Эдуард Павлович Петрушко
Лелек и Болек в Испании
– Может, кофе с коньяком?
– Уместно, – коротко ответил Сафрон. И понеслась душа по кочкам…
Кофе с коньяком много не выпьешь, да и для сердца вредно, поэтому через 15 минут переходим на чистый Хеннесси. Не искушенный международными перелетами и одновременно любящий поесть Лесик, интересуется:
– А чем кормят туристов в самолетах? – посасывая дольку лимона.
Отвечаю, что на хлебосолы рассчитывать не стоит. Лесик занервничал, встал со стула и, нервно пройдясь по гостиной, предложил взять с собой «закусочный набор».
Проснувшаяся супруга, видевшая со мной все, кроме зомби апокалипсиса, глядя, как я кладу в сумку VERSACE нарезанное сало, сыр, колбасу и черный хлеб, замерла на пороге кухни, как фараон.
– Совсем уже сдурели, оголодаете что ли за четыре часа? Или в S7 кормить перестали? – поправляя волосы, спросила она. Посмотрев на пустую, одиноко стоящую между двумя кофейными чашками бутылку Хеннесси, подвела итог – понятно, с утра решили заправиться.
Лесик, смущаясь супруги, рассматривал свои уже ухоженные ногти, я заглядывал в пустую кофейную чашку, как будто пытался гадать на гуще.
– Вы хоть до Испании долетите или за МКАДом остановитесь, туристы с большой дороги? – стебалась окончательно проснувшаяся супруга. – Пили бы здесь, дешевле было бы, все равно из дома выйдете только за вином! – как в воду смотрела любимая…
После возвращения Крыма в Россию страна стояла в изоляции, как заболевший пес. Будучи в определенной степени патриотом, ранее я заказал в интернете 10 маек с портретом президента и ходил в них от спортзала до ресторана, абсолютно наплевав на всех, кто не разделяет мою любовь к ВВП.
Супруга пошла в ванную, я в это время предложил Сафрону надеть в наше путешествие патриотическое хлопчатобумажное изделие. Лесик быстро согласился, надев президента прямо поверх рубахи, так как размерчиков на несколько он от меня отставал.
– Президента-то хоть не опозорьте, путешественники незадачливые! – увидев на нас майки, кинула вдогонку супруга.
Схватив вторую Хеннесси, ретировались в такси. Таксист, неопрятный сонный мохнатый мужик неопределенного возраста, видя веселых парней, летящих по разговорам в теплую Испанию, стал жаловаться на жизнь, в надежде получить лишнюю копейку.
– Отец, не опускайся до деталей, в отпуск летим, не грузи! – осадил плаксу Сафрон. Дадим рубль сверху, только не причитай! Наливай! – тут же скомандовал он.
– Куда – в ладошки или сразу в клювик? – спросил я. Стаканов не возим. Пей из горла – большой уже!
И загуляла по рукам бутылка с виноградным спиртом. Зажурчал разговор ни о чем, с шутками и прибаутками. Шоссе мелькало мутными фонарями, прощаясь с веселыми москвичами, мокрый снег лепил, как будто пытался забраться в салон машины. Выгрузились мы в Домодедово теплые, как вылупившиеся цыплята.
Регистрационно-пограничные процедуры – и вот заветное дьюти фри. Глаза у Лесика побежали по полкам шальными шарами, тело вздрогнуло, вены вздулись.
– Не ряби, в Испании все есть, как в Греции, и цены такие же, как здесь, – сбиваю покупательский азарт Сафрона. Тем более, что едем пить вино «Бланко», благородно и под хамон.
– Что за «блядки»? – интересуется Лесик. Получив ответ об Испании, как о стране качественного виноделия, Сафрон не успокаивается. – А в самолете, что в футбол будем играть?
Долго спорим, сколько брать бутылок, остановились на промежуточном варианте – две Хеннесси и шоколадку. Все остальное было.
Заботливая супруга предварительно зарегистрировала нас в первом ряду за бизнес классом – деньги небольшие, а удовольствия на целый паровоз – располагаемся, вытягиваем ноги. Не взлетев, Сафрон неистово разрывает склеенный дьютифришный пакет, чтобы добраться до заветной бутылки.
– Стоп, нельзя свое в самолете, надо втихаря! – учу начинающего международного туриста. По уму надо было бы перелить коньяк в бутылки 0,5 л колы – и по цвету, и по объему – проходняк.
– Доставай сало, будем по-мышиному заливаться! – не сдавался Лесик.
Сидевший третьим с нами в ряду интеллигентного вида дядька тяжело вздохнул и уткнулся в газету, предвкушая интереснейший полет.
Самолет разбежался, слегка качнулся, и мы нырнули в тяжелые подмосковные облака. Боинг мелко затрясло, рука Сафрона потянулась к бутылке.
– Мне страшно! – прокомментировал свои действия Лесик, сорвал пробку и, вжавшись в кресло, сделал верблюжий глоток.
Отличительная особенность Лесика – выпивши, он дико ржал, не смеялся, а именно ржал, как нездоровая крестьянская лошадь. Через час все внимание самолета было приковано к неадекватному смеху, время от времени раздающемуся из головы самолета. Над чем смеялись, вспомнить сложно, но я предложил Сафрону убавить звук, дабы не нервировать окружающих:
