Не успевала процессия приблизиться к селению, как молва уже опережала ее. Люди сотнями окружали старого пастора. Они плевали на него. Зачем? Другого места, что ли, не было для этого? Они толпились вокруг и пели: «Мальбрук в поход собрался…» В Коллинге его и вовсе засадили в тюрьму, но вскоре выпустили.
Йокум Стисен послал верховых, которые должны были не отставать от пастора и следить, чтобы он не вздумал сесть в повозку. Они, само собою, пытались и вредить ему при случае. К югу от Фредеритса они разломали мост, чтобы помешать ему перебраться на другую сторону. Но это смогло задержать его лишь на короткое время, пока чинили мост.
Пастор страдал неимоверно. Последние десять дней он тащился с великим трудом. На ногах у него были волдыри, он весь исхудал, высох, как щепка. Но мадам восседала на сиденье, как ангел-утешитель, и подбадривала его, когда он почти терял силы. С каждым днем деревянные башмаки казались бедняге все тяжелее, он тащил их, как раб тащит кандалы на ногах. Перед самой Голштинией один из его башмаков развалился, и его скрепили у кузнеца железными скобами.
Это было искупление грехов для всех пасторов. Может быть, той ношей, что он взвалил на себя, он облегчил совесть многим! Все мы не без греха, и должны быть благодарны, если кто-то взваливает на себя крест и принимает страдание за всех нас. Господин Манволь совершил мученический подвиг, и за это мы его никогда не забудем. Его да еще пастора Мёллера из Хавдрупа – этих двоих я всегда ставил высоко.
Пастор Мёллер однажды в воскресенье столь истово служил обедню, что вывихнул себе челюсть, да так и остался с разинутым ртом. Он проглотил не одну муху, пока ему удалось вправить челюсть обратно. Он был истинно благочестивым человеком. Господин Манволь тоже истово вершил свой подвиг. Говорят, он не раз обливался горючими слезами, когда тащился по пустынной дороге, вцепившись в задок повозки. Правда, жена утешала его… Но его боль и его слезы благодатной росой должны пасть на наши грехи, а его скорбь должна стать нашим исцелением, ежели верить библейскому пророчеству. А в самые тяжкие минуты, сдается мне, помощь была рядом… он наверняка принимался тихо творить молитву. И к тому же он небось вспоминал про уготованное ему царствие небесное, то бишь про славное маленькое именьице…
До Гамбурга они все-таки добрались. Там пастор расхворался и много дней пролежал в постели. Когда он вернулся домой, то узнал, что лишен сана, но к этому он, само собой, был готов.
А имение Кнуструпгор все-таки досталось ему. Был суд, без этого дело не обошлось, но Йокуму Стисену пришлось уступить поместье.
Господин Манволь прожил в нем до конца своих дней. Этот отдых пришелся ему весьма кстати после путешествия в Гамбург. Вот так он заделался помещиком. Но говорили, что делами в поместье, которое они получили в полную собственность, скорее всего заправляет мадам.