У пророка Иакова было двенадцать сыновей, у пророка Иисуса – двенадцать апостолов. В двенадцатой суре Корана рассказывается история пророка Юсуфа (христиане называют его Иосифом), который был любимым сыном своего отца. Двенадцать караваев хлеба иудеи ставили на праздничный стол, двенадцать золотых львов охраняли трон царя Соломона. На этот трон вело шесть ступеней, но по ним можно было не только подниматься, но и спускаться. Шесть ступеней вверх, шесть ступеней вниз – в совокупности вновь получается двенадцать. На двенадцати основополагающих убеждениях строится индуизм. Шииты утверждают, что за пророком Мухаммедом следовали двенадцать имамов. Двенадцать звезд украшают венец Пресвятой Девы Марии. А мальчик по имени Джахан в возрасте двенадцати лет впервые увидел Стамбул.
Тощий, дочерна загорелый, непоседливый, как мелкая рыбешка, он был для своих лет явно маловат ростом. Словно пытаясь искупить сей недостаток, его темные волосы стояли на голове копной. Копна эта была так густа и непослушна, что казалась живым существом, не имеющим отношения к своему обладателю. Глядя на мальчика, люди в первую очередь обращали внимание на его шевелюру, а потом – на его оттопыренные уши, каждое размером с лопух. И все же мать мальчика утверждала: настанет пора, когда он будет пленять девушек своей лучезарной улыбкой и ямочкой на левой щеке. Против этой ямочки, похожей на отпечаток пальца стряпухи, который остался на лепешке, никто не сможет устоять, говорила мама Джахана, а он привык верить ее словам.
«Губы алые и свежие, как розовый бутон, волосы блестящие, как шелк, талия тонкая и гибкая, словно ивовый прут. Грациозна, как газель, но при этом вынослива, словно вол, а голос – ну чисто как у соловья. Этим сладким и нежным голосом, непригодным для пустой болтовни и брани, она станет петь колыбельные своим детям. И этот голос она ни разу не возвысит, разговаривая с мужем, которому будет неизменно покорна» – такую невесту обещала Джахану мать, пока была жива.
А потом она умерла. От черной меланхолии, как сказал деревенский лекарь. Но Джахан знал: бедняжка скончалась от побоев, которыми ее каждый день награждал грубый и жестокий муж, приходившийся мальчику одновременно и отчимом, и родным дядей. На похоронах отчим горько рыдал, словно не сознавая, что он сам и стал причиной смерти жены. С тех пор Джахан возненавидел этого человека лютой ненавистью. Поднимаясь на борт корабля, отплывающего в дальние края, он жалел только об одном: что покидает дом, так и не отомстив отчиму-дяде. Он твердо знал: проживи они с отчимом под одной крышей еще немного, и один из них непременно убьет другого. А если учесть, что Джахан был еще мальчишкой и отчим изрядно превосходил его в силе, то нетрудно догадаться, кому бы, скорее всего, пришлось покинуть этот мир. Пускаясь в бега, Джахан был твердо уверен, что обязательно вернется, когда настанет срок. Вернется и отомстит. А еще Джахан знал, что придет время и он встретит прекрасную девушку, которую полюбит всем сердцем. Их свадьба будет длиться сорок дней и сорок ночей, и все это время молодожены будет изнемогать от смеха и объедаться сладостями. А старшую дочь они назовут в честь его покойной матери. Таковы были мечты Джахана, которые он держал от всех в тайне.
По мере того как четырехмачтовая каракка приближалась к порту, птиц, круживших за кормой, становилось все больше. Кого здесь только не было: чайки, песочники, кроншнепы, воробьи, сойки и сороки. Некоторые птицы – самые отважные, а может, самые глупые – садились на мачты или летали над палубой, прямо над головами людей. Ветер приносил незнакомые запахи, странные, щекочущие ноздри.
После нескольких недель, проведенных в открытом море, Джахан наконец-то увидел берег. Когда вдали открылась панорама города, фантазия мальчика сыграла с ним удивительную шутку. Он глядел на берег во все глаза, но никак не мог понять, приближается Стамбул или же, наоборот, удаляется. Возможно, виной тому была туманная дымка, но суша казалась юному путешественнику продолжением моря. Город словно покачивался на волнах – ненадежный, призрачный, бесконечно изменчивый. Таким было первое впечатление Джахана от Стамбула. Тогда он и предположить не мог, что подобное впечатление столица великой империи будет производить на него и многие годы спустя.
Мальчик медленно прошелся по палубе. Поскольку матросы были заняты, никто не ворчал, что он путается под ногами. Джахан пробрался на нос корабля, чего никогда прежде ему сделать не удавалось. Ветер ударил ему в лицо, но он не обращал на это внимания. Мальчик смотрел вперед, пытаясь лучше разглядеть очертания города, расплывавшиеся в тумане. Но вот дымка рассеялась, как будто чья-то невидимая рука отдернула занавес. Теперь город, сверкающий под лучами солнца, был виден как на ладони. Стамбул раскинулся на холмах, на склонах которых тут и там зеленели кипарисовые рощи. Чутье сразу подсказало Джахану, что этот город таит в себе поразительные противоречия. Стамбул умел изменять самому себе и предавать тех, кто ему доверился. Он мог мгновенно менять настроение, в совершенстве владел искусством быть одновременно и милостивым, и бессердечным. Этот город обладал способностью щедро дарить и тут же отбирать свои дары обратно. Одержимый неуемным стремлением расти и тянущийся к небесам, он изнемогал от желаний, которые никогда не исполнялись. И мальчик, маленький чужестранец, впервые приближавшийся к берегам Стамбула, уже ощущал его неодолимое очарование.
Джахан поспешно спустился в трюм. Там в клетке томился слон, вялый и апатичный, вконец измотанный дальней дорогой.
– Чота, берег уже совсем близко! – воскликнул Джахан. – Скоро тебя отсюда выпустят!
Тут голос его слегка дрогнул, ибо он толком не представлял, что ожидает на новом месте его самого и его гигантского подопечного. Впрочем, это не имело особого значения. Какие бы неприятности ни встретили их обоих на суше, они наверняка не могли сравниться с тяготами изнурительного морского путешествия.
Чота, бессильно лежавший на соломе, никак не отреагировал на обращенные к нему слова. Глядя на неподвижного гиганта, мальчик даже испугался: а вдруг слон умер? Но потом увидел, что бока у того слегка вздымаются, и вздохнул с облегчением. Тем не менее слон был измучен донельзя: глаза его потухли, а кожа стала дряблой. Со вчерашнего дня бедняга ничего не ел и толком не спал. На нижней челюсти у него вздулась огромная опухоль, хобот распух. Пытаясь облегчить страдания своего питомца, Джахан без конца поливал ему голову водой. Но поскольку иной воды, кроме морской, в его распоряжении не было, то кожа несчастного животного воспалилась от соли и покрылась пятнами.
– Когда мы окажемся во дворце, я с ног до головы вымою тебя чистой водой, – пообещал мальчик.
Джахан бережно приложил к опухоли куркуму. За недели, проведенные в море, слон страшно исхудал. Последние дни путешествия были для него особенно мучительными.
– Вот увидишь, как славно мы заживем, – утешал его мальчик. – Султан тебя полюбит, даже не сомневайся. И все его наложницы тоже будут тебя баловать и приносить гостинцы. – Потом, решив, что следует предусмотреть все возможности, Джахан добавил: – А если вдруг они станут плохо к тебе относиться, мы убежим, только и всего. Не бойся, Чота, мы с тобой не пропадем!
Джахан мог бы еще долго разговаривать со своим питомцем, но тут на лестнице раздались торопливые шаги, и в трюм ворвался матрос.
– Живо иди к капитану! – скомандовал матрос. – Он хочет с тобой поговорить!
Несколько минут спустя мальчик уже стоял перед дверью капитанской каюты, из-за которой доносился сухой кашель, перемежавшийся сплевыванием. Джахан ужасно боялся этого человека, хотя и старался не показывать вида. Капитан Гарет был известен всем и вся под двумя прозвищами: Гяур (то есть Неверный) Гарет и Делибаш Рейс – Безумный Капитан (так его окрестили за неистовый нрав). Гарет мог вполне добродушно шутить и смеяться с кем-нибудь из матросов, а мгновение спустя выхватить из ножен саблю и изрубить бедолагу на куски. Джахан видел это собственными глазами.
Никто на свете не знал, по какой причине этот старый морской волк, уроженец приморского английского города, большего всего на свете любивший свиные отбивные с кровью и крепкий эль, предал свою страну и перешел на службу Османской империи. Эту тайну Гарет хранил в своем сердце и собирался унести с собой в могилу. Благодаря редкому бесстрашию, капитан стал известен и почитаем в серале. Султан был потрясен, узнав, что в сражениях с английской флотилией ни один из оттоманских капитанов не мог сравниться с Гаретом в отваге и ярости. Тем не менее Сулейман не доверял гяуру, хотя и обещал тому покровительство и защиту. Он знал: нельзя полагаться на верность человека, способного вонзить нож в чужую спину. Пес, некогда укусивший кормившую его руку, может сколько угодно выражать преданность своему нынешнему хозяину, однако рано или поздно настанет час, когда он вонзит зубы и в его плоть тоже.
Набравшись храбрости, Джахан вошел в каюту. Капитан сидел за столом. Сегодня он показался мальчику не таким грозным, как обычно. Его темная всклоченная борода была тщательно вымыта, расчесана, смазана маслом и приобрела более светлый, рыжевато-коричневый оттенок. Даже огромный шрам, который пересекал левую щеку капитана и тянулся от уха до рта, выглядел не таким зловещим. К тому же в честь прибытия в Стамбул Гарет переоделся: темно-коричневую свободную рубаху сменила белая, ослепительно-чистая сорочка, а потертые кожаные штаны – шаровары из тонкой шерсти. На шее у него красовалось ожерелье из бирюзы – камня, предохраняющего от дурного глаза. Свеча, стоявшая на столе, почти догорела; рядом с ней лежала растрепанная книга, в которой капитан вел учет ценностям, награбленным во время плавания. Увидев мальчика, он поспешно закрыл книгу, хотя в этом не было ни малейшей нужды. Джахан не умел читать. Он не любил буквы, предпочитая им рисунки. А еще ему очень нравилось самому изображать различные фигуры и силуэты. Джахан рисовал всегда и везде, где только было можно, рисовал на любой поверхности – на земле, на песке, на телячьих и козлиных кожах. За время путешествия он создал множество портретов матросов и изображений корабля.
– Видишь, парень, я сдержал свое слово. Доставил тебя в Стамбул в целости и сохранности, – произнес капитан и яростно сплюнул, ловко попав в стоявшую поодаль плошку.
– Слон болен, – не глядя на капитана, сказал мальчик. – Вы не позволили мне выпускать его из клетки, вот он и заболел.
– Он поправится, как только окажется на суше, – снисходительно бросил капитан. – Да и в любом случае, тебе-то что за печаль? Разве это твой слон?
– Нет, этот слон принадлежит султану.
– Правильно, малец. И если ты сделаешь, как я скажу, мы все останемся в выигрыше.
Джахан уперся взглядом в пол. Ранее капитан уже упоминал о своих намерениях, но мальчик надеялся, что Гарет от них откажется. Как выяснилось, надеялся напрасно.
– Султанский дворец до отказа набит золотом и драгоценными камнями. Настоящий рай для воров, – изрек Гарет. – Когда ты туда попадешь, то без труда сумеешь стащить уйму всевозможных ценностей. Только не бери сразу слишком много. Если турки тебя поймают, мигом отрубят руки, можешь не сомневаться. Брать надо осторожно, понемногу.
– Да ведь там наверняка повсюду стражники…
Капитан вихрем налетел на мальчика:
– Ты что, отказываешься? Или, может, ты забыл, что случилось с тем несчастным погонщиком?
– Не забыл, – одними губами прошептал Джахан.
– Помни, тебя ожидал такой же конец! Да без моей помощи жалкому мальчишке вроде тебя нипочем бы не выжить.
– Я очень вам благодарен, – выдавил из себя мальчик.
– Так докажи свою благодарность не только словами, но и делом.
Капитан закашлялся, брызгая слюной, снова сплюнул и прошипел, притянув собеседника к себе:
– Если бы не я, ребята изрубили бы твоего слона на куски и скормили акулам. А что касается тебя… они бы славно с тобой позабавились, все по очереди. А потом продали бы в бордель. Но я за вас заступился, за тебя и за эту скотину. Так что, малец, ты мой должник по гроб жизни. И ты сделаешь все, что я скажу. Назовешься погонщиком слона и проникнешь в сераль.
– Но там же сразу поймут, что я не умею обращаться со слонами, – попытался возразить Джахан.
– Никто ничего не поймет, если ты будешь вести себя по-умному, – усмехнулся капитан и схватил мальчика за плечо, обдав его кислым запахом виски. – А ты будешь вести себя по-умному. Потому что ты смышленый парень. Я подожду, пока ты там освоишься, оглядишься по сторонам. А после сам тебя отыщу. И ты сделаешь все, что я скажу. А если вздумаешь мне перечить, пеняй на себя! Богом клянусь, я выпотрошу тебя живьем! А может, и не стану о тебя руки марать. Просто расскажу, что ты самозванец. Знаешь, какая участь ждет того, кто дерзнул обмануть султана? Беднягу подвешивают на железном крюке, и он болтается так, пока не умрет. Дня два, не меньше, а то и целых три. Только вообрази себе, малец, эти веселые денечки. Да ты будешь умолять о смерти как о великой милости.
Тут Джахан, изловчившись, вырвался из железной хватки капитана, выскочил из каюты и стрелой помчался по палубе. Прыгая через ступеньки, он спустился в трюм и калачиком свернулся на полу рядом со слоном. Увы, его единственный друг был лишен дара речи и не мог сказать ему ни слова утешения и поддержки. Поглаживая Чоту по хоботу, Джахан разрыдался, как маленький. Впрочем, он и был еще совсем ребенком.
Наконец корабль бросил якорь у пристани, и началась разгрузка. Мальчик прислушивался к шуму, доносившемуся сверху. Высунуться из трюма он не решался, хотя умирал с голоду и отчаянно хотел вдохнуть свежего воздуха.
«Любопытно, куда подевались крысы? – думал Джахан. – Неужели они, как положено благовоспитанным пассажирам, сошли на берег, едва корабль оказался в гавани?» Он представил, как хвостатые грызуны гуськом спускаются по трапу, а потом стремительно разбегаются по улицам и закоулкам Стамбула.
Наконец терпение Джахана иссякло, и он поднялся на палубу. К великому его облегчению, она была пуста. Скользнув глазами по пристани, мальчик увидел, что капитан беседует с каким-то человеком в богатом одеянии и высоком тюрбане. Вне всякого сомнения, то было какое-то высокопоставленное лицо. Капитан заметил мальчика и сделал ему знак подойти. Джахан повиновался, сбежал по шаткому трапу и приблизился к ним.
– Капитан сказал, что ты погонщик слона, – изрек незнакомец.
На долю мгновения Джахан заколебался, но потом счел, что опровергать эту ложь не в его интересах.
– Да, эфенди, – кивнул он. – Я прибыл из Индии вместе со слоном.
– Вот как? – На лице чиновника отразилось подозрение. – Когда же ты научился говорить на нашем языке?
Джахан ожидал этого вопроса.
– При дворе шаха, эфенди. А еще на корабле. Мне очень помог капитан Гарет.
– Тем лучше, – бросил чиновник. – Мы заберем слона завтра утром. Прежде надо закончить разгрузку судна.
Неожиданно для самого себя Джахан упал на колени и взмолился:
– Прошу вас, эфенди, не надо медлить. Слон серьезно болен. Он умрет, если останется в трюме еще на одну ночь.
На этот раз на лице чиновника мелькнуло удивление.
– Вижу, ты действительно привязан к этому животному, – заметил он.
– О, Джахан – очень славный мальчик. Такой заботливый, – подхватил капитан и растянул губы в улыбке, плохо сочетавшейся с его ледяным взглядом.
Вывести слона из трюма поручили пятерым матросам. Бросая на животное взгляды, исполненные отвращения, и проклиная его на чем свет стоит, они обвязали слона веревками и принялись тянуть изо всех сил. Чота не шелохнулся. Мальчик наблюдал за багровыми от натуги матросами, и тревога его росла с каждым мгновением. Убедившись, что их усилия бесплодны, моряки решили поднять слона наверх вместе с клеткой. Для этого пришлось разобрать часть палубы и с четырех сторон привязать к прутьям клетки тросы, обмотанные вокруг кольев из старого дуба. Когда все было готово, матросы взялись за колья и попытались сдвинуть клетку с места. Они пыхтели от напряжения, пот катился с них градом, а мускулы вздувались горой. Постепенно клетка начала подниматься, но вдруг замерла в воздухе. Люди, стоявшие на пристани, изумленно глазели на слона, которого было хорошо видно сквозь прутья клетки. Гигантское животное парило в воздухе, словно даббат аль-ард – диковинное создание, полузверь-полуптица, которое, как утверждают имамы, явится на землю в день Страшного суда. Толпа становилась все более густой. Кто-то пришел на помощь матросам, и вскоре уже все люди, собравшиеся в порту, или смотрели на слона, или содействовали его выгрузке. Джахан в волнении носился туда-сюда. Он тоже хотел помочь, однако не знал как.
Но вот клетка с оглушительным грохотом опустилась на причал. Несчастный зверь ударился головой о потолок. Матросы, опасаясь, что слон их затопчет, не хотели выпускать его из клетки. Мальчику пришлось долго убеждать их, что Чота никому не причинит вреда.
Когда слона наконец вывели наружу, ему отказали ноги, и он рухнул на пристань, словно марионетка, лишившаяся кукловода. Донельзя измученный, слон отказывался двигаться. Веки его были опущены, словно он не желал видеть людей, суетившихся вокруг. А они толкали его, пинали, стегали и осыпали проклятиями, пытаясь заставить подняться. Наконец им удалось загнать слона на огромную подводу, запряженную дюжиной лошадей. Джахан как раз собирался присоединиться к своему питомцу, когда на плечо ему легла чья-то тяжелая рука.
Это был капитан Гарет.
– Прощай, сынок, – сказал он так громко, чтобы его слышали все, кто стоял вокруг, и добавил шепотом: – Удачи, мой маленький мошенник. Помни, я жду бриллиантов и рубинов. А если вдруг не дождусь, придется отрезать тебе яйца.
– Я все сделаю, – пробормотал Джахан, но слова эти, едва они сорвались с его губ, унес ветер.
Хватка капитана ослабла, и мальчик запрыгнул на подводу.
Подвода двинулась по городским улицам. Люди, пораженные диковинным зрелищем, в страхе жались к стенам домов. Женщины прижимали к себе детей, нищие прятали чашки для сбора милостыни, старики крепче сжимали свои палки, словно намереваясь защищаться. Христиане осеняли себя крестом, мусульмане читали суры, отгоняющие шайтана, евреи просили у Бога защиты. Европейцы провожали подводу взглядами, в которых недоумение смешивалось с благоговением. Здоровенный казак побледнел, будто увидел призрак. Его испуг был таким наивным и откровенным, что Джахан невольно рассмеялся. Только дети ничуть не боялись белого гиганта, напротив, глаза их сияли от восторга и удивления.
Взгляд Джахана скользил по зарешеченным окнам домов – в некоторых виднелись женские лица, наполовину скрытые покрывалами, – по ярко раскрашенным птичьим домикам на стенах, по куполам и крышам, на которых горели последние отсветы закатного солнца, по деревьям – каштанам, липам, айвам – их в этом городе было не перечесть. А еще здесь на каждом шагу встречалось множество чаек и кошек: как видно, тем и другим в Стамбуле была предоставлена полная свобода. Чайки, дерзкие и наглые, кругами носились над улицами, время от времени снижаясь, чтобы выхватить рыбу из корзины рыбака, стащить кусок жареной печени с подноса уличного торговца или пирог, который хозяйка оставила остужаться на подоконнике. Судя по всему, здесь это было в порядке вещей. Если кто-то и отгонял птиц, то делал это лениво, без всякого раздражения.
Провожатый, оказавшийся весьма словоохотливым, рассказал Джахану, что в городе очень много ворот, и даже сообщил их точное число – двадцать четыре. Еще он объяснил, что этот громадный город на самом деле состоит из трех, и называются они Стамбул, Галата и Скутари. Мальчик заметил, что люди здесь носят одежду разных цветов, но не мог понять, какому правилу они при этом следуют. Водоносы тащили изящные фарфоровые кувшины, уличные торговцы предлагали всякую всячину, от мускуса до сушеной макрели. Повсюду стояли крохотные деревянные домики, в которых торговали каким-то напитком в глиняных чашках.
– Шербет, – пояснил чиновник и облизнулся.
Мальчик понял, что речь идет о каком-то лакомстве, но понятия не имел, на что этот шербет похож.
Его попутчик меж тем продолжал свой рассказ:
– Вон тот парень – грузин, а этот – армянин. Тощий оборванец, что стоит на углу, – дервиш, а рядом с ним – драгоман, переводчик. Видишь того толстяка в зеленом халате? Это имам. Только служители Аллаха имеют право носить зеленый цвет, излюбленный Пророком. Там, за углом, будет пекарня, ее владелец – грек. Надо признать, что эти неверные умеют печь вкусный хлеб. Только не вздумай покупать его у них, они осеняют крестом каждую буханку. Стоит проглотить хотя бы кусочек, и ты тоже станешь неверным. А вон в той лавке торгует еврей. Он продает цыплят, но сам не может убивать птиц и нанимает для этого работника. А этот малый в овечьей шкуре на плечах и с кольцами в ушах – торлак. Святая душа, как считают некоторые. А по мне, так просто бездельник и ничего больше. Посмотри-ка, а вон там янычары. Их очень легко узнать, ведь им запрещено отращивать бороды, так что у них только усы.
Головы мусульман венчали тюрбаны, евреи носили красные шапки, а христиане – черные. Арабы, курды, казаки, татары, албанцы, болгары, греки, абхазы, армяне, грузины, черкесы… Их тени на мостовых пересекались и сливались, но каждый из них ходил своим путем.
– В этом городе живет семьдесят два народа, точнее – семьдесят два с половиной, – пояснил чиновник. – У каждого свой квартал, и пока все соблюдают границы, в Стамбуле царит мир.
– Вы сказали: семьдесят два с половиной. А как это – половина народа? – полюбопытствовал Джахан.
– Да я имел в виду цыган. Это бродячее племя, которому нельзя доверять. Им запрещено ездить на лошадях, так что они передвигаются исключительно на ослах. Жениться цыганам тоже запрещено, но они все равно плодятся как кролики. У этого сброда нет ни стыда ни совести. Если увидишь где-нибудь свору этих вонючих оборванцев, беги от них со всех ног.
Джахан кивнул, твердо решив держаться подальше от представителей этого ужасного племени. День меж тем догорел, последние лучи заката погасли, стали сгущаться сумерки. Улицы опустели, дома на них встречались все реже.
– Прежде чем показывать султану слона, надо привести его в порядок, – сказал мальчик. – Подарок великого индийского падишаха Хумаюна должен иметь надлежащий вид.
Чиновник удивленно вскинул бровь:
– Ты что, парень, не знаешь? Твой падишах теперь уже не падишах.
– Что вы имеете в виду, эфенди?
– Да то, что, пока ты болтался в море, твоего Хумаюна сбросили с трона. Теперь он больше не правит Индией. По слухам, все, что у него осталось, – жена да пара верных слуг.
Джахан прикусил губу. Какая участь ожидает слона теперь, когда правитель, пославший его в дар, стал никем? Если султан Сулейман решит отослать его обратно, несчастное животное умрет на корабле.
– Чота не переживет еще одного морского путешествия, – прошептал мальчик, едва сдерживая слезы.
– Да не расстраивайся ты понапрасну. Никто не собирается отправлять эту скотину обратно, – успокоил ребенка чиновник. – В придворном зверинце полным-полно всякого зверья, но слона, да еще белого, у султана никогда не было.
– Как вы думаете, султан его полюбит?
– Полюбит? Да он наверняка позабудет о слоне, едва взглянув. У правителя есть дела и поважнее. А вот султанша… – Тут чиновник осекся, не договорив, и вперился глазами вдаль.
Проследив за его взглядом, Джахан увидел впереди, на высоком холме, скопище громадных зданий. Факелы, горевшие на их стенах, мерцали в сумерках, многочисленные ворота были плотно закрыты, словно уста, хранившие секреты.
– Это и есть дворец? – благоговейно выдохнул Джахан.
– Да, это дворец, – ответил чиновник так гордо, словно дворец принадлежал его отцу. – Перед тобой сераль, обиталище владыки Востока и Запада. Смотри, какая красота.
Но мальчик и так смотрел во все глаза.
«Наверное, все покои там обиты шелком и парчой, – подумал он. – А потолки такие высокие, что эхо многократно повторяет людские голоса. Султанша так красива, что на нее больно смотреть, и с ног до головы увешана огромными бриллиантами, каждый из которых имеет собственное имя, звучное и нежное».
Подвода проехала мимо Имперских ворот. Суровые лица стражников, стоявших у ворот в карауле, остались непроницаемыми, словно они видели белых слонов каждый день. У Средних ворот, с обеих сторон украшенных остроконечными башнями, подвода остановилась. Джахан и его спутник спрыгнули на землю. В нос мальчику ударил резкий запах гниения. Оглядевшись по сторонам, он увидел у стены виселицы и похолодел. Виселиц было три, и на каждой была водружена отрубленная голова – разлагающаяся, распухшая, с вывалившимся языком. Мальчик уловил едва заметное шевеление и содрогнулся, представив сотни червей, пожирающих человеческую плоть.
– Предатели, – процедил чиновник и презрительно сплюнул.
– Но какие злодейства совершили эти люди? – дрожащим голосом спросил Джахан.
– Я же сказал, их покарали за предательство. А может, и за что-нибудь другое. Например, за воровство. Так или иначе, парень, будь уверен: ни один проступок не остается здесь безнаказанным.
Голова у Джахана шла кругом, когда он на дрожащих ногах вошел в ворота. Впереди виднелись колонны здания столь колоссального, что мальчик рядом с ним чувствовал себя жалким и ничтожным. Язык у бедняги от страха прилип к гортани, щеки побелели. Больше всего ему хотелось немедленно удрать, со всех ног убежать отсюда. Но поскольку он не мог бросить слона, оставалось лишь положиться на милость судьбы. И, словно осужденный, поднимающийся на виселицу, Джахан вошел во дворец султана Сулеймана.