Элтэнно. Хранимая Звездой
Моя принцесса
– Что? – недопонял сперва старик. – А, вы спрашиваете был ли я предателем тоже.
Лиза утвердительно кивнула. За свою жизнь она нисколько не научилась хитрить. Она осталась такой же открытой и наивной, как дитя. Она не понимала, что о таком не принято, а порой даже опасно спрашивать напрямую.
– Нет, мисс. Нет. Иначе бы не жил я в таком захолустье возле Драконьих гор. У меня не получилось идти против голоса собственной совести, а потому и своего места в рядах нового Ковена я быстро лишился… Но, знаете, я совершенно не жалею об этом!
На лице старика возникла добродушная улыбка, а лопоухий Джим, сидящий тише мыши и внимающий каждому слову учителя, казалось, превратился в слух. Он даже едва дышал, чтобы не упустить ничего из сказанного.
– Можно сказать, сама судьба была на моей стороне, – углубляясь в собственные воспоминания, признался старик. – Не откажись я своевременно от всех благ, так болтался бы на виселице так же, как многие прочие маги. Не всем из нас по нутру пришёлся новый порядок, но… мало кто понял, что нужно держать язык за зубами.
Из сказанного Лиза мало чего поняла. Она ничего не знала о своеобразной революции и последствиях, к которым та привела. Поэтому, в конце концов, девушка сосредоточилась на другом.
– Не понимаю, – произнесла она.
– Что вам не понятно? – с ворчанием уточнил уставший от тягостного разговора маг.
– Не понимаю отчего вы купили меня у драконов.
– Ваше непонимание оттого, что вы не узнали меня, мисс. Совсем не узнали.
Лиза пристально всмотрелась в лицо своего спасителя, но не видела ни единой знакомой черты. Она лишь сделала вывод о том, что маг сильно нервничает. Он выглядел беспокойным, смущённым. И отчего-то молчал. Из-за этого ей пришлось спросить.
– Мастер Ганс, а я действительно должна вас знать?
– Надо же, – вдруг грустно усмехнулся маг, – а я ведь столько лет просыпался в холодном поту, думая, что Элизабет Райли ежедневно проклинает меня.
– Почему?
– Да ведь я тот самый человек, что запечатал вашу башню, мисс. Тот самый маг, что не дал вам по-человечески попрощаться с отцом.
– Я помню только, что папа не вернулся ко мне. Я звала и звала его, но он не пришёл забрать меня домой. Это я помню, а вас – нет. Нисколько, – подумав, заключила Лиза, и лицо старого мага выразило облегчение.
– Может и хорошо, – тихо сказал он. – Да, хорошо. Не надо вам помнить ни меня, ни то, как я тогда поступил. Главное, что я про всё это ни капельки не забыл. И вы, вы просто не представляете какое это облегчение вернуть вам вашу жизнь! Это чувство никаких рубинов не стоит. Честно вам скажу, теперь мне и умирать-то не страшно. Нисколечко.
– А рубины, – оглядывая скромную обстановку вокруг себя, вдруг сказала Лиза. – Откуда у вас столько рубинов?
– Да, мастер, откуда? – заинтересовался и Джим.
– Эх, – криво улыбнулся маг, – я ведь словно чувствовал, что не заладится эта сделка с Рёйелем. Я так переживал, что проявил предусмотрительность. Мистер Райли, помнится, ещё посмеялся надо мной, когда я ему по секрету признался, что тоже собираю рубины. В шутку на столь благое дело три крупных камня от себя пожертвовал.
– Сразу три камня, – округлил глаза парнишка.
– Да. Он как будто предвидел, что без них выкупить его дочь у меня не получится. Ты будешь смеяться Джимми, но я отдал всё, что собирал столько лет. Это прямо-таки судьба. У меня было ровно столько камней, сколько мог затребовать Рёйель, и ни одним больше.
«Судьба», – подумала Лиза и, взяв ложку, почерпнула ею суп.
Глава 2
Жизнь в лачуге магистра-отшельника показалась Лизе настоящим раем, хотя много кто посчитал бы иначе. Но девушка мало с чем могла сравнивать. Своё прошлое в огромном и полном роскоши особняке она помнила лишь урывками, а комфорт комнат в башне казался ей совсем незначительным по сравнению с возможностью общаться с людьми. Да, Лиза была по-настоящему счастлива. Преодолев своё первое стеснение и страх, она начала часто улыбаться. Для неё была ценна каждая минута, проведённая вблизи мужчин, проявивших о ней заботу. И нет, не надо думать, что она приставала к кому-то с бесконечными расспросами или желанием поговорить. Нисколько. Сущим блаженством для неё было просто знать, что кто-то суетится по своим делам недалеко от неё. Что иногда, от случая к случаю, она может прикасаться к кому-то. Это казалось ей самым настоящим чудом!
Так что, незаметно для себя, Лиза перестала вздрагивать при появлении Джима, начала с увлечением смотреть за тем, как обучает его мастер Ганс искусству магии. Старик, искоса поглядывая на неё, только посмеивался и иногда подзадоривал её какой‑либо нелепицей. Сначала это пугало Лизу, но потом она научилась смеяться над такого рода шутками. Также, будучи привычной к труду, не чуралась она помогать по хозяйству. Ей было даже приятно хлопотать по дому. Лизе нравилось постигать всё непривычное.
– А это что? А это для чего? – часто спрашивала она, указывая пальцем на совершенно незнакомые ей предметы.
– Это сито, а это ступка и пестик, – пряча в бороде добродушную усмешку, пояснял мастер Ганс. Ему было сложно сдержать улыбку, глядя на то, с какой серьёзностью задаёт взрослая женщина столь чепуховые вопросы.
Однако всему хорошему, как в принципе и всему плохому, однажды наступает время закончиться. Осеннюю пору сменила суровая зима, и под её конец старик-маг не на шутку расхворался. Ему не помогали ни лечебные отвары, ни старания ученика – уже опытного целителя. Джим мрачнел всё больше и больше. А в тот день, когда магистр Шемрок не смог подняться с постели, Лиза даже застала его плачущим. Ученик мага сидел снаружи домишки, прямо возле курятника, и, обняв колени руками, опустил голову так, что стал походить на жалкий вздрагивающий комочек.
– Джим, – будучи огорошенной увиденным, тихо произнесла Лиза с сочувствием, и парнишка посмотрел на неё… взглядом, полным злобы и слёз.
– Это всё ты! – негромко прокричал он с обидой и вытер нос от соплей рукавом дохи. – Если бы не ты, он бы уже шёл на поправку!
– О чём ты? Мастер Ганс сказал, что я больше не опасна для людей, – не смогла понять она его хода мыслей. Но прозвучавший ответ ещё больше запутал её.
– Ха, а ты права, – ни с того ни с сего с неприятным весельем сказал парень и взгляд его сделался совсем страшным. – Дело скорее в том, что это я такой вот паршивый целитель!
– Но ты хороший целитель, Джим, – попыталась утешить его она.
– Правда? Да какой же хороший? Какой, если я даже учителя вылечить не могу?!
Вопрос повис в воздухе, так как девушка всерьёз растерялась. Всё было как-то неожиданно. Странно. А Джим ещё вдруг вскочил на ноги и убежал. Он долго не возвращался, и Лиза очень сильно за него переживала. Всё-таки оттепель продержалась недолго, снова ударили морозы. Но парнишка вернулся и вернулся вовремя. Мастер Ганс ещё не испустил дух, а потому радостно посмотрел на подростка.
– Джим, – слабо простонал он, и Джим, встав на колени возле ложа умирающего, с трепетом поцеловал старческую руку.
– Да, мастер. Я это, ваш Джим.
– Тебе придётся покинуть этот дом, мой мальчик. Мой час пробил, и не дело тебе гнить в этой глуши.
– Я останусь. Буду… буду ухаживать за вашей могилой, – через слёзы пролепетал он.
– Мне этого нисколько не надо! – грозно замотал косматой головой старик. – Всё, чего я хочу, так это чтобы ты поступил в академию магии. Ты должен стать магом по‑настоящему.
– Но ведь я пробовал, у меня тогда ничего не вышло!
– Но ты изменился, обучился грамоте. Ты сейчас попробуй, – мягко произнёс мастер Ганс и хотел было приподняться, чтобы погладить ученика по волосам, но сразу сильно закашлялся. Лиза тут же подбежала к нему и придержала. А Джим суетливо сказал:
– Я сделаю всё, как вы велите, мастер.
– Вот и молодец, – начали закатываться глаза старика. – Только ещё одно… ещё одно, Джимми.
– Что, учитель?
– Не оставь Лизу. Помоги ей… Она такая нежная, слабая. Одна наша принцесса никак не справится.
Эти слова стали последними для старика. Тело магистра Ганса Шемрока обмякло, и слёзы ручьями потекли по лицам оставшихся жить после него. Вот только не сохранилось между ними прежней теплоты. Нечто нещадно грызло Джима, требовало обвинить хоть кого-то в случившемся несчастье. Но кроме Лизы никого вокруг не было. А потому, едва тело старого мага, упокоилось под землёй, едва громоздкая деревянная лопата оказалась отброшена далеко-далеко, Джим подошёл к девушке.
– Здесь тебе больше нечего делать, это больше не твой дом.
Она так и захлопала ресницами, на которые налип комочками белый пушистый снег. И, может, хорошо, что промолчала. Вскоре плечи Джима устало опустились, и он пробормотал с отрешением.
– Да и мне здесь делать больше нечего. Поэтому идём, начнём собирать вещи. Завтра я пристрою в соседнее село козу, а послезавтра двинемся в путь. Нечего терять время.
– И куда мы пойдём? – робко осведомилась Лиза.
– К людям. Вместе доберёмся до какого-либо города, но там не взыщи. У меня своя дорога, а у тебя своя, – тут лицо парнишки гневно скривилось, и он, будучи на эмоциях, с обвинением воскликнул. – Проклятая!
– Но я уже не проклятая, – попыталась возразить Лиза. – Ты как будто забыл, что говорил мастер Ганс. Он обследовал меня и сказал, что этот… как его? Синдром Мора. Что он больше не сидит во мне.
– Тогда почему, ну почему он умер?! – прокричал ей прямо в лицо Джим и, не оглядываясь, размашистым шагом пошёл в сторону лачуги. Ночевать в дом Лизу он не пустил ни в эту ночь, ни в следующую.
***
Женщина, очень бедно одетая и откровенно сторонящаяся других людей, привлекла к себе внимание не только жителей Эндфэлла, но и городской стражи. Поэтому в какой-то момент один из патрульных ткнул в бок товарища, и оба они, многозначительно переглянувшись, решили последовать за нищенкой. Им показалось, что она может быть опасна. Однако, чем дольше стражники наблюдали, тем больше убеждались, что их тревога надумана. Так что вскоре они утратили свой интерес. Мало, что ли, полоумных людей по свету бродит? Вот только один из стражников, совсем молодой малый, всё же посочувствовал чудаковатой незнакомке. Перестав скрываться, он подошёл ближе и поинтересовался у неё.
– Эй, мать. Может помочь тебе чем? Ты выглядишь так, будто ищешь что-то.
Нищенка вздрогнула всем телом. Голова её боязливо вжалась в плечи, но, внимательно рассмотрев форменный доспех, женщина всё же осмелела. Она расслабилась и, к удивлению стражника, стало понятно, что эта старуха не так уж стара. Просто в волосах её было слишком много седых прядей, вот так сперва и показалось. Так-то ей было что-то около тридцати пяти или сорока.
– Вот спасибо, – мягко и искренне улыбнулась женщина. – Мне как раз так нужна помощь! Понимаете, я должна попасть на местное кладбище. Один добрый человек сказал, что там я смогу найти могилу отца.
– Кладбище? – почесал парень затылок. – А какое именно? В Эндфэлле их несколько.
– Не знаю, – растерялась нищенка, и её лицо вдруг выразило такую беспомощность, что даже суровое сердце второго стражника смягчилось. Он перестал делать вид, будто бдительно следит за площадью, и на правах местного старожила осведомился.
– А что, давно ль ваш отец почил? Я тут уже считай десять лет живу, многие семейства знаю.
– Увы, давно он умер. Но вдруг повезёт мне в кой-то веке, вдруг он вам чем-то запомнился?
– А то, всякое бывает, – усмехнулся стражник. – Как звали-то папашу вашего?
– Джонатан Райли. Он был богатым человеком, даже дворянином четыре года считался. А умер он одиннадцатого мая в сто шестьдесят первом году. Его за государственную измену казнили, но тело, вроде как, не оставили гнить, а отвезли на захоронение.
Брови обоих стражников помимо их воли сами собой поползли наверх, таково было их удивление. А затем тот, что помоложе, посмотрел на товарища и растерянно произнёс.
– Джо, да никак она про того самого Джонатана Райли? Того, что отказался драконам долг выплачивать и они за это в отместку все ближайшие к их землям города пожгли.
В ответ стражник задумчиво почесал затылок. Было видно, что он к такой же мысли склоняется, просто никак поверить в неё не может. Поэтому мужчина недоверчиво уставился на нищенку, но та продолжала выжидательно смотреть, надеясь, что ей подскажут куда идти.
– Ты что, – наконец сказал он, – действительно могилу Джонатана Райли ищешь? Того, что с драконами якшался, да?
Женщина утвердительно кивнула, и стражник по имени Джо, почувствовав, как в его венах закипает кровь, обильно сплюнул на мостовую.
– Будь проклят этот негодяй! У меня из-за него в тот год матери и младшего брата не стало!
– Я знаю, терять родных больно, – мягко произнесла женщина, и по взгляду её ясных глаз было видно, что она искренне сожалеет, по-настоящему сочувствует чужой потере. Поэтому стражника её спокойные слова утихомирили. Да и рана-то его, честно сказать, была застарелой. Так что он по-своему пожалел юродивую и, предупредительно положив ладонь на плечо напарника, уже схватившегося за рукоять меча, сказал:
– Ты без меня обход закончишь?
– А ты куда это собрался, Джо?
– Эту бы до кладбища проводил.
– Там её и оставишь? – хмыкнул он.
– Нет, просто покажу ей могилу её папаши.
Молодой стражник недоверчиво уставился на товарища, но не стал с ним спорить. Он только и сказал:
– Как знаешь, придурок, это твоим родным на том свете ворочаться.
– Ну и бес с тобой, языкастая псина, – глядя вослед уходящему напарнику, тихо буркнул стражник сквозь сжатые зубы, а затем он перевёл взгляд на нищенку и произнёс. – Давай, шевели ногами, дрянь, отведу тебя.
Дорога не была ни долгой, ни короткой. Женщина, назвавшаяся Лизой, шла за своим проводником, храня молчание. Да и сам Джо нисколько не стремился завести с ней беседу. Лишь под конец пути горькие воспоминания захватили его настолько, что ему неистово захотелось наговорить гадостей и потому он без тени сомнений озвучил всё, что только пришло ему в голову! Но ответной реакции мужчина не дождался, а потому снова успокоился. Только подойдя к могилке напоследок буркнул со злостью:
– Вот, пришли. Тут этот гад похоронен.
Могила была простой, хотя каменная плита над ней всё же стояла. И почему-то впервые в жизни стражнику стало стыдно за надгробие, над которым надругались сотни, а то и тысячи человек. Будучи моложе, он, конечно, тоже выдалбливал зубилом хулительные слова. Как же без этого? Хотелось хоть какого-то мщения за родных. Однако с тех пор надписей стало слишком много, и видеть, как кто-то со слезами в глазах преклоняет колени перед такой исковерканной памятью, оказалось тяжело. Ведь чтобы ни натворил Джонатан Райли, но для кого-то он воистину любимый отец, брат, сын. Что говорить, сам себя Джо считал грешным и не во всём любви своих близких достойным. А с возрастом как‑то понимаешь, что землица-то всех смертных ждёт, а потому плохо это на мёртвых злобу свою вымещать. Мёртвых смерть к себе прибрала, им уже хуже некуда.
Стражник с грустью вздохнул. На миг он представил, каково ему самому будет лежать в могиле, когда столько людей его ненавидит.
«Но ведь я прав, я защищаю город», – постарался утешить он самого себя. Но отчего‑то не вышло. Мужчину охватила некая глубокая апатия, а потому он, не прощаясь, тихой тенью ушёл прочь с кладбища. И там, на шумных столичных улицах, ему даже дышать стало легче. На них так легко забыть о том, что тебя гложет!
Однако, стоит сказать, Лиза ухода стражника нисколько не заметила. Она была поглощена созерцанием холодной каменной плиты и мыслями о том, что некогда мечтала совсем не о таком будущем. Маленькой девочкой она грезила об уйме друзей и роскошных балах. Чуть позже возжелала большой чистой любви.
Но что осталось от её фантазий?
Даже не прах и не пепел. У неё не осталось совсем ничего. У Лизы Райли нет ни семьи, ни дома. После того как умер Ганс Шемрок, а Джим, следуя своей судьбе, отправился на обучение в академию, она осталась совсем одна.
«Рёйель. У меня остался ещё Рёйель», – с грустью подумала Лиза, и кривая улыбка сама собой возникла на её иссохшем худом лице.
– Кто это здесь шныряет? А ну хватит портить могилу, уроды вы эдакие! Вам-то развлечение, а мне потом отчищать от нечистот этот камень, – раздалось громкое ворчание совсем рядом, и Лиза вздрогнула.
Нет, она не испугалась. Она узнала. И из-за этого язык отказался повиноваться ей. Девушке захотелось кричать, но из её горла вырвался только тихий хрип. Всё, что у неё получилось, так это обернуться.
– Лиза? – оказалась узнана она сама.
– Да, это я. Я Лиза. Лиза Райли.
Обезображенный мужчина сперва попытался улыбнуться, но его левая часть лица тут же задёргалась от нервного тика. И он, поняв это, постарался скрыть уродство широким рукавом штопаной рубахи.
Глупый, он всё равно узнала его.
– Том. Это ты Том!
Лиза нисколько не понимала, от чего друг прячется. Её радости не было предела, и потому она поднялась на ставшие от волнения ватными ноги. А затем, не веря, что наконец‑то может это сделать, обняла такого родного, такого чужого для неё человека.
– Это не ты, это не можешь быть ты! – через слёзы шептал Том. – Дракон унёс тебя куда-то, я думал, что он тебя сожрал!
– Нет-нет, что ты. Рёйель спрятал меня и берёг. Так, как умел берёг.
Том всё же опустил руку, и они всмотрелись в лица друг друга. И Лиза знала, что уже не красавица. Однако, глядя на неё, Том, казалось не замечал изъянов. Да и она сама словно не видела, что у Тома остался только один глаз, что кожа его изувечена ожогами, что ниже колена правая его нога оканчивается деревяшкой.
Нет, несомненно, дракон проявил редкое великодушие, позволив Тому выжить. Лиза верно оценила, какое мастерство ему довелось применить, чтобы оставить хоть кого-то в живых.
Кого-то, кого он посчитал достойным жизни.
«Просто люди и драконы мыслят по-разному. Люди воспринимают столь «незначительные» увечья иначе, чем драконы», – прозвучало в голове Лизы, прежде чем она улыбнулась вновь пришедшей к ней мысли. Она снова подумала, что куда как больше дракон нежели человек. Вот, она ведь даже защищает сейчас в своих мыслях Рёйеля.
– Лиза, – между тем прошептал Том и с трепетом взял её ладони в свои. – Я так ждал тебя, Лиза. Я знал, что если и увижу тебя, то только здесь, на этом кладбище. Правда, – тут он нервно хохотнул, – вот только я никак не думал, что ты предстанешь предо мной во плоти. Я ждал призрака. А ты… ты живая.
– Да, вот она я. Живая, – глотая слёзы счастья, ответила она ему. И появись рядом в этот момент хоть самый чудесный из всех принцев мира, Лиза не заметила бы ни одного его достоинства. Потому что любая корона однажды становится всего лишь куском металла, пылящимся в чьей-то сокровищнице. А настоящая радость вот она – знать, что для кого-то ты и в лохмотьях, и с морщинами на лице дороже всего на свете.
– Моя принцесса, – обнял её Том и заливисто рассмеялся. Этого момента он ждал с самого первого дня встречи с Лизой. Он ждал его две дюжины лет.
***
Так и закончилась история Лизы Райли, принцессы из башни. И, думаю, никто из вас не скажет, что судьба её была лёгкой и безоблачной. На долю бедной девочки, словно созданной для счастья, выпали одни лишения и горести. Даже позже, когда она обрела счастье совместной жизни с Томом, дни её проходили в бедности и трудах. Много ли достатка мог подарить кладбищенский калека-сторож своей любимой?
Однако Лиза Райли, рассказавшая мне эту историю уже за порогом смерти, за всё время исповеди не проронила ни одного слова сожаления. Это была сильная духом женщина. Женщина, умеющая любить и прощать. Эти качества она сумела передать своим детям, а те детям своих детей…
И, собственно, потому я и рассказываю всё это вам. Суть человеческого счастья отнюдь не в золоте и не в способности вершить чужие судьбы. Важно уметь радоваться сердцем тому, что имеешь.
У вас есть руки, ноги, вас окружают близкие, а не стены темницы… Разве нужно на что-то жаловаться? Разве стоит тратить своё бесценное время на пустые сожаления, когда можно улыбнуться новому дню и открыть все возможности, что он готов вам подарить?
Будьте открыты жизни. Будьте открыты новому. И, быть может, у вас получится то, что получилось у Лизы Райли. Верите вы в это или нет, но, когда она прощалась со мной, мне показалось, что она не растаяла, как делают обычно призраки. Нет, душа её ускользнула к небу. Она поднялась высоко-высоко туда, где парил сотканный из облаков дракон. Мне было не очень-то хорошо видно, так как несмотря на прислонённую ко лбу ладонь солнце засияло вдруг особенно ярко. Но, кажется, они обрадовались друг другу, и Рёйель (нет сомнений, это был именно он!) унёс маленькую принцессу навстречу к звёздам. Туда, где много-много лет для неё зажигала свечу мама, где ожидал её, радостно махая хвостом, пёс по имени Эрн, где стояли бок-о-бок Джонатан Райли и его верный друг магистр-драконовед Ганс Шемрок.
