Они сели таки ужинать, – оба немного успокоились.
Джоэл посмотрел на свою любовь по-другому – «Всё мне пригодно, что угодно Тебе, ничто мне не рано и не поздно, что вовремя Тебе. Всё от Тебя, всё в Тебе, всё к Тебе»!
И снова чувство любви открылось ему по-другому, – как выбор, который делает человек…
– Расскажешь?
– Расскажу!
– Говори!?
Она заглянула ему в глаза, Элли.
– Я у Тебя одна?
Джоэл смутился.
– Да.
Удивился:
– Почему Ты спрашиваешь?!
– Решила, что, нет…
– Почему?!
Элли улыбнулась, – странно улыбнулась – так бурно, с такой бурей в глазах, что он понял: не хочет говорить!
– Боюсь Тебя потерять!
Джоэл тоже заглянул ей в глаза, – понял – всё, что не сказала правду.
– И я боюсь – потерять Тебя!
– Да?
– Да!
Фрэнк Синатра пел рядом с ними «How Insensitive (Insensatez)»:
[Мы так странно обошлись
друг с другом
Мы сказали «люблю!»
А душу не открыли]
Он понял, что пришёл момент – сказать «люблю!»:
– Я люблю Тебя, Элли!
Посмотрел с бездной нежности.
– Давно люблю! Любил как родную дочь, люблю как близкую женщину…
Джоэл ощутил другую бездну – Любви!
– «У каждого человека в его душе звучит тихий-тихий, исключительно чистый звук – его нота. Это звук его единственности, его глубинной сути. И вот если звучание человеческих поступков не совпадает с этим звуком, с этой нотой, человек не может быть счастливым»…
Ощутил бездну… Судьбы!
– Я не могу быть счастливым без Тебя, Элли!
И он целовал её, целовал, целовал…
– Джоэл?
– Да, малышка моя?
– Ты сказал мне «– Я не могу быть счастливым без Тебя!»… Что это – Судьба, или проклятие?
В её нежном голосе прозвучало: как Ты это чувствуешь?
– Не проклятие!
Он подумал, – Даже если бы это было проклятие… Не проклятие!
– Знаешь, что я понял? Любим мы многих и по-разному: одних как детей, других больше, чем себя… И всё-таки любовь – спасение! В этом нечеловеческом мире, – спасение! Я не хочу быть не человеком в этом нечеловеческом мире – в этом мире можно спастись только одним – любовью!
Джоэл погладил её прохладные, молочно-белые плечи, и его руки были горячими и тяжёлыми.
– Ты очень красивая, Элли, очень!
Она легла ему на грудь, прикоснулась губами, к губам, поцеловала жарко и сладко.
– Джоэл!.. Как мне хорошо с Тобой!
– И мне хорошо с Тобой, Элли!
Он обнял её, погладил спину, ямочки Венеры, попу.
Прошептал на ушко:
– Никогда не сомневайся во мне больше, никогда!
– Не буду, любовь моя!
Элли прижалась к любимому.
– Я хотела Тебе сказать!..
– Скажи!?
– Когда я возвращалась домой, я видела объявление в баре «У Клэр», – она приглашает музыкантов играть у неё вечерами…
Элли подняла голову, и посмотрела на Джоэла – ему в глаза.
– Хочешь попробовать?
Он смутился.
Элли посмотрела на него любяще, – с нежностью.
Улыбнулась.
– Я бы послушала!
Джоэл заулыбался.
– Уверена?
– Я была бы счастлива!..
– Почему?!
– Облагорожен тот, кому знакома эта боль, – боль любви к своему призванию!
Джоэл Миллер боялся, боялся вернуться к музыке – к себе!
– Почему боишься? – Спросила его, Элли.
Она спросила его об этом так пытливо… Она хотела понять!
– Никогда не думал, – Смущённо начал он. – Что жить без любви проще, чем осознать, как она тебе необходима!
Она внимательно посмотрела на него, любимая.
– Жить без любви, это, значит, выживать.
Заглянула в глаза.
– Разве ты не выживал без Сары!? Разве ты жил без неё? Разве ты живёшь без её любви?
– Какие страшные вопросы! – Подумал Джоэл.
Почувствовал: необходимые – такие вопросы нужно задавать!
– Да, – Подумал он. – Разве я живу без любви, но с любовью? Дочери… К дочери!
Понял: выживает, – живёт, но выживает! Есть любовь Элли… Любовь брата.
Элли нежно взяла его руку, поднесла к губам, поцеловала.
– Любовь моя!.. Себя не сломаешь… «Я сплю, а сердце моё бодрствует»!
– Разве «не сломаешь»!? – Прозаически улыбнулся Джоэл.
– Как в той песне!? – Кивнула она. – «Я разрушал»!
Усмешка на рубиновых губах.
– Если только убивать – себя! Если только себя не любить, потому, что заниматься тем, что дорого твоей душе, значит, любить…
Не договорила.
– Себя? – Смутился он.
– «Какую-то жизнь в себе»!..
Элли посмотрела ему в глаза.
– «Ты [был] всем для меня, словно пляж»… Призвание это «всё» в тебе!
Джоэл посмотрел на огонь костра, похожий на пламя факела… Захотелось взять этот огонь в руки, – захотелось… быть огнём земным, доброй песней: возвращайся к Себе! Возвращайся Домой!
Она поразила его, Элли – «я сплю, а сердце моё бодрствует»…
– Да, – Подумал он. – Да, – «[Она] ввела меня в дом пира, и знамя её надо мною – любовь»…
Он понял, что такое любовь – Женщины: я с Тобой, Ты видишь? Вот моя рука, – держу!
Хоуп Сандовал пела рядом с ними:
Ты привёл меня туда
Где мне захотелось
Остаться навсегда!
Мария услышала рёв Бога – Льва Пустыни, над телом Его Сына, кусая губы, плакал человек.
То был он сам, брошенный в пустыне, без слов любви… Сам!
Сам себя туда бросил – в ад, – пустынь…
Пустыня это значит, что никого нет.
Джоэл задумался; хочет ли он жить в пустыне? Жить без любви…
Любовь… Какое сложное чувство, любовь к женщине, любовь к себе, любовь к ближнему…
Он вдруг подумал, – Возможно ли быть честным с другими людьми, не будучи честным с собой?
Понял, что, нет. Понял: чтобы любить других, нужно, если не любить себя, то ощущать возможность любви к себе…
Джоэл посмотрел на Элли по-другому: искушает пленительной земной страстью – верой в себя!
Аня Пляшг начала петь рядом с ними:
Этим ранним утром,
Когда Ты постучал в мою дверь,
Этим ранним утром,
Когда Ты постучал в мою дверь,
И я сказала: «Привет, Сатана»,
Я поняла, что пришло время, идти.
Я и Дьявол,
Шли, бок о бок.
Я и Дьявол,
Шли, бок о бок.
«Я выхожу из вод,
Будто из глубокой пропасти.
Быть может, и поэтому так крепко сжат мой рот.
Я так скучал по тебе вчера,
Где же твоё сообщение?
Сообщение для меня,
Так думал я…
Я никогда не видел тебя прежде
Там с живыми существами,
Ведь ты наверняка нездешний,
Я о тебе мог читать лишь временами.
Тебе посвящено так много песен,
Прости, ты знаешь, мне пора идти.
Ведь я могу лишь четверть часа,
Выжив, в этой пропасти провести»
Джоэл обнял Элли, прижал к себе, и сам прижался к ней.
– Замёрзла?
– Немного!
Она улыбнулась, – глаза вспыхнули.
– Тут холодно, на пляже…
Заулыбалась.
– Но с Тобой – тепло!
– Да?
Он тоже заулыбался, заглянул в глаза, погладил по щеке.
– Хочешь, пойдём в дом?
– Хочу, но…
Элли тоже заглянула Джоэлу в глаза.
– Побудь со мной ещё немного… Здесь!
Он удивился.
– Я всегда с Тобой… Почему Ты…
– В разных местах, ты разный…
Она смущённо улыбнулась.
– У воды Ты более спокойный…
– «Спокойный»? – Удивился Джоэл.
– Да…
Она кивнула.
– Я заметила.
Как странно это прозвучало для него…
Сказал лукаво, – с любовью:
– А я думал я спокойный с Тобой!
Элли заулыбалась, польщённая комплиментом.
– Я надеюсь, Джоэл!
Он почувствовал нежность к ней, – очарован!
О как он очарован этой юной женщиной!
– На что Ты надеешься, Элли, любовь моя?!
– Что Тебе со мной хорошо!
– Мне – хорошо!
Кивнул, – посмотрел на огонь костра.
Вновь на неё.
– Хорошо!
– Джоэл!
Она прижалась к нему.
– Знаешь, чего я боюсь?!
– Скажи мне!?
– Что от старых ран не спастись – этого! Боюсь, что…
Элли смятенно не договорила.
– Что, малышка моя? Говори!?
Она выдохнула, шумно и обескуражено.
– Боюсь, что ты решишь, что не можешь быть со мной из-за разницы в возрасте, или ещё какой-нибудь разницы…
Посмотрела на него – ему в глаза.
– Ты понимаешь, Джоэл, любимый?
– Да…
Джоэл ласково посмотрел на неё.
– Я тоже этого боюсь… Боюсь, что Ты передумаешь! И я…
Он грустно улыбнулся.
– Я не знаю, что будет со мной, Элли!
Они почувствовали: им это было нужно – поговорить друг с другом о своих страхах, о неуверенности в себе…
– Я хочу тебе сказать, Джоэл!..
– Скажи!?
– Я не боюсь твоего прошлого!
Джоэл улыбнулся, – с нежностью улыбнулся – с сожалением.
– А я боюсь!
– Почему?!
Она знала, почему.
– Я думал, боль всё спишет… И, списала бы, если бы не любовь к Тебе!..
Элли удивилась.
Он посмотрел ей в глаза, посмотрел покаянно.
– Я думаю, Элли, какой палач страшнее – Любовь, или Совесть?.. Совесть можно заткнуть, а Любовь – нет! Любовь спросит за всё, даже за то, за что ты и не собирался отвечать! Она спросит: ты достоин, чтобы я у тебя была?!
– Я думаю, всё не так, – Возразила ему, Элли. – Я думаю, никто же ничего не знает; кто достоин, кто – нет. Я думаю, легко любить достойных, но…
– Что? – Удивился Джоэл.
– Говорят, более других Бог любит недостойных – Он видит в них только, самое лучшее…
Он никогда не думал так, как думает она, – Элли!
«Он видит в них только, самое лучшее…».
Джоэл подумал, – Ангел мой, ты тоже видишь во мне «только, самое лучшее»?
Почему?!
Ты так в меня веришь, или Ты так меня любишь?
Сколько вопросов…
Они, ушли в дом, – Элли замёрзла, пошли готовить ужин. Странно – Джоэл осознал, что… Что это было за чувство? Люблю… Хочу всё делать вместе! Никогда ни с кем не делал – хочу! Никогда ни с кем не хотел делать… Хочу!
Внутренний голос сказал ему, – Ты полюбил… По-настоящему!
И он возразил этому голосу:
– Не полюбил! Любил, просто по-другому…
И странно Джоэл почувствовал себя… Что нужно, чтобы полюбить кого-то? Увидеть в этом человеке… что-то! Поверить?
Он понял, что, нет. Понял: увидеть самое себя.
– Я приготовила баклажаны с бараниной! – Сказала Элли, Джоэлу, когда они вошли в дом.
– Вкусно! – Заулыбался он.
– Ты так говоришь, – Рассмеялась она. – Словно Тебе всё вкусно, что бы я ни приготовила!
– Да!
Кивнул, весело и счастливо.
– Почему?
– Люблю!
– Как я готовлю?
Засмеялась, посмотрела на него лукаво и весело, счастливая.
Он протянул к ней руку, прикоснулся к плечу, задержал.
– Люблю, как ты делаешь всё!
Элли порозовела.
– Правда?
– Угу.
– Джоэл!..
Она повернулась к нему, обняла, обвила его руками, прижалась.
– Любимый, ты всегда был таким?
– Каким? – Удивился он.
– Спасительным!
Элли вновь перевернула всё в нём… Спасительный? Он?! Боже!
– Что за люди, – Подумал Джоэл. – Одна назвала убийцей, а для другой лучше его – нет!
Он ощутил боль, – во всём своём существе – боль!
Он ощутил… Как трудно. Трудно менять своё отношение к себе! Он же не считал себя за человека – упал – в своих глазах, и в глазах всех, кто его знал… Убийца!
Тогда, много лет назад, человек, с которым он дружил, умирал от анорексии. Тогда он впервые увидел, как можно убивать себя. Тогда никто ещё не понимал, что это за монстр – анорексия! Монстр, от которого нет спасения… Потому, что нет спасения от себя!
Он был поражён – он не понимал, что этому человеку нужно – чтобы жить?! У этого человека было всё, чтобы жить, а он не жил – уничтожал себя!
Потом он тоже начнёт уничтожать себя, и вспомнит об этом человеке. Он будет много думать о нём… о ней. Он будет думать: пожалуйста, позволь мне сохранить это воспоминание! Не дай мне себя забыть!
«Бог, который не может изменить прошлое, но в силах изменять образы прошлого, подменил образ смерти потерей сознания, и человек-тень вернулся в провинцию Энтре-Риос».
Не дай забыть!
Человек-тень не должен забыть!
Потом он наконец-то понял, как «пуля» безжалостна и как она добра…
«Португальское слово «saudade» традиционно входит в условный список слов, которые не имеют эквивалентов в других языках. Обычно под saudade имеют в виду смесь грусти, томления и любви. Сами португальцы утверждают, что это особое чувство «тоски по несбыточному и безвозвратно ушедшему»
– Я хотела спросить! – Начала Элли.
Замешкалась.
– Спроси!?
Джоэла удивила её нерешительность, даже умилила – она обычно такая бойкая…
– Когда Ты впервые ощутил, что хочешь заниматься музыкой?
Джоэла удивил вопрос Элли.
Задумался.
– Думаю, лет в тринадцать.
Она очень удивилась.
– Как ты это почувствовал?
– Как стремление – «Ein guter Mensch in seinem dunklen Drange
Ist sich des rechten Weges wohl bewußt»…
Улыбнулся.
– «Смутный порыв» Гёте.
Элли вновь посмотрела на него с удивлением.
Они всё ещё сидели за столом, в кухне, ужинали.
– «Хороший человек в своём смутном порыве сознает, пожалуй, [где] верный путь».
Джоэл сделал паузу.
А потом:
– Во второй строке употреблён специфически немецкий идиоматический оборот, и правильнее было бы говорить не о самом верном пути, а, скорее, о сознании верного пути, которое есть у хорошего человека. Но даже если такое сознание есть, из этого ещё не следует, что человек идёт по верному пути. Во-вторых, наречие wohl, означающее вообще вероятность, может означать также благо, и тогда обе строки приобретают иное, более определённое значение: хороший человек в своём смутном порыве хорошо сознаёт верный путь.
Элли посмотрела на него со смятением, и кажется, начала понимать:
– Ты чувствовал…
– Призвание! – Кивнул он. – Зов Даймона…
– «Даймона»?
– Демона.
Она посмотрела на него вопросительно.
– Когда-то считалось, что душа человека – это демон, который ему не принадлежит…
Усмешка.
– «Если у тебя есть враг – убей его.
Не можешь убить – прости его.
Не можешь простить – забудь его.
Не можешь забыть – убей его»!..
Джоэл посмотрел на любимую с нежностью.
– Этот демон рвёт нас, людей, на части! В этом Он похож на одну из богинь Ночи – Атропос: когда человек не следует своему предназначению, она начинает его уничтожать!
– «Атропос»? – Удивилась Элли.
– Богиня Судьбы, – самая страшная из трёх сестёр…
– Почему она так страшна?
– Она – судья… У Сартра есть пьеса «За закрытыми дверями»: в Аду оказываются трое, – три человека, которые беспощадно обошлись друг с другом. Никто никого не пожалел…
Джоэл посмотрел Элли в глаза.
– Ад – это когда никому никого не жаль.
Он накрыл её руку своей рукой, ласково сжал.
– И им не жаль – даже самих себя! Их Ад – это серая комнатёнка, в которой они заперты навечно… и эта пытка, – пытка друг другом будет длиться до тех пор, пока Агасфер не вернётся домой…
– То есть – никогда!? – Поняла Элли.
– Мельмот-страдалец искупил все слёзы Христа…
– Почему же его не простят?
– Он сам не прощает себя! Знаешь, что такое искупление, Элли? Это, значит, простить себя…
Bohren & Der Club Of Gore рядом с ними – «Im Rauch».
Они прислушались к этой завораживающей музыке.
– Помнишь «Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) Марии Корелли? «Вы знаете, жалко смотреть на беспомощное страдание людей, которые хотят жить выше средств: они страдают гораздо больше, чем нищие на улицах»…
Джоэл мягко посмотрел на свою любовь.
– Никто не может «жить выше средств», ангел мой, никто! Знаешь, почему?
– Скажи!?
Элли преданно посмотрела на него, – с преданной любовью.
– Скажи!
– Человек не может всё время выживать – он так умирает, – так умирает сердце!
Они заглянули друг другу в глаза.
– Человеку нужно жить, – созидать!.. Ты рассказывала мне о манге Кадзуо Коикэ и Рёити Икэгами «Плачущий убийца» (или «Плачущий свободный (человек)»… Почему он плакал – Йо гончар… Он занимался не своим делом! Он занимался тем, что противоестественно его существу – убивал других людей! Человек, чьё призвание быть творцом, стал палачом китайской триады!
Элли сидела в горячей ванне, – думала, вспоминала.
Джоэл всегда знал, кто он в этом мире…
Элли подумала, – А я, кто? Человек, который выживает? Или человек, который хочет жить?
И что значит жить? Не только выживать…
Музыка Опала Вессела рядом с ней – «Asleep In The Streets».
Дарк джаз, эксперимент, джаз нуар…
Она вспомнила «– Из чего сделана фигурка? – спрашивает полицейский Том, крутя поддельную фигурку сокола из свинца, ради которой полегло столько людей.
– Из того же материала, что и мечты, – отвечает Сэм».
Элли подумала, – За что Ты любишь меня!? Я же ничего не могу Тебе дать! Пуста… Я пуста! Не наполнена как Ты!
Опал Вессел начал петь «Besame Mucho»:
Целуй…
Целуй только меня!
Целуй, как Ночь и День
Как Жизнь и Смерть, -
Сгорая навсегда!
Целуй, так, словно умираешь в моих объятиях
И оживаешь…
Целуй!»
И она боялась – демона Ночи – холодной постели, в которой никогда никого нет! Ещё один её страх… Страх остаться одной – быть, – никогда никого не хотеть!
Джоэл – тот, кого она захотела – человек, у которого многое отнято, но не он сам…
И её тянет к нему как Сатану к Кресту: объяснись со мной, кто Ты?!
– Да, – Подумала Элли. – «Что происходит? / Кого я напоминаю тебе? / Тебя самого? / Или я – это Ты?».
Она вспомнила, как они впервые занимались любовью, и где-то там, над городом звучал голос муэдзина.
И Джоэл сказал ей:
– Ты слышишь, Элли, девочка моя?! Жизнь продолжается!
Она удивилась, – улыбнулась.
– Я чувствую!
Он засмеялся, – о, с каким удовольствием он смеялся, как… польщённо.
Заглянул в глаза, глазами чёрными и жаждущими:
– Что Ты чувствуешь?! Как?!
В блаженстве страсти она заглянула ему в глаза:
– «Что дальше, Ибн Аббас?»… «Ангел Cмерти был отправлен к Мусе, а когда пришёл к нему, тот со всей силы ударил его. Ангел вернулся к своему Господу и сказал: «Ты отправил меня к рабу, который не желает смерти». Аллах вернул ему выбитый глаз и сказал: «Возвращайся и скажи ему, чтобы он положил свою руку на спину быка, и за каждый волос, что покроет его рука, ему будет дан год жизни». Муса спросил: «О Господь мой, что потом?». Ему было сказано: «А потом смерть»…
Она прикоснулась к его губам, провела по ним, большим пальцем.
– О любимый мой, что потом!? А потом – Жизнь! И даже если она будет страшна, она всё равно будет сладка!
Он пришёл к ней, взял полотенце, и подошёл к ванне. Элли встала, посмотрела на него, – ему в глаза.
– Скажи мне, что я красивая!
– Ты – красивая!
Джоэл тоже заглянул ей в глаза, а потом посмотрел на шею – на впадинку под ней, – на ключицы.
– Ты само Совершенство, Элли!
– Поцелуй!
И эта ласка в зелёных глазах… Жажда! Мольба!
Он почувствовал такую нежность, такой огонь – весь вспыхнул, желанием, страстью.
Перекинул полотенце через плечо, и, подняв руки, взял лицо Элли, – погладил, спустился к шее. И… это удивительное ощущение – жизни, её биения под руками, её дрожи.
Это чувство поразило его, чувство трепета жизни, её тепла.
Джоэл поцеловал любимую, – ласково поцеловал – сладко, глубоким упоительным поцелуем.
Элли обняла его за шею, и он обнял её, обвил руками, приподнял, и она обхватила его ногами.
Джеффри Ориема пел рядом с ними «Solitude», то был голос самой Жизни, её нежности к смерти – когда-нибудь смерть как любовь – станет блаженством!
– Тебе хорошо со мной? Хочу, чтобы было хорошо!
– Разве Ты не видишь? Всё!.. В моих глазах…
Элли поразила сила этого мужчины, ощущение массивности его тела – он держал её так, словно она бестелесна!
Она вспомнила «крепка, как смерть, любовь».
Да, – Der müde Tod! А может, Leben…
Вспомнила «– Тебе хорошо со мной? Хочу, чтобы было хорошо!».
Ей захотелось сказать своей любви, – устала! Устала от всего! С Тобой – воскресаю…
«Кто много любит – тому многое прощается», а может, кто много любит, тот может прощать – есть силы!
Элли вспомнила, как любимый сказал ей «Я стал добрее, – полюбил… Полюбил себя в Тебе!» и это показалось ей таким сложным, почти непостижимым – «Полюбил себя в Тебе!», а сейчас поняла.
Поняла: смотрю на Тебя, и как новенькая, – как будто только рождена! Ни горестей, ни печалей! За горем всегда приходит печаль, и умираешь не от горя, а от печали…
Она вдруг поняла, о чём та песня – «I Destroyed» The Elijah – я умирал!
Элли вспомнила «Не хочу я удобств. Я хочу Бога, поэзии, настоящей опасности, хочу свободы, и добра, и греха».
Она подумала, – Что он чувствовал, Мустафа Монд, смотря на… живое, в неживом мире? Был ли он сам способен… на чувства – на жизнь?!
Дикарь умирал – в мёртвом мире!
– О чём Ты думаешь, Элли, любовь моя?
Она улыбнулась – глазам цвета ночи, губам алым, рукам нефилима.
– О Тебе. Я всегда думаю о Тебе, Джоэл!
Он улыбнулся, – Эрос, тот самый, у которого в одной руке лук со стрелой, а в другой – кнут. Тот Дон Жуан, что ждёт своих возлюбленных у скал…
– Что думаешь?
– Как я счастлива… В этом несчастном мире, – счастлива!
Он удивился.
И тихо спросил:
– Со мной?
– Я была Хель – сине-белая Смерть, никто меня не оплакал, чтобы вернуть к жизни…
Элли заглянула в бездну его глаз.
– А ты оплакал – Ты полюбил!
– Я не мог по-другому – люблю!
Они улыбнулись друг другу.
– И я люблю, Джоэл!
Элли, захотелось спросить его, почему? Не мог… По-другому.
Она подумала, – Мог уйти – бросить, мог забыть, как будто никогда не встречались… Но остался.
Что это, мужество, или безумие? Безумие любви одного человека к другому…