Элен Алекс
Счастье где-то рядом
И был прав.
– Что вы со мной делаете?
Он опять улыбнулся своей загадочной полуулыбкой. Он видел меня, а я его нет. В здании был полумрак, а он был в темных очках.
Как я вообще пошла на это? Что со мной делает магия театра? Что она вообще со всеми людьми делает?
– Вот, – сказала я, – передайте это. – Я достала из сумки папку с эскизами и бросила ему на колени.
– Кому передать? – спросил он.
– Кому-нибудь передайте, – гордо сказала я и пошла к выходу.
– Подожди, – сказал он, открывая папку и разглядывая эскизы.
Но я не остановилась. А он уже обо мне и не помнил. Я на мгновение замешкалась около выхода из зрительного зала и оглянулась.
Молодой человек разглядывал мои эскизы и качал головой. И, черт возьми, я так и не поняла, понравились они ему или разочаровали!
– Джессика, – сказала я в баре Джессике, – нам по возрасту уже можно виски?
– Нет, – испугалась Джессика, – еще нельзя. А что случилось?
Но я не стала ничего объяснять.
– Тогда давай, – сказала я, – черт возьми, твой джин с тоником!
– Ты почему сегодня так чертыхаешься? – поинтересовалась Джессика.
– Потому, что я сейчас с одним из Лимбарди целовалась! – сказала я.
– Что? – Моя Джессика от изумления чуть под стойку бара не упала.
Но я только покрутила головой, чтобы меня сегодня больше не трогали и ни о чем не спрашивали, и припала к спасительному напитку.
– Ну вот, – говорила Джессика, когда отвозила меня домой на моей машине, – теперь ты должна прийти к ним в квартиру и по-настоящему с ними познакомиться.
– Нет, моя дорогая, – говорила я ей, – только взрывы! А это, ха-ха, не в твоей власти!
7
«Мне кажется, я тебя чувствую. По крайней мере, с некоторого времени в моей жизни стало присутствовать какое-то волшебство. Я чувствую тебя в листве деревьев, в пении птиц, в солнечных лучах, в томном свете луны по ночам, в легком утреннем ветерке и в тонком запахе незнакомого одеколона. Мне кажется, это я – девушка твоей мечты».
В то утро, когда пришло это сообщение, работа в редакции остановилась. Во-первых, в этом сообщении не было ошибок, а это уже чем-то говорило. Но, во-вторых, оно тоже было без обратной связи, а это было против редакционных правил.
Поэтому все мы, начиная с наборщика текстов Майка и верстальщика Джона, которые тоже тревожно следили за этой историей и принимали ее слишком близко к сердцу, и заканчивая всеми остальными сотрудниками редакции, обижались на нашу начальницу.
К обеденному перерыву мы ее сломали.
– Ну хорошо, – сказала она тоном, не обещающим ничего хорошего, наверняка все это в дальнейшем отразится на нашей заработной плате, – это будет второе сообщение без обратной связи, которое я разрешу опубликовать.
Сотрудники редакции облегченно вздохнули и вновь приступили к своим повседневным обязанностям.
– Но больше я не пропущу ни одного сообщения без обратного номера телефона, – сказала миссис Ланг всем нам.
Но это будет уже совсем другая история, а потому мы все не очень-то об этом задумывались сейчас.
8
– А давайте, эту роль будет играть A.M.?
– Как A.M.? Эту роль обещали мне!
– Луи, тебе кто-то обещал эту роль?
– Ну вот, он теперь с нами два дня разговаривать не будет.
– Да больше, больше. Может, даже целую неделю.
– А.М., впрочем, нам тоже придется перекрашивать.
– Да. Нам нужен блондин – ближе к натуральному.
– О, тогда мы будем его три дня перекрашивать.
– Еще нужно будет как-то затемнить его лицо.
– Сделаем это игрой света.
– А может, по-простому – золу попробуем?
– Думаешь, А.М. согласится?
– А куда он денется, он давно мечтал об этой роли.
– Мы же только месяц как ее написали.
– Вот месяц и мечтал.
– У Луи тоже неплохая роль, пусть не дуется.
– Да, пусть постарается.
9
На некоторое время в моей жизни вновь наступила тишь и благодать. Странное происшествие в театре потихоньку от меня удалялось, спокойствие и умиротворение вновь воцарялись в моей душе.
Джессика тоже временно отстала от меня с походом в квартиру моего дедушки Альберто и знакомством с ее странными обитателями. Правда, она неустанно пыталась следить за передвижениями около этой квартиры, но ни одного нового жильца ей пока так и не удалось увидеть.
Может, они приходили в квартиру часа в два ночи, когда Джессика немного утрачивала свою бдительность, а уходили на работу часа в четыре утра, когда Джессика утрачивала эту бдительность совсем? Этого мы не знали.
А потому я вновь жила спокойно, обсуждая мелкие происшествия в баре у Джессики и тихо ругаясь от огромного количества ошибок в приходящих ко мне на работу СМС-сообщениях.
Но под конец недели высшие силы решили, что я уже достаточно успокоилась и передохнула, и для начала наслали на меня мою маму. Мама вновь позвонила мне на работу, а это означало, что без меня у нее в жизни опять наступил очередной непредвиденный аврал и ее надо немедленно бежать спасать.
– Привет, – ласково сказала она.
– Привет, – с подозрением ответила я.
– Как дела?
Вообще-то она и так всегда была в курсе моих дел, потому что интересовалась этим каждый вечер. Либо по домашнему телефону, либо у меня в гостях, качая головой перед моим пустым холодильником.
– Нормально, – ответила я, – со вчерашнего вечера еще ничего не случилось.
– У тебя все хорошо? – вновь задала она пустой и совсем не обязывающий к подробному ответу вопрос.
– Да, все хорошо, – обстоятельно ответила я.
Я тоже тянула время и не спрашивала, что у нее случилось на этот раз. Пусть сама выкручивается. Наверняка ей в ее доме моды вновь заказали нечто странное и непонятное, и никто, кроме меня, ее опять не выручит, потому что не всем-то об этом и расскажешь.
Мама еще немного потянула резину, но потом решила, что она уже достаточно хорошо прощупала почву и мое прекрасное настроение. Я поняла, что в моей жизни просто непременно вновь должны произойти какие-то новые неожиданные и подозрительные события.
– У меня к тебе опять дело, – тяжело вздохнув, сказала мама.
– Какое дело? – с подозрением сказала я.
Мама замялась. Она знала, что мне не очень хочется выполнять какие бы то ни было ее дела. Потому что это были ее дела, а не мои.
А тем более мне не очень-то хотелось выполнять дела, связанные с ее последними заказами. Я и так была в разобранных чувствах после моего последнего похода в театр Лимбарди. Она это видела, но не расспрашивала, решив, что дело в общем-то окончилось неплохо.
Ан нет. Странным парням Лимбарди опять понадобилась моя мама, а мама и так не справилась с прошлым заказом, куда ей к новому приступать.
– Понимаешь, – мялась мама, – я, конечно, не хочу тебя тревожить, но без тебя мне не справиться.
– Говори, не тяни резину, – сказала я.
Все равно ведь упросит помогать, я ее с детства знаю.
– Им очень все понравилось. Очень. Но им хотелось бы кое-что дополнить.
– И?
– Мне пришлось сознаться, что этими эскизами занималась ты.
– Дальше.
– Они очень удивились.
– Кто они? – устало спросила я. – Ты лица видела? Опиши их мне.
– Что ты, что ты, – мама, казалось, замахала руками на том конце телефонного провода, – я не видела их лица, они звонили по телефону.
– Что, несколько человек звонили?
– Нет, – растерянно сказала мама, – только один человек звонил.
– А что же ты о них во множественном числе говоришь? – спросила я.
– Ну – мама подумала, – мы же знаем, что на самом деле там не один человек.
– Мама, слушай меня внимательно. Я не пойду ни в какой театр.
– Как это не пойдешь? – не поняла она. – Ты что, меня бросаешь?
– Да, бросаю.
Вопреки ожиданиям мама вдруг резко взяла себя в руки, на то она и была мамой.
– А ну, давай рассказывай, что там в этом театре с тобой произошло?
Теперь уж я сама не на шутку растерялась. Рассказывать, что я лишь слегка поцеловалась с одним из этих нескольких Лимбарди?
Ну уж нет, мама тут же бросится защищать меня и мое душевное состояние, я ее знаю. А потому мне пришлось срочно переменить свое решение.
– Просто мне немного некогда, – уклончиво ответила я, – но если тебе очень, очень нужна моя помощь, разумеется, я с радостью пойду.
Мама некоторое время с подозрением прислушивалась. Но со мной и моим дыханием все было вроде бы нормально, и она ничего внушающего тревогу не заметила.
– Тебе правда ничего не будет стоить это сделать? – с подозрением спросила она.
– Правда, – сказала я.
Но на этот раз я действительно была уверена в себе. Очень уверена. На колени ни к кому не сяду. Глаза не закрою. И так далее.
В баре у Джессики выпила джин с тоником. Наврала Джессике, что иду на свидание с Марком Тоснаном. Джессика не поверила.
– Настоящее свидание? – искренне удивилась Джессика.
– Нет, деловое, – сказала я.
– Это как?
– О делах будем разговаривать.
– О каких это делах вы с Марком Тоснаном будете разговаривать?
– О деловых делах.
– Например?
Я задумалась. Врать-то толком не умею.
– Например, о погоде.
– Еще.
– О его работе.
– Зачем? – подозрительно спросила Джессика.
– Может, в скором времени перейду на работу в риелторскую контору.
Джессика исподлобья смотрела на меня.
– Ладно врать, – сказала она.
– Истинная правда, – сказала я и сделала еще пару спасительных глотков.
– Не умеет, а врет, – сказала самой себе Джессика. – Ну ладно, я на тебя не в обиде. Все равно потом все сама расскажешь.
Я тоже уже решила, что достаточно выпила и пора двигаться в путь. И пока Джессика отпускает меня с миром, а не вцепляется мне в подол, не требует правды и подробностей и даже не упрашивает взять ее с собой, пора идти.
Около театра я подумала, что мало выпила. Надо было еще. Мне стало страшно, тревожно, тоскливо, но почему-то весело. Я как будто со стороны за собой наблюдала. Пришла на заклание.
Хотя, наверное, надо было вообще не пить. А то в голове теперь туман, и я плохо помнила, что сама себе обещала. Ага, кажется, на колени не садиться. А просто разговаривать? Да, просто разговаривать вроде можно.
Я налегла на большую массивную дверь, она тут же поддалась, как будто только и ждала меня. И я ввалилась в фойе театра, чуть не упав, как обычно.
Гомерического хохота не раздалось, и паутина на голову не упала. Строительных лесов уже не было, защитной пленки на полу – тоже.
На каменным стенах и на полу проступала мозаика неброских цветов, как будто зданию было лет сто. Хорошо сделано, добротно и красиво.
Куда идти я уже знала, направилась в зрительный зал. Мимо мягких и уютных кресел по наклонной поверхности прямо к сцене. Тут было все знакомо, как будто я каждый день здесь бывала.
На большой сцене все так же были разбросаны разные старинные вещи. Приглушенный свет озарял этот священный театральный беспорядок.
Посередине сцены стояла та же самая большая кровать. И на этой кровати полулежал человек.
От неожиданности я остановилась неподалеку от сцены. У меня в голове возникло много вопросов. Откуда я узнаю, тот же самый это человек или какой-то другой? Если другой, то что он придумает нового? Если тот же самый, то тоже – что он еще придумает?
Я с подозрением смотрела на него. Он давно меня заметил и с полуулыбкой наблюдал за моими действиями. А действий никаких, я просто стояла и растерянно таращила на него глаза. Он тоже ничего не предпринимал.
В конце концов мне надоело стоять тут как вкопанная и показывать, как я растерялась, боюсь, робею и хочу удрать из театра. Все равно все мои чувства были у него как на ладони, я это знала.
А потому я вздохнула и поднялась по ступенькам на сцену. Осторожно подошла к кровати. Он продолжал с полуулыбкой смотреть на меня.
И если вы думаете, что он снял темные очки или хотя бы шляпу либо отклеил бороду, то вы глубоко ошибаетесь. Ничего подобного. Все это было при нем. Он опять был при полном параде.
Я гордо вскинула подбородок и стала делать вид, что мне все равно, в каком он тут тщательно подготовленном виде меня встречает. Если хочет сохранить инкогнито – пожалуйста, никто и не думает возражать.
Разве я не понимаю, что творческим людям полагается именно так себя вести? Они же не могут без интриги. Они не могут, чтобы все было по-нормальному. Как у всех обыкновенных людей.
Но только нам, простым смертным девушкам, теперь это все равно. Мы ничего не боимся. Нам даже нравится, когда с нами вот так странно себя ведут.
– Ну здравствуй, – сказал он.
И я вздрогнула. Вот уж чего не ожидала, так это опять услышать этот голос. А я и забыла, какой он обволакивающий. Тихий и волшебный. В нем шелест листвы, пение птиц, луна и солнце, лето и зима.
– Не присядешь на кровать? – тем временем сказал молодой человек, чем вновь вывел меня из очередного оцепенения.
Я опять вздрогнула. Он улыбнулся.
– Извини, – сказал он.
Я задумалась. Ну на кровать, это не на колени, почему бы мне не присесть вот тут на краешек?
И я осторожно присела на самый край кровати.
– Добрый день, – скромно сказала я.
– Тебе оттуда ничего не будет видно, – с грустным вздохом сказал он.
Я глупо улыбнулась.
– А что надо будет рассматривать? – спросила я.
– Твои эскизы.
– Это не мои эскизы, – зачем-то сказала я.
– Твои, я знаю.
– Я случайно это нарисовала.
– Ты все правильно почувствовала, – сказал молодой человек.
– Что я почувствовала?
– То, что нам нужно.
Он положил перед собой эскизы. Я все так же продолжала скромно сидеть на краешке его огромной кровати.
– Иди сюда, – тихо сказал он, – эти эскизы будут лежать между нами.
Ну вот, он еще и говорит потише, чтобы мне не только ничего не было видно, но и слышно. Я отрицательно покачала головой.
– Вот тут и вот тут ты все поняла, – сказал тем временем молодой человек, совершенно игнорируя мой отказ приблизиться.
– Что я поняла?
– Ты поняла, что человеку в такой одежде совсем безразличен его внешний вид. Для него главное то, что находится в его душе.
Интересно, интересно, в каких местах на эскизах это было так хорошо видно? Я еще немного подумала и полезла на кровать.
Вернее немного не так. Я совсем ни о чем не думала. Я с самого начала знала, что буду делать то, что скажет мне этот странный человек.
В мир искусства меня ввела бабушка Урсула. Родители были на работе, бабушка Урсула посвящала мне все свое свободное время.
Она водила меня на выставки сложных художников и читала захватывающие серьезные романы. Мне нравились витиеватые фразы, описания природы, тонкие диалоги между персонажами, в которых я еще мало что понимала.
Но бабушка Урсула знала, что все эти зерна попадали в благодатную почву, все это сделает меня тонким, думающим и чутким человеком. И я вполне могла относить себя к таким людям.
Я слишком близко к сердцу принимала многие вещи, которые происходили со мной и окружающими меня людьми. Я остро реагировала на плохие известия, поэтому мои близкие выключали новостные программы, когда я появлялась на пороге комнаты с телевизором.
Я совершенно не умела ругаться и ссориться, и, когда кто-то ссорился радом со мной, я переживала так, как будто все это происходило со мной. Я тут же бросалась всех мирить и старалась поднять настроение людям какими-нибудь хорошими вестями.
Я очень любила жизнь, природу, могла находить счастье в мелочах и не ворчала по пустякам, как Джессика. Я всегда знала, что этот мир создан для счастья, и недоумевала, почему многим людям для того, чтобы понять это, нужно преодолеть множество препятствий.
Мне всегда нравилось наблюдать за собственной жизнью. Я знала, что со мной ничего плохого не случится, и на моем пути всегда будут встречаться только добрые и интересные люди и события.
И поэтому мне было немного весело наблюдать за всей этой театральной историей. Я как бы и сама участвовала в загадочном спектакле, и с интересом смотрела на все это со стороны.
И то, что будет дальше, – волновало, тревожило и манило меня. Как манит в неизведанную даль, в нерастраченные чувства и неиспытанные возможности.
Когда я придвинулась поближе к молодому человеку, он любезно повернул ко мне мои эскизы. Я вытянула голову.
– В каких местах я это почувствовала? – наивно спросила я.
Молодой человек немного помолчал, а потом тяжело вздохнул.
– Алкоголем пахнет, – грустно сказал он. – Злоупотребляешь?
Я так опешила, что все слова растеряла.
– Что-что? – сказала я.
Я ему тут помогаю. На кровать залезла. Эскизы всю ночь придумывала. А он! А он просто издевается! Мое поведение обсуждает! Мой характер!
Я стала двигаться обратно спасительному краю большой кровати, но не успела. Молодой человек резко схватил меня за руку.
Меня просто обожгло теплом его руки. Я ахнула и застыла на месте.
– Подожди, – спокойным голосом сказал он, – не так быстро. Никто не думал тебя обижать.
– Что тут происходит?! – возмущенно сказала я. – Я уже на вашей кровати сижу!
Он улыбнулся.
– Вообще-то ты уже почти лежишь на этой кровати.
– Что?
– Но на этот раз ты себя гораздо лучше контролируешь, – похвалил он, – это прогресс.
И он накрыл мою руку второй рукой. Его тепло обожгло меня дважды. По всему моему телу пошел новый электрический разряд. И это называется – я себя контролирую!
– Отпустите меня, пожалуйста, – осипшим голосом сказала я.
– Ты куда-то торопишься?
– Да, я пойду и где-нибудь тихо помру.
– Где именно? – поинтересовался он.
– В баре у Джессики.
– Опять в бар пойдешь?
Откуда он знает, что я только что из бара? Ах да, алкоголем пахнет.
– Да я и не держу тебя, – совсем тихо сказал мне молодой человек, пока я все это обдумывала, – твоя рука просто лежит в моей руке.
Я посмотрела. Да, действительно. Моя рука просто лежала в его руке. Мне захотелось смеяться и плакать. Вот что мир искусства делает с простыми людьми.
– Нам нужны еще костюмы, – тем временем сказал он.
Я была благодарна ему за то, что он сменил тему. Я прекрасно видела, что он делает это для того, чтобы поддержать меня.
– Какие костюмы? – еле шевеля губами, сказала я.
– Более современные, – сказал он.
– А вампирами и оборотнями вы уже не хотите быть? – спросила я.
Он рассмеялся. Его смех завораживал. Я пыталась запомнить этот смех, чтобы узнать этого парня в следующий раз хотя бы по этому низкому серебряному смеху.
Но, как мне казалось, это тоже бесполезно. В следующий раз, если мне, конечно, крупно повезет и этот следующий раз состоится – а то как же я буду жить дальше без всего этого манящего безобразия, все больше и больше погружающего меня в свою трясину? – так вот, в следующий раз он или они, сколько их там, придумают что-то совсем новое.
Молодой человек тем временем перестал смеяться, наклонился и посмотрел на эскизы. Интересно, ему в темных очках видно что-нибудь?
Я тоже времени даром не теряла и пыталась получше рассмотреть его.
Не поднимая головы, он сказал:
– Извини, что я в очках. Глаза немного болят.
Я хотела спросить, а почему борода наклеена, потому что болит подбородок? Но посчитала это верхом невежества, все-таки это я находилась у негр в гостях, а не он у меня.
Потом я стала думать, а смогла бы я задать такой вопрос, если бы это он был у меня в гостях? И поняла, что тоже не смогла бы. Вежливые люди, оказывается, никаких вопросов не могут задавать! Мне стало совсем весело.
Словом, я немного отвлеклась и расслабилась.
– Мне нужны такие костюмы… – Парень задумался.
– Как будто для людей в этих костюмах главное – душа? – попыталась я помочь ему.
– Немного не то. Как будто бы уже и душа не главное, – докончил он свою мысль.
У меня по коже мурашки побежали. Он это почувствовал и внимательно посмотрел на меня. В своих-то темных очках. Мне даже глаз его не было видно.
– А что главное? – в ужасе спросила я.
– Да ты совсем замерзла, – тихо сказал он. А потом добавил еще тише: – Иди сюда.
Но я еще не совсем из ума выжила, чтобы обниматься тут с незнакомцами и греться в их горячих объятиях. Я как-то немного подзабыла, что в прошлый раз я уже вовсю здесь с ними целовалась.
Я отрицательно помотала головой.
– Хорошо, – согласился он, – оставайся на месте. Но ты должна это почувствовать.
– Что почувствовать?
– Любовь, – просто ответил он.
– Какую любовь? – глупо спросила я.
– Обыкновенную, – пояснил он.
– А подробнее?
– Ты должна передать, – сказал он, – что для человека главное – любовь.
– Как же я, по-вашему, могу передать это в костюмах? – спросила я.
– Вот же я и говорю: ты должна это почувствовать.
Я задумалась.
– А если я этого не почувствую?
– Не сомневайся, – приободрил меня он, – ты почувствуешь это.
– Но как?
Он немного подумал.
– Я могу тебе помочь, – тихо сказал он.
Во мне боролись все противоречивые чувства мира. Во-первых, я обещала не поддаваться на очередные провокации. Но, во-вторых, а может, это вовсе и не провокации?
Вдруг он и правда поможет мне понять то, чего я еще не совсем понимаю? По крайней мере, хуже не будет, я и так тут уже в дурацком положении. И на кровати вовсю лежу, и даже руку ему свою нежно держать позволяю.
Молодой человек с полуулыбкой смотрел на меня. Похоже, это уже у него в любимых занятиях – наблюдать за моими душевными метаниями с такой вот доброй, почти отеческой улыбкой.
– И как вы мне поможете это почувствовать? – еле слышно сказала я.
Он немного помолчал.
– А я уже тебе помогаю, – тихим низком голосом сказал он.
– Что? То есть как?
– Неужели ты не чувствуешь?
Я тревожно посмотрела вглубь себя.
– Нет, – твердо сказала я.
– Ты уверена?
Он внимательно смотрел на меня, и я чувствовала его взгляд.
– Нет, – сказала я, – не уверена.
Он опять рассмеялся.
– Ты вся в мурашках, – сказал он, – а ведь здесь тепло. Ты уже чувствуешь некую загадку. И не уходишь. Тебе нравится эта загадка. Потому что эта загадка – специально для тебя.
– Если вы и дальше будете тут морочить мне голову, – твердо сказала я, – я прекрасно смогу уйти и без ответа на вашу загадку.
– Сегодня мне будет тяжелее, – грустно вздохнул молодой человек.
– Почему? – поинтересовалась я.
– Сегодня ты глаза не закроешь.
– Не закрою, – согласилась я. – А откуда вы знаете, что не закрою?
– Ну, – он подумал, – сегодня ты пообещала себе держать себя в руках и не поддаваться на провокации.
– Да, – согласно кивнула я, – пообещала не поддаваться.
Я даже не стала расспрашивать, как он это понял. Я уже и так знала, что вся у него как на ладони.
– Но только ты должна понять, что это не провокации, – тем временем продолжил он.
Я молчала. Вот-вот, сейчас начнется. Сейчас он что-то выдумает.
– А что это? – сказала я и приготовилась внимательно слушать.
Я была напряжена и не собиралась расслабляться.
Он долго молчал. А потом лег на кровать и глубоко вздохнул. Одну руку он положил себе под голову, а в другой руке продолжал держать мою руку.
– Представь, – сказал он, – что сквозь тебя проходят все земные параллели и меридианы. Представь, что ты – шум ветра и сладкий запах дождя. Представь, что ты – горячие лучи солнца в ослепительной вышине и теплые пушистые облака.
Он говорил медленно и тихо. Мир как в зачарованном сне плыл у меня перед глазами.
– Представь, – говорил он, – что ты знаешь, о чем по утрам поют птицы и шепчут деревья в ночной тиши. Представь, что ты слышишь шепот соседних галактик и понимаешь их разговор. Представь, что все загадки мира у тебя в ладонях. – Он опять долго молчал, а потом добавил: – Но ты ждешь чего-то большего.
Он все так же держал мою руку, но не приближался ко мне. Я поймала себя на том, что уже давно лежу рядом с ним и мои глаза закрыты. А как бы иначе я все это представляла?
– Представь, что ты наконец-то встретила человека. – Он снова замолчал.
– Какого человека? – спросила я.
– Которому нужны все твои жемчужные слезы.
– Что?
– И все твои тревожные сны, – тихим низким голосом сказал парень.
Тут уж у меня и вовсе остановилось дыхание. Я не могла поверить, что все это происходит со мной.
А он осторожно наклонился ко мне, убрал с моего лица разметавшиеся волосы, легко и нежно поцеловал меня в лоб и сказал:
– Вот такие нам и нужны костюмы.
А потом он встал и ушел. Я слышала, как скрипнула большая кровать, прощаясь с ним. Но я не могла ни открыть глаза, ни слова произнести.
Потому что все параллели и меридианы, все горячие лучи и теплые облака, все ветра и дожди проходили в тот момент через меня. Потому что где-то внутри меня разворачивалось осторожное и нежное, большое и таинственное чувство – под названием любовь.
И я это чувствовала. И ничего не могла с этим поделать.
