bannerbannerbanner
Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

Эрих Гессе
Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

Полная версия

Глава 4
Опоры партизанского движения

Истребительные батальоны

Для претворения в жизнь требований директивы советского руководства от 29 июня 1941 года о создании партизанских отрядов вначале не было формирований и необходимых кадров, подготовленных к такой деятельности. Ведь в прифронтовых областях вспомогательные части из населения начали формироваться только с началом войны. С одной стороны, они состояли из признанных годными к военной службе народных дружинников, а с другой – из созданных в соответствии с постановлением Центрального Совета обороны Советского Союза[57] в виде ландштурма (ополчения второго разряда) истребительных батальонов[58].

Основное предназначение этих батальонов заключалось в охранении советских тылов от действий диверсантов, парашютистов и вражеских агентов. Однако в случае отхода Красной армии в их обязанность входило разрушение остававшихся общественных сооружений, промышленных предприятий и складских помещений в духе «выжженной земли», а также по возможности совершение нападений на пути снабжения противника. Тем не менее для длительного ведения эффективных боевых действий во вражеском тылу у них не было ни необходимого оснащения, ни соответствующей военной подготовки.

Уже вскоре после вторжения немецких войск начали отмечаться первые подпольные вооруженные выступления в тылу сражавшихся германских частей. Особенно часто такое наблюдалось в северных русских областях на территории между Псковом и Старой Руссой, что подтверждают советские историки. В частности, в труде «История Великой Отечественной войны» сказано, что сразу после нападения Германии ленинградские партийные органы приступили к организации партизанской борьбы, засылая на оккупированные территории, в первую очередь в районы Пскова, Новгорода и Старой Руссы, отдельные отряды. При этом они отличались высокой мобильностью.

В результате в немецких войсках начали поговаривать о «партизанах», не внося, правда, в это название какого-либо ясного смысла. Так, от штаба 16-й армии вермахта поступило донесение о переходе русско-латвийской границы бойцами нерегулярных частей и проведении ими беспокоящих операций в районе города Себеж. Речь шла о нападениях на одиночные грузовики, колонны автомобилей и нарушении армейских линий связи (NOKW 2402).

Соответствующим службам 16-й армии удалось установить, что речь шла о проведении операций силами 1-го и 3-го «партизанских полков», костяк которых составляли ленинградские пожарные. Следов же, по-видимому, тоже существовавшего 2-го такого полка в зоне ответственности 16-й армии обнаружить не удалось. Эти партизаны, объединенные в военных формированиях, были облачены в синюю рабочую одежду. И хотя их действия носили спорадический характер и не имели отношения к оперативным планам советского командования, они все же заметно усиливали чувство неуверенности в своей безопасности у немецких солдат.

Несколько позже о появлении подобных полувоенных частей поступили доклады и с других участков фронта. Там тоже стали отмечаться нападения на находившиеся на отдыхе немецкие подразделения и поджоги оставленных Красной армией населенных пунктов. Так, в донесении IV экономической группы штаба 9-й немецкой армии от 20 июля 1941 года говорится о том, что город Полоцк подвергся планомерному уничтожению со стороны истребительных батальонов (LU 10, 16 с).

Нет никакого сомнения в том, что в случае с уже упоминавшимися «партизанскими полками» речь шла о формированиях истребительных частей. И хотя эти истребительные батальоны прибегали к методам партизанской борьбы, их обозначение как «партизанские» является неверным. Неправильным и противозаконным было и обхождение с людьми, входившими в их состав, со стороны немецкого командования. По крайней мере, пока они вели боевые действия в рамках своих формирований, пусть даже в тылу германских войск.

Правильнее было бы называть эти полувоенные формирования частями добровольческого корпуса[59], которые по своей организации и вооружению, а также единому их обозначению и подчинению ответственным руководящим инстанциям, когда они располагались позади линии обороны своих войск, полностью соответствовали нормам международного права. Однако такое правовое их положение улетучивалось, когда личный состав этих подразделений присоединялся к гражданским повстанческим группам, образуя зачастую первое вооруженное ядро таких отрядов.

Формирование истребительных батальонов осуществлялось обычно из числа мужчин, не призванных на военную службу. Свои служебные обязанности они исполняли после основной работы или в ночное время. Формированием же этих специальных подразделений занимался обычно местный инспектор милиции[60] вместе с секретарем районного комитета партии. После того как истребительный батальон был сформирован, инспектор милиции становился его командиром, а секретарь райкома – начальником штаба.

Численность истребительных батальонов не являлась постоянной величиной и зависела от плотности населения того или иного района. Как правило, такое формирование насчитывало около 100 человек и делилось на три взвода, каждый из которых один день нес службу на безвозмездной основе. В батальоны рекрутировались представители всех слоев населения без особого учета степени политического доверия. Поэтому после отхода Красной армии пробиваться к конкретным партизанским отрядам предлагалось не всем. Как докладывал начальник полиции безопасности и СД в обзоре событий в СССР за № 134 от 17 ноября 1941 года, вначале после ухода советских войск командиры этих истребительных батальонов в большинстве своем тоже исчезали, а оставшись без своего командира, их личный состав разбегался (NO 4426).

Тем не менее после воззвания советского правительства к началу партизанской войны к этим военизированным формированиям вернулись вновь, их политическое и военное значение возросло. В часть истребительных батальонов начали назначать политических комиссаров, в распоряжение которых стали передаваться группы политически благонадежных лиц для надзора за личным составом.

К задачам истребительных батальонов добавилось осуществление различных подготовительных мероприятий, в том числе сооружение складов с оружием для ведения партизанской войны. Однако и к тому времени служащие батальонов все еще не проходили необходимую планомерную подготовку для осуществления партизанской борьбы и не изучали тактику ее ведения. К тому же, согласно донесению начальника разведотдела штаба 52-го армейского корпуса вермахта командующему 17-й армией от 19 ноября 1941 года, после расформирования истребительных батальонов за каждым его служащим все еще сохранялось право принимать решение, участвовать ли ему в партизанской борьбе или нет (NOKW 2686).

Те немногие, кто решился принять участие в партизанской войне, получали от находившегося поблизости армейского штаба четко очерченные боевые задачи, которые надлежало выполнить после того, как местность будет занята противником, а истребительный батальон перестанет существовать. В случаях же, когда большое число политически убежденных лиц определяло дух такого батальона, а местность позволяла продолжать борьбу, его личный состав собирался вновь уже в тылу немецких войск позади далеко ушедшей линии фронта и начинал действовать как партизанский отряд.

В этой связи интерес представляет обобщенная сводка эйнзацгрупп полиции безопасности и СД о своей деятельности и об обстановке в СССР № 2 за период с 29 июля по 14 августа 1941 года. В ней отмечается, что наряду с 260 мужчинами в плен было взято и 40 женщин, которые несли службу в качестве медсестер и секретарш. Причем к тому времени истребительные батальоны на 90 процентов состояли из коммунистов (NO 2652).

 

Это объяснимо, ведь у членов коммунистической партии из-за страха перед политическими репрессиями обычно не оставалось иного выбора, как уходить в подполье.

Отставшие от своей части советские солдаты, избежавшие плена

В ходе современной маневренной войны, для которой характерны концентрированные глубокие прорывы на отдельных участках фронта с последующими широкими охватывающими операциями, перед войсками встает ответственная задача по очистке и охране быстро завоеванных больших территорий, являющейся не менее важной, чем само наступление. Вторая мировая война принесла с собой опыт, насколько пагубной может оказаться плохо осуществленная охрана собственного тыла ввиду допущенной халатности или нехватки сил. Географические особенности Восточного театра военных действий, необъятные просторы страны, протяженные лесные массивы и заболоченные участки, слабо развитая дорожная сеть превратили задачу по очистке и охране оккупированных областей даже для сильных войсковых частей, находившихся в распоряжении немецкого командования для ее решения в первые недели войны, практически в неразрешимую проблему.

В районах крупных котлов бесчисленным небольшим подразделениям Красной армии удавалось особенно часто прорывать кольцо окружения, состоявшего зачастую только из танкового охранения, и скрываться на территории, не имевшей ни дорог, ни тропок. В результате по тылам германских вооруженных сил вплоть до глубокой осени 1941 года беспрестанно перемещались отставшие от своих частей мелкие группы вооруженных красноармейцев.

От сдачи вермахту их зачастую удерживал страх перед голодной смертью в немецких лагерях для военнопленных. Он же заставлял этих солдат пробираться в лесные и заболоченные районы северной и центральной части России, которые постепенно все более превращались в сборные пункты остатков разбитых советских воинских частей. Так, в донесении разведотдела 3-й танковой группы от 9 сентября 1941 года говорится, что в районах размещения войск, особенно в лесах, объявились отбившиеся от своих частей красноармейцы и партизаны. Там же сообщается, что группами по 100–200 человек по утрам и вечерам они появлялись в деревнях в надежде раздобыть что-нибудь из съестного и что от сдачи в плен их удерживала лишь боязнь быть расстрелянными или умереть от голода в лагере. При этом в донесении содержалось предупреждение о возможных нападениях с их стороны (NOKW 688).

Из этих районов избежавшие плена советские солдаты делали постоянные набеги в близлежащие деревни в поисках продовольствия. С этой же целью они часто совершали нападения и на немецкие гарнизоны. Нередко такие акции проводились также просто из чувства ненависти к немцам, на что германское командование отвечало расстрелами ни в чем не повинных заложников. Так, в обобщенной сводке начальника полиции безопасности и СД о деятельности эйнзацгрупп на территории СССР, а также о поведении коммунистов в рейхе и в оккупированных областях от 31 июля 1941 года сообщается, что за обстрел немецких грузовиков первоначально было расстреляно 10 заложников, а за повторное нападение на немецкие автомашины 15 июля 1941 года – уже 20 заложников (NO 2651).

У немецкой стороны явно не хватало войск охранения, и поэтому обеспечить безопасность всех важных путей снабжения армии они были не в состоянии, оказавшись в борьбе с остатками советских подразделений беспомощными. Вдобавок положение усугублялось тем, что огромные потребности фронта в людях и технике вначале не позволяли осуществлять широкомасштабные мероприятия по зачистке захваченных территорий.

К тому же вскоре выяснилось, что советские солдаты в этих районах сбора очень быстро вновь оказались под командованием военного и политического руководства, намеревавшегося выполнить приказ Сталина, согласно которому отставшие от своих подразделения и изолированные части должны были продолжать выполнение поставленной перед ними задачи по уничтожению немецких войск в «изменившихся формах» борьбы, поскольку этого требовала специфика сложившейся обстановки. (Имеется в виду приказ № 81 от 15 июля 1941 года, подписанный Л. З. Мехлисом, текст которого приводится в приложении № 11-а к журналу боевых действий штаба 18-й армии от 29 июля 1941 года.)

Под этими «изменившимися формами» подразумевались партизанские акции, рассчитанные на длительный срок и которые могли привести к успеху только в рамках партизанской войны. Кроме того, командование Красной армии стало пропагандистски воздействовать на отбившихся от своих частей солдат и путем распространения листовок. В одной такой листовке от 18 октября 1941 года, согласно записям журнала боевых действий 281-й охранной дивизии за период с 15 марта по 31 декабря 1941 года, содержалось следующее требование:

«Создавайте партизанские отряды! Переходите через линию фронта! Объединяйтесь с частями Красной армии! Становитесь командирами партизанских отрядов! Организовывайте группы бойцов для перехода через линию фронта! Пробивайтесь на восток к основным силам Красной армии!

Политическое управление Северо-Западного фронта».

Как видно, в тексте данного воззвания основной упор делался на призыве по возможности присоединяться к войскам регулярной армии, а также на требовании организовывать способных носить оружие в группы для выхода из оккупированных областей и продолжения борьбы в рядах Красной армии. В этом явно просматривалось то недоверие советского руководства, которое оно тогда, а именно в октябре 1941 года, испытывало к проводившемуся эксперименту по организации партизанской борьбы. Однако офицерам и солдатам остававшихся на занятой противником территории остатков разбитых частей было слишком хорошо известно, как будут оценены их действия созданными по указу Президиума Верховного Совета от 16 июля 1941 года органами политического управления Красной армии, точнее, начавшими функционировать при каждом штабе и управлении военными комиссарами.

Институт политических комиссаров был создан в Красной армии в марте 1918 года. В их задачу входило вынужденное обеспечение контроля большевистской партии над действиями командиров из числа бывших офицеров царской армии, не всегда считавшихся политически благонадежными. Кроме того, они должны были отвечать за политическое воспитание личного состава с тем, чтобы сделать из солдат «политических бойцов». Прообразом такого института являлись комиссары французской революционной армии 1793 года.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 июля 1941 года институт политических комиссаров в Красной армии был воссоздан. Согласно «Положению о военных комиссарах Рабоче-крестьянской Красной армии», военный комиссар являлся «нравственным руководителем своей части (соединения), первым защитником ее материальных и духовных интересов. Он выступал как «представитель партии и правительства в Красной армии» и наряду с командиром нес «полную ответственность за выполнение войсковой частью боевой задачи». Кроме того, комиссар был «обязан своевременно сигнализировать Верховному командованию и правительству о командирах и политработниках, не достойных звания командира и политработника и порочащих своим поведением честь Рабоче-крестьянской Красной армии». Он должен был «воодушевлять войска на борьбу с врагами», а в наиболее серьезные моменты боя – «личным примером храбрости и отваги поднять боевой дух войсковой части и добиться безусловного выполнения боевого приказа».

9 октября 1942 года по различным причинам, одной из которых являлся поворот к советскому национализму, указом Президиума Верховного Совета СССР институт военных комиссаров в Красной армии был упразднен. В указе говорилось, что, поскольку ее командиры и солдаты в высшей степени доказали свою готовность к самопожертвованию и дальнейшее существование института военных комиссаров могло «явиться тормозом в улучшении управления войсками», назрела необходимость «установить полное единоначалие и целиком возложить на командиров ответственность за все стороны работы в войсках».

Большинство хорошо проявивших себя в боях комиссаров заняло командные должности в Красной армии. А вот в партизанских отрядах в силу специфики формирования их личного состава и особенностей действий комиссары были сохранены.

Офицеры и солдаты остатков разбитых советских частей, остававшиеся на занятой противником территории, знали, что военные комиссары слишком легко склонялись к тому, чтобы расценить факт попадания в плен или отставания от своей воинской части как легкомысленное проявление нежелания продолжать борьбу. Поэтому страх перед возможностью оказаться деклассированными или получить более строгое наказание заставлял этих солдат и офицеров искать дорогу к партизанам, а не пытаться возвратиться в ряды советской армии.

Образующиеся партизанские отряды получали в лице отставших от своих частей военнослужащих ценные командные кадры и хорошо обученных военному делу людей, которые начинали составлять ядро этих групп. Затем такое готовое к ведению боевых действий войско начинало непрерывно пополняться за счет бежавших из-под конвоя военнопленных. Ведь для нормальной организации сопровождения растягивавшихся порой на многие километры колонн пленных у немецкого командования не хватало сил. В результате пленным зачастую не составляло особого труда, воспользовавшись подходящим случаем, бежать и начинать искать возможности дальнейшего существования, укрывшись в лесу.

Такой приток свежих сил к партизанам очень скоро начинал сказываться на планировании и осуществлении нападений, а также других боевых операций. Уже проведенные ими в июле 1941 года на путях снабжения 16-й германской армии диверсии и подрывы железнодорожных путей на отрезке между Псковом и Старой Руссой показали их возросший уровень тактических и технических умений.

Другие же партизанские группы, состоявшие в основном из числа отставших от своих частей солдат, сами врывались в достаточно крупные населенные пункты, атаковали в них немецкие штабы и устраивали поджоги. Так, 15 июля 1941 года из штаба 1-го батальона 59-го охранного полка 20-й моторизованной пехотной дивизии поступило следующее донесение: «Поджоги в городе Велиж со стороны отставших солдат ГПУ. Примерно 30 человек сначала спрятались в церкви, а затем 14 июля подожгли несколько зданий в центре города. Шестеро солдат были схвачены и расстреляны. Однако на следующий день загорелась деревообрабатывающая фабрика. Двоих пойманных солдат публично повесили» (NOKW 2417).

Естественно, что наряду с численным ростом в результате пополнения партизанских отрядов такими военными силами укреплялся и их костяк. Не случайно партизанский командир Г. М. Линьков в своих мемуарах «Война в тылу врага» отметил: «После первых крушений наши люди воспрянули духом, они почувствовали свою силу. Желание бить врага еще крепче овладело каждым из нас. Бойцы и командиры, прибывшие к нам из числа окруженцев, увидели, какие неограниченные возможности мы можем предоставить им для наверстывания упущенного времени в борьбе с фашистскими захватчиками».

Усилия по созданию органов центрального управления партизанской борьбой

Очень важный шаг на пути дальнейшего развития партизанской войны советское правительство сделало 10 июля 1941 года. Оно понимало, что для пробуждения воли к сопротивлению у всех советских граждан, активной борьбе против оккупантов необходимо немедленно задать конкретные четкие цели.

Поскольку придание отдельным акциям протеста организованного из центра характера, руководство ими и их координация с действиями регулярной армии первоначально не представлялись возможными (в большинстве случаев связь советской армии с партизанскими отрядами, как и между самими этими группами, вообще отсутствовала), в первую очередь усилия следовало сосредоточить на установлении такой связи, укрупнении отрядов, создании из них боеспособных частей и в конечном счете на подчинении партизанского движения единому руководящему и командному центру. Одновременно штабам оперативного руководства Красной армии необходимо было предпринять меры по поднятию боевого духа в рядах вооруженных сил.

Согласно решению советского Государственного Комитета Обороны от 10 июля 1941 года[61], на территории охваченных войной областей были созданы три Главных командования на трех стратегических направлениях, через которые должно было осуществляться централизованное управление оборонительной борьбой. Так, на северо-западном направлении, куда вошли Северный и Северо-Западный фронты вместе с краснознаменными Северным и Балтийским флотами, было образовано Главное командование под руководством К. Е. Ворошилова и члена Военного совета А. А. Жданова. Главное командование на западном направлении возглавили С. К. Тимошенко и член Военного совета Н. А. Булганин, а Юго-Западный и Южный фронты были подчинены Главному командованию во главе с С. М. Буденным и членом Военного совета Н. С. Хрущевым.

 

Для развития же партизанской войны было важно то, что этим Главным командованиям на их направлениях поручались также организация и руководство партизанским движением на занятой противником территории. При этом создаваемые при штабах фронтов центральные органы управления партизанской борьбой подчинялись 10-му управлению Главного политического управления РККА как единому направляющему центру.

В результате партизанское движение стало частью приложения усилий начальника ГПУ РККА (ранее называвшегося Главным управлением политической пропаганды Красной армии) генерала Л. З. Мехлиса, подчинявшегося в своей деятельности непосредственно Центральному комитету Коммунистической партии. Уже через несколько дней Л. З. Мех-лис издал распоряжение всем офицерам-политработникам Красной армии и Центральным комитетам советских республик, которым грозило германское вторжение, в котором содержались конкретные указания по мобилизации сил народного сопротивления и созданию партизанских соединений.

15 июля 1941 года начальник Управления политической пропаганды Северо-Западного фронта бригадный комиссар Рябчи доложил об исполнении полученных указаний и начале отдачи соответствующих организационных распоряжений. Всем действовавшим на фронте политическим комиссарам и членам коммунистической партии было приказано доказать свое лидерство и проявить образцовый боевой дух, а также установить связь с представителями местных органов компартии для совместного развертывания партизанского движения.

Согласно опубликованным в «Истории Великой Отечественной войны» данным, еще 27 и 29 июня 1941 года ЦК ВКП(б) приял решение о мобилизации и отправке на фронт коммунистов и комсомольцев. Каждый обком и райком обязывали в течение трех дней в соответствии с численностью их организаций отправить на фронт от 500 до 5000 коммунистов. Всего в первые три месяца войны на Западный, Северо-Западный и Южный фронты было отправлено 58 000 коммунистов.

Одновременно в самой Красной армии были предприняты различные меры по поднятию боевого духа и укреплению воли к сопротивлению у советских солдат. В частности, позади боевых порядков Северо-Западного фронта возникли перехватывающие линии частей НКВД, в задачу которых входило насильственное удержание солдат на их позициях в случае начала несанкционированного отхода. Об этом, в частности, сообщалось в докладе начальника германской полиции безопасности и СД об обстановке в СССР № 168 от 13 декабря 1941 года, где обращалось внимание на создание по приказу И. В. Сталина № 0019 заградительных отрядов численностью до роты позади каждого полка (NO 4533).

Подобное докладывалось и в разведсводке начальника разведки 6-й немецкой танковой дивизии от 23 июля 1941 года. В ней указывалось на предостережение, содержавшееся в приказе № 3 Главкома К. Е. Ворошилова о том, чтобы солдаты даже не думали «бежать от фашистских скотов». В приказе подчеркивалось, что каждому, кто оставит передовую, грозит наказание в виде смертной казни, поскольку «святая ненависть» обязывает, как говорил «великий Сталин», к тому, чтобы советская земля «стала могилой для гитлеровских фашистов» (NOKW 2115).

Кроме того, изданное верховным комиссаром Северо-Западного фронта бригадным комиссаром Рябчи наставление по организации и ведению боя свидетельствует о принятии энергичных мер по развертыванию партизанского движения. Его основные положения были повторены и в проекте полевого устава Красной армии 1944 года в разделе «Партизанская борьба». (Содержание «Инструкции по организации и деятельности партизанских отрядов и диверсионных групп» приводится в приложении № 3.)

В этих изданных политическим штабом Северо-Западного фронта, то есть военно-политической инстанцией достаточно высокого уровня, организационных приказах, первых четко сформулированных наставлениях по ведению боя в ходе партизанской войны в качестве первостепенной ставилась задача сформировать хотя бы по одной боевой единице в каждом районе. Наряду с таким отрядом следовало создать еще и диверсионную группу в составе нескольких мелких подразделений.

При этом диверсионные группы задумывались как тайные организации, в которых друг друга должны были знать только члены мелких подразделений, с тем чтобы в случае ареста одного из диверсантов не подвергать опасности всю группу. Причем за основу такого построения, скорее всего, была взята организация петрашевцев[62] ранних времен русского анархического движения, делившаяся на так называемые «пятерки». Такое построение для большевистской партии и ее революционной деятельности после 1905 года рекомендовал и В. И. Ленин.

Одновременно с учетом того, что каждый гражданин был обязан принимать участие в национальной обороне, истребительным батальонам после выполнения их первоначальной задачи приказали переходить к партизанской борьбе, отказав им в роспуске под угрозой строжайшего наказания.

В противоположность этому тогда же вышла директива (без даты, см.: Приложение № 4) гражданских властей Белоруссии, а именно Совета народных комиссаров и Центрального комитета Коммунистической партии Белоруссии, потребовавшая проведение самой широкой децентрализации и «разделения» ответственности. В пику содержавшимся в приказе командующего Северо-Западным фронтом требований, отражавших чисто военный подход к организации партизанской борьбы, в оккупированных областях стали распространяться листовки с призывом к гражданским органам управления опираться на традиционные представления о народном вооруженном сопротивлении. В них, в частности, говорилось:

«На каждом предприятии, транспортной организации, в каждом совхозе и колхозе образуются партизанские отряды из мужчин, женщин и из числа молодежи, способной выполнять задачи по защите народа…

Создание баз для размещения партизан является ответственным делом колхозов, которые должны обеспечить их запасами продовольствия и одежды. В соответствии со своим предназначением партизанам следует вооружаться за счет народных средств, то есть ружьями, гранатами, пистолетами, ножами, топорами, косами, вилами и канистрами с бензином…»

Наряду с этой директивой, однозначно предусматривавшей создание бесчисленного количества небольших групп заговорщиков, вышло и требование по образованию крупных партизанских отрядов, которые должны были делиться на общинные, районные, городские и сельские организации во главе с избранными советами штабами и командирами из числа офицерского резерва Красной армии или из рядов имеющих армейскую подготовку товарищей.

При этом в обоих указаниях обращает на себя внимание на удивление большая открытость как самой организации, так и порядка подчинения создававшихся партизанских отрядов. Их части и отделения, похоже, были связаны между собой только личным решением и индивидуальной инициативой их непосредственных командиров. Поэтому остается непонятным, каким образом обеспечивалось центральное руководство из Москвы этими отрядами и проводимыми ими боевыми операциями. Ведь снабжение каждой партизанской группы средствами радиосвязи тогда не представлялось возможным. Оно и позже ограничивалось поставкой радиостанций лишь крупным соединениям. К тому же создание системы оповещения и надежных каналов связи требовало достаточно много времени.

Высказанное же в приказе командующего Северо-Западным фронтом требование не ждать указаний «сверху» тоже предоставляло отдельным отрядам большую самостоятельность. Поэтому можно предположить, что к тому времени советское руководство продолжало рассматривать партизанскую войну как своеобразный эксперимент, результаты которого еще только следовало ожидать. Оно явно намеревалось вмешаться в ее развитие только после того, как военная или политическая целесообразность такой борьбы проявится в достаточно твердых формах.

Текст партизанской листовки, распространявшейся на территории Украины осенью 1941 года:

«Товарищи!

Вы находитесь на территории, временно захваченной этим чудовищем – Гитлером. Цель его подлой политики заключается в том, чтобы убедить вас свезти ему часть вашего урожая с тем, чтобы затем отобрать все остальное. За этим он, собственно, и пришел. Вспомните 1918 год, когда немцы забрали у вас все зерно и вывезли его в Германию.

Не поставляйте им ваш урожай!

Оставайтесь с нами на связи!

Мы знаем, нацисты вас уверяют, будто бы они уже взяли Москву, Одессу и Ленинград. Не верьте этой лжи! Помните слова Сталина, что враг хитер и коварен. Помните, враг будет разбит, поскольку наше дело – правое!

Нацисты выгонят вас из ваших родных мест, а лучших и самых достойных жителей деревень убьют.

Не дожидайтесь этого! Вооружайтесь и приходите к партизанам!

Наносите смертельные удары по жизненно важным путям снабжения Гитлера!»

57Имеется в виду постановление Совета народных комиссаров СССР от 24 июня 1941 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе».
58Истребительный батальон – военизированное добровольческое формирование советских граждан, способных владеть оружием, состоявшее в первую очередь из партийных, хозяйственных, комсомольских и профсоюзных активистов, а также трудящихся, не подлежавших первоочередному призыву в Вооруженные силы СССР.
59Добровольческий корпус – имеется в виду войсковое соединение, созданное в обход Версальского договора, в соответствии с которым Германия была обязана быстро разоружить свою армию. Многие офицеры и солдаты, не признавшие своего поражения, стали основой добровольческого корпуса, который использовался, в частности, для подавления вооруженных восстаний рабочих.
60Инспектор милиции – специальное звание высшего начальствующего состава милиции НКВД и МВД СССР в 1936–1943 гг. По рангу равнялось комиссару государственной безопасности 3-го ранга в НКВД, комкору в РККА и флагману 1-го ранга в РККФ, стоя выше старшего майора милиции.
61Имеется в виду постановление Государственного Комитета Обороны от 10 июля 1941 г № ГКО-77сс. «О преобразовании Ставки Главного командования и создании Главных командований Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений».
62Петрашевцы – осужденные правительством Николая I в 1849 г. участники собраний у М. В. Буташевича-Петрашевского. Будучи все в той или иной мере «вольнодумцами», петрашевцы были неоднородны по своим взглядам. Лишь немногие из них имели замыслы чисто революционного характера, а некоторые просто занимались изучением и пропагандой социально-утопической мысли XIX в. При этом современники часто называли петрашевцев «коммунистами».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38 
Рейтинг@Mail.ru