Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Элен Блио
Мне всё равно

Полная версия

Глава 14

Не мышка она! Еще какая мышка…

Глупый маленький мышонок…

Помню, как Анфиса мне в детстве читала это стихотворение перед сном. Мне было года четыре, а ей тринадцать-четырнадцать.

«Глупый маленький мышонок отвечает ей спросонок…»

Мне нравилось, как она читает по ролям за всех мам, и за грубую хрюшку, и за страшную лошадку, и за скучную жабу. Я хохотал, хотя на самом деле мне было жутко. Жутко страшно, когда Фис читала за милую кошечку. Я же знал, что кошка сожрёт мышонка…

Тогда уже думал, что надо быть сильным и умным, чтобы тебя не сожрали. Самому становиться тем, кто всех жрёт.

Ну и стал.

Сразу обозначил свое место под солнцем. Я лидер. Я решаю.

Хотя когда сдружились мы с Коршуном и Данькой – Да Винчи он стал чуть позже, – мы поняли, что не будем выяснять, кто главнее. Мы все трое лидеры. Каждый в чем-то сильнее. Стараемся прислушиваться к мнению друг друга.

Именно поэтому, когда я попросил их не особо трогать новенькую, а лучше сделать так, чтобы её никто не трогал – они послушали и сделали всё как я просил.

Подъезжаем к её дому, торможу у подъезда.

– Или дальше проехать, чтобы мама не запалила?

– Спасибо, тут нормально, – молчит, глядя в сторону, потом поворачивается, – я пойду? Спасибо, что подвез.

– Лера… – внезапно понимаю, насколько я дико не хочу, чтобы она уходила вот так. – Подожди…

Резко выжимаю педаль, проезжая вперед и паркуясь в темном тупике. Мышка не успевает среагировать, только ойкает, вжимаясь в сидение.

Глушу двигатель, вырубаю свет, поворачиваюсь к ней.

– Что ты делаешь?

– Дай мне минуту просто, а? – не говорю, почти хриплю, умоляя.

Вообще не вдупляю, что со мной. Хотя… да пофиг. Понимаю. Меня просто клинит на этой девчонке.

Да. Вот так.

С первого взгляда на то фото. Клинит. Скребет внутри всё просто от желания быть рядом и понять – почему она такая не такая?

Она ведь реал не такая. Особенная.

Мышка.

Молчит, не смотрит на меня. Взгляд вперёд, в пустоту и темноту.

А у меня сердце по тормозам.

– Лер…

– Зачем ты это делаешь?

– Что? – внезапно не понимаю, о чём она, что я делаю?

– Вот это всё. Сегодня.

– Ты же уже поняла…

И снова пауза. И мысли на скорости принятия решений. И опять тянусь к её ладони.

Как же хорошо. Вот так просто. Пальцы переплетая…

Пальцы переплетая, секунды запоминая, дышать – не дышать, слышать – не слышать, мечтать – не мечтать, выше и выше…

– Ты снова поешь?

– Я по ходу сегодня на целый альбом насочиняю.

– Почему?

– Вдохновляешь… – отбойный молоток в груди. Решайся, Ромео, или кто-то решит за тебя… – Лера…

Поворачиваюсь, наклоняясь, тону в её глазах.

– Не надо…

– Почему?

– Потому… – на выходе тихо, хрупко так, ломко звучит.

Потому что хотел сломать, а она не сломалась.

Голову опускаю, все-таки делаю движение, прижимаясь к макушке лицом, аромат вдыхая.

Какое же я дно…

Глава 14.1

Дно, Торыч, дно…

Не понравилось, что девочка не купилась на тебя сразу? Там, в коридоре, потом в мужском сортире? Перед училкой еще опустила? Потом в классе игнорила?

А после прилёта – «имбецил» – вообще закипело всё…

– Имбецилы, говоришь? Посмотрим, кто из нас имбецил. Прощения просить будешь, Мышь, на колени поставлю.

Что за бес в меня вселился?

Точно идиотизмом вакцинировали.

И надо же было мне это сказать при братьях, при девицах.

– Ставлю пятихатку – не поставишь, – это Коршун раззадоривает.

– А я червонец на то, что поставит, это же Тор! – Мирон влезла.

– Зашквар… Спор на то, чтобы девицу на колени ставить? Я – пас. И вам не советую. – Да Винчи всегда был из нас самым разумным. – Ром, погнали к тебе, вечером? Есть дело.

– Погоди ты со своим делом, – снова лезет Маринка, облизывая ярко накрашенные пухлые губы, – так что, Тор, «мажем»?

Протягивает руку с хищным алым маникюром.

Имбецил, да? Ну ок, новенькая, значит, будем по-плохому…

– «Мажем»… Коршун, разбей.

– А я что? Я тоже в доле. Пусть Да Винчи разобьет.

Данька поднимает руки.

– Сказал, я – пас! Вон, Дуня пусть разобьет, но я предупреждал!

Миронова хватает мою ладонь, Дунина разбивает.

Я вообще любитель поспорить. Но еще ни разу объектом спора не был человек. Девчонка.

Девчонка, которая мне дико понравилась.

Уже не только по фото. Когда мы столкнулись в коридоре, я же целенаправленно шел на неё, чтобы спровоцировать. И она влетела.

Тут же пробравшись внутрь меня, аромат её чувствовал. Не вытравить.

– Рома, мне правда надо домой…

С трудом выползаю из омута памяти. Забыть бы всё. Забыть.

– Лера, если я тебе напишу, ответишь?

– Не знаю.

– Почему?

– Не хочу опять стать объектом тупого спора.

– Мышь…

– Выпусти меня, если мама увидит, то…

– Лер…

– Отвечу. Пока.

Снимаю блокировку с двери.

Мне столько хочется ей сказать. Объяснить.

Прочитать ей в рифму всё то, что внутри, сумасшедшие ритмы, всё то, что в душе, что гложет и давит, бежать заставляет, к ней, от неё, от себя. Все слова пусты и неравноценны, я стою перед ней, словно на авансцене…

Чёрт.

– Рома, а ты дашь мне послушать то, что ты читаешь? Ну… рэп? Твои песни?

– Да… – сиплю шепотом, почему так плохо оттого, что она уходит?

– До завтра.

Вышла. Дверь прикрыла аккуратно. Аромат остался. Не могу понять, что в нём, цитрус? Имбирь? Цветы?

Смотрю в зеркало заднего вида и замираю. Умирая.

Лера… Мышь… бросается в объятия какого-то парня!

Всё. Аут… иду ко дну.

Глава 14.2

Люблю Маяковского.

Первый рэпер на Руси. Ну, это я, конечно, шучу… И не я так сказал, кто-то из моей рэперской тусовки так его назвал, кто-то из «олдов», первопроходцев.

Да… Сейчас, наблюдая за такой «жаркой» встречей, в голове набатом Владимир Владимирович.

Маяковский, в смысле… Он же тоже ВВ…

«…В черном небе

молний поступь,

гром

ругней

в небесной драме,

– не гроза,

а это

просто

ревность двигает горами…»

Чёрт. Ревность, ревность… ревность.

Омут. Черная дыра, затягивающая беспощадно.

Хочется рвать и метать. И я рву…

Рву мотор, газуя, лихо срываясь с места. Но проезжая рядом, притормаживаю, с прищуром оглядываю, оцениваю…

Твою ж… Он же старый! Он…

По голове словно молотом. Мышь меня не видит. На него смотрит.

Жму на педаль, ревёт на все пятьсот лошадок, вижу, как резко поворачивается Лера. Заметила? Смотрит еще удивленно…

Ладно. Проехали.

Домой пора. Поздно уже, и жрать охота. У Фис закинулся котлетками с пюре, её помощница по хозяйству тётя Валя готовит богично.

Так, надо заскочить к себе – парням обещал, что посидим в студии. Студию мне отец в подвале забабахал отличную. Он, правда, мечтает, чтобы я все-таки больше в спорт. Да я не против. Спорт – это круто. Победа, эмоции, адреналин. Но творчество – вот это всё для меня тоже важно.

Потом сам отец знает, что спорт – это не навсегда. Век короток. Когда-то надо будет заканчивать. Не уверен, что хочу в тренерство. Вот шоу как у отца, спортивная журналистика – это уже интереснее.

Пишу Анфисе, что ночевать приеду часов в двенадцать. Она спрашивает, как Лера…

Как Лера… Наверное, круто. Бомбит меня. Мозг понимает, что вряд ли этот мужик – а там мужик, ему лет двадцать пять, точняк! – вряд ли он и она пара.

Не хочу об этом. Совсем. Она… она не может с таким. Ей… она же маленькая совсем! Ей даже восемнадцати еще нет.

Тогда почему меня так плющит?

«…В черном небе

молний поступь,

гром

ругней

в небесной драме…»

Да уж, Тор, бог грома и молний. Вот тебя и огрело по башке. Вштырило.

И громом, и молнией… И глазами как океан. И ароматом свежести, чистоты.

Чёрт. Меня клинит на девчонке! Это так смешно!

Идиот, так долго жил в святой уверенности, что это за мной всегда будет охота, это я буду выбирать, это меня будут любить…

Любить… Страшное слово. Можно пока не надо, а?

Сижу с ноутом, записываю впечатления, как в дневник.

И всё это сразу можно переводить в песню. Я её уже чувствую. На кончиках пальцев ловлю.

Это даже не рэп уже, не речитатив, это баллада.

Баллада о мышонке с железной волей.

– Торыч, ты тут?

Дверь я не закрываю, пацаны заходят. Коршун помахивает пакетом с чипсами и минералкой. Почти ЗОЖ.

Лыбятся оба. Сияют просто. Так и хочется каждому втащить. Ну так, по-братски! Посмотрел бы я на них, когда бы они…

Хотя… Коршун тоже что-то темнит с этой своей блондиночкой из «А» класса. Ненависть у него. Ненависть такая ненависть… Очень быстро превращается в нечто противоположное.

Один Да Винчи у нас пока себя не проявил. Или я не в курсе?

– Скулы не сводит?

– А что?

– Лыбу давить харэ.

– Тор, мы чего-то не знаем?

Не знают. Реально. Почти.

Просто после той истории я попросил девчонку не трогать. Попросил, потому что сам через неделю свалил на очередные сборы. Приехал вчера. В школу пришёл сегодня.

Очень вовремя.

– Вы что хотите знать?

– Ты с ней? Серьёзно? С мышью?

– Стопэ, Мышь она только для меня, ясно, для вас… Лера.

– Прям по серьёзу, Лера?

– Коршун, не нарывайся.

– Тор, ты… чёрт, нет, скажи, что это не какой-то очередной замес?

– В смысле? – сейчас не понимаю, о чём он.

– Ты опять что-то задумал? Ты… ты хочешь повторить как тогда? На колени?

– А если да?

Глава 15.1

Успокоиться, Лера, успокоиться! Сердце не выдержит таких оборотов.

Дышать!

Как дышать, когда губы сами собой в улыбке?

Что со мной? Что? Почему? Как?

Миллиард вопросов – ответов нет, и…

– Опаздываешь, Лерыч! Где тебя носило?

– Сашка! Саш! А! – на эйфории, на адреналине бросаюсь в знакомые объятия. Прячу лицо на груди. Сашка…

Потом сразу – как он здесь? Когда? Надолго ли? Но это всё потом! Сейчас я просто дико рада, и еще… еще я использую его как щит.

Да-да, именно щит от самой себя! Моей душе нужен перерывчик. Я потом буду разбирать на атомы все, что случилось сегодня с Тором.

– Ты чего такая счастливая, Лерка?

– А? – я счастливая? Я? Нет, я не могу быть счастливой! Вообще никак. Я…

Рёв автомобиля выгружает из транса.

Тор. Тормозит напротив, успеваю выхватить из реальности его взгляд. Странный такой. Проносится мимо.

А я взбудоражена настолько, что просто не в силах осознавать происходящее.

– Парень твой, что ли?

– Что? Нет! Ты что?

– Да ладно… Ты сидела в его машине. И он посмотрел на меня так, как будто готовит контрольный в голову.

– Если только себе. Это…

Чёрт, я вспоминаю, что Сашка ничего не знает. Рассказать?

– Это?

– Что мы стоим? – спохватываюсь вовремя. – Пойдем в дом. Мамы еще нет, наверное.

– Я ей звонил, сказала, через полчаса и что ты вот-вот будешь дома.

– Извини, я…

– Не парься, я не замёрз, тут у вас кафе рядом, сходил, взял раф.

Открываю дверь нашего таунхауса. Ну, еще не совсем нашего. Ипотека.

Собирались жить тут всей нашей большой дружной семьей. А остались только я и мама…

– Заходи, Саш, раздевайся, сейчас ужин разогрею, салат будешь?

– Давай я помогу, что надо?

– Ничего. Пока приготовлю, и мама придёт. Сейчас только переоденусь. Будь как дома.

Бегу в комнату, сразу в ванную, помыть руки, умыться. Из зеркала на меня смотрит моё прошлое я. Беззаботное и счастливое. Неужели так мало надо? Всего лишь призрачный интерес от смазливого одноклассника?

Потом, Лерка, всё потом. Будет время перезагрузить этот день и подумать.

Натягиваю домашние леггинсы, длинную футболку. Зачем я отдала Тору его «ти-шёрт»?

И почему так хочется улыбаться?

Сбегаю вниз, на кухню. Саша там, выгружает из сумки банки. О боже!

– Мама передала вам, ты знаешь маму!

– Знаю! О! «Огонек» обожаю! Ты не говорил, что приедешь. Проездом?

Достаю огурцы, помидоры, салат, бросаю в раковину.

– Как сказать. Пригасили на работу, тут, в достойную компанию. Сегодня уже было собеседование с руководством.

– Здорово, значит, тоже переедешь из Брянска?

– Тоже.

Внезапно давит в грудь. Жёстко. Опираюсь на край мойки.

– Лера, что?

Не могу ответить. Нет ответа. Просто… представила, что она там теперь совсем одна. Моя Сонька. Моя любимая старшая сестра…

– Лер…

– Мы все её оставили…

– Лер, это не так, мы не оставили, слышишь? Она… Соня всегда с нами, всегда… я не забываю ни на день, ни на минуту. Но очень больно, понимаешь? Она мне снится и просит, чтобы я её отпустил, а я не могу. Я люблю её, Лер…

Глава 15.2

Сплю как убитый.

Что там говорят, не может человек с нечистой совестью нормально спать? Хрен с два. Еще как может.

Моя совесть нифига не чиста. Я просто…

Просто фееричный кретин. Как она тогда сказала? Имбецил? Обидно, да?

Нет. Нифига.

Обидно увидеть, как девушка, которая… в общем, от которой у тебя внутри адово пламя выжигает все дотла… как эта девушка бросается на другого.

Даже не просто обидно. Разбивает. В труху.

Из сердца кровь сочится.

А винить можешь только себя и больше никого. И вообще…

Злость разъедает. До нутра. Я же её… Я каждый день о ней! Каждый проклятый день, пока на сборах был! Я же…

Каждый спарринг представлял, что она смотрит! Не так, как тогда. Когда из-за меня на колени встала. По-другому.

Восхищенно! Я видел этот взгляд! Она так смотрела в музее на чувака, который играл Маяковского.

Нас Оленька, классуха, затащила на спектакль в музей Владимира Владимировича на Лубянке. Это было прикольно. Актеры вместе со зрителями ходили из зала в зал. Я не очень люблю всё вот это, может, потому, что насмотрелся этих шоу изнутри, знал и звезд капризных, которые на сцене и в кино из себя невинность строят, а в реале – такие гнилые и продажные… Но тут – зацепило.

Пошёл, кстати, чтобы постебаться, думал, будет треш. Но актёры реально работали на разрыв. Особенно Сам. Маяковский. Крутой парень.

Он читал, а Мышь на него смотрела. Рот открыв. А я на неё. Пока не получил локтем в печень от Коршуна.

– Объектив зачехли, Тор, палишься.

– Отвали.

– Я серьёзно.

Олечка на нас шикнула – мешаем! И Щепка тоже посмотрела так, неодобрительно.

Ну, ясен пень, мы для неё имбецилы.

А Маяковский…

Чёрт, все ведь и вышло по итогу из-за этого спектакля. Из-за стихов. Что меня дернуло?..

Весь вечер снова перебираю в памяти всё. Он первого столкновения в коридоре до того самого дня. Потом весь сегодняшний. Начиная с момента, как увидел её худенькую голую спину в спортзале.

И офигел.

Сижу у Анфисы на кухне, пью чай с имбирём. Тётка в душу не лезет. Просит почитать ей новое.

– Для меня ты весь мир. Это серьёзно. Я просто смотрю, тону, улетаю, не выгребаю, иду ко дну. Вязко. Резко. Витиевато… сочиняя на ходу фразы без мата. Смотрю в глаза и понять не могу, чем зацепила меня и поймала в капкан, и сердце как драм-машина… А ты твердишь постоянно: «Мне всё равно», от этих слов я иду на дно.

Пауза. Я никогда не стеснялся Фис, но тут что-то… замкнуло…

– Лера красивая, она очень ранимая на самом деле, – тётушка моментально считывает эмоции. Эмпат.

– Она? Она… как эта… железная кнопка.

– Дурак ты, Ромка.

– Еще скажи, имбецил.

– Это она так тебя назвала?

Молчу. Отправляюсь спать, не готов к разговорам. Совсем.

Обещал написать ей. А нужны ли Мышке мои сообщения? Похрену… Пусть. Пусть обнимает кого хочет. Пусть общается, с кем хочет. Пусть… пусть я не достоин её высочества. Я…

Не хочет – не надо. Навязываться не привык. Сама еще пожалеет…

Ага, как же. Не привык навязываться!

Утром моя тачка стоит у её подъезда.

Она выходит одна. Бледная.

Вспоминаю слова биологички. Спазм сосудов. Чёрт, а если это опасно?

– Лера?

– Рома? Что ты тут делаешь?

– Ты просто Капитан Очевидность…

Чёрт. Из подъезда выходит тот самый кент, что был вчера, и с ним женщина, очень похожая на Леру. Мать?

– Лера? Что тут происходит?

Глава 16

Мама! Чувствую обжигающую волну, проходящую по телу, смотрю на Тора испуганно.

Я не хочу, чтобы мама сейчас всё испортила.

Хотя мама никогда не делала ничего такого, она всегда была лучшей, настоящей, понимающей.

Вчера, правда, отругала меня за выходку на физре. Но, наверное, она и должна была, да?

Мама вернулась как раз в тот момент, когда мы с Сашкой стояли обнявшись на кухне. Я не хотела плакать. И не хотела, чтобы он плакал.

Он же всегда старался держаться! При всех. Особенно при Соне. Мужественный, сильный, до последнего говоривший о чуде, о том, что все будет хорошо…

С диким стыдом вспоминаю одну нашу ссору. Тогда, когда сестра была еще с нами.

– Хватит! Хватит врать! Почему ты все время говоришь, что всё будет хорошо? Почему ты врешь? Ничего уже никогда не будет хорошо, понимаешь, никогда? Соня умирает!

– Замолчи! Замолчи немедленно! – никто никогда не орал на меня. Это случилось впервые. Мы стояли в парке у больницы, Сашка и я. – Замолчи, Лера! Как ты не понимаешь? Я не могу сказать, что это все, конец, понимаешь? Не могу! Не могу…

Я впервые увидела, как он плачет. Отчаянно. Навзрыд. Кричит и плачет.

– Саша… Сашенька, не надо, пожалуйста… все будет хорошо, не надо…

Сама не знаю, почему я бросилась его утешать, и в итоге мы ревели вместе. Первый раз я увидела, как плачет мужчина.

Папа тогда еще не плакал. Тоже старался держаться.

Мой папа хирург-онколог. Он был одним из самых сильных специалистов в нашем городском онкоцентре. Десятки успешных операций. Под его руководством постоянно проходили мероприятия, позволяющие выявить заболевание на ранней стадии. Он читал лекции, ездил по разным странам, сам обучался, учил других.

Он спасал почти всех. А свою старшую дочь спасти не смог.

Мы знали, что Соня умирает. Конечно, до последнего надеялись на чудо. Потому что чудеса бывают! Они есть!

Но в этот раз… нянечка, которая помогала с Соней в палате, сказала мне, чтобы я радовалась. Бог забирает лучших.

Я не могла радоваться. У Бога много детей. У меня сестра была одна. Самая близкая.

Между нами десять лет разницы, казалось бы – так много!

И маме все говорили, что мы с Соней вряд ли станем подружками. Какой бред!

Сколько я себя помню – Сонька всегда была рядом. Она помогала мне, занималась со мной, мы вместе резались в компьютерные игры, снимали какие-то видосики, танцевали, дурачились.

Соня меня воспитывала, когда у меня начался переходный возраст, и я, по её словам, стала «душнилой». Она же рассказывала мне, как важно не поддаваться ничьему дурному влиянию. Что надо всегда слушать свое сердце.

Соня любила меня такой, какая я есть. И я любила её.

Она была самым обычным человеком, самой обычной девчонкой, потом девушкой. Но вместе с тем для меня она была героем.

Соня всегда знала, что мне сказать и как сказать. Ненавязчиво учила жизни. Учила меня быть мной.

Когда Соня умерла, мне показалось – умерла я. Часть меня ушла вместе с ней. Закрылась.

Я словно повзрослела лет на двадцать.

И мне стало всё равно.

Вернее, мне стало плевать на разные глупости. Вроде усмешек и подколок таких, как Миронова и Дунаева. Глупых выходок пацанов типа Коршуна.

Они считали, что троллят меня? Унижают тем, что сначала объявили парией?

Боже, они казались такими жалкими!

Пустыми.

Они считали, что жизнь – игра. Что можно походя обидеть, сделать больно.

Им казалось, что они так круто развлекаются за чужой счет, получают удовольствие.

Я им удовольствие не доставила. Не в этой жизни.

Да, им казалось, что они меня сломают, поставят на колени, унизят, заставят плакать, просить пощады.

Унизить можно только того, кто готов унизиться. Я помню, как Соня говорила мне эти слова.

Смотрю на Тора и не знаю, что делать. Что сделает мама?

– Доброе утро, Татьяна Николаевна. Меня Роман зовут. Роман Торопов.

– Я в курсе. Доброе утро, Роман Торопов.

Пауза. Чувствую, как начинаю дрожать. Не от холода. Краем глаза замечаю Сашу, который разглядывает Тора и его тачку.

Да-да, тут вот так. Мальчику восемнадцать, а он уже рассекает на спортивной тачке за несколько миллионов.

– А ты молодец, Роман Торопов, не пожалел футболку.

Мама! Боже… Бледнею. Сложно понять, что она еще выдаст. Я ведь не всё ей рассказала. Далеко не всё. Только про зал. Про Анфису. И про то, что Рома меня проводил и попросил прощения.

Впрочем, прощения он просил еще в тот раз…

Глава 16.1

Мышка похожа на мать. Тот же взгляд и упрямый подбородок.

Эта белокурая женщина, которая сейчас подходит к Лере, только с виду ангел.

Там стальной стержень внутри.

Чёрт, нахрена мне надо было приезжать? Зачем?

Какой-то треш.

Еще и этот стоит… на которого Мышь вчера бросалась. Нет, они не могут быть вместе. Он старше, да и как, при матери? Это же бред?

Хотя… кто ж их знает. В конце концов, раз я уже тут – терять мне нечего.

Здороваюсь, улыбаюсь. Как любил раньше говорить отец: «Улыбайтесь, это всех раздражает».

Не хочу раздражать, наоборот, блин… выставляю себя как товар на продажу. Понравиться хочу. Расположить к себе.

Руку этому не протягиваю – тоже отец приучил. Первым руку всегда подает тот, кто старше. Есть такие мужские законы.

Матери Мышки по ходу известно то, что было вчера. Хорошо это или плохо? И что именно ей известно?

– Значит, Анфиса твоя тётя?

– Да, младшая сестра отца.

– Мир тесен. – Это точно.

– Вы не будете против, если я подвезу Калерию до школы?

– Давно водите машину? – о, вот и красавчик в пальто голос подал.

Ну что ж, жги, Рома, жги!

Стараюсь говорить просто, но мажор во мне приосанивается.

– Я чемпион России по картингу среди юниоров. Сейчас участвую в гонках Формулы-3, так что мне есть где погонять. В городе езжу аккуратно, штрафы бывают, но редко.

Спецом все так подробно рассказываю. Цену набиваю. Хотя понимаю, что с гонками пока, скорее всего, придется завязать. Надо окончить школу и поступить, а там…

– Лера, я не против, чтобы ты поехала, если ты сама… – её мама смотрит сканирующим взглядом.

– Я не против. – Мышка говорит тихо, почти пищит.

– Хорошо, тогда до вечера.

Они прощаются, целуются, и с мамой и… с этим тоже, в щеку. И он ей что-то втирает на ухо. Понторез. Пальтишко стильное, а сам…

Да нет, чёрт, сам тоже ничего. Высокий, спортивный, я бы его, конечно, уделал.

Всё-таки хорошо, что я выбрал бои без правил, а не гонки. Хотя на трассу, может, еще вернусь. Но там… там по деньгам совсем край, недешево нынче быть чемпионом, хотя рекламные заработки достойные.

На тачку, на которой я сейчас рассекаю, между прочим, сам заработал! Купил, правда, не новую, но почти девочку. Не битая, пробег маленький. Ну и… любимая присказка – «бэха» есть «бэха».

Мать Леры и пижон в пальто уходят вместе, он тоже на машине. «Мерин». Ну-ну, плавали, знаем. «Бэха» лучше.

– Поедем, а то опоздаем… – Лера трогает меня за рукав. Хочется накрыть её ладошку, но это позже.

– На физру? Думаешь, стоит?

– А что ты предлагаешь? – Мышка сканирует меня, совсем как её мать пару минут назад.

– Предлагаю провести этот час с пользой. Поехать в кофейню, взять раф или венский и пару круассанов.

– Конор доложит.

– Конора я беру на себя. Едем?

– Хорошо, – отвечает, чуть бледнея.

Обхожу машину, чтобы открыть ей дверь, помогаю, как зачарованный вдыхая нежный аромат.

Завожу машину – остыть не успела.

– Лер, ты… все время бледнеешь, к врачу ходила?

– У меня мама врач. И папа.

– Ого, круто. И что?

– Что?

– Спазм сосудов – это же не шутки?

– Запомнил? – вижу, как дергаются уголки губ. – Ничего страшного нет. Просто… все краснеют, а я…

– А ты не все, – выдаю сразу, голос звучит как-то странно, низко. Лера сразу вскидывает на меня свои пронзительные глаза.

Они у неё именно такие – пронзительные. Не могу по-другому.

Не алмазы, не топазы, не сапфиры ни разу, капля моря, капля неба, капля белого снега, как океан на Мальдивах или небо в Дубае, или цветок незабудки, распустившийся в мае…

– Ром… ты… мы поедем или будем стоять?

– Прости. Едем.

Чёрт. Оказывается, разговаривать так сложно! Мне всегда казалось, что нет ничего проще, и вот… Зашквар. Сочинять стихи получается лучше.

Может, так и говорить с ней, стихами?

– Ты не написал вечером.

Тадам… звон в ушах, как будто я под колонкой в тысячу ватт стою. Ждала?

– Не написал. – А почему – слабо сказать, а, Тор? Громовержец? Или это был Зевс? Без разницы. – Я…

– Ты увидел меня с Сашей, да?

Спасибо, Мышь. Спасла.

Жесть… реал, не могу выговорить то, что хочу и должен. Чёрт, соберись тряпка! Мужик ты или…

– Это бывший муж моей сестры, то есть… не бывший…

– Так бывает? – ухмыляюсь, прикольная формула, почему нет? Бывший-не бывший… – Тут или бывший, или…