Но послушайте, что было дальше. Однажды в Раннхольме затеяли попойку. За столом были одни мужчины. Йокум Стисен всегда созывал полон дом барышников и тому подобного сброда; они пили и дулись в карты, пока не засыпали тут же, за столом. Оно, конечно, негоже пастору бывать на таких сборищах, так что оправдывать господина Манволя никто не станет, но все-таки он был там. Сперва все накинулись на еду, и пастор не отставал от других, а потом прочел молитву, держа в руках псалтырь Хольмблада. Тут помещику взбрело в голову похвастать перед честной компанией своим скотом, и все отправились на скотный двор. Йокум Стисен откармливал бычков; что ни год сотни голов скота переправлялись на юг из его поместья. На скотном дворе грязи было по колено, и пастор отказался идти туда в своих лакированных сапогах.
– Надевай тогда мои деревянные башмаки! – сказал помещик, усмехаясь. Он ткнул пальцем в башмаки, стоявшие в сенях, и вся компания пришла в восторг от этой шутки, потому что башмаки были непомерно большие, прямо-таки громадные были башмаки.
В нынешние времена деревянные башмаки, какие носили когда-то, почти нигде не встретишь. Теперь больше в ходу деревянные башмаки с кожаным верхом. Ну а тогда таких в помине не было. Башмаки были громадные, а чтобы они не растрескались, их оковывали железными скобами. Башмаки Йокума Стисена были особенно велики, потому что сам он был здоровенный детина с громадными ножищами. Башмаки его были ни дать ни взять деревянные корыта, обитые железом.
Пастор покосился на них. Отъевшиеся зубоскалы так и покатились от смеха. Но пастор все-таки надел башмаки! Он словно хотел преподать им урок кротости. Затем все отправились осматривать быков. Тщедушный пастор тащился и шаркал башмаками; он, точно ребенок, мог вертеть в них ногами во все стороны.
Шутки так и сыпались на пастора. Говорили, что падение в навоз ему не грозит, потому что ноги у него тяжелее туловища. Говорили, что в таких корытах он, дескать, сможет переплывать реку, как на плоту… В общем, глумились как только могли.
И тут Йокум Стисен закричал, что ежели пастор сможет дойти в таких деревянных башмаках до Гамбурга, то он отдаст ему поместье Кнуструпгор.
– Это пари? – быстро спросил пастор.
– Выходит, так! – загоготал Йокум Стисен, а остальные пришли в восторг, видя, как дурачат пастора.
– Вы слышали? Стало быть, вы все свидетели, – сказал господин Манволь.
Он вошел в сени, скинул с себя башмаки и отправился домой. Вся компания чуть не лопнула от смеха. Правда, Йокум Стисен был немного озадачен; ведь пастор ухитрился обернуть шутку в серьезное дело и с тем ушел.
И вот к вечеру, после того как гости просидели за картами часа четыре, они увидели господина Манволя, который въезжал во двор в своей голштинской коляске. Мадам тоже была тут! Пасторский батрак сидел на козлах за кучера. Что бы это значило? Когда все выбежали во двор, то увидели, что коляска набита хлебом, мясом и другими припасами; был тут и бочонок пива. Пастор потребовал, чтобы ему вынесли большие деревянные башмаки. Он готов отправиться в путь.