Элис Кэрнил
На грани вымирания
Глава VI. Трактир тётушки Роуз
Солнце медленно клонилось к закату, намереваясь скрыться за линией горизонта, отбросив последние слепящие кроваво-оранжевые лучи. Вечерело. Звёзды постепенно начинали появляться на небе, отливающим оттенками фиолетового, красного, оранжевого и золотого. Кроны в этой части леса немного расступились, позволяя видеть всё величие природы. Такого красивого небосвода с большими расплывающимися облаками они давно не наблюдали в своих краях. Вместе со своим величием, оно вселяло в них страх. По давним поверьям их родной деревушки Эльвейс столь красочное и кровавое зарево значило лишь одно – битву среди своих.
Старейшина, сгоревший в пожаре, устроенном разбойниками, много говаривал о суевериях, былинах, сказках, историях, поверьях, но, как думал Деймон, в каждом таком рассказе была доля истины. Пусть многие не хотели верить старику, скидывая всё на помутнение рассудка, Фрай был не из тех, кто пропускает подобное мимо ушей: он много слушает, за многим присматривает. Он тот самый тихий парень, в омуте которого водятся разные тайны и секреты. Если Леона все считали более легкомысленным и беспечным, то Деймон таковым не являлся и не является. Лучше наблюдать из тени, имея возможность выйти в свет, чем всю жизнь прожить как тот, о ком никогда не вспомнят, и будут отзываться в дурном тоне.
Цокнув языком, сильно сжимая челюсти, Деймон думает о том, что ещё их может ожидать впереди, и как вообще будет обстоять дорога: сколько принесёт боли и страданий, и наступит ли в её конце счастливый финал? Подняв глаза к небу, Фрай размышляет над тем, между кем возможна война или расприя в нынешнее время. Тогда, когда главным врагом должны стать поражённые болезнью, резко охватившие бо́льшую часть их территорий. Воевать, когда твоя страна, прилежащие города, деревни и другие захолустья заполоняются заражёнными, теряя разум и самообладание, глупо и бессмысленно. Кто останется жить, когда каждый либо умрёт от рук своих же, выживших, или окажется в зубах тварей, которых людьми язык не поворачивается назвать? Никто, поэтому-то в этом Деймон и не видит никакого смысла: сейчас все силы оставшегося человечества должны быть направлены лишь на спасение и выживание, а не на игры в войну.
Полностью погрузившись в мысли, Фрай почти не следит за дорогой, продолжая идти, не смотря себе под ноги или по сторонам. Его беспокоит то, чего ещё не случилось, но что обязательно случится. Что именно – не знает, но что это что-то будет – уверен.
Периодически шикая, продолжая цепляться за бедро, держа баланс между одной болью и другой, Леон устало плетётся позади. Он вымотался настолько сильно, что, вечно болтливый и докучливый, не желает раскрывать рта и принимать для этого какие-то усилия. Невыносимо хочется есть, пить, тело ноет, нога болит. В мыслях мечты о мягкой перине, вкусном и сытном ужине, кувшине пенного и красивой девушке под боком. Пошли только вторые сутки, а он уже утомлён и скучает по былым беззаботным дням, когда можно было спокойно пойти поохотиться, прийти с дичью, поесть и завалиться в бордель, подцепив там девчушку, оплачивая её время.
Сейчас Кэрнил, надув губы, побледневшие и высохшие, опускает голову, хмуря брови. Если его скоро ожидает конец, то он хотел бы встретить его в объятиях прекрасной дамы, а не в сопровождении брата и в окружении заражённых. Нет, конечно, умирать ему не хочется, он желает выжить и всё-таки ещё раз увидеть в своих руках податливое женское тело, коснуться мягких розовых уст и развлекаться до самого утра, забыв обо всём. Жаль, мысли не так материальны, как хотелось бы, поэтому, пнув лежавший посреди тропы камушек, Леон недовольно цокает, сильно наступая левой ногой. Боль моментально пронзает конечность. Прикусив нижнюю губу, сдерживая болезненные стоны, Кэрнил останавливается, переводя дыхание и давая ноге перестать так яростно пульсировать.
– Долго ещё? – молчание всё-таки не для него, потому что тишина угнетает и не приносит счастья и радости. – Я… Я знаю, что не должен, но… – он виновато опускает свои наполненные слезами глаза, прикрываясь чёлкой, замолкая. Он просто не имеет в себе сил договорить.
– Недолго. – Деймон произносит резко, холодно, потому что его отвлекли от собственных размышлений и вернули в суровую реальность.
– Недолго, бла-бла, – Леон с издёвкой повторяет за Фраем, кривя лицо, недовольно морщась, потупливая наполненный слезами взгляд в землю.
Закатив мрачные, как ночь, глаза, Деймон сжимает челюсти, скрипя зубами. Порой, люди его всё-таки раздражают, выводят из себя, а Леон всегда знает, как вывести. Он всегда знает, что нужно сказать или сделать, и когда это нужно сказать или сделать. «Невыносимый», – проскальзывает в голове Фрая, когда он всеми силами сдерживается, чтобы ничего не ответить и не усугублять и без того ужасное положение. Кэрнил слишком ранимый и мягкий, а лишний раз видеть его негодование и слёзы ему не доставляет удовольствия.
Сжав руки в кулаки, пытаясь успокоиться, Фрай продолжает идти, жёстко ступая по тропе. Был бы под ногами лёд, тот бы раскололся. Голод, жажда, невыносимая дорога, болтливый и докучливый младший брат… Всё это походит просто на какое-то издевательство со стороны матушки судьбы, игравшей с ними.
Солнце тем временем почти скрылось за горизонтом.
Деймон понимает, что оставаться ночью посреди мрачноватого леса с волками, заражёнными, а также выжившими – не самая лучшая затея. Если им хочется выжить, то ночлег нужно найти как можно скорее. Он был уверен, что помнит эту тропу и что дальше должно быть что-то на подобие их деревушки. Может, что-то меньше, но определённо там, в конце прямой строгой дороги, должен быть какой-нибудь дом. Пусть развалившийся, похожий на барак или сарай, но четыре стены и дырявая крыша будут лучшим местом для сна, нежели совсем ничего.
– Уверен, скоро мы сможем отдохнуть, – Деймон решает немного смягчить ситуацию, подбодрить Леона. Он понимает, что на их плечи свалилось гораздо больше, чем они могли ожидать, и сейчас нужно поддерживать друг друга, а не ссориться из-за пустяков. – Не дуйся… – Фрай через плечо, с усмешкой, смотрит на Кэрнила, заканчивая: – лопнешь.
Леон, до этого момента продолжавший стоять на одном месте, пряча глаза под копной тёмно-русых волос, зажёвывает нижнюю губу, сдерживая подступавшие смешки. Деймон редко может сказать что-то колкое или забавное, поэтому каждый раз он не может ни смеяться, но строить из себя обиженного нужно, но, несмотря на все приложенные усилия, Кэрнил всё-таки не выдерживает и заливается заразительным, звонким смехом, хватаясь за болящий от голода живот.
Деймон, отвернувшись, мягко, совсем незаметно, приподнимает уголки губ, с теплом на душе слушая хохот брата – пусть сводного, но такого родного. В такие моменты он чувствует себя самым счастливым, поэтому Фрай никому не позволит отнять у него это счастье: Леон – единственный луч надежды, ради которого он сделает всё. Под словом «всё» Деймон подразумевает любое действие, способное спасти его: убить, умереть, стереть в порошок, уничтожить мир… Что угодно, но последнего родного человека он не отдаст никому.
– Ой, – Леон спустя пару минут замолкает, смахивая подступившие к уголкам глаз слёзы. – Де-е-ей, потащи меня. Я больше не могу, моя нога просто отвалится сейчас.
Только думая о счастье и о прекрасных моментах, проведённых с ним, приключениях и неприятностях, Деймон закатывает глаза, поджимая губы. Развернувшись вокруг своей оси, Фрай без слов подходит к Леону, вставая рядом и закидывая его левую руку себе на плечи.
– Я та-а-ак те-е-ебя-я-я люблю, ты же знаешь, братец? – Кэрнил довольно улыбается во все свои ровные зубы, устало смотря на висок Деймона. Они почти одного роста, но Фрай немного выше.
– Иди молча, всех тут сейчас своими орами распугаешь, – цокает, снова закатывая глаза, и начинает идти вперёд, хмуря брови. Самому идти тяжело, а теперь ещё предстоит тащить с собой не самую лёгкую тушу.
– Всё-таки ты ужасный, знай это. Снежная королева прям, – Кэрнил прыскает от собственной шутки, прекрасно догадываясь о том, что Деймон не любит подобного и его это очень злит. – Ого, даже покраснел от своей злобы, – на бледных щеках Фрая выступил едва заметный румянец. Лицо залилось краской от огня, пылавшего внутри него: хотелось просто заклеить ему чем-то рот и оставить у дерева, привязав.
– «Как же было хорошо, когда ты шёл молча», – шальная мысль проскальзывает в голове Деймона, продолжавшего слушать лившийся словесный понос своего спутника. – «Дорога будет долгой…»
—–
Путь по тропе, по сторонам которой располагались большие, толстые стволы деревьев, кустарники и спиленные пни, оказался долгим. Настолько утомительным и длинным, что солнце успело полностью скрыться, перестав редкими лучами проскальзывать сквозь кроны. Ночное небо, глубоко синее, покрылось многообразием красочных, извилистых и невообразимых разуму созвездий. Подняв голову – в них можно было бы утонуть. Деймон не думал, что дорога, всплывшая в его памяти, окажется такой изнуряющей. Ему хотелось довести их до какого-нибудь пристанища до того, как солнце отбросит свои последние лучи.
Придерживая Леона за талию, Фрай с бо́льшей осторожностью осматривается по сторонам: сейчас, в ночи, находясь лишь под сиянием звёзд, слабо освещающих путь из-за редеющих крон, страшно подумать, кого ещё, кроме них, можно встретить в этой забытой всеми глуши.
Сжимая челюсти, уже не чувствуя желудка и всё ещё изнывая от невыносимой жажды, Фрай еле передвигает ногами. Они шли весь день, лишь иногда делая небольшие перевалы по несколько минут, чтобы добраться до убежища как можно скорее, потому что ни одному из них не прельщала мысль остаться посреди леса ночью.
Лёгкое дуновение ветра приятно щекочет их кожу, заползая колючими руками под футболки и заставляя ёжиться, передёргиваясь. Листья деревьев пугающим шелестом подгоняют, а откуда-то сбоку слышится хруст сухой ветки. Атмосфера накаляется. Страх стремительно пытается подкрасться как можно ближе, обхватывая сначала одного брата, более слабого и сломленного, а затем второго, чтобы в конечном итоге обоих свести с ума.
– Не волнуйся, скоро дойдем. – Эту фразу Леон, кажется, слышит уже на протяжении нескольких часов, если не весь день, который они идут. – Скоро. Потерпи ещё немного. – Второе, что слышит Леон на протяжении всего дня.
Парнишка понимает, что препираться или спорить сейчас бессмысленно. Он каждый раз лишь молча кивает и, обреченно вздыхая, позволяет Деймону вести за собой. Кэрнил полностью доверяет своему старшему брату и знает, что тот ни в коем случае не подведёт. Не все могут знать точную дорогу, и не каждый в такой стрессовой ситуации вспомнит о том, сколько же придётся идти, и что будет ожидать в конце той тропы или другой. Им обоим тяжело, поэтому сейчас важно лишь поддерживать друг друга и разряжать угнетающую атмосферу нелепыми шутками, разговорами и глупыми препирательствами на самые разные темы. Делать всё, чтобы время не тянулось, как слипшиеся от сахара пальцы, а летело, словно выпущенная умелым лучником стрела.
Привыкнув к боли в левой лодыжке, Леон просто по инерции передвигает ногами, опустив голову и закрыв глаза. Он устал настолько сильно, что сил не осталось действительно ни на что. Нет сил ни смеяться, ни болтать, ни даже идти. Если бы не Деймон, он бы уже давно рухнул, оказавшись в облаке пыли.
– Леон… – Деймон неожиданно подает голос, сначала не узнав тот: сел немного после долгого передвижения в тишине. – Эй! – он продолжает идти , ускоряя шаг. Тряхнув Кэрнила, заканчивает свою мысль: – мы дошли.
– Неужели?..
Леон, совсем вымотавшийся, полностью потерявший всякую надежду на ночлег под крышей, поднимает искрящиеся от радости глаза, видя впереди указатель с висевшей под ним деревянной, очень старой, потрескавшейся от времени, табличкой – «Трактир тётушки Роуз». Между слов он смог различить бледный рисунок в форме кружки пива со стекающей пеной по краям. В животе предательски заурчало, а во рту скопились слюни, которые пришлось сглотнуть, представляя, как терпкое холодное пиво вливается в горло.
За скрипевшей вывеской, шатающейся под лёгкими порывами ветра, он смог увидеть полуразрушенное здание. Быстро пробежав глазами по его ветхим стенам, местами отсутствующей крыше Леону показалось, что это больше похоже на какой-то сарай или свинарник, давно покинутый и оставленный в этой глуши медленно сгнивать. Чем ближе они подходили, тем больше и обширнее открывался взору трактир.
Корчма оказалась невзрачной. Всё здание было деревянным, сверху, в каких-то местах отсутствующая или сгнившая, соломенная крыша, покрывавшая тонкие бревна. Главный вход, ничем непримечательный, даже немного пугающий: обычная дверь, слишком маленькая для высоких или плечистых, рядом разбросаны разбитые бочки и валяется лестница – сделана из дерева, сгнившая, сломанная. Трактир, если бы они могли глянуть сверху, был построен в виде буквы «П», но чуть короче по краям. С левой стороны был ещё один вход: через него, как понял Леон, вываливали помои, потому что запах с той стороны доносился просто ужасный. Не самое лучшее расположение, учитывая, что застоявшийся алкоголь, протухшую еду и прочую грязь вываливали прямо рядом с главным входом. Проходи Кэрнил здесь, когда тут были люди, он бы ни за что не переступил порог такого гнилого заведения: в этой корчме, он уверен, питались лишь настолько бедные люди, что ему их стало жаль. Леон не знал их и не мог знать, но по своей натуре, достаточно ранимой, нежной и романтичной, уже имел к ним сострадание и жалость.
С правой стороны парни увидели развалившуюся стену: туда им уже было не пробраться, но их это не волновало. Их уже мало волновало, насколько этот трактир прогнил и разрушился, потому что снаружи было видно, что внутри найдётся место, где можно будет спокойно переночевать.
– Аккуратно, пошли.
Почувствовав в себе волну новой силы, Деймон крепче обхватывает талию Леона, начиная быстрее волочить до входа в трактир. Он хотел поскорее посадить его и отдохнуть, но понимал, что сначала придётся осмотреть всё, чтобы не попасться в ловушку или не встретить того, с кем не особо хотелось бы видеться в ночи.
– Ну, ты даёшь, монстр… – выдаёт устало, хрипя, скатываясь по стене на пол. – Ты вообще когда-нибудь устаёшь? Ужас… – Кэрнил отхаркивает сгусток вязких слюней чуть правее от себя, прямо на порог, через который они быстро переступили, затворив дверь.
Правда, прикрывать её не требовалось. Задняя стена, за стойкой, где должен стоять трактирщик, отсутствовала. Вид открывался на завораживающий, мрачно-пугающий лес, меж стволов деревьев которого не было видно ничего, кроме пляшущих в воображении чудовищ. Передёрнувшись от странного чувства страха, Леон отворачивается, лишь бы не смотреть в эту темень, пугаясь ещё сильнее.
Деймон, не обращая внимания на возгласы Леона, осматривает помещение, находя в шкафчиках за стойкой несколько факелов и масляную лампу. Рядом с ними он смог нащупать зажигалку. В такой глуши тяжело найти предметы быта для удобства, как этот, потому что многое остаётся у тех, кто может себе позволить комфортную жизнь. Поэтому, улыбнувшись находке, Деймон понимает – огню быть.
Взяв в руки факел, поджигая, Фрай вставляет тот в кованную подставку, немного освещая общую залу трактира. С остальными он проделывает то же самое: в темноте безопаснее, но в такую темень он не рискнёт ходить без источника света. Мало ли, кто может скрываться в этих чёрных углах.
Расставив по периметру главной залы факелы, Фрай принимается дальше осматривать территорию, уже видя все до этого скрытые мраком участки, подмечая новые детали.
– Ты меня порой так поражаешь, не могу, – Кэрнил, вяло сидевший около стены, вытянув ноги, чувствует в них покалывающую пульсацию. Ему ничего не оставалось делать, как следить за тем, как Деймон ходит вдоль стен, поперёк комнаты, заглядывая под всё. В какой-то степени это действительно поражало его. – Мы столько шли, но у тебя ещё есть силы ходить. Действительно монстр.
– А у тебя – болтать, – Фрай закатывает глаза, ухмыляясь.
– Заноза… – кривя губы, медленно обводя представшую комнату своими глубокими голубыми глазами, Леон продолжает не видеть в этом трактире ничего хорошего. Сюда бы он точно в пыл открытия не заглянул!
Перевёрнутые дубовые столы. На самом деле они достаточно тяжёлые, но люди способны на многое, поэтому это его не удивило. Разбитые стулья, валявшиеся в разных уголках помещения. Вдоль стен, в некоторых местах, расположены старые кованные подставки под факелы. Судя по их расположению, огня здесь было много.
– Да уж… Ничего интересного, – продолжая кривить губы, со скептицизмом осматривая голые стены, на которых не было каких-то трофеев или полок, и поцарапанные во многих участках деревянные полы. – Скудненько.
Деймон исчез из виду Кэрнила.
– «Возможно, решил пройтись чуть снаружи», – подумалось Леон, уныло водящему глазами по периметру. – Хм…
Подметив в конце помещения странный рубец около стойки, Кэрнил решает, что сидеть без дела – слишком скучно и однообразно, да и если он поможет брату осмотреть окрестности, то они скорее смогут нормально отдохнуть. Надежды на поиск пищи и воды его не покидали, поэтому он пересилил себя и свою боль, аккуратно поднимаясь. Пару раз шикнув, кусая нижнюю губу и ругаясь, Леон встаёт, отряхивая пятую точку.
Приподняв плечи, отводя их назад, разминая, он делает осторожные шаги в сторону стойки. Рубец ему показался ручкой, которая сможет открыть проход в подвал. В трактирах часто имелся нижний уровень для хранения алкоголя и еды – всё было выкопано в земле, обтёсано брёвнами, и необходимая температура продолжительное время могла сохранять качество продукта. Сглотнув вставший поперёк горла ком слюней, откашливает. Леон, превозмогая боль в левой лодыжке от падения и продолжительной ходьбы, опускается на колени, берясь за верёвку, сделанную в форме ручки.
– Ну, чуть-чуть слепой, подумаешь, ха, – улыбается, смеясь над собой.
Дёрнув, Леон еле удерживает равновесие. Заело. Давно там никого не было. Обхватив двумя руками, прикладывая все оставшиеся силы, Кэрнил болезненно и громко стонет, когда дверца откидывается назад, а он отлетает, отбивая локти. Вышло довольно шумно.
– Будь здесь кто, уже давно бы… – парень замолкает на полуслове, слыша снизу странное чваканье. Пугающее и леденящее душу.
Из подвала до него доносятся шарканье ног, кряхтение и бульканье. Страх скользким мерзавцем в одно мгновение заключает Леона в свои удушающие объятия, погружая в пучину паники. Тело немеет. Он не в состоянии даже двинуться, всё вокруг замирает, теряясь в серой массе. Красок мира для него в этот миг не существует: только эти три звука – шарканье ног, кряхтение и бульканье. Это бьёт по ушам, но Леон не может закрыть их, чтобы не слышать ничего. Ему страшно сделать даже такое мелкое движение: он полностью погружён в то, что собирается вылезти из подвала трактира. Он ждёт, когда монстр, спавший там, покажет себя и заберёт его с собой.
– Н-нет…
В голове крутится только одно слово – Смерть! Голос дрожит, тело трясётся, лоб покрывается испариной. Зрачки расширены до того, что цвет радужки едва различим на фоне чёрного круга. Слёзы непроизвольно начинают течь градом по щекам: с левой – криво стекая вдоль уродливого шрама.
– П-п-пож-ж-ж…
Он не может в таком состоянии слова складного подобрать, произнести какую-то фразу или позвать на помощь. Кэрнил всей душой ненавидит себя за то, что не контролирует это и никак не может справиться. Он просто не в состоянии сопротивляться своей панике, страху.
Шарканье ног становится громче. Почти рядом с ним. Он уже ощущает холодное дыхание у своих побледневших от ужаса щёк, слышит пугающие нашёптывания о скором конце и теряет нить с реальностью.
Монстр, чудовище, заражённый… Кэрнил видит его. Это маленькая девочка лет десяти. Совсем юная. Совсем ребенок. Длинные зеленоватые волосы по пояс неряшливо свисают с понурых, истощённых плеч. Костлявые, изрезанные руки со стекающей чёрной кровью просто висят, касаясь тонкими бледными пальцами худосочных, кривых ножек. Местами на теле рваные раны, облепленные грязью, еле прикрываемые серым платьицем по колено. Лицо осунувшееся, потерявшее давно всякую жизнь, а глаза пустые, чёрные, готовые вытечь из глазниц по впалым щекам. Девочка смотрит на него. Всего мгновение, а для него вечность.
Заплаканными глазами глядя на представший перед собой кошмар наяву, о котором раньше не мог даже предположить, Кэрнил не говорит ни слова. Даже не пытается пошевелить губами или как-то спастись. Он остолбенел, продолжая лежать, опираясь на локти.
Всего мгновение, а для него вечность. Девочка в одну секунду, неожиданно, раскрывает свою чёрную пасть с торчащими передними пожелтевшими зубами. Она срывается с места, намереваясь накинуться на застывшего парня и оторвать кусок живой плоти. Насыщения она не получит, но необъяснимый инстинкт тянет её к живым и к их… мясу, тёплой крови, текущей по сосудам, словно томатный сок. Сплошной ходячий деликатес: ароматный, пахнущий страхом и потом. От кого-то ещё может нести мочой или дерьмом.
Время вернуло свой ход, жизненные часы сдвинулись с замершей точки. Подняв руки, опускаясь полностью на спину, Леон прикрывает глаза, отворачиваясь, уже готовый к худшему, как слышит оглушительный выстрел, просвистевший над головой.
Тяжело дыша, стоя в боевой позиции, Деймон, увидев всю картину, без раздумий, наставил винтовку и спустил курок. У него не было сомнений: или выстрелить в заражённого ребенка, или умереть от его рук. Он выбрал первое. Без задних мыслей или уколов совести. Сделал выбор, чтобы спасти своего Леона. Чтобы спасти в очередной раз.
Дёрнувшись, скрючив в неестественной позе руки, заламывая пальцы, заражённая с пробитой головой падает в подвал. Следом слышится глухой удар.
Опустив дуло винтовки, Фрай срывается с места, подлетая к младшему брату, кладя оружие рядом. Сев на колени, обхватывая подрагивающие от всхлипов плечи, Деймон прижимает к груди натянутое, как струна, тело Леона, начиная нашёптывать успокаивающие слова: не переживай, всё хорошо, я рядом. Поглаживая по спине, сильнее прижимая к себе, он даёт Кэрнилу возможность прийти в себя, когда знакомый и родной запах, словно спирт, проскальзывает в ноздри, ударяя в голову.
Не осознавая всей ситуации, Леон резко дёргается, пытаясь вырваться, но когда понимает, что находится в объятиях Фрая, тихо утыкается в его грудь, продолжая шмыгать носом. Тянет руки, обхватывая талию старшего в ответ, сжимая мятую грязную футболку. Ему тяжело совладать с эмоциями, невыносимо сложно противостоять своим страхам, чтобы стать сильнее, но он хочет обратного. Всем сердцем желает перестать дрожать, реветь и ничего не делать, но так сразу не может. Это происходит неосознанно. Психологический щит, не позволяющий выбраться из кокона, поглощает его целиком, топя в своих кошмарах.
– «Я смогу…», – проносится в мыслях Леона, когда он, продолжая стискивать в руках крепкое тело брата, открывает заплаканные красные глаза, смотря вглубь лесной чащи.
Кэрнил всей душой жаждет справиться со своим телом, разумом и тревогой в опасные моменты, потому что, не будь Фрая рядом, он бы сейчас не сидел на полу старого трактира; его бы не обнимали за плечи, прижимая к себе и успокаивая ровным, родным голосом. Не будь Деймон так мнителен к осторожности, переживая за неуклюжего него, всё давно бы закончилось плачевно.
– «Смогу… стану лучше», – Кэрнил даёт себе слово. Он всем сердцем хочет сдержать его и показать Деймону, что может постоять за себя. Пусть не сразу, а со временем, но он обязательно постарается воплотить это в жизнь. – Прости… – он уже не маленький мальчик, чтобы попусту лить слёзы и дрожать от страха. – Я…
– Молчи, – спокойно, ровно, резко.
– Но я… – Кэрнил, снова сдерживающий с большим усилием новый поток слёз, левую ладонь кладёт на грудь Фрая, сжимая одежду.
– Молчи.
Поджав губы, готовый снова расплакаться от того, как грубо Деймон говорит, Леон сглатывает скопившийся ком в горле, отстраняясь.
– Нормально?
Кротко кивнув, Кэрнил отворачивается, подолом футболки вытирая щёки и глаза, высмаркиваясь. Сочувственно окинув его взглядом, Деймон опускает голову, зачёсывая пятернёй волосы. Тяжело выдохнув, Фрай проводит рукой по шее, заламывая её – слышится характерный хруст суставов. От этого звука Леона передёргивает: он терпеть не может, когда кто-то так делает, потому что ощущает себя омерзительно. Усмехнувшись, прекрасно зная отношение брата к такому, берёт в руки винтовку, вставая: осмотр территории ещё не был до конца завершён. По крайней мере, ему предстояло еще спуститься в подвал.
– Сиди тут, на страже, я спущусь.
Выставив дуло оружия перед собой, Фрай подходит ко входу в подвал, вытаскивая из кованной подставки на стене рядом факел. Ступив на первую ступень, он останавливается, услышав дрогнувший голос Леона:
– Я… Я с тобой.
– Нет. Я сказал – сиди на страже. Тем более, с ногой спускаться будет тяжело.
Снова поджав губы, обиженно опуская голову, Кэрнил тихо угукает, проводя ребром ладони по носу, шмыгая.
Вздохнув, устало моргая, Деймон продолжает спускаться по деревянным ступеням, издающим противный скрипучий звук – для них незваный гость явно был тяжёлой ношей. Остановившись на последних двух, не ступая на пол, он сглатывает ком в горле, видя тело ребенка, которого убил. Фрай понимает, что это уже не человек и слабину давать было нельзя, но в тот момент у него была лишь цель спасти, а сейчас, видя дело собственных рук, желудок немного скручивает. Это не первое его убийство, но первое, когда он видит недруга столь отчётливо.
Убрав руку от ствола, отпуская оружие висеть на плече, Деймон прикрывает рот, сдерживая рвотный позыв. Больно. Скривив лицо, когда невыносимая боль пронзает тело в районе желудка, закрывает глаза, пытаясь прийти в норму.
От тошноты начала кружиться голова, сердце быстрее забилось, а перед глазами заплясали белые мушки.
– Эй, Дей-Дей, ты в норме? – Леон, услышав странные звуки, издаваемые братом, обеспокоенно интересуется, заглядывая в подвал.
– Да, – сглотнув подступившую к горлу рвоту, Деймон быстро отвечает, отнимая руку от лица, снова обхватывая винтовку и наставляя дуло.
– Ладно, я, если что, тут сижу. На страже, – обиженно булькает, снова отползая от хода на нижний уровень, продолжая осматриваться по сторонам, пытаясь совладать со страхом перед темнотой леса.
Кашлянув, прочищая глотку, Деймон становится на пол, обходя труп заражённой, отбрасывая собственную кривую тень. Подвал представлял собой совсем маленькое обтёсанное брёвнами помещение: в одной стороне старые бочки из-под пива или чего покрепче, а с другой – полки, на которых раньше, в пылу жизни этого заведения, хранили продукты. К глубокому сожалению Фрая, сейчас они были пусты: лишь редкие чёрствые крошки говорили о том, что на этой полке лежали буханки хлеба или другие хлебобулочные изделия.
Услышав урчание, Деймон обречённо опускает голову. Он хотел верить, что хоть что-то сохранилось, но было пусто. Собираясь подниматься обратно, к Леону, Фрай цепляется взглядом за странный тёмный брусок, торчащий в самом конце помещения, из-под одной бочки. Выставив факел чуть вперёд, Деймон осторожно подходит ближе.
Сжав челюсти, скрипя зубами, Фрай почти стеклянными глазами смотрит на представшую картину: мужчина, видимо, отец этой девочки, сидит, вцепившись в чёрный старый рюкзак. На его лице застыла гримаса ужаса, пустой взгляд, смотрящий в никуда. Ребенок, заразившийся этой болезнью, стал его проклятьем, но чтобы не становится монстром, он перерезал себе горло, обрамляя песочного цвета куртку багровой вязкой жидкостью.
Опустив голову, не понимая, где он по своей линии судьбы ступил не туда, Деймон подходит ближе к начавшему разлагаться трупу, закрывая его глаза. Смотреть в них ему было невыносимо. Фрай не видел раньше столько мертвецов, сколько ему пришлось лицезреть на протяжении последних нескольких суток. Жители деревни, родители Леона, заражённый, которого испугалась лошадь, эта маленькая девочка и её отец… Каждая увиденная смерть не наполняет его душу силой воли, а лишь пугает, заставляя становится более равнодушным: будь он слишком мягким, давно бы стал таким же хладным трупом.
Сглотнув слюни, Фрай решает, что нужно просмотреть содержимое рюкзака в поисках хоть какой-то пищи, воды или иных необходимых для выживания предметов.
Аккуратно отводя винтовку за спину, поднимая факел над головой, Деймон хватается левой рукой за тканевую ручку, начиная вытягивать из цепкой хватки мертвеца. Приложив немало усилий, выдернув достаточно тяжёлый рюкзак, он отшатывается, резко вставая с корточек. Пальцы отца девочки, до этого державшие свою сумку, обламываются, хрустя, руки опадают по бокам, а лицо поворачивается в сторону.
Тяжело дыша, ощущая на себе склизкие, противные щупальца холодной смерти, Фрай идёт к выходу из подвала, быстро поднимаясь по ступеням, громко топая. Швырнув рюкзак на пол, рядом с ногами Леона, Деймон вставляет факел обратно, обходя дверцу и захлопывая проход на нижний уровень.
Два трупа останутся там теперь навсегда.
– Ч-что там? – Кэрнил, испугавшийся столь резкого появления, поджимает больную ногу к груди, через толстую кожу ботинок сминая ноющее место.
– Не знаю. Загляни, – отвечает коротко, отворачиваясь, поднося руки к животу – Деймон в собственной тени смог различить, как они дрожат.
Он живой человек. Ему не нравится убивать и, тем более, быть убийцей, но первый павший от его рук заражённый оказался ребенком… Фрай понимает, что иного выбора не было, и поэтому пытается мысленно доказать себе, что он из-за этого рокового выстрела не стал преступником. Подбородок слегка трясется, челюсти сжаты, в глазах можно разглядеть боль и отчаяние.
Он хотел убить.
В тот момент, когда мыслить было невозможно, он желал только смерти нападавшей девочке, но сейчас, и после, когда светлый разум возвращается, понимает обратное. Боль, пляшущая в глазах, означает его нежелание убивать, а отчаяние – что рука в такой момент не дрогнула, и он стал убийцей монстра.
– Не верю… Дей-Дей, тут консервы.
Деймон вздрагивает, когда Леон резко решает нарушить тишину радостным возгласом, в котором проскользнули нотки недоверия. Придя в себя, потирает ладони друг о друга, унимая мелкую дрожь.
Повернувшись обратно к Кэрнилу, Фрай видит дно рюкзака, полностью набитое консервами. Видимо, отец с девочкой попали в нелёгкое путешествие, но она была заражена, и он решил, что их могилой станет старый трактир. Убить собственного ребёнка отец не смог, поэтому избавил себя от мучений, наложив руки.