Элис Кэрнил
На грани вымирания
Её пугает совсем не то, что он пришёл, сидит рядом и старается делать вид, что не обращает внимания. Хотя она прекрасно видит периферическим зрением, что он смотрит. Бросает свои нелепые попытки взглянуть на неё и сделать вид, что этого не было. Если бы она только знала, что в чём-то они всё же похожи.
Дёрнув носом, вдохнув исходящий от него запах древесины, свежей травы и отдалённых ноток костра, Мерелин прикрывает глаза, наслаждаясь. Такое душевное сочетание, столь родное: оно позволяет ей окунуться в детство и вспомнить посиделки у прыгающего пламени, когда все родные и близкие люди были рядом, весело что-то обсуждая и споря. Это то время, которое ценилось меньше всего. Правильно, ведь не зря говорят: мы начинаем ценить, когда уже потеряем.
Возможно, тогда Мерелин не отдавала отчёта себе и своим действиям, иногда грубя и делая так, как не следовало бы, но сейчас, следуя зову сердца и инстинкту самосохранения, воспоминания теплящей надеждой будут греть её душу, наставляя на правильный путь. Теперь каждое новое мгновение будет ценным. Осознание всего пришло слишком поздно, но лучше уж так, чем никогда не вырасти из своих старых неверных устоев и навсегда застрять в детстве, где всё решали родители, несмотря ни на что.
Открыв синие глаза, блестевшие от наплывших слёз, Мерелин резко смахивает их пальцами с подрагивающих ресниц, поворачиваясь к Деймону:
– А… а когда вернётся Леон?
Вопрос, неожиданно прозвучавший для Фрая, пытающегося совладать со своим внутренним цунами, снова заставляет надеть его на себя маску спокойствия. Он отвечает довольно резко:
– Пойду посмотрю, где он: уже должен был прийти.
Ответ немного её удивляет: не так коротко, как обычно. Наверное, ей кажется, он мог ответить иначе, сказать, как и всегда: «уже должен» или «скоро будет». Но слов было чуть больше.
Слегка приподняв уголки губ, Колинс мягко кивает, смотря в отдаляющуюся широкую спину юноши, исчезнувшую за хлипкой сарайной дверью.
—–
Пламя, яркое, оранжевое, танцует под дуновениями вечернего ветра, искрящимися бликами одаривая сидящих неподалёку. Горящие поленья, медленно исчезающие в огне, превращаются в пепел, одурманивая своим тягучим и густым древесным ароматом, отдающим смолистыми оттенками. Под их одурманивающими чарами глаза невольно закрываются, перенося в те дни, когда всё было тихо, размеренно… спокойно. В те дни, когда они задорно смеялись, не боясь быть услышанными, и веселились, медленно потягивая эль. В те дни, когда никто не думал о том, что скоро всему человечеству будет угрожать монстр, созданный собственными руками, случайно вырвавшийся, и уничтожающий всё, что возможно.
Загребая двумя пальцами остатки мясной консервы, Фрай смотрит в пламя – то обволакивающе пляшет на дне тёмных глаз. Перед ним проносятся телегой воспоминания былых времён, в которые он также просто следил за всеми. В которые ему не нужно было лишний раз осторожничать или подбирать слова, усердно думать, как выжить, и не попасться никому, потому что патронов в обойме мало, а стрел – ещё меньше. Он самостоятельно сделал лук для Мерелин, но снаряды, совсем хлипкие и плохие, были за сараем, приставленные в колчане к стене. Они знали, что тут обитал охотник, поэтому это не было каким-то удивлением. Всё обыденно и нормально.
Проведя последний раз пальцами вдоль железных стенок, собирая остатки скудной пищи, Деймон отставляет банку в сторону, всё ещё чувствуя голод. Живот не так сильно урчит или болит, они умело распределили найденные припасы на эти дни, и сейчас им настал конец. Еды больше нет. Не дели они всё с Мерелин, им бы хватило на дольше, но Деймон и Леон, хоть и голодающие, не могли себе позволить опуститься до того, чтобы не дать бедной девушке, вмиг лишившейся всего, даже поесть или находиться в их обществе. Они не высший свет или не самая приятная компания, но точно получше заражённых или озверевших людей, переставших на самом деле ими являться.
Облокотившись на руки, выставив позади себя, Фрай поднимает голову к ночному небу, сокрытому за широкими кронами деревьев, – величественных, старых. Ему так хочется уже выбраться из этого леса, взглянуть на звёзды, разглядеть фигурные облака, купаясь в лучах горячего солнца, и насладиться их красотой. Сколько они уже дней бродят среди извилистых троп, зарослей и недругов или хищников, желающих только полакомиться наживой? Он потерял счёт времени, перестал понимать, какое сейчас число или сколько они уже знают Мерелин. Чувство, словно долгое время, потому что с ней нет напряжения, только странные ощущения и мысли, что, возможно, все знакомы уже так много, что и не сосчитать спокойно, хотя прошла от силы неделя, может – две.
Кэрнил, вылизав железные стенки, собирая последние остатки, откидывает банку куда-то в кусты, не заботясь о благосостоянии природы, в которой необходимо жить и выживать. Он так голоден, что соображать удаётся с большим трудом: хочется только чем-то занять голову, чтобы не думать о еде и… девушках. Раньше Леону не приходило в голову, что случайные связи, разгульный образ и безответственность могут покинуть его в одночасье, просто швырнув со всей силы в стену из жестокости, страха и надеждах увидеть новый день.
Сглотнув образовавшийся в горле вязкий ком, поправив сальные тёмно-русые волосы, Леон бросает мимолётный взгляд на сидящую напротив Мерелин, отмечая несознательно про себя, что она не в его вкусе. Слишком молчаливая, милая, невинная… Ему нравятся более властные, изящные и сексуальные женщины, способные заткнуть словом. И не только словом. Усмехнувшись про себя, уже начиная мысленно представлять самые непристойные позы и образы, чувствуя нарастающий жар внизу живота, он машет головой, отгоняя нахлынувшие чувства.
– Может, перестанем сидеть так, словно кто-то умер? – решив разбавить обстановку и охладить свой разгорячённый, голодный пыл, Леон переводит взгляд с одной на другого, ожидая хоть какой-то реакции, которой не последовало.
Деймон снова решил игнорировать пустую болтовню брата, но Мерелин, не делавшая так раньше, заставляет его покраснеть и начать говорить с ней, чтобы вывести на какой-нибудь разговор. Пусть даже самый нелепый и не несущий в себе никакого смысла. Впрочем, как и всегда.
– Мэр, расскажи, как тебе наша прекрасная компания?
Вальяжно усевшись, широко расставив ноги, согнутые в коленях, Леон пристально следит за Мерелин. Ему интересно всё, что будет отражено на её прелестном личике, скрывающем настоящий возраст: она выглядит гораздо младше своих двадцати с хвостиком. Он определённо уверен в том, что ей двадцать с хвостиком. Уверен, что она почти их ровесница.
Опешив от вопроса, поперхнувшись последними остатками мясной консервы, Колинс вытирает тыльной стороной ладони испачканные, блестевшие от жира, губы, гулко сглатывая. Поправив выбившуюся прядь светлых волос, поднимая синие глаза, отливающие фиолетовым в свете яркого пламени, она отвечает, немного подумав:
– Чудесно.
– Скудно. Ты от Деймона понабралась отвечать одним словом?! – улыбнувшись, видя, как сверкнули чёрные глаза Фрая, Мерелин слегка кивает, отчего Леон сильнее багровеет, дуя щёки. – Нельзя вас одних оставлять, ой, нельзя… Я понял… – проведя языком по пересохшим губам, Кэрнил подползает ближе к брату, кладя голову на крепкое плечо.
Старательно игнорируя чужое присутствие, продолжая смотреть то на кроны, то на пылающие поленья, искрящие в костре, Деймон закатывает глаза, не уделяя даже толики внимания негодному брату.
– Тебе это не удастся, ты же знаешь?
Кэрнил, широко улыбаясь ровными зубами, тянет руку к лицу Фрая, сдавливая пальцами щёки. Хихикнув, прикрывая рот, Мерелин пытается не смеяться, чтобы и без того сверкающие не добрым знаком глаза Фрая не стали пылать сильнее. Ему явно не понравится, что один измывается, как угодно, а вторая этому радуется, потакая смехом.
– Оторву. – Грубо схватив за запястье, чуть сжимая, Деймон цедит сквозь зубы, шипя младшему брату прямо в губы, опаляя те горячим дыханием. Леон знает, что нужно делать, чтобы вывести его. Всегда знает.
– Недотрога… – закатив глаза, отстраняясь, Кэрнил скрещивает руки на груди, недовольно дыша. Наигранно, специально громко.
Проведя ладонью по лицу, демонстрируя многострадальческое выражение, Фрай отворачивается, смотря на Мерелин, всё ещё пытавшуюся сдержать вырывающиеся смешки. Они каждый раз, начиная общаться друг с другом, вызывают на её устах улыбку. Тёплую, нежную.
– Как ты? – не обращая внимания на вопросительное лицо Леона, таращившегося на него, он решает уточнить самочувствие Мерелин, зная, что у брата точно всё более-менее, а с ней они мало знакомы, чтобы что-то утверждать.
– Спасибо, всё хорошо, – успокоившись, краснея, смотрит в тёмные омуты, на поверхности которых пляшет извивающееся пламя.
Кивнув, удовлетворённый ответом, Фрай снова смотрит куда угодно, но не на неё. Ему показалось, что в свете огня она выглядела при этом разговоре очень мило и беззащитно. Этот порыв пугает его, поэтому, чтобы лишний раз не нагружать голову странными ощущениями и зарождающимися глубоко в груди чувствами, просто заполняет свой разум другими заботами. Например, как действовать дальше и где отыскать пропитание. Этап с лошадью потерпел поражение, так как рюкзака с припасами и необходимыми предметами для первых дней не было, а кто его забрал – ему неизвестно. Он, к сожалению, не всевидящее око.
– А ты не хочешь спросить, к примеру, как твой любимый брат, а?
Брат. Мерелин, до этого момента не знала, кем они приходятся друг другу, но теперь она понимает, почему эти двое так усердно защищают себя от других. Они такие разные, но обаятельно-притягательные, что ей и не приходила мысль о том, что они могут быть родственниками. Деймон внешне совсем не имеет схожих черт с Леоном: они не похожи никак, абсолютно уникальные.
– Жив, здоров, много болтает. Так что – нет, не хочу, – ехидно улыбнувшись, перестав грузить голову и стараясь расслабиться, Фрай поворачивается, показывая свой настрой и растущее игривое настроение.
Выживание выживанием, но перезагрузка нужна, иначе так можно сойти с ума, полностью потеряться, выгорев и забыв, кто ты такой и для чего нужен. Всему нужно своё время и достойный отдых, хотя бы, если не телом, то головой, слишком отягощённой сложными обстоятельствами.
– Вот как, да?! – Леон, опешивший от резкой смены настроения старшего брата, удивлённо раскрывает глаза.
– Вот так, да, – ухмылка, играющая, ехидная, не сползает с бледного лица, а искра, пляшущая на дне тёмных зрачков, говорит о том, что Деймон намерен вывести Леона. Они немного поменялись ролями. – Мне кажется, ты что-то потерял… – Кэрнил, всё ещё удивлённый и не понимающий, продолжает пристально смотреть в горящие глаза, заглядывая в их глубь, теряясь в этой мрачной трясине. – Точно, свою совесть.
Вытащив руку из-за спины, Фрай показывает неприличный жест со средним пальцем прямо перед лицом ошеломлённого юноши, глупо потупившего взгляд голубых глаз в костёр.
Колинс, бесшумно наблюдавшая за этой картиной, не меньше удивлённая, чем Леон, видя впервые такое поведение от Деймона, и восхищаясь, хватается за живот, не сдерживая больше рвущиеся смешки. Звонкий смех оглушает территорию, теряясь меж деревьев.
Столь опрометчивый поступок может сулить за собой что-то плохое.
Испугавшись такого порыва, опуская голову и сжимая челюсти, виновато прикусывает нижнюю губу, втягивая внутрь, проводя зубами по потрескавшейся поверхности. Леон, словно проснувшийся ото сна, зло зыркает сначала на Фрая, а затем – на Мерелин, не делая ей никаких замечаний или упрёков, потому что сейчас его волнует только нависшая над ними атмосфера и жест брата. Кэрнил знает, что иногда Фрай может позволить себе терять голову и вести немного безрассудно, но, когда это случается, всё равно непривычно. Кажется, к такому за столько лет он так и не привык: Деймон всегда усердно держит маску спокойствия и хладнокровия, лишь в такие редкие моменты показывая себя с другой стороны. Со стороны, с которой дозволенно видеть не всем.
– Вот кто тебя такому учил, неприличный? Тут же дама, – Леон, решивший пристыдить эго Деймона, который всегда учтиво относится к представительницам прекрасного пола, тыкает в Мерелин пальцем, чуть обжигая руку о пляшущие язычки пламени, сразу прижимая к себе, дуя.
– Тыкать пальцем тоже неприлично, так что – не тебе меня такому учить, – прислонив ладонь к груди, Деймон вежливо склоняет голову в сторону Колинс, извиняясь за своё внезапное игривое поведение, снова натягивая на уста слабую улыбку, позабыв о ехидстве.
Тишина мягкой периной накрывает их, разбавляемая лишь треском поленьев в костре и еле слышимым стрёкотанием насекомых, выползших из своих нор. Леон, недовольный, сидит, скрестив руки на груди, расположившись в позе лотоса и отвернув от них голову. Смотреть вглубь леса стало страшно, поэтому, не усугубляя внутренне состояние, он просто смотрит на свои грязные ботинки, порванные штаны и землю – сухую, мёрзлую. Лучше созерцать это, чем играть с воображением в ночной тиши.
Поправляя тёмные пряди, откидывая от лица, потому что те изрядно успели отрасти, мешаясь, предательски пытаясь влезть в глаза, Деймон усмехается, вздыхая. Его забавит поведение Кэрнила: детское, невыносимое. Опираясь на руки, откидывает голову, подставляя обзору шею с выпирающим кадыком. Мерелин, невольно засмотревшись на движущуюся косточку в гортани, сглатывает скопившиеся слюни, закусывая нижнюю губу и опуская глаза в землю.
Атмосфера становится чуть неловкой, местами напряжённой. Каждому хочется что-то сказать, сделать, но никто не решается: сейчас любое слово или движение покажется странным, не вписываемым в обстановку.
Вернувшись в первоначальное положение, потирая ладони, Фрай подтягивает ногу в колене к себе, облокачиваясь на неё: его зверски тянет в сон. Если до этого он хотел поесть больше, чем когда-либо, поболтать, что-то сказать или сделать, то сейчас, после еды и приятной беседы, из-за жара огня и хорошей компании, его тянет в сон.
Пытаясь сопротивляться, чтобы не уснуть и не потерять лишний раз бдительность, Деймон окончательно роняет голову, забываясь.
Тихое тресканье в костре убаюкивает каждого, оно расслабляет, позволяет окунуться в сновидения и побыть хоть немного в том мире, где нет этой жестокости и суровой, невыносимой реальности. Только если кому-то не приснится кошмар, который окажется намного хуже, и реальность в таком случае станет спасением.
—–
Шорох. Странный, пугающий. Он нагоняет его, заставляя изнутри содрогаться от страха, гнуться, ломаться. Словно тонкая ветвь сухого древа, он хрустит, падая на землю, разбиваясь об неё на несколько маленьких частиц, теряясь в пыли. Страшно. Больно. Невыносимо.
Сердце кровью обливается, утопая окончательно, навсегда исчезая в этой глубокой пучине. Ужасно.
Пальцы, длинные, изящные, дрожат, осыпаясь, растворяясь, становясь песчинками в бесконечной пустынной степи. Паника охватывает полностью, поглощая, затягивая в свой отвратительный омут, вытягивая гнусные склизкие щупальца, обхватывая со всех сторон, стискивая. Тревожно.
В месте, наполненном кровавым озером, дыра, из которой течёт алая жидкость, смешанная с уродливыми маленькими червями, выползающими наружу. Им не терпится увидеть новый свет, окунуться в него полностью, порабощая. Омерзительно. Пытаясь ухватиться тем, что остаётся, удерживая их на месте, те лишь проскальзывают, словно сквозь сетку, исчезая.
Ноги отказываются идти, шорох, нагоняемый, становится ближе и ближе. Он чувствует его едкое дыхание подле своего уха, с опаской оборачиваясь, встречаясь с собственной тенью с горящими гневом глазами. Зол на самого себя. Гнобит, втаптывает в грязь, ровняя с мусором, потому что жалок, низок, ничтожен. Просто – никто! Ни тот, за кем следует идти или кого следует слушать: маленький, испуганный олень, случайно выбежавший на встречу к своему убийце.
Упав на колени, сдирая кожу, но не чувствуя никакой боли, он смотрит заплаканными красными глазами на свою тень, медленно затягивающую его в себя. Она пытается полностью завладеть его разумом, телом… Всем. Пытается заполучить место под солнцем, став главенствующей, важной.
Крик, беззвучный, наполненный болью, последними крупицами надежды, срывается с пересохших губ: неистовая, бушующая волна раскалывает собственное чёрное пятно, медленно угасающее прямо перед испуганными глазами. Он смог… Смог победить её, смог занять своё законное место и стать хозяином, повелителем. Главным!
Чувствуя возвращающиеся на свои места участки тела, – сердце, пальцы, – он поднимается на дрожащих коленях, не веря себе. Не веря в себя. Ему кажется, что всё это выдумка, ложь, иллюзия, которую он пытается в своей голове выдать за реальность и, наконец, ощутить в себе прилив сил, энергии, мужественности, которых порой так не хватает. Неудачник.
Прикрывая грязное лицо ладонями, оставляя на них мокрые следы, он теряет бдительность, утопая в своём отчаянии и унижении. Тень, переставшая бояться его внезапного прилива, становится больше, срастается, накидываясь с безумной улыбкой и горящими ненавистью глазами. Теперь с его уст, пересохших, потрескавшихся и бледных, срывается другой, совсем иной крик, наполненный страхом, болью и ужасом…
Подскочив, пытаясь отдышаться и прийти в себя, чувствуя в груди лишь быстро бьющееся от страха сердце, Леон озирается по сторонам. Пот крупными каплями стекает с висков, частицами оседая на волосах. Тело бьёт мелкая дрожь, а в мыслях такой поток, что ему становится тошно. На голубых глазах красуются блестящие в тонких лучах луны слёзы, кривыми дорожками начинающие течь.
Проходит некоторое время, прежде чем Леон полностью приходит в себя, успокаиваясь от ночного кошмара, настигшего его так внезапно. Они всегда пугают его до вздрагиваний, криков и слёз, потому что выглядят настолько реально, что он может, проснувшись, потеряться в окружающей реальности.
Вытерев со лба пот, протирая лицо, окончательно освобождаясь от нитей сна и щупальцев своего сознания, Леон осматривается, находя на своих местах Деймона и Мерелин. Те мирно спят, даже не поняв, что с ним сейчас что-то произошло и что он не отдыхает, а судорожно пытается осознать, как теперь уснуть. Костёр давно погас, оставив после себя маленькое пепелище, ветер дует, пробираясь костлявыми длинными перстами под футболку, содрагая тело. Передёрнув плечами, чувствуя бежавшие по спине мурашки, Кэрнил обнимает себя, растирая ладонями, стараясь хоть немного согреться.
Кривя лицо, немного завидуя брату и Колинс, он поджимает к груди колени, обхватывая их руками. Кошмар, пробудивший его так неожиданно, заставляет мёрзнуть, потому что во сне он вспотел, а теперь, при каждом порыве ветра, – даже слабом, – ему невыносимо, нетерпимо.
Опасливо глядит в глубь леса впереди себя, за спиной Мерелин, испугавшись услышанного хруста ветки, шарканья… Возможно, это лишь игра воображения, любящего над ним измываться, но странное чувство, кричащее изнутри о том, что действительно приближается нечто ужасное, не собирается покидать его, лишь усиливаясь. Остолбенев, перестав ощущать остальное пространство, не взирая ни на холод или иные переживания, он продолжает пристально глядеть в одну точку. Перед глазами начинают плясать белые пятнышки.
Мотнув головой, отгоняя их, снова фокусируя взгляд, он подскакивает на месте. Подскакивает так резко, что пугает спавших рядом: Фрай и Колинс моментально открывают глаза, вставая.
Деймон, не совсем понимавший, что происходит, и не осознавший до конца, как так вышло, что они уснули под широколиственными кронами деревьев, а не внутри затхлого сарая, переводит взгляд на перепуганного Леона. В профиль он видит дрожащую челюсть, стекающую с виска каплю пота, выпученный глаз, смотрящий за спину Мерелин. Туда, откуда слышится очередной странный звук. Он напрягается, подобно тетиве.
Отмерев, делая медленные шаги в сторону брошенной несколькими часами назад на землю винтовки, Фрай не успевает осознать происходящее до конца, как монстр, вырвавшийся из изогнутых ветвей кустарника, пусто глядит на них. Заражённый, такой же отвратительный, как и первый: часть руки отсутствует, нога еле держится, готовая оторваться в колене; глазницы почти пусты, оставленные под ними кроваво-жёлтые полосы говорят о том, что они просто вытекли; кожа зеленоватого оттенка, а сам внешний вид явно оставляет желать лучшего. Он просто обезображен, неузнаваем, ужасен. Если раньше оно и было человеком, то теперь, совсем потерявшись в охватившем безумии вируса, перестало им быть: сейчас у него мало схожего с живыми.
Испугавшись его резкого появления, немного опешив, Деймон теряется, пытаясь добраться до винтовки, которую так нелепо оставил поодаль от себя. Они должны были ночевать под крышей, и он не додумался сидеть с ней в обнимку, решив, что ничего не угрожает, ведь пение птиц дарило ему чувство спокойствия. Кто бы мог подумать, что всё так быстро переменится. В следующий раз он будет готов ко всему, но для начала нужно выжить, сбежать, исчезнуть. Сделать всё, чтобы это чудовище осталось здесь, а они смогли пройти дальше.
Добравшись до оружия, Деймон не успевает направить дуло на монстра, внезапно сорвавшегося с места. Из его левой глазницы торчит рукоять ножа.
Заражённый, потерявший равновесие, валится на спину, оставляя после падения маленькие клубы пыли. Острие лезвия пронзило его разлагающийся мозг, останавливая. Их можно убить, несомненно, нужно просто постараться. Сжечь, пронзить мозг, оторвать голову… Избавиться.
Мерелин, дрожа, медленно поворачивается в сторону и без того мёртвого тела, шумно сглатывая, и сжимая челюсти. Она впервые, после той ужасной встречи с волком, видит новую особь. Так близко этих тварей ей видеть ещё не приходилось, поэтому страх, завладевший на некоторое время телом, не позволил ей что-либо понять: время словно пролетело мимо неё, всё произошло за одно мгновение. Перед синими глазами только урывки произошедшей сцены: Леон, напуганный, дрожавший, резко и неожиданно выхватил свой личный нож из ножен, метнув в монстра, чуть не задев её. Он мог промазать, попасть в неё, потому что лезвие холодом обдало бледную щеку, пролетая мимо.
– Уходим.
Закинув винтовку за спину, хватает следом лук, который Мерелин бережливо отложила рядом с ними, слыша в глубине леса, откуда явился монстр, новые шаги. Он подбегает к ней, беря за запястье, вынуждая отмереть и поднять на него перепуганные глаза. Впихнув в руки самодельное оружие, перекидывая тетиву через голову, откидывает его назад, заставляя Колинс пристально смотреть на него, не двигаясь с места. Проведя рукой, заправляя неряшливо выбившуюся пшеничную прядь, Фрай тянет её вперёд, отставляя за себя, вскидывая оружие кверху. Шаркающие шаги становятся громче и интенсивнее, поэтому действовать нужно быстро. Незамедлительно.
Патронов мало, сколько их – неизвестно, да и он не справится с целым полчищем или отрядом: Мерелин остолбенела, а Леон, не осознавший до конца, что вытворил, просто стоит, как вкопанный. Оба словно вросли в землю и единственный, кто ещё может рационально мыслить, это он.
– Уходим!
Фрай повышает голос, почти срывается на крик, оглушая их, тем самым подавая сигнал бежавшим заражённым. Из кустов следом вываливается непонятное месиво из нескольких таких тварей.
Поджимая губы, не собираясь лишний раз попусту тратить патроны впустую, он толкает Мерелин в плечо, хватаясь за край футболки Леона, утягивая за собой. Оба в этот момент будто возвращаются в реальность.
– Н-нет… – голос, осевший, почти неслышимый, пугает Колинс. Она полностью прогружается, начиная бежать, не разбирая дороги: следом слышатся грузные шаги Деймона, Леона и.., опускавшее душу в пятки, шарканье.
– Быстрее! – подгоняя, периодически оглядываясь, чтобы понимать, насколько враг уже близко, Деймон сильнее пихает Леона, вынуждая окончательно очнуться и перестать паниковать. Либо они сейчас убегут, либо станут такими же или умрут. Вариантов немного, и желаем только один.
Путаясь в ногах, чуть не споткнувшись, Кэрнил бежит, не смея оглянуться: ему плевать на потерянный нож, который в дальнейшем мог бы пригодиться. Наплевать на всё!
Сейчас важно одно – выбраться из этого месива.
Непонятные крики, наполненные кряхтением, кашлем, бульканьем и чваканьем заполняют собой всю округу, проникая под кожу, заливаясь в уши, полностью оглушая, не позволяя больше ничего слышать. Страх, паника, тревога… Всё настолько сильно давит, с силой прижимая к земле, закапывая, что пространство почти не ощущается. Время будто пролетает мимо, пронося их за собой с неистовой скоростью. Всё теряется в этих красках.
Есть только одна цель и один выход – другого не дано.
Закусив щёку, мысленно ругаясь самыми непристойными словами, готовый в любой момент сорвать с плеча винтовку, выстреливая, Деймон подталкивает Леона, что-то неразборчиво шипя. Ничего не отвечая, боясь упасть, остаться на этой дороге в окружении заражённых, Кэрнил лишь прибавляет темпа, хватаясь за левый бок: давно он не бегал так быстро – надо было больше тренироваться, слушаясь Фрая.
Ощущая напряжение в каждой мышце, чувствуя пронзившую боль плечо, с которого давно уже спала серёжка, потерявшись среди лесной флоры, Мерелин хватается за него, прижимая руку сильнее к себе. Всё ноет, невыносимо бежать, быстро перебирая ногами: хочется уже свалиться замертво и больше не вставать, но сделай она это – смерть будет страшной и мучительной. Живьем её ещё не ели!
– Поднажмите!
Единственное слово, сорвавшееся с уст Деймона, снова даёт им мысленного толчка.
Позади действительно огромная толпа мутированных тварей, собиравшихся полакомиться их горячей плотью: прокусить, откусить, раскусить… Попробовать, вкусив свежее мясо и насладившись тёплой, всё ещё бегущей по сосудам, кровью.
Усталость начинает медленно подкрадываться, набрасываясь, обхватывая своими загребущими лапами со всех сторон, не позволяя выбраться. Ни давая и шанса на возможность уйти от этого состояния, если бы не адреналин, возбуждение, вспрыснувшееся в кровь, когда заражённый чуть не схватил его, падая на землю.
Ловко увернувшись, стаскивая винтовку с плеча, Деймон прикладом ударил тварь по разбитой челюсти, отрывая её и останавливая. Остальные при этом продолжают следовать за ними.
– Деймон!
Его имя, слетевшее с уст Леона, повергает в шок, когда он понимает, что они неслись сломя голову, совершенно не разбирая дороги. Не смотрели по сторонам, пытаясь лишь вырваться из этого месива с теплящейся надеждой в груди на спасение и шанс на жизнь. Бежали так долго по расстоянию, но так быстро для них по времени, что пропустили момент, когда забрели в болотистую местность.
Вихрем пролетели над топью, не замечая её, чтобы вот так застрять, увязнуть, потеряв равновесие и расходуя последний запас сил, энергии.
Заражённые, не видевшие ничего под своими дряблыми ногами, местами раздробленными, один за другим проваливаются в болото, утопая. Шансов выбраться оттуда без помощи живых у них нет, поэтому Фрая они больше не волнуют: беспокоит лишь Леон, нагрянувший в самый чертог зелёных, плохо пахнущих вод с не самыми приятными обитателями.
– Помогите… Оно утаскивает меня, – слёзы блестят в голубых глазах, размазывая мир. Сейчас ночь, темно, откуда они прибежали, слышатся невыносимые вопли инфицированных, тонущих также, как и он: всё вокруг теряет свои краски, оглушая его звуковыми сигналами, пугая. – Пожалуйста… Я не могу! – не сдерживая слёз, он поддаётся порыву паники, не пытаясь с ним хоть как-то бороться. Сопли текут из носа прямо в рот; лицо грязное, покрасневшее.
– Сейчас, сейчас… – переживая, волнуясь, Фрай закидывает оружие за спину, пытаясь понять, как вытащить его: он зашёл так далеко, что достать рукой не получится, нужно что-то длинное, прочное, чтобы точно можно было утянуть на берег. – Потерпи, я сейчас. – Деймон, глубоко выдохнув, прикрывая глаза, набирает воздуха в лёгкие, успокаиваясь, концентрируя мысли.
Если не он, то никто: выбора нет, нервничать нельзя – нужно только действовать, иначе смерть.
Тяжело дыша, пытаясь прийти в себя, Мерелин бросает это глупое занятие, подлетая к краю болота, падая на колени. В голове нет ни одной мысли – только удручающая пустота. Ей хочется помочь, но она не знает, что и как следует делать. Леон перепуган, его челюсть дрожит, с глаз рекой текут слёзы, из носа – сопли. Это выглядит некрасиво, отталкивающе, но не все, когда плачут, прекрасны, на это не стоит обращать внимания… Точно не сейчас!
– Леон… Слышишь меня? Слышишь?! – она повышает голос, срываясь на крик, привлекая внимание парня, переставшего вмиг барахтаться. Она смогла. Теперь главное не упустить его: либо всё будет проделано хорошо, либо он, начав снова паниковать, утонет прежде, чем Деймон успеет добежать обратно. – Хорошо. Слушай только мой голос, смотри на меня. Всё хо-ро-шо… – Мерелин говорит вкрадчиво, твёрдо, добавляя стальные нотки.
Колинс пришла в голову только одна мысль: постараться быть Деймоном. Они разные, по меньшей мере, в гендерном плане, но Мерелин понимает и осознаёт, что только Фрай может успокоить паниковавшего Леона, поэтому других вариантов нет. Ранее она уже такое видела.
– Я здесь, видишь меня, да? – лёгкий, еле заметный из-за дрожи тела кивок. Он молчит, раскрыв губы, дыша ртом, потому что сопли, сочащиеся из носа, не позволяют вдохнуть им нормально. – Хорошо, хорошо… Я здесь, сейчас всё будет сделано: ты только смотри на меня… Борись! – последнее слово произносит с нажимом, пытаясь достучаться до уязвимого разума Леона; пытаясь дать понять, что действительно всё идёт по плану, и он может справиться со своим состоянием, может быть сильным. – Ты только дыши, глубоко, вот так… – она демонстрирует ему, начиная вместе дышать в унисон: так ему удаётся успокоиться чуть быстрее.
Правильное дыхание всегда успокаивает, нужно только постараться.
– К-кажется… У меня в штанах кто-то ползает! – новая волна паники накрывает его с головой, он начинает интенсивнее барахтаться, опустив руки под тину, запуская в штаны. Сложно ощупывать себя в болоте, но страх, ужас, подгоняемый испуганного Леона, вынуждает делать странные вещи, которые могли бы подождать. – Оно убьёт меня, съест! – Кэрнил захлебывается слезами, кашляя и задыхаясь.
Глаза красные, выпученные, готовые выпрыгнуть из глазниц, выкатываясь, челюсть дрожит. Он начинает заикаться.
Болото уже достаёт ему до шеи.
– Деймон! – Мерелин, потерявшая самообладание, пытается отыскать его, трясясь. Страшно. Ей не хочется видеть сейчас ни чью смерть. Тем более – его.