Йоханнес Вильгельм Йенсен
Тихое прозябание

– Нет, это вовсе не сплетни, – чуточку агрессивно настаивал Якоб. – Она выходит замуж за Пауля из Кьерсгора; говорят, он соблазнил ее. Уж я-то отлично знаю.

– Враки! – рассмеялся Йорген Порс, главным образом чтобы поддержать Нильса.

– Я тоже слыхал про это, – заметил купец.

Тут они замолчали. У Нильса-Кристиана никаких сомнений больше не оставалось. Он сидел глубоко несчастный, чувствуя их мысли, ему казалось, что на него нацелились открытые звериные пасти. Он знал, теперь эти люди будут злорадствовать, смеяться над ним. Стоит только подать знак, и все вцепятся в него, начнут издеваться, хохотать. У него не было сил перевести разговор на другую тему. Подняться и уйти он не мог, потому что в тот же миг его оглушил бы дикий хохот. Нильс напряженно пытался сообразить, что бы такое придумать, пока они еще молчат…

Йорген Порс был уже готов выпустить жало. В голове у него скопился целый ворох шуток; и тут Нильс инстинктивно нашел выход из положения. Ружье стояло рядом, за его спиной. Он потянулся за ним назад и положил его на колени. Один ствол был заряжен; все покосились на ружье. Нильс-Кристиан стал господином положения.

– Я видел на днях лисий след возле нашего Хольмгора, – совершенно спокойно сказал он. – Ну, прощайте, что ли.

Он медленно поднялся и еще немного постоял, чтобы это не выглядело так, будто он спешит удрать от них.

– Спасибо тебе за охоту! – сказал купец.

– И тебе спасибо!

Нильс зашагал прочь; делая первые двадцать шагов, он, казалось, настороженно прислушивался спиной. Но они молчали, опасаясь, что он услышит их хохот.

Нильс-Кристиан отправился вниз по тропинке, не желая ни в чем признаваться даже самому себе. Но вот его мысли приняли другой оборот. Ведь прошло не больше трех дней с тех пор, как он говорил с Кирстине, тогда он ничего не заметил. Ясное дело, она слушала его нежные слова, а в голове у нее было совсем другое; она отвечала Нильсу губами, а Паулю сердцем. Неужто ее и вправду соблазнили?

Нильс прибавил шагу, он пришел в страшное возбуждение от этих воспоминаний. Ведь не так давно он умолял Кирстине, он живо все помнил.

Но она стала его увещевать, так, мол, и так, надо не забывать про девичью честь, что скажут люди и тому подобное… И Нильсу пришлось согласиться с ее разумными речами. Теперь он видел перед собой Пауля из Кьерсгора, тучного, краснолицего, прыщавого. У него заныло сердце, и он еще прибавил шагу, пытаясь заглушить в себе эту муку. Нильс представил себе парней, которые сидели рядком на краю канавы, чуть не лопаясь от смеха. Он думал о Кирстине, рослой, разумной девушке, которая шла где-то далеко-далеко, прямо к воротам Пауля из Кьерсгора, она все шла и шла, не останавливаясь. И каждая картина, всплывавшая перед его глазами, была словно какая-то злая сила; она причиняла ему боль. Он досадовал, он отказывался ее видеть, гнал ее прочь. Он шел, а сознание постигшего его горя становилось все острее. Он шел, не разбирая дороги, обливаясь потом.