Элизабет Кэйтр
Кровавый Король
– Сложно не заметить, когда всё тело исполосовано рунами… – Эсфирь делает два шага вперед, проводя острым ногтем по выглядывающему чёрному изгибу из-под стойки камзола.
От её прикосновения в глазах резко темнеет.
– Они скрыты ото всех, как ты видишь?!
Он резко хватает её за запястье, сильно вжимаясь пальцами в плоть.
Перед глазами Видара плывёт, мир будто бы растворяется. Мозг окутывает дым, а сердце стучит словно остервенелое…
ГЛАВА 10
— Мой дорогой Видар! Я всё думала, когда же ты явишься к своей королеве?
Голос ведьмы насмехается над ним. Она величественно восседает на его троне в лёгком чёрном платье, усеянном серебристыми камнями. Ветвистая Корона, которую властолюбиво обвивают рыжие кудри, выглядит, как одна большая шутка судьбы.
По правую руку от королевы стоит генерал Себастьян, одетый в маржанский праздничный ядовито-чёрный камзол с кожаными лацканами. На серебристой ленте гордо висят ордена, награды и медали. Самая внушительная из них – медаль героя Холодной войны.
– Не устал воевать со мной? Может, пора присягнуть Ветвистой Короне? — пухлые губы изгибаются в чувственной усмешке, но взгляд разноцветных глаз холоден. — Не советую отказываться.
– Не празднуй победу так рано. Истинно преданный народ не бросит своего короля.
– И впрямь, — лукаво протягивает она, кивая головой в сторону охраны.
Альвы под руки выводят герцогиню Кристайн. В ярких глазах плещется страх и ужас только от одного взгляда ведьмы.
Видар даже не моргает, по-прежнему в упор смотрит на самозванку. Медленно и мучительно четвертует в мыслях. Когда он вернёт престол себе – её мучения будут бесконечными.
– На колени!
– Что тебе даст её смерть? – спокойно дёргает бровью Видар.
– Мне нравится убивать, — пожимает плечами та. — Одной смертью меньше-больше, действительно, какая разница? Но… разница есть для тебя, ведь гибнет твой народ… На колени, Видар!
Видар медленно переводит взгляд на Кристайн. Её тело содрогается от дрожи и беззвучных слёз.
Лязг мечей вспышкой бьёт по затылку. Он холодно смотрит на бывшего друга, но тот будто ослеплен, заворожен, околдован. Стоит и, со взглядом бесконечной любви и привязанности, ловит каждое движение королевы-самозванки. Готов быть растерзанным за неё кем угодно. Готов предать ради неё даже самого себя.
Видару кажется, что от напряжения лицевые мускулы сейчас треснут, раскромсав кожу. Он плотно сжимает губы, но на колено не опускается.
Сдавленный крик Кристайн заставляет обернуться. В первый раз. Изо рта герцогини течёт кровь, а меч одного из стражников медленно покидает плоть.
– Это ждёт каждого преданного тебе до тех пор, пока ты не присягнешь, — широко улыбается Эсфирь. — Мальчики, помогите ему подумать. Себастьян, проследи, чтобы его не убили.
– Так точно, Ваше Величество, — исполнительно кивает генерал, под яростный взгляд Видара.
– Что ты только что сделала?!
Видар резко отпускает руку ведьмы, делая шаг назад.
– Это ты в меня вжался, как умалишенный! – ошалело хлопает глазами Эсфирь, потирая запястье, ноющее от жуткой боли.
Видар медленно моргает, стараясь подавить в себе накатившую ярость. Она не виновата. В огромных разноцветных глазах, в которых плещется сомнение в его психическом здоровье, видна растерянность.
Сколько он так простоял с её рукой, что на бледной коже проявились синяки от пальцев?
– Видение? – аккуратно спрашивает ведьма.
В голосе нет прежней насмешки, но и беспокойство отсутствует, только сплав из серьёзности и жесткости.
– Тебя не касается, маржанка, – буквально выплёвывает последнее слово.
Он разворачивается на пятках и быстро удаляется в неизвестном для Эсфирь направлении.
Рыжеволосая проводит пальцами по краснеющим отметинам на запястье. Подушечки пальцев приятно обдаёт холодом.
– Магия… – срывается с губ.
Только чья? Что он видел? И, главное, кому это нужно?
Эсфирь качает головой, снова поглаживая синяки. Могла бы залечить их ещё с две минуты назад, но братья учили, что боль делает живой. Отметины о боли служат напоминанием о смертности даже для многовековых ведьм и жителей Тэрр.
– Долбанный альв, – зло фыркает она, аккуратно проводя пальчиком в воздухе.
Тяжёлые двери отворяются, впуская новую жительницу внутрь. Эсфирь замирает. Благодарить стоило далеко не герцогиню. Возможно, это были чуть ли не единственные во всём замке покои в чёрном стиле. Никакой отделки, напоминающей альвийскую или маржанскую. Люди называют такой стиль конструктивизмом. Строгая геометрия в комнате не прерывалась даже обилием растений.
Потолок оснащался дополнительной подсветкой, хотя Эсфирь казалось, что даже если внезапно наступит ночь, то от огромных арок, служащих окнами, всё равно будет исходить свет.
Всё нужное было здесь – дверь в уборную, в гардеробную, стеллажи с книгами, рабочий стол и огромная кровать с пышной периной. Рядом с одной из арок стояла кованная клетка до потолка. Для фамильяра.
Эсфирь улыбается уголками губ. Было видно, что комната готовилась с трепетом и учётом всех потребностей. Она медленно облизывает губы, проводя пальцами по холодным прутьям клетки. В Малварме железо обжигало пальцы.
Когда она в первый раз оказалась в Пандемониуме – обессиленная, испуганная, потерявшая мать и отца в Холодной войне, а двух братьев – на поле боя, всё было один в один: нескончаемая духота, стрёкот воздуха и пустота, что засасывала в водоворот отчуждения и слепоты. О своих потерях она, конечно, ещё не знала, думала только, что совсем немного, и отец заберёт её, мать с трепетом прижмёт к груди, а братья снова будут подшучивать и подтрунивать над ней. Минуты ожидания растягивались в годы. Разбитость и испуг обратились в ненависть. Магия овладевала ей, а энергия Хаоса – дурманила разум. Всадник Войны заменил отца. Он вытащил маленькую замарашку в чёрном платье из воды, когда та почти захлёбывалась льдом. Тогда в висках било набатом: «Беги! Беги же!!! И постарайся выжить!». И она бежала. Со всех ног. Куда глядят глаза. В тайне надеясь, что глядят они в сторону братьев. Со всех сторон раздавались взрывы, крики, лошадиные взвизги. Горела её страна. Сгорала её жизнь. Энергетический удар какой-то ведьмы или чародея прокатился с чудовищной силой по земле, откинув прямиком в ледяное озеро. Она ещё не успела опомниться от боли, как лёд под хрупким тельцем разверзся. В первый раз холод причинял Эсфирь боль. Острые иглы воды наносили лёгким колотые раны. Она могла себя спасти, но обещание братьям не колдовать силой мысли – служило смертью. Оставалось лишь смотреть, как толща воды зловеще стремится задушить в объятиях. Что-то костлявое зацепилось тогда за ворот мокрого платья. Малышке казалось, что так выглядел Смерть. Но то был лик Войны…
Следующее утро Эсфирь в Первой Тэрре началось с требовательного стука в дверь.
Она скучающе изучала огромный магический талмуд со всеми нюансами, относимыми к альвийской расе. Позади хрупких плеч догорала нуднейшая ночь, благодаря которой она узнала практически все дела Халльфэйра.
– Войдите!
Громко кидает она, закрывая талмуд.
В несколько лёгких движений ведьма оказывается у входной двери, готовясь к очередной схватке с альвами.
На пороге стоит генерал Себастьян в компании альвийки в возрасте. Последняя аккуратно держит в руках лёгкое платье нежно-лавандового цвета, усыпанное камнями и тем самым альвийским лоском, который терпеть не могла Эсфирь. Служанка прожигает ведьму взглядом полного презрения.
– Я пришёл справиться о Вашем комфорте, заодно принёс небольшой подарок, и мне бы хотелось пригласить Вас на экскурсию по окрестностям замка. – Себастьян делает небольшой шаг вперёд, замирая у порога комнаты. – Надеюсь, Вы не будете против моей компании?
– Разве что Ваша компания не принесёт мне дискомфорта, – ухмыляется ведьма, желая забрать платье.
– П-позвольте п-помочь, – испуганно запинается прислуга.
– Не стоит, – недобро сверкает взглядом Эсфирь. – Я привыкла справляться сама. Генерал Себастьян, если желаете, можете дождаться меня в комнате. Не стойте на пороге, у маржан это дурной тон.
– Буду рад его не нарушать, – уголки губ Себастьяна приподнимаются.
Он внимательно наблюдает за тем, как Эсфирь упархивает в сторону гардеробной.
– Ты свободна, Корнелия, – обращается он к прислуге, не удостоив взглядом.
– Вы уверенны, что хотите остаться с этой… ведьмой один на один? – очень тихо вопрошает служанка.
– Она – будущая советница короля. Тебе следует уважительнее относиться к её господству. Ты свободна.
Входная дверь беззвучно закрывается. Себастьян оглядывает комнату. Ох, сколько же он бился с Видаром за такое интерьерное решение! Почти что с пеной у рта доказывал, что кем бы ни была будущая советница – в первую очередь это девушка и традиции её страны следует уважать… Даже если девушка – кровожадная ведьма.
Себастьян напрягает слух, когда ему кажется, что странные хлопки, похожие на шелест крыльев, заполняют комнату. Оборачивается в сторону балконных арок, совершенно не ожидая увидеть там огромного чёрного ворона, настороженно примостившегося. Птица с живым интересом осматривает генерала, будто проверяя намерения, с которыми он вошёл в покои.
– Ты, должно быть, фамильяр? – тихо вопрошает, тут же усмехаясь.
Надо же, он всерьёз спросил у птицы!
В крошечных глазёнках ворона сверкает нечто похожее на насмешку.
«Даже птице смешно!» – усмехается про себя Себастьян, громко фыркая.
Ворон, в два хлопка крыльев, подлетает к клетке, но садится на спинку стула. Новый дом заперт на засов.
– Хочешь, чтобы я открыл? – Генерал делает шаг, уже протягивает руку к дверце, как громкое карканье наполняет помещение. – Сейчас открою, только не кричи. Твоей хозяйке не стоит беспокоиться лишний раз, верно? Ей и так сейчас не сладко…
Ворон понимающе замолкает, нетерпеливо переходя с лапки на лапку, ожидая пока рука военного откроет клетку.
– Ну, вот, добро пожаловать в твой новый дом! – Себастьян неловко улыбается.
Ситуация для него не то, чтобы странная. Патовая. Он разговаривает с птицей! Прямо как Белоснежка из людских сказок. Осталось только песенку вместе с ним прочирикать.
– Не закрывай клетку, Идрис свободолюбив.
Голос Эсфирь внезапно останавливает мозолистые пальцы, что уже вцепились в засов под неодобрительный взгляд ворона. По телу прокатывает дрожь.
«Давно она там стоит? Слышала мой диалог? И как до генерала дослужился, придурок!»
– Идрис… Красивое имя!
Себастьян расправляет плечи, демонстрируя альвийскую воинскую выправку. Он окидывает взглядом ведьму. Светлая, почти прозрачная, кожа будто создана для традиционных королевских платьев.
– «Просвещающий, познающий». Вороны безмерно умны и преданны, если заслужить их доверие, – медленно проговаривает Эффи, проходя к двери, выказывая, тем самым, готовность к путешествиям.
Времяпрепровождение с генералом действует как нельзя лучше. Эсфирь удалось почувствовать себя в каком-то роде своей. Экскурсия по замку оказалась намного увлекательней, чем с королём. По крайней мере, более никто не выражал желания нарушить её личное пространство, грубо одёрнуть руку и всяческими заявлениями испытывать сдержанность.
Себастьян трещал без умолку. Рассказывал всё, что видел: от выбора альвийского мрамора до потайных дверей и скрытых ходов. Осведомлённость генерала в таких делах утверждала для Эсфирь одно – король для него не просто покровитель, хороший друг.
Угроза Видара о зеркалах оказалась вовсе не выдумкой, самой, что ни на есть, реальностью. После смерти короля Тейта его сын обезумел, заключив с Дочерями Ночи контракт: на протяжении нескольких десятков лет он отправлял всех неугодных альвов Старухам в виде подношения, а Безумные, в свою очередь, открывали ему тайну чужих помыслов через зеркало. Никто, кроме самого Видара, не знал, какое именно из зеркал может скрывать в себе угрозу. Ходили слухи, что с каждого он мог считать потаённые уголки души. Не распространялось это лишь на короля и его близкого круга – Поверенных.
Эсфирь по началу весьма скучающе слушала собеседника, но вовлечённость в разговор со временем взяла верх. Заинтересовала даже трещина в канделябре, который не успели заменить. Она жадно впитывала в себя информацию, внимательно осматривала каждый уголок. Такая перемена не поддавалась объяснениям.
– Красиво, правда? – довольно спрашивает Себастьян, когда они выходят в королевский сад.
Он прекрасно помнил скудную местность Малвармы, где блеск исходил лишь от мерцания льда и снега.
Эсфирь даёт положительный ответ, теряясь в великолепии зелени и журчании воды. Прежде ей никогда не доводилось видеть природу такой. На её фоне ведьма чувствовала себя чем-то гнилым, что давно должно уйти на покой. Вот почему взгляд Видара всегда наполнен презрением. Она не считается с тем, что так блистательно. Нарушает естественный порядок только лишь своим существованием. Она – грязь у сияющих ступней природы.
– Всё хорошо? – интересуется Себастьян, опираясь поясницей на высокий бордюр.
Он приподнимает подбородок, цепляясь взглядом за один из балконов. Там стоит король. Разгневанный взгляд испепеляет друга. Себастьян быстро прикрывает глаза, делая вид, что и вовсе не заметил Видара. Король плотно стискивает зубы, наверняка до характерного скрипа.
– Могу я задать вопрос личного характера? – холодный голос Эсфирь заставляет Себастьяна чуть повернуть голову.
Она была ниже него на целую голову, такая хрупкая и воздушная в альвийском платье. Кожа чуть сверкала на солнце, а острые ушки не опошлялись бесчисленным количеством цепочек, которыми местные жительницы буквально переусердствовали.
Она могла быть кем угодно, но не кровожадной ведьмой из легенд и слухов. Её взгляд заволакивала туманная пелена задумчивости, а лёгкий ветерок нежно ласкал кожу и аккуратные завитки рыжих прядей.
– Конечно, – добродушно поджимает губы Баш.
– Почему Вы так добры ко мне?
В первый раз он видит робость ведьмы. Или это только кажется под натиском буравящего взгляда короля?
– Я думал, мы перешли на «ты», – улыбку приходится скрыть. Она поворачивает на него голову, ища ответ в глазах. – Дело в том, что я знаю, каково это чувствовать всеобщее презрение. Особенно, когда не совершал ничего постыдного или криминального для этих альвов.
– Я совершила много зла.
– Но не Первой Тэрре.
– Я пытала неугодных в Пандемониуме.
– На то они и неугодные.
– Не стоит так беспечно пожимать плечами. Я грозилась сжечь все ваши деревни и города. Многие из ваших прощались с жизнями, когда мне это было на руку.
– Вы тогда потеряли семью. Это объяснимо.
– Я – дочь того, кто вечно ставил альвам палки в колёса. Ваш народ способствовал исчезновению моего. Мы должны ненавидеть друг друга, но никак не служить и уважать.
– Глупости. Вам не удастся поменять моё отношение. – Себастьян, наконец, усмехается. – Во времена Холодной войны я был юнцом. Мы с Видаром попали туда случайно, нас командовали с людской службы. По воле одного ублюдка нас забросили не к своим отрядам. В отряды маржан. Это был нонсенс для нас самих. Альвийский принц и его правая рука воюют на стороне противника. Никто не знал, кто мы. Знали лишь расу. Нас ненавидели. Пытали по началу. Порывались убить, думая, что мы – шпионы. Ваш брат – Паскаль (оговорюсь, что это не повлияло на мое отношение к Вам) – первый, кто посмотрел на меня как на обычного солдата, не принимая в расчет происхождение. Война стёрла все грани. Хотя их отношения с Видаром до сих пор оставляют желать лучшего, но только потому, что таковы их характеры, не мне Вам об это рассказывать.
– Вы… Вы воевали за нас? – Эсфирь изумленно замирает.
– Да.
Эсфирь ошарашенно хлопает глазами. Братья практически ничего не говорили о военных годах, а если говорили – то вскользь, не раскрывая деталей.
– И до сих пор сохранили всё в тайне?
– С нашего отряда, после Ледяного Пожара, вернулись только мы вдвоём. Я был при смерти. Видар тащил меня несколько суток на себе.
– Он не похож на того, кто будет спасать от смерти.
– Согласен. Но он спас. Тогда мы воевали за жизнь. Слишком поздно поняли, кто стоит за войной. А как поняли – смогли повернуть армию альвов вспять. Вразумили их.
Молчание окутывает обоих. Эсфирь вспоминала Холодную войну, Себастьян – возвращение в родную Тэрру. Боль разрасталась в сердцах.
– Я должна поблагодарить Вас. Обоих.
– Не стоит. Высшей благодарностью будет служба нам…
Наконец, Баш позволяет себе слегка улыбнуться.
– Это само собой разумеющееся. Отчасти моим воспитанием занимались Всадники, иначе и быть не может.
– Могу я задать встречный вопрос?
– Разумеется.
– Довольно личный, я, полагаю. Но мне безумно интересно знать. Почему ко мне ты обращаешься на «вы», а король слышит лишь панибратства?
От окончания вопроса Эсфирь не удерживает задорный смешок. Она медленно проводит ладонью по камню, чувствуя шероховатость поверхности. Каждый раз, когда король упоминался по имени или титулу, её сердце замирало в неясной дрожи. То ли это была ярость, то ли предвкушение следующей встречи. Так как последнее не имело никакого шанса на существование, мозг обманывал сердце.
– Ты смог расположить меня к себе. Единственный альв, что смотрит на меня без предубеждений – это о многом говорит.
Она отвечает честно, стараясь не произносить ничего, что связано с долбанным альвом.
– Не играйся с его сдержанностью и самолюбием. В конце концов, он – король.
– Он не мой король. Надеюсь, что когда-то это изменится. Ведь, каждой советнице полагается во всём поддерживать короля?
– Именно так, – улыбается Баш.
Генерала Себастьяна окликает служанка, оповещая, что Его Величество назначило аудиенцию в кабинете.
– Прошу прощения, – ослепительно улыбается генерал, склоняя голову.
Эсфирь кланяется в ответ. Генерал быстро удаляется, а ведьма обводит замок скучающим взглядом. Волчий взгляд короля Первой Тэрры, что всё ещё стоял на балконе, не был сокрыт от зоркости.
Она, еле сдерживая хитрую улыбку, разворачивается к нему спиной, удаляясь в глубь сада. С каждым шагом утончённую фигуру всё больше скрывали сиреневые ранункулюсы…
Видар, тем временем, зло усмехается.
Смотря на неё, он не то, чтобы сомневается в её преданности, он абсолютно уверен в предательстве. В ней течёт маржанская кровь, её кожа бела, как альвийский мрамор, а мысли не отличаются дипломатическими мотивами. Она совершенно точно променяет Первую Тэрру на ещё одного ворона или дорогущее платье.
Король оборачивается сразу же, как только друг входит в кабинет.
Видар устрашающе ухмыляется.
– Охмуряешь ведьм?
– Оказываю тёплый приём, – дёргает левой бровью Себастьян. Он бесцеремонно усаживается на длинный дубовый стол. – Она очень похожа на своих братьев. Выдержка старшего, озорство младшего.
– Ведьма охмуряет тебя, – резюмирует король, театрально прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу.
– Она красива, остроумна и независима – прямо-таки мечта, – пожимает плечами Себастьян.
В поле его зрения попадает разложенная карта на другом конце стола. Он спрыгивает с импровизированной тахты, намереваясь рассмотреть бумагу ближе.
– Маржанка, – презрительно фыркает Видар.
Себастьян упирается руками по обе стороны от карты, внимательно оглядывая её.
– И что?
– А то, мой дорогой брат, что её появление именно сейчас не несёт чего-то хорошего. Видишь тёмные пятна? Земли Узурпаторов расширяются, ещё несколько недель и дело дойдёт до Великого Бассаама. Саламы, демон бы их подрал, быстрее сдадутся сами, чем начнут отвоёвывать себя. У них почти нет армии.
– Ведьма вряд ли имеет отношение к этому, Видар. Всадники обезглавят её, если узнают о предательстве.
– Возможно… Но на её стороне Война. Верховная, Война и Генерал Узурпаторов – адская смесь, не находишь?
– С чего ты взял, что Войне есть до этого дело?
– Судя по его взгляду, ведьма дорога ему.
– Ему миллионы лет. Он стар, как эта Вселенная, а может и старше (демон его знает), и ты думаешь, что в нём взыграли чувства? Видар, очнись, тебе три сотни, и ты никогда даже не влюблялся. Кристайн не в счёт, – пресекает попытку короля вставить слово. – Ты закостенел, огрубел и немного одурел. Так с чего Войне быть мягким?
– Пытаешься убедить меня в том, что я параноик?
– Все вы короли – параноики. Вечно ждёте, что кто-то вас сместит. И начинаете от того пороть горячку.
– Вот это – не горячка!
Видар резко указывает на карту.
– Горячка – считать Эсфирь ядром всех бед.
– Ты знаешь её от силы день!
– Как и ты! Я в отличие от тебя, присматриваюсь к ней, слушаю её.
– Будешь долго слушать – и моргнуть не успеешь, как она уже центр твоей Вселенной.
– Да с чего ты взял?!
– Она – ведьма, Баш! Верховная! Маржанка! Каждое её слово – подрыв традиций. Взгляд – неуважение к престолу. Касание – наваждение! Помяни мои слова, мы будем жалеть о том дне, когда она пересекла границу Первой Тэрры.
– Может быть, а может и нет. Наша проблема сейчас не в ней, в Узурпаторах. Если она связана с ними – я лично её обезглавлю. Но до тех пор, вспомни о том, чему научился у людей.
– Перекладывать ответственность? – Видар усмехается, убирая руки в карманы брюк.
– Презумпции невиновности, брат.