка
Вытесняет папоротник
Бросая вызов небесной синеве
Через лужайку пролетает дрозд
Направляясь к магнолии
Чай под каштаном
Свежая малина
Серебристо-белые свечи
Рокот моря внизу
Время бессильно
перед неземной симметрией
этих стен
Перед домом –
Алмазом в углублении детских ладоней
время возвещает часами
Бежит вперед и окунается в вечность
Когда зеленый луч
освещает Счастливую долину
И твою улыбку
Теперь я знаю где водится форель
И играет лосось
А во сне собираешь наперстянку и белую дрему
 

Была тебе любимая

 
не жалею о высокомерной юности
где я беззаботно, счастливо жила
и к ногам моим бросали
горностаевы меха:
люди, пристань, острова…
выстрелом из-за спины похожим
стало одиночество и тлен
но идёшь ко мне навстречу снова
солнца шар качая полудневный
и колышет ветер парус органзы,
побелевший от соленых брызг…
я, освобожденная, живая
ни за что не покажусь, тоскуя
тень от облака бежит бежит по лугу
настигая плотной пеленой…
за твою любовь и нежность
сон сладкоголосый, дивный на заре
непомерной платой, сердцем спящим
золотой орешек
на верхушке рождества,
– высокой ели
положи на грудь, мой ангел, бледный
в свете лунном,
мне загадывая сны…
и душа взойдёт на новые ступени
будут снова радостные дни
под звездой бессонной,
среди снега белого
вновь земля качнется подо мной
не ревнуй меня, любовь моя
все, что было – былью поросло
вновь бегу навстречу,
не подам и виду
что земля уходит подо мной
 

Два крыла

 
Два крыла у меня: сын и дочь
На дворе стынет долгая ночь
Полечу над семью холмами
И взмахну я двумя крылами.
На руинах волшебных грез
Промелькнет утерянный замок
На пороге – красивый бог
Вновь целует меня на прощанье.
Как щемяще печальны его глаза,
Седина – серебром студит
Видно звездная пыль небес
Не минует того, кто любит.
Мне бы птицей – камнем –
Упасть с небес…
Стать бы цветом фиалок и грусти,
Но два ангела, два надежных
Моих крыла –
Возвращают Весне – на поруки…
 

Не богохульствуя

 
За то, что будет и не быть, не может,
Что сон, и этот будет скоро дожит,
Что видеть мне, в час сумрачных разлук,
Разомкнутым кольцо горячих рук,
Что тайно в страсти желчь отравы скрыта
Что сводит в Ад любовь рабов своих, –
Прими мой стих,
Ты, Афр о д и та!
 

В. Брюсов

 
границы сна и яви зыбки
и словно горькое возмездье
пьет во сне Фесей и молит сна
и снится мне, что океаном стало наше ложе
по разным берегам плывущим, все же –
лицом к лицу
как ямб не может без хорея
и сталь булатная без ножен
не ощущая близость кожей
мы бредим одинаково похоже
словно корабль плывущий
хочу прервать тоскливый сон
единым звуком
дать жизни вздох
и выход тайным мукам
почувствовать чужое как свое
шепнуть о том, о чем язык не смеет
почувствовать себя всевластным,
чем только избранный поэт владеет
так часто заставляя биться сердце
мечом пронзенный венец терновый
умеющий любить и жертвовать собой
Господь мой пастырь, есмь ли ты,
не я ль перед тобой?
 

Поцелуй дождя

 
Десять пальцев ищут друг друга на ощупь, переплетаясь
Чаша желаний переполнена до самых краев
Дождь поцелуев, покрывающих шею и грудь,
Ошеломляющим шквалом –
Я люблю, люблю тебя, рыжеволосая ню…
Дышит в спину город обмана и холод осенний
Но Шалый мальчишка, прекрасный в своей чистоте,
Теплым июньским дождем стирает ошибки
Будто дарует крыла сумасшедшей мечте
И уже не стыдясь, не скрывая своего пораженья,
Слезы небесные губами ловлю упоенно
Глаз твоих свет негасимый – мое воскрешение
Тайная чаша Грааля невыносимо сладчайших мук…
 

Dominus

Великому Лицедею – Полунину, его снежному шоу

 
На ярмарке тщеславья нет простоя
Спешит всяк сущий толпою и подряд
Здесь леший с нимфой парочкою ходят
Король смешного на вторых ролях.
 
 
Накинув пе́тлю – улыбнулся кротко
Длинна веревка – некому помочь…
Хохочет публика – вот шут гороховый
Сегодня не востребован король.
 
 
Игра как способ жизни уцелеть
И парадокс для зрителя загадка
Зачем я, для чего и как –
Блюм-блюм комарики… вот так.
 
 
Неуловимы солнечные зайчики
По всей вселенной разбросал ты их
Смеется зал, не подозревая,
Что плачет, отвернувшись, милый мим.
 

Звезда по имени Солнце

 
в минуты безысходности
когда казалось –
только смерть и тьма
тот дальний свет
чьим отсветом ты был
то утешенье мне –
и путеводное светило
звезда полей, усталых моряков
звезда по имени солнце
 

* * *

 
Теперь, когда в душе весна
и чудо рождества
волхвами под серебряной луной
в миг таинства, сияния, добра
услышь меня:
пускай мы только пыль грядущего
песчинки, схваченные ветром,
виденья, странники миров
и брызги ярких обрывающихся снов
ты есмь, ты будешь во вселенной
пока жива моя любовь
 

Филоните атланты

 
атланты, державшие небо устали, у них перекур,
хозяин, не терпящий вредных привычек –
уволил без содержанья. Это возможно?
Профсоюз ликвидирован. Клару и Розу
тихонько кроют мужчины по матери
добрую сотню лет. Коллапс предвещал
Нострадамус. И Ванга-слепая провидица,
повторила предсказание майи – 2012 год.
С одной лишь поправкой: если мир не
одумается, планету может сберечь
одно лишь желание здравомыслящих…
казалось, что проще – любите друг друга,
но ненависть, рабская кровь порою сильней
и как мы витийствуем, следуя менталитету
известно, что снявши голову, по волосам
уже не плачут: Чернобыль, Хатынь, Освенцим,
Гулаг и перечень этот отнюдь не закончен.
Апокалипсис давно наступил. Это дети-изгои,
братоубийство белых и красных вождей,
неуважаемая позорная старость и все реже,
мальчикам снится затонувшая Атлантида,
где быть счастливым – обыкновенное чудо…
ау, атланты, титаны, державшие мир на ладонях,
до тех пор, пока человечество верит в легенды
на ступеньках Эрмитажа целуется беззаботно
новое юное племя, к рукам прибирая
пространство и время… а пока – на плечах своих
сильных, атланты удерживают небесный свод,
насмешка не сходит с их безмятежных лиц:
слово женщины – закон для мужчины –
до тех пор – пока женщина желанна мужчине…
 

Глаголом жечь

 
Познакомимся. Обычная женщина
Дилетант широкого профиля
У предела господнего пившая
Свою чашу до полных краёв
Мне приснилась, к чему бы это,
Шагинян… Мариэтта^[1]… покойница
Я даю интервью – не хочешь ли? –
Грозно так вопрошает старушка.
В новом веке моих читателей
Не осталось…
Даже тех, кто припомнит с трудом –
Шагинян Мариэтта???
Я утратила лик свой былой.
Стихией возмущенной, дерзкой
Азартной, неравнодушной я была
Мой крик потомкам – публицистика
(Столетье на моей ладони)
Надеюсь ты давно прочла?
Даже зверь лесной, когда изранен, –
Ползет домой…
И знать хотелось бы,
Что в мире, как живется,
(ослепла в свой последний год)
Но не глуха была и не была беспомощна:
Как там Армения, в обиде я…
Хотя особенный,
Ее церквей напев гортанный
Припоминаю в боли жгучей,
Как очерк милого лица,
Твои поля, ручьи, и кручи,
И сладкий запах чабреца…
Роднит нас, не поверишь, запах моря
Который я любила до безумия
Разнообразие ракушек –
А не пройтись ли нам по берегу
Кто более насобирает: ты иль я?
В моей коллекции – янтарь с брегов Прибалтики,
Бретань Французская и бухта Коктебеля
В квартире письма драгоценные: Цветаева,
Белый, Зощенко, Ромен Роллан…
Ты поживи с моё (и хитро так смеётся)…
К чему бы сон? Да просто к перемене
Погода изменилась: быть весне
На бирже рубль упал до безобразия
Пропавший малазийский Boeing канул в Лету
Шумахер в коме; есть признаки надежды
И главное – паны дерутся,
А у холопов давно чубы трещат
И не найдется публициста,
Кто бы пером сумел остановить и танки и развал…
 

Минутное

 
Сеять раздор в своем собственном сердце
Пепел печали развеять по ветру
Тоньше игольного ушка то чувство:
В нем сокровенность и вера и нежность.
Там у оврага, где дикая роща,
Тенью крадутся крест и терновый венец.
Край, где встречается солнце с луною
Светел и тих после бурь и дождя
Господи, Боже, даруй одиночеству
Ту благодать, что сильнее огня…
 

Сан-суси

 
вообразить себя принцессой Грёзой
пройти рука в руке –
по парку Сан-Суси
восставшая из праха,
пятой группой крови
побегом меж поэзией и прозой
блуждая до зари
где счастлив был
под сетью путаных дорожек
под лунной аркой
воспоминаньем плыть
к желанным берегам
без черной зависти, без желчи
струится смех и ветер вторит нам
и тайное нам станет явным
и реки вавилонские вдруг вспять пойдут
за гранью сновидений и реального
мне видятся только твои черты
 

Ритм-энд-блюз

 
если долго-долго разглядывать марку колонии
Берег Слоновой Кости,
то у этого тихого берега все оттенки рыжего, белого…
tremolo скрытого «лю» в твоем верхнем регистре –
пробуждение, солнце…
и мне слышится соул /ритм-энд-блюз/ серебра и бронзы…
 

* * *

 
четырнадцать… уже Джульетта
и он, ну просто вылитый Ромео
море плюс восемнадцать, кровь по жилам
кому из двоих пришло в голову:
а давай встречаться во сне?
уже не вспомнишь
знаешь, мы гуляли по набережной
смеялись-шутили-ели мороженое
два земляничных,
ты отказался от грушевого вкуса…
 

* * *

 
спустя много лет случайно столкнулись на набережной
угощали друг друга:
два земляничных?
/а он едва усмехнувшись/
с детства не любил грушевый пломбир
 

* * *

 
если долго-долго разглядывать марку колонии
Берег Слоновой Кости,
то у этого тихого берега все оттенки рыжего, белого…
tremolo скрытого «лю» в твоем верхнем регистре –
пробуждение, солнце…
и мне слышится соул /ритм-энд-блюз/ серебра и бронзы…
 

Февраль, километры

 
Ты в Альпах – на сноуборде
Я в последнем вагоне метро
И… лавирую в переходе
Так искусно как ты – с гор
 
 
Между нами февраль, километры
И несбывшееся под звездопадом
Рев стремительной красной купешки
Под рекламным щитом: счастье рядом
 

Предчувствие

 
остерегайся ягод белладонны
и ландыш майский да не прельстит тебя
тогда не надо будет Прозерпине
сплетать венок печальный для меня
меланхолия предутренним туманом
укроет холм и дом в апрельской мгле
ты не грусти, над розовым туманом,
над блеском радуги в прибрежной полосе
пусть госпожа удача белоснежной лилией
в петлице у тебя эмалевым крестом
своё прощай (чей чистый взор испил вчера до дна)
ты с радостью скорбящей – яд обрати в нектар –
в розу пунцовую – несравненный дар богов –
поэзия есть дар почувствовать себя орлом в степных просторах
элегией излить унынье, грусть, задумчивость и гул прибоя
когда предчувствием весны полна душа и посреди аллеи
клочок сияющей лазури опрокинут в черной луже,
но первые шаги весны уже слышны в ночи
и силой властной в страсти создаются звезды
и всем кто знает тайну тишины –
кровообращеньем,
кротко
смешать сирени буйный цвет и запах роз, жасмина
пусть свет струится через крону, поднимая к небесам
чернеющих ветвей изломанную прелесть
когда по мутному оконному стеклу
пройдется яркий луч и засияет солнце
 

Немного солнца в холодной воде

 
Живя на пепелище грез
Спокойным стало сердце
В окно стучит знакомый и постылый дождь
И ветер вслед метет опавшую листву…
– Привет! Как ты живешь?
– Нормально.
– На чай не пригласишь?
– Да нет, прости, дела…
А ведь совсем еще недавно
Немного солнца в холодной воде
Элюар. Франсуаза Саган.
Читаю запоем, мои пересказы
Тебе по душе, как собственно все,
Что происходит с нами…
поцелуй у метро на прощание
Сальто в сугробе отчаянное…
И глаза твои шальные – два сполоха
цвета виски, зелень аквамарин
И смеешься, запрокинув голову,
Как может смеяться только
Лучший из всех мужчин!
Твоя страсть настигает всюду
И определение секс здесь совсем
неуместно, мы открываем
Планету счастливую, новую
В гармонии единого, целого.
Орфей, поющий для Эвридики…
Ту ноту взять, что ты просил
Я не могу, мне не хватает сил
Душа моя остановилась и замерла
У тех перил, у дома старого,
Где липы по весне цветут
Прости меня за таинство любви…
За фасадами домов
Парижанки с глазами восточными
Неоплаканной тенью
Молча смотрят из наших окон
 

Belladonna

 
Оглянувшись,
вижу тебя в белом платье,
моё сокровище
Ты листаешь пожелтевшие странички писем,
они как осенние листья
зачем ты их хранишь до сих пор, моя милая,
стрелу,
что пронзает сердечко,
я рисовал для тебя так давно
напрасно ты ищешь ответ слезам своим,
моя Беладонна,
у моря глаза твои – цвета печали,
голубого зефира
я покинул свет,
потому что настал мой срок,
но я помню наши рассветы,
не посылай мне SOS
летним днем я снова увижу тебя,
моя любимая,
пламя-лёд шейкера никогда не смешивай вместе
хотя в джаз-модерн соглашусь,
лучше смотрятся девушки
мудрым я не был,
потому что и скромный смертный
не смог бы покинуть тебя
даже под страхом смерти
 

Мой каприз

 
мой каприз –
желание быть рядом
вкус поцелуя утренним лучом
тепло сплетенных ночью рук и пальцев
в недолгом странствии моем
 
 
мой эгоизм –
я пью твоё дыханье
и вечность проведу у твоих ног
ты только воскреси воспоминания
былого счастья… сумрак вечеров
 
 
моё тщеславие –
стать лучшею из лучших
и бездна возвратит мне то,
что с летним днем я бы сравнила
твои черты, в которых вижу солнце
 

Адамово ребро

 
Хлопнул дверью. Перекошено лицо.
– Надоело! Завтрак? И тебя туда же…
так сбывается пророчество твоё:
счастья сто часов, на более не хватит.
Лодка разбивается о быт
у банальности хватает многоточий
только в месте где адамово ребро
жалом пламень, кровоточит…
В пустоте и холоде пространства
преодолевая сопротивленье воздуха
над водой и вешними лугами
фея грёз склонилась над тобой.
В синеве, лазурности прибоя
преодолевая сопротивленье волн
тонким стеблем ты качаешься на море
звёзды падают в открытую ладонь.
Породнились с одиночеством – отлично!
и скользим по краю, крылья – в щепы!!!
и под сеткой летнего дождя
то волшебное становится привычным.
Двое в лодке. Отвернулись и гребут
Каждый в сторону, забыв снять якорь…
Приближенье спросонья целующих губ
Волнующе необычны…
– Дурочка! Я до сих пор влюблён!
 

Мигрень

 
Когда твоё тело в нелепой позе зю&
Кончик сверла неумолимо точит висок
Боишься голову поднять,
Невыносимая боль:
с левого фланга возле Бар-Сюр
атакуют французы
но Макдональд теряет пленных, орудия
и отходит в Труа
будь милосердным, Господь
и пошли мне пулю в висок
так когда-то куратор Понтий Пилат
адскую боль облегчил, предав Иешуа
«Истина… в том, что у тебя болит голова»
 
 
Тьма накрывает Ершалаим, воткнута в вену игла
Струится диклофенак… анальгин
Легко голове –
гусары и полки казаков на переправе через Об в Труа
Полная мгла…
…В этот раз мигрени не удалось победить
 
 
Чудной, тоже только оживший старик
шутливо спросил, едва завидев меня:
– Счастье или деньги, что выбираешь дочь???
и рассмеялся, захлопал в ладоши, услышав:
– Здоровье!
– Храни тебя Бог!
«По небу полуночи ангел летел
и тихую песню он пел»…
А я еле слышно вторю ему:
– Спасибо, родной, что живу и люблю…
 

Бонжур под стрелой

 
когда-нибудь оборвётся
когда-нибудь не сейчас
у птицы редчайший голос
и ей сейчас не до нас
свистит, соловьем заливается
птаха – стрелою летя
как будто весна разливается
по венам счастьем смеясь
и этот бегущий парень
с собакой вперегонки
будто на кон поставлены
миска щей и любви
знакомый рыбак доволен
ветер со стороны самурай
и каждый сегодня волен
у каждого спасённого рай
море бурлит, подбирается
пенясь на берегу
ах как волна играется
словно понять могу
азбуку, ритм и фонетику
круша поэтический строй
здесь у беспечной вечности
бонжур под стрелой: не стой
 

Наваждение

 
не обладая глубиной мышленья,
о, женщина, твой облик и поныне –
неуловимый лабиринт
в мужских умах,
как нить жемчужная,
связующая время…
пусть небо нам оправа
для алмазных звезд,
а женщина – ее венец достойный!
что означает наш безрассудный роман?
быть может сон, наважденье, дурман…
падая в бездну сплелись воедино тела
губы твои меня просто сводили с ума…
к звездным вершинам нас поднимает волной
миг, когда время застыло: О, мой герой!
но почему у победы
так терпко печальны глаза
ты мой догадливый –
просто застыла слеза…
не внявшие молве, стороннему суду
тебе в чистилише, а мне гореть в аду
тот блеск миндалевидных глаз в ночи́
тот жадный, в страстном поцелуе, рот
как тень моя на дне чужой печали –
все перемелет время, все пройдет…
две странницы – Любовь и Голод,
подобно плети юного Возницы…
и в вечном поиске весенний молох
в напевах флейты и созвучиях зурны
 

Осеннему сплину

 
зачем влюбленной Метеориты от Герлен?
жемчужной пудрой не вернуть фортуны
в ночь аметистовую взгляните в небеса,
где бог играет велеречивый, вечно юный
вкусив от жаркого плода кусочек лета
благодарим судьбу за ночь желаний –
когда гормоны счастья не дают уснуть
подобно китам, с начала до скончанья века
пересекая меж солнцем и зимой экватор,
Даруй мне Господи одну любовь –
дороже и превыше всех святынь,
порошей стылою виски у Флибустьера
вдыхает глубоко он дальний шторм,
что по ночам приносит влажный ветер
но взгляд его прикован к каравелле
где фея златокудрая на рее –
окутывает ложе розою ветров…
На струнах натянутых заново сыграет январь
исполнены звуки аккордами веры
с промёрзших запястий черно-белые
строчки Word, в них страх утратить
любовь и надежду, среди тьмы
лишь один человек смотрит в бездну
не боясь, что падёт на него Божий гнев…
в каждом сердце есть грёзы о вечной любви
лишь в печали луны мы всегда её узнаём
 

Спутаные мысли

 
скачка идей, заторможенность, путаница окаянная
виной всему весенний авитаминоз, неприкаянность
мечтаю уехать за тридевять земель, в Австралию,
лицезреть смешных, убегающих вдаль кенгуру,
мы свеч огарки в лучах заоблачных высей,
и, примеряя порою венок грошовой славы,
видим странный, пугающий сон фэнтези,
чеховский сценарий трагичен, но входит в привычку
второй ряд партера, сестры: – в Москву, в Москву!
зал аплодирует стоя, – искусству…
наивные, провинциальные барышни –
в большинстве своем падучие звезды
стройные ряды путан – им подрезаны крылья,
приговоренные бабочки,
как им увидеть небо в алмазах?
сокровища небес не всем доступны для глаз…
кролик, беги, воспользуйся советом Апдайка:
все наше достояние – это жизнь…
оставайся самим собой,
дерево не может стать водопадом, а цветок камнем,
Господь наделяет каждого из нас особым талантом,
из века в век, так и не найдя ответа, блуждаем
по лабиринтам собственной души и кажется,
еще немного – узнаем: зачем живем, зачем страдаем…
но девять из десяти кузнечиков не находят правды в ногах
путаются-путаются мысли весной отчего-то в иных головах…
 

Горечь тубероз

 
Словно в дымке голубой
нежность, восхищение
Королевские бутоны роз
молят о прощении…
Прошепчу тебе: Мой друг,
сталты утешением
От тоски, душевных мук,
тайным посвящением.
 
 
Мы раскинем ковер
из тех лепестков
И устроим прощальную тризну
Ты свершенье волшебных
сбывшихся снов
Отчего же так грустно, мой милый?
 
 
Укради меня у печали…
Зацелуй, как умеешь,
неистово,
Пусть дурманом пьянит
тубероза,
Как родного и самого близкого…
 

Но как забыть тебя

 
Как вертится земля и солнце вечно
Так мысль моя кружит вокруг тебя
В минуты тягостных раздумий
Я не любви прошу – прошу совета
Скажи мне, как забыть тебя?
Душа ранимая, возвышенная, гордая
– неуловим твой образ
Но как роса вечерняя, звезда далекая
Ты освещаешь путь
Стану креститься слева направо
Богу угодны все:
Католичка ли я, православная
Только бы нравилось тебе
Я ловлю снежинки губами
И смеюсь в лицо злым ветрам
За сиреневыми облаками
Так просторно моим мечтам
Еще не откуковала вслед кукушка
Как вторит соловей мне голосом твоим
И слышен плач волшебной скрипки
В безмолвной оглушающей тиши
В бессмертье отпуская стихи твои
И усмирив свою гордыню
Как «Отче наш» я повторяю имя
Лучшего поэта из мужчин
 

Плот восьмой Луны

 
я без тебя полынь трава
горький и терпкий осадок
я для тебя страна Москва
космополит из сказок,
ты без меня нелюдимый отшельник,
певший под тенью в лесу
ты для меня романтик-волшебник,
в полночь принесший весну
двое из стайки непуганых птиц
медлят с перелетом на свободу
дыханье непогоды уже срывает лист
над всем – гомункул – страсть к полету
взлетим над куполами башен золоченных
влюбленным лебедям так тесно на земле.
ковш Северный испьёт один бессмертный,
где только дух жилец и властен надо всем
Над вязью строк желанный плот восьмой луны
через мосток волшебный (из хвостов сорочьих)
и над рекой серебряной холодный звук котлов
и хризантема белая венчает мой гранатами
расшитый пояс…чтоб ткать надежду
в день седьмой седьмого месяца,
чтобы сливовый цвет родился в срок
Ю, с любовью
 
 
вчера ещё умирала без солнца
сегодня Господь даровал:
возьми, Богом данная,
сколько сможешь – с лихвой,
у позднего, осеннего солнца
так нежны лучи перед долгой-долгой зимой
над измятой постелью ароматы любви
два сияния, два огромных светила
над гремящею тьмой,
где мир неподвижный сияет
и в тихую область моих сновидений
соловей песнопением нежным
где отзвуки слов шумящей листвой
так дышится вольно
и кроны деревьев неслышно качает
Эрот мой возлюбленный
владыка искусный эфира и неба и моря
правитель весны,
когда распускают свой цвет лепестки
звезда небесной Лиры
послушно переплетает нити вымысла и снов
ты сердцем чист и мысль течёт свободно
мой муж и государь всевышний