Дождь заливает глаза, одежда намокла и неприятно облепила тело. Вдруг сзади чирикнула сирена, и забегали проблесковые маячки. Останавливаюсь, подходит полицейский, спрашивает: «Как дела?» – «Гуд, – говорю, – русский турист, мол, заблудился». Полицейский стучит пальцем по голове и что-то говорит. Про себя думаю: «Сам дурак», – но спрашиваю: «What's up?» Через минуту понимаю, что интересуется шлемом. Сорри, деревенские мы, не знал, приобрету. Полицейский пожалел странного путешественника – отпустил, с пожеланием быть осторожным на дороге.
Въезжаю в ночную Кессаду, совершенно не понимая, куда мне ехать. Своего адреса не помню. Он был записан в телефоне, который благополучно потух час назад, как и аккумулятор на велике. Хоть стой – хоть плачь. Нарезаю круги по большой урбанизации. Народ весь по домам, спросить не у кого, да и нечего. На велосипеде, под дождем, промокший, с выпученными глазами выгляжу дико и опасно.
Дорога в гору – из последних сил нажал на педали. Сердце заколотилось так, будто хотело проломить грудную клетку. Ноги ватные, дышу рывками, как раненый лось. Остановился, размазывая сопли по щекам, смотрю по сторонам. Вдалеке вижу огни знакомого магазина. Слезаю с коня и качу его к магазину, откуда я знаю дорогу домой…
На следующий день я твердо решил завязать с алкоголем. Длительное время приводил в порядок дом, свое физическое и душевное состояние. Через неделю в мокрой Москве меня встречал вечно улыбающийся Лесик.
VIII
После нашего весеннего алкомарафона летом, будучи в Испании, мы с супругой познакомились с культурным соседом, дом которого расположен через большую заросшую поляну, заселенную дикими кроликами.
Отдых с супругой разительно отличается от моих одиночных обморочных вылазок, поэтому по вечерам мы степенно выходили гулять с собакой, рассматривая соседские дома и наблюдая за кроликами. Кролики вводили в исступление нашего русского тоя тем, что они подпускали его достаточно близко, а потом испарялись в кустах или в норах, как будто они были детьми Копперфильда. Той рвал свою маленькую глотку на части – кролики издевательски посмеивались в укрытиях.
Дом соседа, в отличие от нашего современной штамповки, был добротный, с большим количеством соток и огромными пальмами. Постройка входила в т.н. «старую» Кесаду и считалась элитной и дорогой. То, что там живет не простой человек, я понял ранее, когда после февральских ветров и ураганов к дому приезжали машины с 10-метровыми пальмами и ставили их на место поврежденных и выкорчеванных древесных растений.
Выгуливая собаку, мы встречались с соседом, который регулярно совершал вечерний променад. Начали здороваться. Соседа звали Владимир, простоватого вида, с незапоминающейся внешностью. Разговорились. Володя осел в Испании с 1992 года, о своих делах не говорил, а рекомендовал вина, экскурсии и рестораны. Я молчал, шагая по нагревшемуся за день асфальту, слушал и думал, сколько и чего он спер в начале перестройки, что ему хватило на всю жизнь.
– А я сразу понял, что вы русские! – прерывая мои мысли, неожиданно сказал Володя.
– Почему? – не сообразил я.
– Тольку русские берут в Испании напрокат бензиновую «Инфинити» 3,5 литра на бензине.
– Понятно, – сказал я, пиная камушек.
Будучи полностью европеизированным на мои русские шутки, Вовка реагировал, как пудель на рыбу, водки выпить отказывался, а чай мне было не интересно. В общем, держался на дистанции и лишь на пятую и шестую прогулку, набравшись смелости, Вова неожиданно спросил:
– А что у вас происходило в марте, когда трое суток сигнализация срабатывала?
– Бухали они, – ответила жена, – по-черному бухали.
Вова, пьющий с 1992 года по стакану белого за ужином, явно не понимал всю суть философской фразы «бухать по-черному».
– А сигнализацию-то почему не сняли? – осторожно спросил новый знакомый.
– Потому и не сняли, что веселились ребята, вырвались на свободу, как птицы из клетки, большие и глупые птицы! – подытожила супруга.
Я тихо про себя ржал и думал, что ты, сука, Вовка, ментов к нам в хату вызвал, но ненависти к соседу не испытывал…