Эдуард Павлович Петрушко
Деревня 2
ГЛАВА 16
С ветки трухлявого дерева зловеще крикнула сова, издали откликнулась другая. Человек глянул вверх – облака разошлись, над землей болталась луна. Все говорило о том, что наступила ночь. Однако он видел все отчетливо, как днем…
Он сел на корень большого дерева, намереваясь хорошенько все обдумать. Мужчина почти не сомневался, что он безумен, но что-то мешало поверить в это до конца. Ведь никаких явных признаков заболевания не было. Напротив – он был силен и бодр, как никогда ранее, в мышцах тела и в разуме присутствовало дотоле незнакомое возбуждение. Обострились и чувства: теперь он мог ощущать плотность воздуха и слышать тишину. Он посмотрел на дерево и увидел еще не опавшие листья и мелкие жилки на них, он видел все вплоть до насекомых, спрятавшись на зимовку.
Человек обернулся и прислонился лбом к дереву. Пальцы сами сжались в кулак, и он с силой ударил им о шершавый ствол. Боль прострелила конечность, и на костяшках выступила кровь, но он на это даже не обратил внимания.
Он захрипел, вытаращив глаза, спину между лопаток обожгло резкой болью. Мгновение спустя все поглотила зияющая чернота. Втягивая сквозь зубы холодный воздух, он понял, что зубы медленно превращаются в клыки. Спазмы корёжили гортань. Посмотрел на свои руки – обычные, человеческие, только сплошь покрыты шерстью. Сначала пальцы, а потом и все тело закололо мелкими иголочками. Его трясло. Он упал и сжался в комок, казалось, у него был жар.
– Господи, что со мной происходит? – Он поднял руки к небу, как будто прося пощады. Кожа на руках вздымалась как ткань на ветру. Раздался треск костей, и густая шерсть полезла сквозь кожу. Лицо вдруг вытянулось, превращаясь в волчью морду, острые зубы стали быстро расти, вызывая нечеловеческую боль.
– Прекрати! Нет! – закричал человек в диком ужасе. – Нет! – Но язык не слушался его, слова произносились с трудом. Он встал, посмотрел на небо, на котором скупо, чуждо мигали звезды, потом упал на четвереньки и тяжело дышал, высунул изо рта большой красный язык. Боль резко прекратилась, и появилось лишь одно – всепоглощающее чувство голода.
Голоден. Я очень голоден. Он поднял тяжелую голову и посмотрел по сторонам. Неконтролируемое чувство толкало вперед. Еда была рядом, ее было много, все запахи свидетельствовали об этом. Пища манила к себе и просилась в рот. Он представлял большие куски мяса, хрустящие кости и рвущиеся сухожилия. Огромные слюни стали падать на землю. И зверь побежал. Быстрые косули и олени убегали от него, огромный лось встретил опущенными вниз острыми рогами. У него не было опыта охоты. Оборотень бежал дальше, явственно ощущая под лапами сосновые иголки.
Где-то сбоку потянуло резким запахом мяса, но каким-то несвежим и мертвым. Для него все было в новинку, и он, ускорив бег, побежал на новый запах. Он уже бежал на четырех лапах, не таясь, ломая ветки на своем пути. Оборотень наслаждался обретенной силой и скоростью. Сладкий запах гниения и мяса становился отчетливым и близким, он манил и призывал его.
Потом резко наступила темнота, он провалился в какую-то глубокую яму, долго кувыркался, и новый мир погас перед ним…
Первым, что он ощутил, когда чувства вернулись, это невыносимый смертоносный запах смерти и гниения. Зараза плотно стояла в воздухе, и к ней невозможно было привыкнуть. Вздохнув несколько раз, ему показалось, что по всем клеткам его тела разлилась отрава. Привстав на колени, человек понял, что лежит в яме, полной трупов, которые были липкие и гнилые. Повсюду были шерсть, рога, копыта, кости и черепа. Отчаяние и безнадежность захлестнула его. Задребезжал рассвет, он полез по костям наверх из этого ужасного скотомогильника. Рука схватила что-то круглое. Поднеся это к лицу, он увидел человеческий череп. С криком откинул его от себя и еще быстрее полез к краю смертоносной ямы.
Отдышавшись, он услышал рядом шум лесного ручья. Найдя его, он со всего маху кинулся в воду. Человек окунался снова и снова, отчаянно тер руки, лицо, всё тело. Он тер кожу до тех пор, пока не понял, что исцарапал себя до крови. Потом мужчина голый долго сидел на земле, не чувствуя холода, и плакал от ужаса.
В это время из-за леса дома вышел мужчина: в фуфайке, треухе, штаны в сапоги заправлены, густую бороду треплет ветер – и неторопливо приблизился к нему. Это был Яков.
– Здравствуй, Сергей! – сказал он и кинул к его ногам одежду. Краев почему-то нисколько не удивился и начал молча одеваться. Яков наблюдал за его неловкими движениями.
– Не ломай голову над тем, что произошло, а то треснешь от думок. Сейчас все объясню! – сев на пенек, он закурил. – Ты стал особенным. Я такой же. Я также заходился в ужасе, когда это начало со мной происходить. Руки на себя хотел наложить, искал смерти, избавленья хотел. Не дождался, отмучился, потом пообвык. Так со всеми бывает.
– Бывает что? – спросил одевшийся Краев. Рядом на дерево села кедровка и, нагнув голову, наблюдала за людьми. Лес, казалось, замер и внимательно слушал необычный разговор людей.
– Первое превращение. Ты оборотень, ты стал другим, тебя укусили. Сначала потеряешь, но потом найдешь себя. Это гораздо страшнее смерти, но гораздо приятней жизни, – спокойно рассуждал Яков. По сравнению с нами, обычная жизнь – расцвет и империй, и государств, правителей и армий – пыль и ничтожество.
– Вон оно как, я теперь владыка мира или Бог? – и Краев собрался идти, удивляясь своему спокойствию. Правда, куда идти, он не знал.
В тайге светлело, наступало утро. Где-то среди заскрипевших деревьев родился ветер и объявил о своем появлении шуршанием верхушек сосен.
– Ты не спеши, посиди, успокойся, а я тебе еще кое-чего расскажу! Ты теперь от этого никуда не денешься. Судьбинушка горька и незавидна, но от нее не уйти и не поменять. – Яков задумался, что-то вспоминая. Краев присел на упавшую толстую березу.
– Мы больше похожи на волков, а волкам всегда несладко жилось на Руси. Этот хищник любит убить больше, чем может съесть. Волк убивает ради забавы, играючи. Вот почему страшен и непредсказуем путь людей, избирающих волка своим символом жизни. Но со временем мы научились себя контролировать и жить рядом с людьми. Но есть другие оборотни, даже не оборотни, а бешеные псы, полулюди-полуживотные. Яков опять задумался. Краев сидел молча и, казалось, наблюдал за этим диалогом со стороны. Яков поднял ветку и начал хлестать ею себя по ладони.
– Оборотни бывают двух видов: те, которые превращаются в зверя в полнолуние. Особые могут превращаться по своему желанию или в момент опасности, но таких мало. К ним отношусь я. Будучи превращенными, мы мыслим отчасти по-человечески и действуем разумно, это наш род и стая. Мы чистокровные. А есть те, кто больны древней ликантропией – болезнью превращения в животных. Эти при превращении загоняют человеческую сущность глубоко внутрь, освобождая звериное неконтролируемое начало. При этом человек не помнит, что он делал, будучи в зверином облике. Мы их называем дикие или чужие.
– Прелесть какая! – глупо отреагировал Краев. Он не знал, что говорить и как себя вести.
– Чужие раньше жили глубоко в тайге, питались животными, и мы редко их видели. Сейчас они обнаглели, заходят в деревни, жрут скот. Но самое главное, что они начали есть людей. И это им понравилось. Мы не можем этого допустить. Они начали убивать нашу стаю. Обнаглели, недавно ночью заходили к нам в деревню, прямо во дворы. Впервые за несколько десятков лет… и новенькую, Яну, чуть не утащили.
– А зачем им новенькая, ну та, Яна?
– Оборачивать будут, в свою стаю. Они к войне готовятся с нами, – сказал Яков и встал с березы. Они долго шли к дороге, где стоял УАЗ, на котором приехал Яков. Шли молча, сосредоточенно. Краев несколько раз мотнул головой и больно ущипнул себя в надежде, что он проснется. Но ничего не менялось.
В оглушительной тишине осеннего леса раздавалось тиканье синиц, деловито осматривающих кору деревьев. Изящные и миниатюрные птицы своими голосами очерчивали себе пространство и напоминали Якову и Сергею о том, что они не одни в лесу. Яков сбавил шаг и поравнялся со своим спутником, благо тропинка стала широкая и кроны деревьев разошлись в сторону, будто уступая дорогу людям.
– А где девочка Лена, которая в лесу пряталась? Та, неизлечимо больная, которую тебе родители отдали? Я тебе рассказывал о ней, видел ее на пробежках. Что-то давно ее не встречаю, и жить она ни к кому не пришла, как ты сказал.
– Сожрали ее. Черные сожрали. Любят они детей. В древние времена они, имея облик человека-волка, собирались по ночам на кладбище и, воя на луну, разговаривали друг с другом на языке, непонятном людям. Когда они испытывали голод, то раскапывали могилу и съедали свежий труп. Потом начали охотиться на животных. Сейчас с ними начало что-то происходить. Они озверели, начали нападать на людей с особой жестокостью: выдавливают глаза, вырывают челюсти, разбивают головы о деревья, едят детей. Кстати, та яма, куда ты упал, типа их продуктового склада или холодильника. Краева передёрнуло от воспоминаний о том, как он очнулся в скотомогильнике и вылез из него. Яков продолжал рассказывать:
– Попытки переговоров с ними ни к чему не привели. Мы пытались им объяснить, что так жить нельзя, и они привлекают внимание людей. Но они звери, потерявшие последние капли рассудка. Поэтому, между нами, сейчас идет война на истребление, но их больше, хоть они и слабее нас. В честном бою любой из нас разорвет черного, поэтому они нападают на нас стаей или когда мы в человеческом обличье. – Яков объяснял все обстоятельно, повторяя, будто школьный учитель пытался вдолбить прописные истины незадачливому ученику.
– А вы, значит, такие порядочные, что едите одну говядину да кроликов? – спросил Краев и пытался засмеяться. Но вместо смеха у него вышло истерическое хихиканье.
– Нет, у нас тоже звериная сущность, которую надо кормить и утихомиривать. Для этого у нас и есть наркоманы.
– Как мило! Значит, для вас всех просто на завтрак или бранч.
– Не все. Я определяю тех, кто поборол эту гадость в себе. Чувствую слабых, которые вернутся в Москву и сразу опять порошок по венам гонять будут и других подсаживать. Вот этих малосильных мы… и используем. А те, кто на путь исправления встал, живут и нам рекламу делают по приезду в Москву.
– Да, «гуманная» логика, прямо санитары леса… или вернее санитары городов, – голова у Краева стала тяжелая, будто ее набили мокрыми опилками, говорить и думать стало сложно, во рту пересохло. Он опять поймал себя на мысли, что он сидит в кинотеатре и смотрит плохой фильм ужасов.
– Я тебе ничего насчет этого объяснять не буду, сам со временем поймешь. А есть лосей – это как Доширак постоянно жевать. Скоро осуждать перестанешь, поверь мне. У Краева от услышанного закружилась голова, казалось, он давно потерял сознание, но он старался держаться. Напрягшись, он спросил, выплевывая слова словно свинец:
– Что ты говоришь, Яков? Ты в своем уме? Ты намекаешь, что я захочу сожрать человека? – Сергей почти кричал.
– Тихо-тихо! Не волнуйся, жизнь расставит все по своим местам, но ты должен знать одно – тебя укусил именно черный… И ты знаешь, почему мы тебя не прикончили? Потому что ты единственный, кто принял одновременно и нашу кровь. У тебя двойная сила, но и двойная ярость, причем одна из них в тебе со временем возьмет верх. А вот какая, мы посмотрим…
ГЛАВА 17
Ольге Зуевой снился бесконечный лес, через который она шла медленно и осторожно. В темноте лес был наполнен слабым свечением, но понять, откуда оно идет, было невозможно. Казалось, светится сама земля, не оставляя теней от деревьев и кустов. Тропинку пересекал небольшой лесной ручеек. Ольга наклонилась и окунула в воду руку. Поднеся ладонь к лицу, она увидела на своих пальцах алую кровь. Кровью забрызгано было все вокруг: стволы деревьев, опавшая листва и кустарник вдоль тропинки. Она смотрела на все это с ужасом, который непонятным образом уживался в ее сознании и говорил, что так все и должно быть. Ольга медленно открыла глаза.
На дворе темнело, небольшие окна почти не пропускали вечерний свет. Девушка встала и включила старый китайский электрический чайник, поблагодарив кого-то из высших сил за работающий генератор. Яков включал генератор только вечером, экономя дизельное топливо. В это время мужчины в деревне смотрели телевизоры с немногочисленными программами, а женщины гладили электрическими утюгами. Обычно глажка в деревне проходила старыми утюгами: с набросанными в них тлеющими углями, которые наполняли дома сладким дымком.
Бросив в чашку дешевого растворимого кофе Neckafe, Ольга блаженно вздохнула. Молотые зерна арабики девушка чуть не со слезами на глазах неделю выпрашивала у Якова. Глава поселения называл кофе ядом, но тем не менее в одну из поездок в Битучары привез Ольге небольшую баночку с темными гранулами.
Соскучившись по городской пище и напиткам, Ольга берегла баночку как что-то святое, позволяя себе пить кофе один раз в день – или утром или вечером. Казалось, баночка – это последнее, что связывает ее с Москвой и прошлой жизнью. Ольга пила кофе в одиночестве, наслаждаясь каждым глотком и запахом напитка.
В эти моменты Ольга часто ловила себя на мысли, что она не скучала по городской жизни. После пережитой героиновой грязи Москва казалась ей черной ямой, где люди жили как механические куклы: погрязли в кредитах и социальных обязательствах перед окружающими, собой и государством. Прошлая жизнь выглядела неинтересной и глупой, протекающей в однообразной работе и днями, похожими друг на друга. Ее бывший любовник и сожитель Артем Смирнов, подсадивший ее на героин, не вызывал у Ольги абсолютно никаких симпатий. Его присутствие раздражало и даже бесило девушку, и она искала любой повод, чтобы избавиться от него. Речь о том, чтобы они жили в одном доме, как Сергей Краев с Викой, не шла вообще. Попытки Артема физически сблизиться Ольга отвергла сразу и категорически, как будто у них не было за плечами двух лет совместной жизни.
Избегая бывшего возлюбленного, Ольга начала посещать вечерние женские посиделки. Жизнь в деревне не изобиловала яркими событиями, и единственным развлечением для женщин были «девичники» после трудового дня, где они перемывали всем кости – от красавца Президента, до последней курицы, которая мало несла яиц. Сначала деревенские женщины относились к Ольге настороженно, а привыкнув, перестали подбирать слова и в ее присутствии говорили открыто и обо всем. Почти каждый вечер поднималась тема волков и каких-то «чужих», которые «вернулись из далекой тайги» и творят «мерзость». Ольга начала задавать вопросы. Женщины игнорировали попытки Ольги получить хоть какую-то информацию о «странных волках». Она чувствовала, что в деревне есть тайна – тайна сильная, иррациональная и потусторонняя.
Однажды малоговорящая женщина по имени Карина с крупными чертами лица и зелеными глазами отвела Ольгу к старой бабушке, которой было под 100 лет, живущей в небольшом доме на краю деревни. Открыв дверь, Карина тихонько поклонилась лежавшей старухе и подтолкнула Ольгу вперед, закрыв за ней дверь. Девушку накрыла темнота, густоту которой размывала лишь керосиновая лампа, горевшая на столе.
Присмотревшись, Ольга увидела в углу маленькой комнаты огромную икону с волчьим ликом. Кровожадный волк с зубастой пастью, казалось, смотрел в душу Ольге. Привыкнув к темноте, она разобрала детали иконы: из пасти волка стекала кровь, а под ногами его валялись человеческие кости. Неожиданно бабушка резво встала и поздоровалась хриплым, как у курильщика, голосом:
– Здравствуй, красавица, проходи, сейчас чаю попьем! – и шустро взяла с затопленной печи обгоревший со всех сторон чайник. Быстро налив напиток в граненый стакан, она села напротив Ольги и внимательно посмотрела ей в глаза.
– Мария меня зовут, бабка Мария, – представилась она. Обычно глаза у стариков мутные и неприятные, а у Марии они были светлые и яркие, зеленоватого цвета, как у приведшей ее Карины. Под проницательным взглядом Ольга не могла найти себе место, ерзала и отводила глаза на коптившую керосинку.
– Не стесняйся, Оля, пей чай! – мягко, но настойчиво сказала Мария. «Имя мое знает, – подумала Ольга, пригубив напиток, который был горьковатый на вкус, но одновременно приятный и терпкий. – Опять чем-то обпаивают, как месяц назад, когда она переносила ломку», – подумала девушка, и тут же ее мысли как будто застыли в воздухе. Ее тело стало лёгким и свободным.
– Поговорить хотела, Олечка, сейчас поговорим, – и она положила ладонь ей на руку. – Только молча переговорим, без слов, оно так понятней будет.
Оля находилась в сомнамбулическом состоянии и, казалось, не могла двигаться. Скоро перед ее глазами замелькали тени, постепенно превращаясь в реальные картины. Увиденное ею было диким и мерзким: сначала в мозгу возникла сцена, где на кладбище люди с волчьими лицами откапывали трупы и поедали их, потом эти твари врывались в деревни и пожирали женщин и детей. Следующей сценой было нападение на этих мерзких животных других огромных волков. Последние, стоя на двух ногах, беспощадно убивали волков с людскими мордами. Среди гигантских волков она увидела Якова, потом деревню, где она жила. Позже опять замелькали мерзкие твари, которые вышли из тайги, уничтожая все на своем пути. Видение закончил Яков, который как будто говорил Ольге: «Впереди война, нам нужны свежие силы, нам нужны молодые волки». За спиной Якова стоял Краев Сергей… По лбу Ольги текли крупные капли пота, а руки до белизны были сжаты в кулаки. Девушка громко вздохнула, как будто она вынырнула с большой глубины.
Потом старуха неожиданно уколола Ольгу в шею большой иголкой. Тотчас Ольга почувствовала мучительную боль, дурноту в голове и ломку в костях. На душе стало тягостно и противно, и внизу живота появился такой ужас, какого человеку не дано испытать ни в час рождения, ни в час смерти. Затем эта агония внезапно прекратилась, и Ольга пришла в себя, словно после тяжелой болезни. Все ее ощущения как-то переменились, стали новыми и необыкновенно приятными. Она стала моложе, все ее тело пронизывала приятная и нежная истома. Последнее, что она увидела перед сном, это зеленые глаза Кристины, которая бережно укладывала ее спать.
Неделю назад Зуева Ольга заметила в деревне новенькую: симпатичную девушку с большими кругами под глазами, похудевшую и слегка испуганную, – Яну Кашину. Ольга понимала, что девушка недавно прошла ад ломки и выглядела в новой обстановке беззащитно и одиноко. Познакомившись с ней, она, как могла, подбадривала новую подругу и оказывала ей всяческую помощь.
Вот и сейчас, отсыпав немного кофе в рваную газету, она шла проведать Яну, которая, по большей части, сидела дома. Постучав, Ольга открыла дверь и прошла в комнату, где девушка под небольшим светильником со слабой лампой читала роман Ремарка «Три товарища».
– Как самочувствие? – с ходу спросила Ольга. – Как беллетристика?
– Нормально, – вставая, ответила Яна, радуясь приходу подруги. – Скучно очень, и кошмары мучают! Я Ремарка уже наизусть выучила! – и показала на стопку книг, где Ольга увидела на «Западном фронте без перемен» и «Черный обелиск».
– Мрачные книги, – прокомментировала Ольга, – а кошмары здесь всех мучают. Сейчас я буду веселить тебя. Контрабандой – кофе, вот принесла, – весело сказала Ольга.
– Где ты его взяла? Здесь, кроме чая на травах, ничего нет, – говорила Яна, включая чайник. – Надо быстрее, пока этот жмот генератор не отключил. – На всем экономит, вон лампочка в светильнике 20 ватт, а то и меньше, глаза все поломала! Девушки замолчали. Ольга рассыпала драгоценный кофе по стаканам, Яна поставила на стол рафинированный сахар и разлила кипяток по стаканам. Отхлебнув кофе, Ольга спросила:
– Кстати, как вы добрались из города? Бабы говорят, с приключениями? – Яна вздрогнула, вспоминая события той ночи. Потом набрала в грудь воздуха, как будто хотела рассказать все быстро и без остановки:
– В дороге случался кошмар, мне кажется, что это мне приснилось, или начинающаяся ломка превратила мой мозг в ретранслятор ужасов, – и Яна вывалила новой знакомой все, что произошло в тот день, – от поломки машины, до пропажи семьи Бимировых – Виктора и Иры. О странной погоне в лесу, о безумном поведении Григория, который начал «мутировать» и выскочил из дома, после чего началась схватка с волками или «хрен знает с кем».
А куда Григорий делся и эти… Бимеровы? – в свою очередь спросила Яна.
– Похоронили его позавчера, Григория, – спокойно ответила Ольга. – По официальной версии – загрызли волки. А электрик с женой якобы вернулись в Битучары. Ты кофе-то пей, подружка! – Яна держала в руках остывшую кружку, к которой не притронулась в ходе своего сбивчивого рассказа.
– Мне страшно! – сказал она, отхлебывая остывший напиток.
– Ничего – прорвемся! У меня есть знакомая – баба Мария, она тебе все объяснит. На понятном языке. Станет легко и понятно. Будешь сильнее и здоровее, а главное, бояться перестанешь…
