Эдуард Павлович Петрушко
Деревня 2
ГЛАВА 12
В сером мраке над ней шевелились огромные мутные тени. Изредка она слышала голоса – гортанные, гулкие, непонятные. Ощущала чьи-то прикосновения. Иногда они приносили сладостное облегчение, иногда после них боль взрывалась ослепительным фейерверком. Стоял удушливый запах жареного жира, трав и еще чего-то незнакомого.
…После четырех дней жуткой боли и страданий она была способна мыслить. Попробовала поднять руку, но встретила сопротивление веревки, которой она была привязана к кровати. Болела спина и ноги, но голова была относительно свежая. Яна смутно вспомнила события последних дней и тяжело вздохнула. Не в силах сдержать боль она оттолкнула двух сиделок и в чем мать родила выбежала на улицу и начала кричать, чтобы ее отвезли обратно в Москву. Двое мужчин затащили ее в дом, а бабушки силой залили в рот горькую настойку, после которой она провалилась в беспамятство.
Тут в дверь поскреблись. Очень тихо. Звук был вкрадчивый и просительный. Будто собака или кошка просится домой. Скреб повторился. Яна осмотрелась – рядом никого не было. Скреб-скреб. Может, кто-то ключом открывает замок. Нет – это было царапание живого о неживое. Кто-то – кто-то! – очень хотел попасть к ней в избу, причем звук стал требовательнее и настойчивее. Яна зажмурила глаза, вжалась в кровать и через мгновение провалилась в спасительный сон.
Придя в себя очередной раз, Яна увидела сидящую рядом бабушку. Лицо изможденное, узкое, начесанные седые волосы слиплись и падали на глаза. Бабка что-то шептала и держала ее за руку. Руки у нее были в потеках сажи и копоти. От нее пахло мокрой псиной и прелостью. Но, как ни странно, ее прикосновение и шепот приносили покой в исстрадавшееся тело. Яне было значительно лучше, руки были уже развязаны, и на ней была надета большого размера ночнушка.
– Кто ко мне ночью рвался? – спросила она, рассматривая свою сиделку. Та даже не открыла глаза и продолжала что-то шептать. «Ладно, подождем», – решила для себя Яна. Однако бабка, закончив свои причитания, встала и вышла из избы. Не зная, что делать, Яна спустила ноги с кровати и хотела встать. Но тут открылась дверь, и вошла жизнерадостная женщина в смешном чепчике, неся поднос, накрытый белым полотенцем.
Посредине комнаты стояли стол и скамья, сколочены грубо, из неотесанных досок, зато основательно – хоть кувалдой бей, не размолотишь. В углу стояла полуметровая в высоту и метровая в длину печь с прямоугольным кирпичным коробом и лежащей на нем чугунной плитой с двумя конфорками. Труба печи устремилась сквозь потолок и крышу дома вверх, в небо.
– Очухалась? – спросила женщина густым бархатистым голосом и поставила поднос на стол. Теперь будет легче, иди покушай, только не спеша. Набирайся сил и обязательно выпей чай. Обязательно! Проверю! – сказала она и, выходя, погрозила пальцем.
Яна подошла к столу и сняла полотенце с подноса. На нем стоял дымящийся бульон из курицы, пюре и кусочек хлеба. У Яны тут же проснулся дикий аппетит, и она вспомнила, что нормально не питалась больше года. Она ела быстро и некрасиво, но ей было все равно, даже если за ней кто-то наблюдает. Заляпав стол бульоном, она быстро начала забрасывать в себя вкусную пюрешку, политую жидким соусом.
Быстро расправившись с едой, она тут же почувствовала неприятные ощущения в желудке, который отвык от нормальной пищи. Посмотрев на поднос, Яна увидела стакан с чаем, цвет которого был практически черный. Не спеша взяв стакан, девушка понюхала напиток, который пах лесом. Как послушная школьница, залпом выпила уже остывшую подслащенную жидкость и тут же почувствовала приятную слабость и сонливость. Еле дойдя до кровати, Яна снова провалилась в сон.
Очнувшись ночью, она услышала жуткий вой, переходящий в рев. Казалось, что эти звуки раздавались рядом с ее домом. Она не могла уснуть и села на постели, затаив дыхание и обнимая себя руками, чтобы унять дрожь. Через некоторое время девушка набралась смелости и подошла к окну. На небе белела полная луна, словно заштрихованный белым мелом круг на фоне черного листа. Яна смотрела на луну и напряженно прислушивалась, пытаясь понять, что за зверь издает этот ужасный вой.
На прохладном стекле играли отблески какого-то света. Откуда он, когда фонарными столбами здесь и не пахло. Прислонившись к холодному стеклу, Яна посмотрела по сторонам. Со стороны леса горел огромный костер, вокруг него стояли несколько мужчин с оружием в руках.
ГЛАВА 13
Сначала была только боль – чудовищная, черная, космическая. Все его тело, казалось, целиком состояло из этой боли. Он различал множество ее оттенков, она пульсировала в каждой клетке, в каждом нервном окончании. Боль жила вместе с ним целую вечность. Она то собиралась в один невыносимо мучительный комок, то жгучими волнами растекалась по всему телу. Потом страдания отступили. Иногда вырываясь из липкого сна, он слышал вой. Сначала он думал, что слышимое им – это галлюцинации, тихие, далекие, похожие на шепот, забирающиеся внутрь головы, словно всегда там были.
Артур внезапно понял, что не спит и смотрит в бревенчатый потолок, с которого свисает серая пакля. Полежав еще немного, он начал осматриваться, двинул рукой, зачем-то пошевелил пальцами ног. Он лежал на панцирной кровати, а серая смятая простынь валялась на полу. В окне дребезжал рассвет.
Подняв левую руку, чтобы посмотреть время, он обнаружил, что часов на нем не было. Артур посмотрел по сторонам: темные бревенчатые стены, кирпичная печь, дощатый стол, допотопный радиоприемник на полке. На полу темная большая шкура, по всей видимости, медвежья.
Собрав силы, Артур встал, надел на себя телогрейку и подштанники, ношеные, но чистые, заботливо оставленные кем-то на скамейке. Движения давались с трудом, казалось, его руки и ноги принадлежали другому человеку. Одевшись, присел на краешек кровати и осмотрелся.
В центре комнаты стоял самостроганый стол, у печи – полка с деревянной и глиняной посудой. В одной из стен вырезаны два небольших окошка, под потолком висела лампочка Ильича. Несуразно смотрелся одинокий, покосившийся на бок, кривой и ржавый холодильник. Кажется, «Юрюзань», правда самого логотипа уже там и не было видно, висели лишь две буквы Ю и Н… а все остальные буквы были кем-то сбиты или оторваны. Артур встал и зачем-то открыл холодильник – внутри было пусто. Только спустя минуту он понял, что холодильник не работает.
На стене висела фотография: семья из трех человек стоит у кромки моря, на плече у мальчика сидит обезьяна, внизу надпись «Сочи, 1972 г.».
Пройдя в прихожую, он увидел допотопный уличный умывальник, а под ним ведро. Артур поднял клювик умывальника, на ладонь полилась холодная вода. На гигиенические процедуры не было ни сил, ни желания. Вода была арктической температуры.
Открыл дверь: крылечко свежее, под окном грубо выструганная лавочка. Было понятно, что этот дом – не вынужденная обитель, а кем-то любимое жилье. Ветер трепал тонкие ветки и срывал с деревьев последние, уже сморщившиеся листья, забрасывая их высоко в небо. Рядом был курятник. Нахохлившиеся куры рядками сидели на насесте, сонные и смирные, время от времени приоткрывая глаза и с презрением посматривая на потревожившего их человека.
Сев на лавочку, он заметил, что из окна соседнего дома за ним кто-то наблюдает. Приглядевшись, увидел силуэт женщины. Всё это время женский силуэт не отходил от окна, она лишь изредка говорила что-то в сторону. Через несколько минут появился мужчина и отогнал её, задернув окно шторой. Артур зевнул во весь рот и прислушался к своим ощущениям. Внутри была пустота, но ни головокружения, ни липкой потливости, ни испепеляющей боли, которая его терзала несколько дней, ничего не было.
– Переломался, – сказал он, обращаясь к курам, и посмотрел в разные стороны. Слева беспризорно брел грязный теленок, за ним шел мужичок, который напевал себе под нос какую-то мелодию. Увидев Артура, сидящего на лавочке, он резко повернул к нему и почти по-военному представился:
– Петля. Андрюха Петля, но кличут Петлей. Это не кличка, а фамилия. От уголков глаз Петли разбегались морщинки человека, который привык смеяться много и с наслаждением.
– Артур, – ответил Смыслов и, встав, пожал руку Петле. Последний, закуривая, предложил Артуру, но тот отказался. Посмотрев в небо, важно сказал:
– Зима нынче будет суровая, снежная, снег устанем кидать. Артур кивал головой и думал о своем. Потом, глядя на густую ухоженную бороду Петли, спросил:
– Ночью кто-то выл, это волки? Странный вой, я такого раньше не слышал, будто душат кого.
– Да, волки, – безразлично ответил собеседник, выдув из легких большое никотиновое облако и затоптав бычок.
– А что вы их не истребляете?
– Истребляют, – с мрачным видом ответил Петля, делая ударение на «ют». С Битучар целая группа ездит. Пару годков назад столько выбили, что перебор вышел. Оленей и лосей в тайге развелось – тьма тьмущая. Вроде бы и хорошо, всегда мясо в деревне есть, но они все молодые деревья сожрали, больных много развелось, раненых. В общем, мор начался.
– А как тогда быть? – спросил Артур, заинтересовавшись разговором.
– Обычных лесных волков беречь надо, – философствовал Петля. – У них свое место в тайге. Они знают, на кого охотиться. Выбирают негодных – больных и слабых. Вот смотри, как они определяют, кто есть кто? Если олень побежал в гору, значит, он крепкий, если вниз – значит, хворый, за таким и гонятся. Лося тоже выбирают. Если крупный лось, встал как вкопанный и рога выставил, волки такого обойдут. Сохатый может ребра поломать или копытом убить. Петля задумался, глядя на тайгу. Тайга как будто слушала человека, ветер притих, стояла звенящая тишина.
– А сейчас волков много развелось, и разные они. Есть такие, что лучше не встречаться. Черт их побери! Пошел я, свидимся еще. Петля пошел догонять теленка, который с любопытством остановился и разглядывал колодец.
ГЛАВА 14
Игорю Школову снилось, будто он идет по дороге, которая покрыта мелкими камушками, от которых ярко и светло в ночи. Он не знал, зачем он идет и куда она его приведет. Вскоре оказался на распутье. В глухой лес шла заросшая темная тропа, по которой уже давно никто не ходил. Две остальные стежки были широкие и освещенные, не предвещающие беды.
И все-таки он почему-то пошел по первой тропинке, которая вела к боли и несчастьям. Его сопровождали невидимые существа. Из-за деревьев, что высились по обеим сторонам тропинки, до его ушей долетал едва слышный шепот на каком-то странном языке, который он, впрочем, отчасти понимал. И из этих обрывков он понял, что кто-то хочет сотворить с его плотью и душой нечто чудовищное.
Игорь проснулся резко, стер пот со лба и прислушался. В тишине, обеспокоенной только тиканьем часов и гулкими ударами сердца, он скорее почувствовал, чем услышал, как скрипнула дверь. Он включил старый торшер, стоящий на стуле возле кровати. Кто-то прокрался в комнату и приближался к нему, стараясь ступать бесшумно. Игорь присел, готовясь к схватке, его слух до крайности обострился, мышцы напряглись.
В свете лампы вышел ободранный кот. Засаленная шерсть свалялась на боках. Хрипло мяукнув, хвостатый уставился своим единственно уцелевшим глазом на Игоря. Школов знал этого кота. Его звали Шнурок, и он часто ночевал в его доме, но так поздно не приходил. По рассказам соседа, своего второго глаза кот лишился в ожесточенной схватке с сородичами из-за дохлой крысы год назад. Бой он проиграл, и сочную крысу унес более сильный противник.
– Шнурок? – угрожающе спросил Игорь. Кот замер и позже тихо мяукнул. – Прекращай пугать, тварь шерстяная, а то утоплю! – Шнурок прыгнул в ноги и тут же блаженно замурчал. Школов выключил свет и еще долго слушал приятное мурлыканье кота.
Проснувшись, Игорь Шнурка не нашел. Завтракать ему не хотелось, он быстро умылся прохладной водой и вышел на улицу. Небо превратилось в сплошной темно-серый отек, быстро наплывавший на поселок. Стало не по-утреннему темно. Рывками, слово разгоняясь, подул ветер.
Посередине улицы шел ребенок-идиот с довольно милым немного бульдожьим личиком. Проходя мимо, он помахал Школову пухлой рукой и улыбнулся, показывая несколько торчащих в разные стороны зубов. Одет он был в нелепую яркую куртку, спортивные штаны и большие сапоги. Несмотря на свой глупый вид, казалось, малыш понимал, куда и зачем идет.
Школов, не понимая почему, пошел за странным ребенком. Мальчик обернулся, увидел, что за ним идет Игорь, и звонко засмеялся. Смех был похож на рычание небольшой собаки. Встречающиеся люди почтительно здоровались с ребенком-инвалидом, а потом и с самим Школовым. На приветствие односельчан мальчик также отвечал помахиваем руки. Через сотню метров ребенок свернул в сторону и поднялся по ступенькам в дом, в котором никто не жил. Этот дом считался то ли церковью, то ли каким-то другим святилищем. Игорь в нерешительности остановился. Потоптавшись на месте, он подошел к окну дома и заглянул внутрь.
В большой комнате за грубым дощатым столом сидел человек и при свете свечи что-то читал. Это была большая книжка, потрепанная и старая. Читающий или плохо видел, или почерк в книге был неразборчив – он постоянно подносил книгу то к свече, то к своему лицу. На неотесанных стенах комнаты были изображены странные рисунки, в одном из которых он различил морду волка.
Присмотревшись, Школов увидел, что на столе кто-то лежит, а вокруг на скамейках сидят люди. Сидевшие, не отрываясь, смотрели на покойников, как будто хотели их запомнить на всю жизнь или ждали их пробуждения. Оба накрыты белой простыней, а под головой у них лежали небольшие подушечки. В голове у покойников, рядом с читавшим, он увидел ребенка, который стоял на стуле и сосредоточенно смотрел в закрытые глаза умерших. Игорь узнал в одном покойнике Григория, статного и сильного мужика, помощника Якова, а во втором – местного кузнеца Семена. Отчего он мог умереть, когда он гвозди в узел завязывал и неподъемной кувалдой махал как тросточкой? А Григорий недавно в Битучары за новой партией городских ездил – то ли за работягами, то ли за наркоманами. Тоже здоровый мужик, ломом не перешибешь.
Неожиданно ребенок поднял глаза на Игоря и громко засмеялся, показав редкие, как рис, зубы. Школов отпрянул от окна и тяжело задышал. Казалось, что его застали за чем-то постыдным и позорным.
Позже, идя по дороге к своему дому, Игорь уверился, что рядом обитает нечто поганое и злое, невероятное и мощное, иное от человеческой природы и сути. Что «это», он представить не мог, но совершенно четко понимал – ему предстоит с ним встретиться. Игорь чувствовал, что оно неумолимо приближалось, но с какой стороны – он не знал…
ГЛАВА 15
После схватки с волками-оборотнями в битве за скотину соседки Марины, Жора остался жив. После выстрела дуплетом гигантские волки с человеческими лицами быстро ушли через вырытый лаз. Причем ушли и те двое, которые получили смертельный заряд картечи, после которого они должны были сдохнуть на месте. Эти звери были не такие большие, по сравнению с тем, какого он видел, возвращаясь летом с лесоповала. Но с этими волками явно было что-то не так. Их глаза, уши и морда напоминали изувеченное человеческое лицо. Они были громадны и странно передвигались на четырех конечностях, как будто им было неудобно.
Менько, будучи решительным и любопытным человеком, решил разобраться с происходящим в тайге. У него был план. Он любил все планировать с детства, правда не всегда в его системе все срабатывало…
Забрав у Марины остатки недоеденной коровы, он их порубил и сложил в большой мешок с лямками. В тот же день он принялся готовить капканы. Вместо волчьих, он взял два больших медвежьих капкана, которыми давно не пользовался. Сначала он проверил их на срабатывание, а потом весь вечер крепил в ветках хвойных деревьев и листве.
Мать задавала вопросы, от которых Менько отмахивался, а поняв его замысел, начала его со слезами отговаривать от похода в лес. Сын отмахивался от матери. Умаявшись, сел на лавку, наблюдая за котами, которые вились вокруг миски с рыбьими головами, как поросята возле свиноматки. Они сосредоточенно жевали и прижимали уши к голове, время от времени рыча друг на друга. У них были острые лопатки и тощие впалые животы.
– Откуда столько котов? – пытаясь отвлечь мать от ее переживаний, спросил Жора.
– Полудикие, нарожают в заброшенных подвалах, никто не топит и не кормит – вот и вьются возле меня да Марины. Сын, не ходи в тайгу, видишь, что творится! Сгинешь не за копейку. Вообще, пора в Битучары переезжать, а то живем как лешие на болоте.
– Я на одну ночь. Схожу приваду разбросаю, посижу ночью в сторожке. Мам, не переживай, волков еще каких-то бояться! А весной переедем в город – обещаю. – Мать тяжело вздохнула и поняла, что спорить с сыном бесполезно, пошла готовить закваску для хлеба.
Выдвинуться в тайгу Жора решил завтра с раннего утра. Выйдя потемну, он взвалил на плечи поклажу и, перекрестившись, двинулся в путь. Дорога была дальняя и тяжелая. Импровизированный рюкзак с мясом натирал плечи, карабин через пять километров казался чугунной пушкой. Два медвежьих капкана тяжело били по ягодицам. Но крепкий Менько, сжав зубы, шел вперед, несмотря на сопротивляющийся лес и чавкающую грязь.
В лесу было необычно хорошо: пахнущий сосной воздух, нервный треск сороки, особенное спокойствие и нежное дыхание вечности. «Мир меняется, города строятся, люди рождаются и умирают, а тайга – она всегда одинаковая», – думал Жора.
Наконец-то он увидел через ветки небольшую приземистую избушку. Громко выдохнув, скинул с себя тяжелую поклажу. Раскидав порубленные куски говядины напротив окна, из которого он раньше стрелял кабанов, принялся устанавливать капканы. Потом по своим следам волоком протащил мясо и побрызгал специальным раствором пихты.
Притомившись, Менько зашел в срубленную им несколько лет назад охотничью сторожку. Обычно в таких зимовьях есть минимальный запас продуктов, спички и вообще все, что нужно для выживания. Можно пользоваться, чем хочешь, только не забыть оставить запасы и для следующих путников. Менько не возражал против таких гостей и, осмотревшись, понял, что недавно в сторожке кто-то был, но чужаки ничего не тронули. Пожевав на сухую бутербродов, он прилег отдохнуть на скамейке и тут же провалился в крепкий сон.
Жора проснулся резко и сразу сел на скамейку, нащупав рядом карабин. Он понимал, что проснулся от какого-то шума, идущего с улицы, а кто издавал этот шум, он понять пока не мог. Менько прислушался. Тишина, он встал и подошел к единственному узкому окну избушки, которое выходило на поляну, где была разбросана привада. Свет от луны еле-еле проникал через тучи и несмело освещал тайгу и избушку с притаившимся в ней человеком.
Из глубины леса раздалось фырканье и шорох. В животе Менько разошлись узоры страха. Сейчас-сейчас они выйдут. Снова тишина, Жора в неудобной позе смотрел в окошко. Спина затекла, но он упорно стоял, вглядываясь в темноту, различая очертания деревьев и редкие просветы леса. Вдруг на поляну выскочили какие-то тени, и началась возня. Фырканье переросло в чавканье и напоминало звуки, издаваемые громадным существом, пытающимся вытащить свои лапы из трясины. Звери начали терзать остатки коровы. Рычание возле туши не походило на волчьи звуки. Казалось, из-за остатков коровы дерутся какие-то невиданные твари.
Вдруг раздался страшный визг, переходящий в человеческий вопль. Попался! Его опять обуял животный страх. Чтобы успокоить себя, он взял в руки карабин и стал ждать. На поляне происходило что-то непонятное: возня, страдальческие хрипы попавшего в капкан зверя. Тени метались, а потом замерли в одном месте, образуя большой темный шар. Стая собралась возле попавшего в капкан. Странно, волки должны были разбежаться. Дальше раздалось шипение, похожее на человеческий голос! Они между собой переговариваются! Резкий короткий вопль, и все стихло. Жора отпрял от окна и замер, прислонившись к бревенчатой холодной стене. Сколько он простоял, вытянувшись по стойке смирно, он не знал. Без движения начали мерзнуть руки, сжимающие холодную сталь карабина.
Но вот раздался тихий хруст веток – кто-то неторопливо обходил дом. «Может, медведь?» – подумал Менько. Но медведь по-другому ходит. Опять тишина. Кажется, что кроме него в округе никого нет, но Жора мог поклясться, что возле двери кто-то стоял и слушал. И вдруг входная дверь затряслась так, словно ее хотел сорвать лесной великан. А дверь, надо сказать, тяжелая была, с массивным засовом. Жора встал напротив двери, направив на нее карабин.
Потом послышался другой звук – будто кто-то скреб острыми когтями, пытаясь разорвать деревянную дверь. Звук нарастал, становился все громче и громче, парализуя волю Жоры. Наконец, дерево затрещало так, будто готово было разлететься на тысячу щепок, а петли начали со скрежетом отдираться от оснований.
Озноб пробежал по спине, по затылку, кровь отлила от лица Менько. Горло перехватило так, что он не смог бы и закричать, даже ради спасения жизни.
– Сейчас шмальну! – не своим голосом прокричал Жора и дослал патрон в патронник. Все стихло. Потом как будто из-под земли раздался глухой голос, и стоящее за дверью существо прошипело:
– Мы тебя сожрем! Тебя и твою мамку! – Менько выстрелил. Потом еще и еще, пока в магазине не кончились патроны. Наступила тишина.
До самого утра Менько сидел у буржуйки, беспрерывно дымя сигаретами, и подкармливал огонь, который вдруг сделался для него дороже всего на свете. Осознать, что было ночью, он не мог. Мысли, как рой пчел, кружились, но не укладывались ни в какую логическую цепочку.
Вышедшее солнце осветило тайгу. Жора осторожно открыл дверь и выглянул из избушки. Держа наперевес карабин, он подошел к месту, где были установлены капканы. Менько увидел, что у одного капкана пружины были разжаты, и рядом лежал большой палец человеческой ноги…
