Элиф Шафак
Остров пропавших деревьев
Вечер
У окна спальни, прижавшись лбом к стеклу, Ада смотрела, как отец в зловещем свете двух фонарей, спиной к ней, в саду убирает граблями опавшие листья с сырой земли. После того как они вдвоем вернулись домой, отец ушел в сад и остался работать на холоде, сказав, что, когда ему позвонили из школы, он оставил фиговое дерево лежать без присмотра. Что бы это ни значило. Еще одно проявление слабости отца, подумала Ада. Он сказал, что ему срочно нужно накрыть дерево, и обещал вернуться через пару минут, но минуты растянулись на час, а отец по-прежнему оставался в саду.
Ада мысленно вернулась к событиям сегодняшнего дня. Стыд змеей свернулся у нее в животе. Кусая снова и снова. Ей до сих пор не верилось, что она могла такое выкинуть. Орать как оглашенная на глазах у всего класса! Что на нее нашло? И лицо миссис Уолкотт – пепельного цвета, испуганное. Должно быть, это выражение лица заразное, поскольку Ада видела его на лицах всех остальных учителей, узнавших о происшествии. У Ады скрутило внутренности при воспоминании, как ее вызвали в кабинет директора. К этому времени остальные ученики уже ушли из школы, и звуки гулко разносились по зданию, словно в пустой раковине.
К Аде отнеслись доброжелательно, но с неприкрытой озабоченностью. Учителя волновались за девочку, хотя ее поведение явно ставило их в тупик. До сегодняшнего дня Аду считали обычным интровертом, не то чтобы слишком застенчивой или тихой, а просто не любящей вылезать вперед. Предпочитавшей жить своим умом задумчивой девочкой, которая после смерти матери замкнулась и ушла в себя. Однако теперь учителя даже не знали, что и думать.
Они сразу позвонили ее отцу, и он моментально примчался, даже не переодевшись после садовых работ: его ботинки были заляпаны грязью, в волосах застрял сухой лист. Директор школы беседовал с Костасом с глазу на глаз, а Ада сидела в коридоре, нервно качая ногой.
На обратном пути отец засы́пал Аду вопросами, пытаясь понять, как она могла выкинуть такой номер, однако от подобной настойчивости Ада еще больше замкнулась. Когда они приехали домой, она сразу же ушла в свою спальню, а отец – в сад.
Глаза Ады наполнились слезами, ведь теперь ей наверняка придется сменить учебное заведение. Другого выхода она пока просто не видела. Интересно, оформит ли директор школы ее задержание или типа того? Впрочем, для Ады это было бы наименьшим злом. Любое выбранное им наказание не пойдет ни в какое сравнение со страхом оказаться под прицелом глаз одноклассников после начала нового семестра. Теперь ни один мальчик не захочет с ней встречаться. И ни одна девочка не пригласит ее на день рождения или в поход по магазинам. Теперь к ней намертво приклеятся ярлыки «чокнутая» и «психопатка», буквально вытатуированные на коже, и, когда она появится в классе, унизительные слова станут первым, что увидят одноклассники. При одной этой мысли Аде стало дурно, на душе лежал груз, тяжелый, как мокрый песок.
Накрутив себя до неистовства, Ада поняла, что больше не может находиться одна. Она вышла из комнаты в холл, стены которого украшали рисунки в рамках и семейные фотографии каникул, дней рождений, пикников, юбилеев свадьбы… Моментальные снимки блаженных моментов, ярких и ослепительных, но давно ушедших, словно мертвые звезды, что дарят остатки света.
Пройдя через гостиную, Ада открыла раздвижную дверь в сад позади дома. В комнату тут же ворвался ветер. Он теребил страницы книг и разносил по полу листы бумаги. Ада подобрала упавшие страницы и, бросив взгляд на первую в стопке, узнала аккуратный почерк отца: Как закопать фиговое дерево за десять шагов. На странице были представлены подробные инструкции и примитивные рисунки. В отличие от жены, Костас никогда хорошо не рисовал.
Не успела Ада оказаться в саду, как ее тут же бросило в дрожь от колючего холода. Озабоченная своими проблемами, она напрочь забыла о циклоне «Гера», но сейчас остро осознала его реальность. В воздухе стоял кисловатый затхлый запах – запах гниющих листьев, мокрых камней и тлеющего сырого дерева.
Ада целеустремленно направилась по каменистой тропинке, гравий хрустел под подошвами кремово-белых шлепанцев, отороченных пушистым мехом. Конечно, нужно было надеть сапоги, но все, поздно. Она не сводила глаз с отца, находящегося в нескольких футах от нее. Сколько раз по ночам Ада наблюдала за Костасом, который стоял на том же самом месте, под фиговым деревом, тьма собиралась вокруг него, как воронье – вокруг падали. Сгорбленный силуэт убитого горем человека на фоне чернильного неба. Однако Ада ни разу не решилась выйти ночью в сад, зная, что отец не захочет, чтобы дочь видела его в таком состоянии.
– Папа? – В ушах Ады глухо стучал собственный дрожащий голос.
Он не услышал. И только оказавшись ближе, Ада заметила, что сад выглядит по-другому, но не сразу поняла, что изменилось. Она огляделась и, неожиданно осознав, в чем дело, судорожно вздохнула: фиговое дерево исчезло.
– Папа!
Костас резко повернулся. Когда он увидел дочь, его лицо просветлело.
– Солнышко, ты не должна выходить на улицу без куртки. – Он перевел взгляд на ноги дочери. – И без сапог?! Ада, милая, ты простудишься.
– Я в порядке. А куда делось фиговое дерево?
– Ой, она здесь, под землей. – Костас показал на листы фанеры, аккуратно уложенные на землю возле его ног.
Ада подошла поближе, глядя круглыми глазами на частично прикрытую фанерой траншею. Когда сегодня утром за завтраком отец упомянул, что собирается закопать фиговое дерево, она не обратила особого внимания, толком не поняв, о чем речь.
– Ух ты! Ты действительно это сделал, – пробормотала Ада.
– Мне пришлось. Я волновался, что у нее может начаться отмирание.
– А что это значит?
– Это когда деревья умирают в экстремальных климатических условиях. Иногда деревья губит мороз или повторяющееся замерзание и оттаивание. И тогда они умирают. – Костас бросил на фанеру пригоршню мульчи, разровняв ее голыми руками.
– Папа?
– Хм?..
– Почему ты всегда говоришь об этом дереве так, будто оно женщина?
– Ну потому что она… оно действительно женского пола.
– Откуда ты знаешь?
Костас выпрямился и, подумав секунду, ответил:
– Некоторые виды растений являются двудомными. Это означает, что каждое дерево является исключительно мужского или женского пола. Ива, тополь, тис, шелковица, осина, можжевельник, падуб… все эти виды именно такие. Но многие другие являются однодомными: на одном растении имеются и мужские (тычиночные), и женские (пестичные) цветки. Это дуб, кипарис, сосна, береза, лещина, кедр, каштан…
– А фиговые деревья женского пола?
– С фиговыми деревьями все сложнее, – ответил Костас. – Примерно половина из них – это однодомные, а другая половина – двудомные. Существуют культивируемые разновидности фиговых деревьев, а еще в Средиземноморье встречается каприфига, дающая несъедобные плоды, которые обычно скармливают козам. Наша Ficus carica – женского пола, она относится к партенокарпической разновидности, то есть может давать плоды при отсутствии рядом мужского дерева.
Костас остановился, поскольку сказал больше, чем собирался, и теперь переживал, что снова потерял общий язык с дочерью, и, похоже, в последние дни это постоянно происходило. Поднявшийся ветер шуршал в ветвях кустарника.
– Дорогая, я не хочу, чтобы ты простудилась. Возвращайся в дом. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.
– То же самое ты говорил час назад, – передернула плечами Ада. – Я в порядке. Можно я тебе помогу?
– Конечно, если хочешь.
Костас старался не выдавать своего удивления предложением дочери помочь. Ему казалось, что после смерти Дефне они с Адой повисли на маятнике эмоций. Стоило ему спросить дочь о друзьях или школьных занятиях, как та моментально замыкалась, раскрываясь лишь тогда, когда отец с головой уходил в работу. Следовательно, чтобы заставить дочь сделать шаг навстречу, нужно было отступить в сторону. Когда Ада была маленькой, Костас каждый день вел ее за руку на спортивную площадку. Чудесное место с полосой препятствий и кучей деревянных спортивных снарядов. Но Ада не обращала на них никакого внимания, ее интересовали лишь качели. Костас толкал качели, глядя, как дочь улетает высоко в воздух, смеясь и болтая ногами. Она обычно кричала: «Папочка, выше! Еще выше!» Преодолевая внутренний страх, что перевернутся качели или лопнут железные цепи, Костас толкал дочь еще сильнее, а когда качели возвращались, отходил в сторону, чтобы освободить место. С тех пор все так и шло: шаг вперед – шаг в сторону. Отец освобождал место для дочери, чтобы дать ей свободу. В первые страшные дни они постоянно разговаривали, ведь им так много нужно было сказать друг другу; неловкое, болезненное молчание поселилось в осиротевшем доме уже после.
– Итак, что нужно делать? – не получив указаний, спросила Ада.
– Ладно. Мы должны засыпать траншею землей и листьями. А еще соломой, которую я приготовил.
– Это я могу, – согласилась Ада.
И вот так, бок о бок, они начали работать: Костас – сосредоточенно и добросовестно, Ада – рассеянно и медлительно.
Где-то вдалеке сирена «скорой помощи» разорвала тишину ночи. На улице залаяла собака. Затем вновь стало тихо, если не считать периодического скрежета петель разболтанной калитки перед домом.
– А это больно?
– Ты о чем?
– Когда ты закапываешь дерево, ему больно?
Костас вздернул подбородок, на щеках заиграли желваки.
– Есть два способа ответить на твой вопрос. Ученые единодушны в том, что деревья не обладают сознанием в общепринятом понимании этого слова…
– Но ты вроде бы с ними не согласен?
– Ну я думаю, мы еще очень многого не знаем. Мы только начинаем открывать язык деревьев. Но можем с уверенностью утверждать, что они способны слышать, пахнуть, общаться. И они определенно способны помнить. Способны чувствовать воду, свет, опасность. Посылать сигналы другим растениям и помогать друг другу. Они понимают гораздо больше, чем нам кажется.
«Особенно наша Ficus carica. Если бы только знала, насколько она особенная», – хотел добавить Костас, но осекся.
Ада вгляделась в лицо отца в мерцающем свете садовых фонарей. За последние месяцы он заметно сдал. Под глазами залегли тени, бледные полумесяцы. Боль оставила свой отпечаток на его лице, добавив острых углов и впадин. Отвернувшись, Ада спросила:
– Почему ты всегда разговариваешь с фиговым деревом?
– Разве?
– Да, постоянно. Я и раньше слышала. Зачем ты это делаешь?
– Ну она хороший слушатель.
– Ой, да ладно тебе, папа! Я серьезно. Неужели ты не понимаешь, что все это ненормально? А вдруг тебя кто-нибудь услышит? Они наверняка решат, что ты с приветом.
Костас улыбнулся. И подумал, что именно в этом и состоит разница между младшим и старшим поколением. Чем старше ты становишься, тем меньше тебя волнует мнение окружающих, и именно так ты обретаешь свободу.
– Не волнуйся, милая Ада. Я не разговариваю с деревьями, если рядом кто-то есть.
– Да, но все-таки… рано или поздно тебя могут застукать. – Ада разбросала по траншее пригоршню сухих листьев. – Прости, но что мы вообще здесь делаем? Соседи подумают, что мы закапываем труп. И вызовут полицию! – (Костас потупился, его улыбка стала менее уверенной.) – Честно, папа, не хочется задевать твои чувства, но от твоего фигового дерева у меня мурашки по коже. В нем есть нечто ненормальное. Иногда мне кажется, будто оно… она… нас слушает. Шпионит за нами. Форменный бред, конечно, хотя это именно то, что я чувствую. Разве такое возможно? Разве деревья способны слышать, о чем мы говорим?
В глазах Костаса на секунду промелькнуло смущение, после чего он сказал:
– Нет, дорогая. Тебе не стоит беспокоиться о подобных вещах. Деревья – замечательные создания, однако я не стал бы заходить так далеко.
– Ну тогда ладно. – Отступив в сторону, Ада принялась молча наблюдать за работой отца. – А как долго ты собираешься держать ее под землей?
– Несколько месяцев. Откопаю, как только станет теплее.
– Несколько месяцев – это очень долго! – присвистнула Ада. – Ты уверен, что она выживет?
– С ней все будет в порядке, – кивнул Костас. – Она через многое прошла, наша Ficus carica. Ада, твоя мама называла ее настоящим бойцом. – Костас осекся, словно опасаясь, что сболтнул лишнего. Затем быстро накрыл траншею брезентом, придавив его по углам камнями, чтобы не унесло ветром, и отряхнул руки. – Думаю, мы закончили. Спасибо за помощь, милая. Я тебе очень благодарен.
Они вместе повернули к дому, ветер путал им волосы. И хотя фиговое дерево, лежавшее вместе с остатками корней в траншее, уж никак не могло выбраться оттуда и пойти за ними, Ада, прежде чем закрыть за собой дверь, оглянулась, бросив взгляд на темный холодный сад, и у нее по спине пробежал холодок.
Фиговое дерево
«От твоего фигового дерева у меня мурашки по коже», – говорит она. А почему она так говорит? Неужели подозревает, что я нечто большее, чем кажется на первый взгляд? И хотя все именно так, это отнюдь не означает, будто от меня может бросать в дрожь.
Ох уж эти люди! Наблюдая за ними в течение долгого времени, я пришла к неутешительному выводу, что они вовсе не хотят знать ничего нового о растениях. Не хотят выяснить, свойственны ли нам желания, альтруизм и чувство родства. И если на некоем абстрактом уровне эти вопросы кое-кого и заинтересуют, они останутся без ответа. Полагаю, людям проще считать, что, поскольку у растений нет мозга в традиционном понимании этого слова, деревья способны вести лишь самое примитивное существование.
Что ж… одни виды вовсе не обязаны любить другие виды – тут не поспоришь. Но раз уж люди заявляют о своем превосходстве над всеми формами жизни, им необходимо достичь понимания древних организмов, которые обитали на Земле задолго до их появления и останутся там после их смерти.
По-моему, люди намеренно избегают возможности узнать о нас больше, поскольку на подсознательном уровне понимают, что полученная информация может нарушить их спокойствие. Хотелось бы им, к примеру, узнать, что деревья способны намеренно менять линию поведения? А в таком случае интеллект, вероятно, не всегда зависит от наличия мозга. И будет ли людям приятно узнать, что, посылая сигналы через подземную грибную сеть, деревья способны предупреждать соседей о грозящих им опасностях – о приближении хищника или о патогенных микроорганизмах, – которых в последнее время становится больше вследствие обезлесения, деградации лесов и засух, причем все это под влиянием антропогенной деятельности? Что древесная лиана бокила трехлистная (Boquila trifoliata) мимикрирует, в результате чего ее листья становятся такого же цвета и формы, как и листья растения-хозяина, наводя ученых на мысль о наличии у лиан некой способности видеть? Что древесные кольца говорят не только о возрасте дерева, но и о полученных им травмах, включая лесные пожары, и, таким образом, в каждом древесном кольце, подобно незаживающему шраму, вырезаны околосмертные переживания? Что запах свежескошенной лужайки, который ассоциируется у людей с чистотой, порядком, обновлением и красотой, на самом деле является очередным сигналом бедствия, посылаемым травой с целью предупредить другие растения и попросить о помощи? Что растения способны узнавать своих родных и близких, чувствовать, как вы к ним прикасаетесь, а некоторые, вроде венериной мухоловки, даже умеют считать? Что деревья в лесу могут предсказать, когда олень соберется обглодать их кору, и защищаются, смачивая листья чем-то вроде салициловой кислоты, способствующей выработке танина, который отталкивает животных? Что до недавнего времени в Сахаре на пересечении древних караванных путей росла акация – ее называли самым одиноким деревом в мире, – которая, укоренившись вширь и в глубину, выживала, несмотря на экстремальную жару и нехватку воды, пока ее не снес пьяный водитель? Или что многие растения перед лицом угрозы – нападения либо вырубки – вырабатывают этилен, служащий своего рода анестетиком, и эта химическая реакция описывается исследователями как отклик на крики растений в состоянии стресса?
Самые сильные страдания деревьям причиняют люди.
В городах деревья растут быстрее, чем в сельской местности. И раньше умирают.
Действительно ли люди жаждут узнать подобные вещи? Я так не думаю. Если честно, я не уверена, что они нас вообще видят.
Люди каждый день проходят мимо нас; сидят, спят, курят и устраивают пикники в нашей тени; обрывают листья и пожирают наши фрукты; ломают ветви, которые используют как лошадок в раннем детстве, а став старше и беспощаднее, – для устрашения других; вырезают на наших стволах имена своих ненаглядных и клятвы в вечной любви; плетут ожерелья из наших иголок и запечатлевают наши цветки в произведениях искусства; раскалывают нас на дрова для обогрева жилищ, а иногда срубают нас исключительно потому, что мы заслоняем им вид; делают из нас колыбельки, пробки для винных бутылок, жевательную резинку, мебель в деревенском стиле; извлекают из нас завораживающую музыку; превращают в книги, которыми зачитываются холодными зимними вечерами; используют нашу древесину для изготовления гробов, в которых, зарытые на глубину шесть футов под пологом нашей листвы, находят вечный покой; даже посвящают нам романтические поэмы, где называют связующим звеном между землей и небом, и тем не менее в упор нас не видят.
Полагаю, людям так трудно понять нас, растения, именно потому, что, для того чтобы они могли общаться с кем-либо, кроме себя любимых, и проявлять хоть какую-то заботу, им необходимо видеть лицо, образ, максимально приближенный к их собственному. Чем заметнее глаза животного, тем больше симпатизирует ему человек.
Кошки, собаки, лошади, совы, кролики, карликовые игрунки, даже беззубые страусы, глотающие камешки, словно ягоды, – все они получают справедливую долю любви. Но конечно, только не змеи, крысы, гиены, пауки, скорпионы, морские ежи… Существа с глазами поменьше или вообще без глаз не имеют ни единого шанса. Впрочем, так же, как и деревья.
Возможно, у деревьев нет глаз, однако у них есть зрение. Я реагирую на свет. Улавливаю ультрафиолетовые, инфракрасные и электромагнитные волны. Если бы меня не закопали, я могла бы сказать, какого цвета куртка была на Аде: синяя или красная.
Я обожаю свет. Он необходим мне не только для переработки воды и двуокиси углерода в органические вещества, но и для развития и закладывания почек. Свет нужен мне для ощущения безопасности. Растение всегда тянется к свету. Выведав нашу тайну, люди используют свои знания, чтобы манипулировать нами в собственных целях. Цветоводы включают яркие лампы посреди ночи, тем самым обманывая хризантемы и заставляя их цвести в неурочное время. Немного света – и нас можно уговорить на что угодно. Обещание любви…
* * *
Я слышала, как Ада сказала: «Несколько месяцев – этот очень долго!» Она не знает, что мы измеряем время совсем по-другому.
Человеческое время линейно, четкий континуум из прошлого, который должен закончиться в будущем в предположении, что оно остается неизменным, незапятнанным. Каждый день должен быть совершенно новым днем, наполненным новыми событиями, каждая любовь коренным образом отличается от предыдущей. Представители человеческого рода обладают ненасытным аппетитом ко всему новому, но сомневаюсь, что это идет им на пользу.
Древесное время цикличное, периодически повторяющееся, многолетнее; прошлое и будущее дышат одновременно, и настоящее совершенно необязательно течет в одном направлении; наоборот, оно чертит круги внутри кругов, похожих на древесные кольца – те, что вы видите, срубив дерево.
Древесное время эквивалентно времени рассказанной истории, и, как все истории, оно не развивается по идеальной прямой, безупречной кривой или под правильным углом, но изгибается и разветвляется, принимая фантастические формы, порождая чудесные ответвления и потрясающие воображение дуги.
Человеческое время и древесное время – понятия несовместимые.
Как закопать фиговое дерево за десять шагов
1. Подождите, пока дерево не скинет листву в результате сильного мороза или снежной бури.
2. Выройте перед деревом траншею прежде, чем замерзнет земля. Убедитесь, что длины и ширины траншеи достаточно, чтобы туда свободно поместилось все дерево.
3. Обрежьте все боковые ветви и высокие вертикальные побеги.
4. Пеньковой веревкой закрепите оставшиеся вертикальные ветви, не слишком сильно затягивая.
5. Обкопайте дерево спереди и сзади примерно на фут глубиной. Используйте лопату или тяпку, но не копайте с боков, чтобы не обрубить все корни. Убедитесь, что корневой ком не поврежден и его можно с легкостью перевалить в траншею.
6. Осторожно пригните дерево к земле. Продолжайте толкать его вперед, пока оно не ляжет горизонтально в траншею (ветви могут обломаться, капиллярные нити корней – порваться, но толстые корни уцелеют).
7. Заполните траншею органическим веществом, таким как сухие листья, солома, компост или древесная мульча. Дерево необходимо засыпать слоем земли толщиной не меньше фута. Для лучшей изоляции можно использовать доски.
8. Накройте дерево листами фанеры, оставив зазоры для циркуляции воздуха и воды.
9. На фанеру положите пористую ткань или брезент, придавив ее по краям верхним слоем почвы или камнями, чтобы ткань не унесло ветром.
10. Скажите вашему фиговому дереву несколько успокаивающих слов, поверьте в нее и ждите весны.
