Йоханнес Вильгельм Йенсен
Тихое прозябание
Нильс-Кристиан служил у Андерса из Хольмгора. Место было хорошее, и Нильс пользовался уважением на службе. Его и наняли, потому что он был работящим и честным, как, впрочем, и большинство парней в округе. Служить в усадьбе Хольмгор считалось делом почетным. Нильса-Кристиана ценили, и это способствовало тому, что он стал вежливым в обращении и уступчивым. В последнее время он к тому же был доверчивым и откровенным из-за того, что они с Кирстине поладили.
А теперь все разбилось вдребезги.
Нильс пересек жнивье, шмыгнул в узкую высокую садовую калитку прямо под самой крышей и завернул за угол конюшни. Он отворил обе створки дверей, лицо ему обдало теплым, сладким конским духом. В темноте лошади мерно жевали солому. Они, видимо, повернули головы в его сторону, так как он услышал, что они стали жевать громче. Узнав Нильса, они снова зарылись мордами в соломенную сечку и добродушно замахали хвостами.
Нильс-Кристиан ощупью пробрался в камору для работников и сразу же попал в сонное царство. Коротышка Антон храпел на все лады. И в бессознательном состоянии он продолжал жить своей обычной жизнью. Нильс достал спички, зажег фонарь, поставил его на стол и начал раздеваться; потом он повесил часы на стенку и положил шейный платок на подоконник, но, оставшись в одной рубашке, он вдруг решил, что ложиться спать рановато. Он оглядел камору.
Антон лежал, обливаясь потом, на перине и, широко разевая рот, с шумом всасывал воздух, как землечерпалка. В полумраке углов каморы висела паутина, на полу валялись деревянные башмаки и старые слежавшиеся пучки соломы. Картина была невеселая.
Нильс протянул руку к потолочной балке и достал оттуда шомпол, у которого был прикреплен с одной стороны стопор. Он разрядил ружье и повесил его. Что же дальше?
Теперь, когда делать было уже нечего, он снова с горечью подумал о своей беде. Он обошел конюшню с фонарем в руке, осветил ясли с соломенной сечкой, чтобы посмотреть, достаточно ли соломы нарезал Антон. А потом снова вернулся в камору и сел за стол, подперев щеку рукой.
Да, подперев щеку рукой. И у него стало так горько на душе. Гнев прошел, и он только вздыхал, борясь с самим собой. Его обуревали разные чувства, мысли начали перескакивать с одного на другое и путались все сильнее и сильнее. Этот бешеный ритм принес ему радость и облегчение, но в то же время совсем затуманил ему голову. «Ты, неверная девица, – подумал он, и его слова стали складываться в песню, – подло изменила мне…»
