Эшли Дьюал
Полуночная буря
– Ты всегда говорил, что риск для безмозглых идиотов.
– Да, и я имел в виду тебя.
– Разве мы не рискуем, закрыв глаза на видения Хуракана? – продолжил Аргон, не обращая внимания на ехидство отца. – Я не верю в Лаохесана. Но старик верит.
– Ты всегда доверял ему, будто он пророк Калахара.
– Огонь вел себя иначе.
– Огонь – это просто огонь.
– А ветер – это просто ветер, но я могу контролировать его. – Аргон щелкнул пальцами, и над головой Эстофа закружился вихрь, а трава пригнулась к земле. – Магия существует, а дурак Алман в нее не верит. Не будем ли мы такими же дураками, не поверив в Лаохесана?
Эстоф пристально посмотрел на сына. Аргон уже давно не был тем мальчишкой, у которого не находилось ответов на вопросы. Он спорил с отцом. Они часто ругались, но всегда говорили друг другу правду. Эстоф знал, что его сын очень любит Дамнум. А еще знал, что это место напоминает ему о том, что он хотел бы забыть. Как же ему стоило поступить – остановить Аргона или позволить ему самому принимать решения?
– Ты можешь пострадать, – наконец сказал Эстоф. – Одного я тебя не отпущу.
– Возьму с собой Нубу и Ксеона.
– А они об этом знают?
– Ставлю пятьдесят толий, что Нуба врежет мне между ног, а Ксеон перестанет со мной разговаривать. Но они все равно пойдут. Я бы пошел с ними.
– И как вы доберетесь до Рифтовых Болот? – Эстоф скептически прищурился и как следует откашлялся от пыли. – Эридан на другом конце Калахара.
– Долетим.
– Ксеон – не летающий человек.
– Сядет со мной или Нубой.
– Что насчет Змеиных жриц? Ты ведь помнишь, что о них говорят в Эридане? Они сами туда не ходят, Аргон. Даже речные шуты избегают Черной Топи.
– Да брось, отец. Я и не с таким справлялся. Меня только одно волнует.
– Что именно? – Эстоф исподлобья взглянул на сына и подошел к нему ближе. – Я, конечно, не такой старый, как Хуракан, чтобы давать советы, но все же.
– Твоим словам я доверяю больше, чем словам Хуракана, уж поверь мне.
– Тогда в чем дело?
– Может быть, я не хочу оставлять тебя одного. Мне не нравится эта история с Алманом и ураганом. Происходит нечто опасное, и я чувствую, что это только начало.
Эстоф неожиданно вспомнил свою жену, прекрасную храбрую женщину, которая смотрела на него такими же яркими зелеными глазами. Аргон был похож на нее.
– Если считаешь, что должен идти, – иди. – Эстоф кивнул. – А за меня переживать не надо, я был главой клана Утренней Зари еще до появления у тебя молочных зубов и веснушек, так что поступай как считаешь нужным.
Аргон криво улыбнулся. В нем боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, он не хотел оставлять отца одного, потому что предчувствовал беду. Но в то же время ему хотелось сорваться с места и как можно скорее пуститься в путь, чтобы наполнить сердце жизнью, чувствами и смыслом.
Аргон посмотрел на отца и с надеждой спросил:
– Ты проводишь нас на рассвете?
– Конечно, болван, – с чувством ответил Эстоф и притянул сына к себе. – Иди сюда.
Они прижались лбами и прикрыли глаза.
– Я от тебя никуда не денусь, Аргон.
– Я узнаю, грозит ли нам опасность, и сразу же вернусь домой.
– Я буду ждать тебя на утесе. И на этот раз будь добр – прилети вовремя.
Вольфман
Милена Барлотомей держала под руку своего сына. Их волосы блестели в утреннем свете, переливаясь золотом. Мать и сын поднимались по мраморным ступеням Станхенга. Воины провожали их взглядами, стоя на площади перед величественным каменным замком, и ни единого звука не сорвалось с их губ. Каменные Сердца молчали. Город молчал.
В воздухе висела звенящая тишина.
После похоронной церемонии Вольфман Барлотомей приказал матери провести его в тронный зал. Вигман не был королем, но жители Станхенга приняли Вольфмана после внезапной смерти хранителя города. После убийства и предательства. Кто бы мог подумать, что Алман лишит жизни родного брата? Милена пыталась представить, о чем он думал, когда вонзил клинок в сердце ее мужа, и не могла.
У главных ворот к Вольфману и Милене присоединились Эрл Догмар – правая рука Вигмана Барлотомея и командующий его войском – и Хьюго Кнут, главный визирь.
На плечах Эрла Догмара сверкали начищенные до блеска доспехи, в каштановых волосах виднелась седина. У него был прескверный характер, но Вигман считал, что Догмар никогда не вонзит ему нож в спину.
Хьюго Кнут умел быть незаметным. Он был призраком в Станхенге, несмотря на толстый живот и нелепые курчавые волосы. Ему нравилось вести беседу, а не поддерживать ее. И он возглавлял совет Вигмана. Кнут был единственным человеком, который предвидел недовольство Алмана Барлотомея. Но даже в самых диких мыслях Вигман не мог представить, что встретит свою смерть от руки брата.
– Дядя не берет меня в расчет, – пожаловался Вольфман, оказавшись в просторном тронном зале, и отошел от матери. К трону вел коридор из гигантских мраморных колонн и обсидиановых ступеней. В них отражались солнечные лучи, прорывающиеся сквозь огромные витражные окна. Зал в Станхенге был светлым, в отличие от сумрачного зала Арбора. Вот только на трон больше некому было садиться. Вольфман с грустью посмотрел на красное сиденье. – Это конец?
– Конечно, нет, – решительно отрезал Эрл Догмар. – Мои люди…
– …уже перебираются в лагерь Арбора, потому что, как бы отчаянно они ни любили Вигмана Барлотомея, их король – Алман Барлотомей Многолетний. – Кнут сложил на животе толстые пальцы.
– У нас нет шансов?
– Шансы всегда есть, мой юный друг. Но они ничтожно малы.
– Нельзя оставить смерть Вигмана безнаказанной. – Грубый тон Догмара выдавал его с головой. Начальник войска, безумец и убийца, он кидался в бой не раздумывая и часто не обращал внимания на расположение сил. Догмар должен был просто выполнять приказ, а Кнут привык приказы обдумывать.
– У нас мало ресурсов и нет способа воздействия, – сказал он.
– У нас есть преданные люди.
– Которые забудут о своей преданности, едва разговор зайдет о жизни их родных.
Вольфман посмотрел на мать. Все это время она стояла в стороне и молчала. Милена не знала, как найти в себе силы двигаться дальше. Болезненный вид сына пугал ее. Смерть мужа пугала ее. Жизнь нестерпимо пугала Милену, и она терялась в догадках: как быть с тем, что оказалось в разы опаснее? Никогда прежде она не ощущала себя настолько уязвимой. Она горевала по мужу и мечтала отомстить за него, но боялась, что в погоне за местью раньше срока потеряет и сына.
– Эта земля, эти люди… все принадлежало твоему отцу, – наконец сказала она. Ее руки сжались в кулаки, и она серьезно посмотрела на Вольфмана. – Теперь все принадлежит тебе.
– Я не король Вудстоуна.
– Ты владелец Станхенга.
– Люди не пойдут за смертельно больным семнадцатилетним юнцом. Я выгляжу в их глазах слабым. Потому и отец мертв, что я – не угроза!
Милена Барлотомей решительно подошла к сыну и схватила его за руки. В эту минуту она была той самой женщиной, на которой женился младший сын Барлотомеев, – ледяной леди Станхенга Миленой де Труа. Ее малахитовые глаза вспыхнули лютым гневом.
– Так докажи, что они ошибаются.
Вольфман вдохновленно расправил плечи, но посмотрел на каскад ступеней, что вели к красному трону, и представил, как трудно ему будет туда забираться.
Он выпустил руки матери, провел ладонью по лицу и пошел к трону, прекрасно осознавая, что никогда не сможет заменить отца. Он не был даже тенью Вигмана Барлотомея. Но он мог отомстить за него или хотя бы попытаться. Вольфман преодолел пять ступеней и уже начал задыхаться. Затем поднялся еще на десять.
Он неуклюже добрался до трона и с усилием вдохнул прохладный воздух. Милена с восхищением смотрела на сына, а Кнут и Догмар предвкушали шахматную партию. Когда Вольфман присел на кроваво-красный трон, у него внутри что-то перевернулось. Он вдруг понял, что может сделать нечто важное, несмотря на свой страшный недуг.
Впервые он почувствовал вкус власти, отчего голова пошла кругом, а сердце забилось чаще.
– Кнут прав, – досадливо сказал Вольфман, – большинство людей уйдут к дяде.
– Это можно было бы исправить, приплатив им пару лишних толий…
– Я не смогу приплачивать им вечно, а кто ушел однажды – уйдет еще раз.
– И что же вы предлагаете, мой юный друг?
Вольфман задумчиво посмотрел на голубые вены на своих слабых руках. Словно реки, они поднимались по запястью и бежали к локтю. Юноша взглянул на главного визиря и наклонил голову к нему.
– Нам нужны союзники. – Эти слова сорвались с языка удивительно легко. – Это же очевидно.
– И с кем нам сотрудничать? – скептически бросил Догмар. – С летающими людьми, которые сами определиться не могут, один у них клан или несколько, служат они Эстофу или Ровену, Нириане или Кигану? А может, обратимся сразу к верующим речным фанатикам? Уж они-то со своей Пифией не сунутся в войну.
– У Алмана есть план, он убил моего отца с определенной целью. Что если эта цель – подчинить себе не только весь Вудстоун, но и весь Калахар? Союз с Эриданом нужен нам так же, как и Эридану союз с нами.
– У нас разные религии.
– На войне это не проблема.
– Речные люди не солдаты, они не умеют сражаться!
– Тогда тем более им пригодится наша помощь.
– Но как можно заключить союз с этими дикарями? Атолл Полуночный – человек, для которого важны лишь рыба в море да журчание водопадов. Сегодня он на нашей стороне, а завтра ему покажется, что у Пифии поменялось настроение.
– Скрепим союз на кровном уровне. Семейные узы для них священны.
Милена застыла, услышав слова сына. Она приблизилась к ступеням и недоуменно свела светлые брови:
– О чем ты, Вольфман?
– Не торопитесь, мой друг, – вмешался Кнут, – такие решения…
– Нам нужны союзники! – перебил визиря Вольфман и нервно вскочил с трона. – С Дамнумом найти общий язык трудно. Но с Эриданом мы договоримся. Нужно пообещать Атоллу Полуночному то, от чего он не сможет отказаться.
Вольфман замолчал на какое-то мгновение, а потом перевел дыхание и твердым голосом отрезал:
– Я предложу ему Станхенг. Я женюсь на одной из его дочерей.
Догмар отступил назад, как от крепкой пощечины, а Кнут наоборот поспешил к королю, округлив и без того большие глаза.
– Позвольте сказать, ваша милость, что это крайне плохая идея.
– И чем же она плоха? Нам нужен Эридан.
– Но вы… вы же должны понимать, что… случись что-то с вами… – визирь говорил очень осторожно, боясь ненароком задеть юные чувства, – Полуночная станет хранительницей Станхенга, а в случае победы над Алманом и всего Вудстоуна.
– Я знаю, – беспечно ответил Вольфман, отчего лицо Кнута побледнело.
– Знаете…
– Я умру рано или поздно, а девчонкой легко помыкать. Вам так не кажется?
– Но за ней стоит Атолл Полуночный, вождь речных шутов, – вмешалась Милена, – а он не глупец, Вольфман. Пусть его и не прильщает власть, но он мудрый правитель.
– А за мной стоишь ты, – с нажимом отчеканил юный король, шагнув к ступенькам, – за мной стоит самая могущественная династия Калахара. И мы выиграем эту войну, подчиним себе Арбор, а затем и Эридан. Мы построим новый мир. Дочь Атолла станет женой Барлотомея, и она будет делать то, что мы ей скажем, – губы Вольфмана тронула усмешка, – она будет делать то, что ей велит ее новый дом.
Фьорд
Фьорд не спал. Он касался ладонями и коленями травы и читал молитву, поглядывая на небо. Сегодня оно казалось не таким, как обычно. В саду его матери Морейн Полуночной цвели красные розы. Она любила собирать их на закате. После ее смерти розы завяли все до единой.
Рассвет сегодня был точно таким, как и алые розы из маминого сада, – ярким и кровавым.
Фьорд заметил сестру. Он резко поднялся на ноги и прошептал:
– Жива.
Эльба двигалась по тропе. У нее были грязные волосы, платье порвалось во многих местах. Нимфа брела домой в надежде поскорее забраться на самый высокий водопад, дабы убедиться, что бухта не уничтожена огненными языками и не поглощена угольным дымом. Она едва не прошла мимо брата, но он выбежал к ней навстречу.
– Эльба, – Фьорд затормозил перед сестрой, – ты вернулась. Слава богам!
– Вернулась.
Брат и сестра посмотрели друг на друга. Фьорд вдруг подумал, что Эльбе холодно, и решительно стянул со своих плеч льняную накидку.
– Держи.
– Я должна поговорить с отцом.
– Тебя долго не было. Почему ты так задержалась?
– Меня не было одну ночь.
– Ночь? – Фьорд нахмурился. – Эльба, мы ждем тебя двое суток. Отец места себе не находит. Вчера я ходил вместе с ним на болота, но тебя там не было.
Двое суток? Эльба в растерянности округлила глаза. Как такое возможно? Она не сворачивала с пути, не задерживалась в Черной Топи. Неужели время в Рифтовых Болотах течет иначе? Впрочем, теперь ее трудно удивить.
– Я не хотела вас беспокоить.
Голос Эльбы был совершенно иным. Фьорд хорошо знал ее и сейчас чувствовал, что смелая своенравная Эльба дрожит от страха. Раньше она никогда не дрожала от страха.
Эльба набросила на плечи накидку Фьорда и пошла к дому. Брат шел рядом. Ему хотелось спросить, что случилось в Рифтовых Болотах, но внезапно он заметил на шее сестры маленькие свежие ранки.
– Что это?
– Где?
– Тебя кто-то укусил.
Эльба поежилась и тихо ответила:
– Так было нужно.
– Ты узнала, почему боги разгневались? Отец ждет ответа.
– Мой ответ ему не понравится.
Эльба ускорила шаг, но Фьорд взял ее за руку и потянул обратно.
– Что с тобой? Ты какая-то другая.
– Другая? – Эльбу трясло. Ее не отпускал дикий страх, хотелось сорваться с места и убежать. Ей пришлось пройти через змеиное болото, ее укусила черная гадюка, она увидела гибель Дор-Валхерена, а еще она увидела их маму, мертвую, с серой кожей и острыми клыками. Эльбе хотелось навзничь упасть на землю, но она не поддалась слабости, а просто ответила:
– С Черной Топи никто не возвращается прежним.
И вновь пошла вперед.
Эльба
Эльба задумчиво сидела перед небольшим озерцом. В нем отражалось ее искаженное лицо. Иногда она видела в себе черты матери, но сегодня не заметила ничего родного в своих голубых глазах, иссиня-черных локонах и острых скулах.
Мама умерла или нет? Кто была та женщина, которая прокляла ее?
«Пока жизнь не победит смерть». Эльба будет терять близких вечно. Сердце разрывалось на части, и ей хотелось зарычать от злости и обиды. Она смотрела в воду, но видела лишь перепуганную незнакомку. Почему эта дрожащая девчонка не могла взять себя в руки? Здесь, в окружении плачущих ив, ей всегда было спокойно, но сегодня укромное место, спасающее от печали, превратилось в клетку.
– Я знал, что ты будешь здесь, – сказал Атолл Полуночный и подошел к дочери. На нем был блекло-коричневый кафтан с ритуальными стружками на рукавах, и на какое-то мгновение Эльбе показалось, что вместо рук у отца крылья. – Ты цела?
Эльба не ответила. Она сидела на холодной земле и рассматривала отражение яркого солнца. Озеро особенно красиво переливалось нежными цветами на рассвете, и на душе у нее стало совсем невыносимо: мама любила это место, а Эльба любила маму.
– Нужно вернуться в замок. Мы должны…
– Мама была там, – перебила она отца. Эльба наконец нашла в себе силы встать и с упреком посмотрела на Атолла. – Она была на Рифтовых Болотах. Я не ожидала, что именно она потребует от меня платы.
Атолл нахмурил седые брови.
– Морейн умерла.
– Она. Стояла. Там.
– Твоя мама скончалась при родах, – настаивал отец, – а на болотах ты встретилась с совершенно чужим человеком. Такова цена, Эльба.
– Цена чего?
– Знания.
Эльба фыркнула и отвернулась. Она скрестила на груди руки и нервным шагом прошлась вдоль озера, пытаясь унять ураган в мыслях. Родной дом пугал Эльбу. Она видела, как он сгорал, как сгорали люди, как иссохли реки, а солнце спалило Эридан.
– Безумие, – она прошлась ладонями по волосам, – они мне соврали.
– Кто?
– Жрицы.
– Жрицы не врут.
– Ты не понимаешь.
– Чего, Эльба? – Атолл наклонил голову. – Что тебе показали черные ведьмы? Если это как-то связано с морским зверем…
– Это связано со всеми нами, отец, – воскликнула дрожащим голосом девушка и так на него посмотрела, что тот застыл от тревоги. – Эридан был уничтожен. Дым… он был повсюду. Горящие люди и их крики… А потом…
– Что?
– Лаохесан.
Страшное имя сорвалось с ее губ, и Атолл Полуночный отступил назад, будто его ударили по лицу. Серые глаза вождя наполнились ненавистью.
– Не может быть.
– Ты сказал, жрицы не врут. Они могут ошибаться? – Эльба подошла к отцу. С детства ей рассказывали об огненном Лаохесане, о всаднике, который хотел подчинить себе весь Калахар, но едва не уничтожил всех людей. Лаохесан являлся детям в ночных кошмарах, речные люди говорили о нем шепотом.
Эридан помнил о своем прошлом. Вудстоун и Дамнум – нет. Испугались бы они так же сильно? Почувствовали бы они нависшую над их головами угрозу?
– Это же легенда, – тихо сказала Эльба.
– Так говорят глупцы.
– Ты хочешь сказать, что жрицы не обманули меня?
Атолл Полуночный отвернулся. На его плечи внезапно свалилась непосильная ноша, из-за которой он рисковал потерять все, что было дорого. Прекрасный рассвет омрачился одним-единственным словом, которое не произносилось уже десятки лет, но для тех, кто помнил, не утратило значения. Когда-то давно Мальстрем, отец Атолла, сказал, что у каждого вождя свой крест. Знал ли Атолл, что его крестом будет проклятье предков?
– Вчера пришла плохая весть, Эльба, – устало проговорил он. – Я чувствовал, что нас ждут огромные перемены, но даже не догадывался, какие именно.
– Что произошло?
Немного погодя отец продолжил:
– Алман Многолетний убил своего родного брата. Он нарушил клятву.
Надежды Эльбы разлетелись, словно стая птиц. Она смотрела отцу в глаза и старалась не дрожать, хотя ее словно обдало невероятным холодом. Дым, крики, огонь… Все, что она видела, было видением, а не ловушкой. Жрицы показали ей будущее.
– Мы с тобой прекрасно понимаем, что черные ведьмы сказали тебе правду. Всадник вернется, Лаохесан возродится. И нам придется вновь столкнуться с ним лицом к лицу. В этой борьбе нам не победить самим, Эльба. Мне придется согласиться.
– Согласиться? – в недоумении переспросила нимфа. – Я так устала, что не успеваю за твоими мыслями, прости.
– Нет, это ты прости меня.
– Что… – Эльба запнулась. – О чем ты говоришь?
– Вигман Барлотомей мертв. Наверняка Алман рассчитывал, что Станхенг станет его собственностью. Но Вольфман оказался упрямым мальчишкой. Теперь он не просто сын главнокомандующего – его короновали, и он собирает войско, чтобы отомстить за отца.
– Ты согласился дать ему людей? Но речные люди – не воины.
– Если Лаохесан возродился, нам придется ими стать. Вольфман думает, что угроза в его дяде, но он даже не представляет, что нас ждет в будущем. Ты должна будешь объяснить.
– Я? – растерянно переспросила Эльба.
– Ты.
Атолл стоял перед дочерью с выпрямленной спиной, такой высокий, широкоплечий – вождь всего Эридана, предводитель речных людей! И абсолютно беспомощный отец, которому ничего не стоило предать ребенка ради спасения родных земель.
– Вольфман Барлотомей предлагает объединить земли.
Эльба застыла. Она начала понимать, к чему клонит отец, и вдруг ощутила, как огнем вспыхнули щеки, кулаки, сердце.
– Мы и не рассчитывали на поддержку такого мощного союзника, у него есть Каменные Сердца…
– Нет.
– У него есть армия, – настоял вождь, подойдя к дочери, – он болен, Эльба, и если ты поедешь в Станхенг, его армия станет твоей.
– Ты не можешь, – прищурившись, зашипела девушка, – ты не посмеешь.
– Будь покорной.
– Ты продаешь меня!
– Это выгодный союз! Подумай о народе, о Лаохесане. Ты сама видела, что нас ждет.
– Не притворяйся, будто это нормально! – разозлилась Эльба и пригнулась, будто змея перед атакой. – Это мой дом. Ты – мой дом! Как ты можешь так просто…
– Это совсем не просто, Эльба! – в отчаянии прокричал отец и взял руки дочери в свои. Его серые глаза наполнили печаль и решимость. – Это не обсуждается. Ты поедешь, потому что ты дочь вождя и тебе придется ставить интересы людей выше своих.
– Я не вещь, – зашептала она, – не вещь, не подарок, не оружие.
– Я знаю.
– Тогда почему отдаешь меня?
Эльба знала почему. Она все прекрасно понимала, но внутри было так больно, что переворачивались привычные понятия о долге и чести. Ей было трудно дышать, стоять, трудно было говорить, потому что слова обжигали язык.
– Вчера я собирался ответить отказом. Ты моя дочь, Эльба. И того, как я люблю тебя, Фьорда и Рию, не описать словами. Но ты сама видела, через что нам предстоит пройти. Будь то война между Арбором и Станхенгом, мы бы нашли иной способ защититься. Но Лаохесана в одиночку не победить. Эта война затронет весь Калахар. Если у нас не будет союзников, мы погибнем и нечего будет спасать, не к чему будет возвращаться.
Атолл не должен был оправдываться, не должен был объяснять дочери, почему он принял такое решение, но он говорил, потому что чувствовал себя предателем. В Эридане семейные узы превыше всего. Он смотрел, как Эльба плакала, и его собственное сердце болезненно сжималось.
– Люди Вольфмана прибудут через несколько дней. – Атолл отпустил руки дочери и отошел. – Тебя будет сопровождать Фьорд. Мне нужно остаться здесь, в Дор-Валхерене.
Эльба опять не ответила. «Немая стрела» – тот самый пронзительный взгляд, полный глубокой обиды и свирепости.
– Когда-нибудь ты меня поймешь.
Атолл ушел, и Эльба раскрыла рот, чтобы втянуть больше воздуха.
Мир раскололся на тысячи частей, мир взорвался и безжалостно вспыхнул. Эльба без сил упала на траву и впилась ногтями в ледяную землю. Она была дома, но чувствовала себя здесь чужой и покинутой. Никто бы не разделил ее чувств и не смог успокоить. Пифия прогоняла ее и не объясняла, что Эльба сделала не так, в чем провинилась.
Что ее ждало в Станхенге? Каким был Вольфман Барлотомей? Сумеет ли она когда-нибудь забыть слова отца, понять и простить его? Эльба закрыла ладонями лицо, слыша в своей голове змеиное шипение.
Она впервые ощутила себя по-настоящему одинокой. Ею распоряжались как хотели. Она была рычагом, условием, страховкой. Ее не воспринимали всерьез, ею пользовались, облагораживая поступки словами о долге и чести. Но Фьорда не заставляли покидать родной дом, и отца в свое время не заставляли покидать родной дом. Они говорили, и их слушали. Но ее слова были никому не нужны.
Эльба открыла глаза и посмотрела на свое отражение. Оно казалось на удивление четким. Эльба всматривалась в него, изучая свои глаза и волосы, губы, плечи, румяные щеки и нос, а затем шлепнула ладонью по воде и отвернулась.
Когда-нибудь к ней станут прислушиваться. Когда-нибудь ее слова будут иметь вес. Она добьется этого во что бы то ни стало.
