Эрос Гед Евгеньевич
Конгруэнтность
Капля воды, вместившая в себя отражение окружающего мира, и из-за этого, кажущаяся необъятно огромной замерла на вершине, чуть ниже точки, где начинается разрез, через который, если внимательно всмотреться, можно увидеть, сущность. Но его интересует не ее сущность, а эта капля, ибо в ней он видит свое место.
***
И это хрупкое равновесие, к которому так истово стремилась вся вселенная, было разрушено, глухим, протяжным ударом сердца, движимого потребностью дышать.
Но он увидел то, что хотел.
***
В каждом из этих зеленых залов, уже более двухсот лет непрерывно ткется полотно жизни. Людям разрешено посещать их. И даже разрешено рассматривать отдельные кусочки этого чрезвычайно масштабного проекта. Они приходят туда с надеждой. Смотрят бегло – важна внешняя форма – как свиты отдельные нити, их качество. Для поддержания надежды достаточно этого. Да же если они замечают сбои, и стоически скрывают возникающие страхи, что увиденный фрагмент будет удалено, как брак, все равно уходят с надеждой. Ведь огромный механизм транзакций, может тоже ошибаться. Так они думают.
Этот зеленый зал небольшой. В нем душно. Он весь заполнен перегаром. В уголке сидит его источник. Для него недоступны эти маленькие кусочки мира.
– Говорят тот, кто уже пожил на улице, никогда не сможет жить в доме – высокие ноты крупной женщины.
– Нееет – с сознанием дела и для большей весомости качает он головой – я два года жил на улице – кивает головой в подтверждение своей авторитетности.
Звуки жизни, приглушены, но даже зеленая комната неспособна их убить.
– Я священник. Я закончил семинарию.
– Это пятидесятники, или баптисты? – нехарактерная живость, для таких масштабов.
– Баптисты. Потом детей Библии учил в ней. Я библию наизусть знаю – но возможно, она тоже знала ее наизусть, – потом ушел.
– А почему ушел? Карабкаться вверх лучше, чем катиться вниз!
– Я в Боге разочаровался – но возможно, она уже слышала это много раз.
– Вот ты и пытаешься усидеть на двух стульях, но в итоге между ними падаешь в пропасть – вплетенная в ее кусочек полотна жизни, нить сравнения ее впечатляет, и он бы заплатил за это, если бы не факт, подтверждением которого он является, выслушивая пафос, за которым исчез смысл.
Но в зеленых залах непринято долго находиться. Крупная женщина вспомнила об этом и засеменила к выходу, источая доброжелательность. Он с пониманием уставился в пол.
Некоторые ученые придерживаются гипотезы, что смысл человечества – это борьба с одиночеством, и эти зеленые залы, в том числе, неплохое обезболивающее, позволяющее купировать страх одиночества.
Дверь хлопнула и вошла пара тощих, которым нужно подкрепить свою надежду.
– Мелочи не будет… – привычно проговорил тот, кто лишен надежд.
Скрип механических частей агрегатов, готовящих персональные кусочки полотна жизни.
Благодаря зеленым залам мелочь стала большой редкостью, что определенно считается большим достижением прогресса. Она пережиток и архаика.
Очень часто люди из зеленых залов выходят, унося с собой благодарность от тех, кто ткет это самое полотно жизни. Она исключительно из тонкого, мягкого даже хрупкого материала и имеет неброский рисунок. Такой благодарностью делится жалко, ведь она и есть надежда.
***
– Плохо, очень плохо… – нараспев проговорила алые губы, то и дело скрывающиеся в черном.
– Что плохо? – машинально и при полном отсутствии признаков тревоги, скорее ответил, чем спросил он.
Его рана практически срослась, что благотворно способствовало его мироощущение. Жара стала возвращаться во вполне реальном восприятии жаркого солнца и горячих поверхностей.
– Ты умеешь хранить тайны – он собрался сказать: “Конечно.”, но… Но вспышка света вырвала из темноты кусок оштукатуренной стены с большими черными в готическом стиле: “Это не вопрос.” – но сохранить будущее у тебя ни как не получается.
– Почему ты так решила?
– Смотри.
***
Царица подняла изысканную обложку, соединяющую в себе стопку белоснежной папирусной бумаги. Положила, склонилась, провела черту. Внимательно посмотрела, перечеркнула, еще черта. Нет огня. Опять перечеркнула, новая черта, еще, еще. Темп растет. Следом за ним растет давление. Гримаса отчаяния, затем боли и в сухом остатке непреодолимое желание сделать больно белоснежной папирусной бумаге. Бумага рвется, перо ломается.
***
Её кисть охватила его ладонь и с силой сдавила. А пальчик другой руки стал выводить линии.
Ярко алый ноготь вдавил кожу. Болезненное ощущение линии пересекающей ладонь. Красное пятно, которое быстро растворились в телесном.
– Видишь?
– Что я должен увидеть?
– Огонь. Его нет. Это должно гореть – вздох полный горечи, докатился до его ладони кратким ощущением тепла. – я не смогу нам помочь!
– В чем помочь? – расправленные плечи, сосредоточенность и окаменелость. Беспокойство начало движение вверх.
– Нам не избежать встречи – уголки алых губ и взгляд, все, в пол.
***
Безумие горячего Солнца, неумолимо истощает ресурсы. Отличительной чертой является то, что большинство из них были приведены в негодность полыхающей яростью, а не употреблены по назначению, как того требует рассудок. Но это уже неважно. Факт. Его разбудил факт того, что теперь жуткое зловоние наполняет обшарпанный объем ему отведенное места в большой бетонной коробке. Он быстро покинул место смерти и выскочил на пустынную улицу. Горячее дыхание играет с тем, что остается после людей. Кусок пакета, переваливаясь с бока на бок, пересек полосу асфальта.
Жутко заболела голова. Он сжал челюсти. Зубы скрипнули. Он широко раскрыл рот. Ни чего не помогает. Боль основательно обосновалась в голове. Пара размашистых шага и пыльная бутылка полетела. Форма рассыпалась на кусочки.
–Надо уйти отсюда, туда, где её нет! – неожиданная идея вызвала новый, способный расколоть пополам камень, приступ боли.
Рука потянулась в карман. Касание нагретого металла не вызвало ни каких эмоций.
– Ждать не имеет никакого смысла. Здесь нет ни чего – пауза должна была освободить пространство для сил, но туда сразу ринулась боль – так далеко не уйти!
***
60 ударов в минуту. Капли пота разлетаются в разные стороны от резких амплитудных движений человека, щедро измазанного Солнцем, которыми его отсутствующий взгляд наносит удары в тугую кожу цилиндра. Они уходят в землю, но уткнувшись в её базальтовый щит, несутся обратно. Земля вздрагивает, и сноп пыли вместе с такими же щедро измазанными Солнцем людьми, столпившимися возле барабана, глаза которых пусты, подскакивают вверх.
***
Как он ненавидит этого смуглого барабанщика! Костлявые пальцы белеют в попытке сохранить целостность. Тело начинает рушиться вниз, и издает ужасающий крик: «Хватит!».
Бордовая пелена.
***
Нога затекла и заставляет его приоткрыть глаза. В памяти только следы головной боли. Отчетливые следы. На слепяще жарком фоне они очень отчетливые и ужас от их близости закрывает глаза. И прежде чем окунуться в иллюзию наведения, он замечает движение.
Движение было уже на излете. Но для загнанного хищника такая едва уловимость, которая сродни иллюзии – есть надежда.
***
Жуткий крик врывается в комнату. Время от неожиданности замирает. Тревога, громкая и пронзительная сводит их взгляды.
– Что это? – тепло и покой – могут не наступить.
– Не знаю, человек? – прекрасный образ – может исчезнуть.
Стоять и бежать. Время рванулось вперед.
Он чувствует, как ее сила покидает его. Она бросилась к окну в надежде догнать его.
Время решительности. Он неуклюже пытается схватить ее. Мимо.
– Не надо… – кусок ткани предательски легко начал прогибаться, от ее легкого прикосновения и складка ткани сложилась в насмешливую косую улыбку. И под давлением: “Поздно, слишком поздно” он как-то обмяк и опустошенно коснулся горячим лбом доски пола.
– Почему? – но руку опустила. Насмешка стерта. Она поворачивает голову и, не раздумывая пытается догнать то, что еще есть – Почему! Почему… – облегчённо выдыхает, ощутив стук его сердца.
***
Он ждет и внимательно следит сквозь полуприкрытые веки за тем местом, где всего лишь, мелькнул возможный признак жизни.
