Ярослав Ганеш
Истории из комы
Глава 5
Сегодня Адам снова встречает в палате доктора и медсестру. Медсестра забирает капельницу, когда входит мальчик. Они смотрят на него, улыбаясь.
– Мы тебя уже заждались, – говорит главный врач. – То, что ты делаешь, можно назвать чудом.
– Он просыпался? – с надеждой смотрит мальчик.
– Пока нет. Но его мозг начал реагировать на внешнюю среду.
– Другими словами, – говорит медсестра, – его сон теперь не настолько глубокий, и, если так пойдет и дальше, у него есть все шансы проснуться.
– Так что постарайся, – делает серьезное лицо главный врач. – На тебя все надежды.
– Я здесь ни при чем, – отвечает Адам. Ему совершенно не нравится, что они разговаривают с ним, как с маленьким. – Я просто читаю ему его книги.
– Тогда не будем тебе мешать.
Врач и медсестра уходят. Мальчик открывает книгу.
***
Рассказ пятый
Матвей и Мира выходят из дома и направляются к машине. Он держит ее под руку. Костюм сидит на нем идеально, как и на ней темное коктейльное платье. Вместе они смотрятся как парочка на красной дорожке открытия церемонии Оскар.
Такси премиум-класса – черная Toyota Camry. Водитель в костюме поочередно открывает им двери, и они проваливаются в мягкости кожаных сидений.
– Не волнуешься, что дети на целый вечер останутся без твоего присмотра? – спрашивает Матвей, поглаживая ее руку.
– С твоей мамой они в полной безопасности. Мне иногда кажется, что она способна в одиночку остановить даже ядерную бомбардировку.
– Когда вы уже поладите?
– Тогда, когда она наконец признает, что ты теперь мой.
Он хочет поцеловать ее в губы, но целует в щеку, чтобы не размазать помаду. Ему нравится алый цвет на ее губах и нравится ее новый парфюм.
– Ты думаешь, будет весело? – спрашивает Матвей.
– Тебе же всегда нравилось общаться с Глебом.
– С трезвым Глебом. А сегодня его день рождения, и это второй день в году, когда все его пороки обретают свободу.
– Вот видишь – скучно точно не будет.
Они подъезжают к ресторану. Сногсшибательная хостес даже не спрашивает, бронировали ли они стол.
– Пойдемте. Вас уже ждут, – говорит она, растягивая улыбку до самых мочек ушей.
Они следуют за стуком ее каблуков вверх по лестнице. Глеб набрасывается на Матвея, норовя раздавить в объятиях. Мира сдержанно целует Веру.
Стол накрыт на сумму, равную стоимости месячного рациона среднестатистического жителя города. Коллекционный виски, лобстеры, фуа-гра, трюфели.
«Глеб всегда был снобом, – думает Матвей. – А сегодня ему исполнилось сорок, и он наконец добрался до вожделенной ступени высшего общества».
– Ты должен это попробовать, – говорит Глеб, наливая виски в стаканы с узорчатыми гранями.
– А у тебя, похоже, появился вкус, – говорит Матвей, глядя на бутылку с оленем. Хотя островной виски всегда казался ему слишком резким.
Дамам наливают шампанское, и Матвей встает, чтобы произнести тост.
– Мой брат. Мы с тобой прошли не одно болото. Ты заменил мне того старого козла, который бросил нас в детстве. Вместе мы отмылись от грязи, и теперь от тебя пахнет совсем не как от простых смертных. Ты вскарабкался так высоко, что, боюсь, мне тебя уже не догнать. Я хочу выпить за то, что на этом пути ты не растерял своих принципов и не лишился любви к родным.
– До дна! – кричит Глеб.
Через два часа они поднимаются в бар. Жены уезжают домой, к детям, а мужчины продолжают погружение в беспамятство. Через три часа Глеб лишается адекватности. Матвей заводит его в уборную и умывает, пытаясь привести в чувство.
Пьяный Глеб шарит по карманам и достает пакетик с белым порошком.
– Давай, – говорит он почти нечленораздельно.
– Я не буду, – отвечает Матвей.
– Давай, я сказал.
Матвей заходит в кабинку и чертит на стеклянной полочке две жирных дороги, дробя их своей золотой картой. Потом скручивает сто долларов и, выходя, протягивает их Глебу. Тот исчезает за дверью кабинки, и Матвей слышит его глубокие вдохи носом. Выходит Глеб, держась за нос и вытирая раздраженные глаза.
– Ухх, – говорит он. – Как новенький. Ты будешь?
– Ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– Очень зря. Товар чище, чем щелка девственницы.
Они возвращаются в бар. По одному и парами слетаются мотыльки и вороны, олицетворяющие высшее общество. Глеб здоровается с ресторатором, которому принадлежит это самое популярное среди местных кошельков место; целует в щеку певицу, возглавляющую песенные топ-чарты; обнимает мужчину, прикарманившего весь рынок металла в стране. Глеб представляет всем брата, и тот отвечает взаимностью на фальшивые улыбки.
Бармен наливает в два стакана островной виски. Ди-джей ставит «Feels» Кельвина Харриса, которая оказывается любимой песней Глеба. Он танцует, поднимая вверх стакан и занимая весь проход. Молодой амбал случайно задевает его, и виски разливается на пол.
– Ты хоть знаешь, сколько денег ты сейчас разлил? – кричит ему Глеб.
– Я добавлю, если тебе не хватит рассчитаться, – дерзко отвечает тот.
Они смотрят друг на друга, как боксеры перед боем. Глеб значительно ниже, и ему приходится задирать голову вверх.
Матвей подбегает и разнимает их. Он извиняется перед амбалом и забирает Глеба к бару.
– Ты себя бессмертным возомнил? – спрашивает Матвей.
– Бессмертным? Единственная его сила лишь в связях папы-чиновника.
– У него бицепс как твоя голова.
– С каких пор ты начал бояться качков? Ты же пачками их укладывал в колыбель в восьмиугольнике.
– Здесь не восьмиугольник.
– Да, обмяк ты, братец.
– Вот какой бес тебя вечно тянет вляпаться в какое-то дерьмо? Разве ты не можешь хоть один свой день рождения закончить без неприятностей?
– Ладно. Пусть живет, но если еще раз тронет меня, пускай сразу звонит своему папочке.
– Ты же знаешь, что его старик держит в своих лапах половину страны.
– Та знаю я, но это не мешает мне его ненавидеть.
Вечеринка достигает пиковой отметки. Певица демонстрирует толпе шпагат, а вместе с тем и свои шелковые трусики. Каждые полчаса Глеб исчезает в уборной, где убирает за раз по две белоснежные полоски.
Музыка становится громче. Певица стреляет глазами в поисках жертвы. Матвею все больше хочется домой. Но если бросить Глеба, день рождения, как всегда, закончится фейерверком, долго тлеющим в памяти. Как в прошлый раз, когда он разнес половину стриптиз-клуба лишь потому, что стриптизерша не захотела уехать с ним.
Виски, сигарета. Виски, сигарета. Виски, сигарета. Певица отвергает Глеба и скрещивает ноги на диване возле молодого амбала, демонстрируя теперь свои загорелые бедра.
Очередной поход в туалет, и глаза Глеба, кажется, вот-вот вывалятся. Рука амбала обхватывает талию певицы – Глеб опрокидывает двойную порцию виски. Амбал целует певицу – Глеб с грохотом переворачивает барный стул. Суета. Охрана выбрасывает Глеба на улицу. Матвей выходит за ним.
– Вечеринка окончена, – говорит он, обнимая Глеба за плечо. – Я вызову нам такси.
– Нет, – отвечает тот. – Вечер только начинается. Поехали.
Они садятся в такси, Глеб называет адрес.
– Куда мы едем? – спрашивает Матвей.
– В одно очень интересное место.
– Зачем ты сцепился с этим мажором? Вы же с его отцом только забыли прошлые обиды. Хочешь опять лишиться всех связей?
– Забыли обиды? Ты думаешь, я мог такое забыть? Думаешь, я забыл Викторию?
– Виктория – шлюха. Она всегда уходит к тому, кто предлагает больше, и ты это знаешь.
– Еще раз назовешь ее шлюхой, и я не посмотрю даже на то, что ты мой родной брат.
– Глеб, у тебя двое детей, жена, о которой можно только мечтать. А ты все равно не можешь смириться, что у тебя когда-то забрали красивую игрушку.
– Я никогда не смирюсь с тем, что у меня что-то забрали.
Матвей замолкает. Он знает, что завтра Глеб будет жалеть о своем поступке. Завтра он позвонит отцу амбала и извинится. Завтра все наладится, осталось только дождаться, когда Глеб наконец упьется своей неадекватностью.
Они подъезжают к зданию со сверкающей вывеской. Глеб закуривает сигарету и тушит окурок в бетонной клумбе возле входа. Стриптиз-клуб. Конечно, куда еще он мог привезти Матвея в таком состоянии.
При входе Глеб кроет матом охранника, размахивающего перед ним металлодетектором. Потом уборка еще двух дорог в туалете, и они входят в главный зал.
За стеклянной стеной принимает душ брюнетка с пышными формами. В центре зала трутся друг о друга две стройные блондинки, переодетые в монашек. Из гостей в заведении лишь одна компания парней, которые, похоже, празднуют здесь свое совершеннолетие. Официантка в кружевном белье предлагает им вип-стол, стоящий на возвышенности. Глеб подходит к монашкам, и те, наклоняясь, принимают стодолларовые купюры в свои трусики.
Брат чувствует себя чужим, даже несмотря на количество выпитого. Да, девушки здесь самые отборные. Интерьер сверкает, как яйца Фаберже, но ему все равно это место кажется пошлым и грязным.
Они усаживаются за стол. Красотка-официантка приносит бутылку виски и ставит ее на стол так, чтобы мужчины могли вблизи разглядеть ее декольте. Глеб все время пропадает. То в комнате для приватных танцев, то в туалете, вынюхивая очередную порцию порошка. Матвей не покидает свой стол. Глеб возвращается, рассказывая, как только что на его коленях выплясывали те самые монашки.
Входная дверь открывается, и Матвей тяжело выдыхает. Только этого не хватало. Молодой амбал входит под руку с певицей. Для Глеба это как для быка мерцающая красная тряпка.
– Поедем в другой клуб? – спрашивает Матвей.
– Та я в порядке, – отвечает Глеб, с глаз которого не сходит злоба. – Я их не трону. Пусть веселятся. Я даже закажу им бутылку виски, – что он и делает, подзывая официантку.
Потом Глеб оказываться за их столом, и они вместе выпивают. Он зовет брата, и теперь они сидят вчетвером.
После очередной порции виски певица поднимается на сцену. Ее пьяные движения лишены былой сексуальности. Выступление больше кажется юмористическим и вызывает смех и у Глеба, и у амбала. Они перешептываются.
– Мы выйдем поговорить с носу на нос, – говорит Глеб Матвею.
– Присмотри за этим падшим ангелом, – бросает амбал.
Он соглашается, радуясь, что враги наконец примирились. Певица липнет к нему. Она гладит его бедро, пошло глядя на изгибающихся перед ними блондинок, наряженных теперь в костюмы школьниц.
Новоиспеченные друзья не возвращаются через десять минут, и он начинает беспокоиться. Вместе с певицей они выходят из зала стрипа. В уборной ни Глеба, ни амбала. Они идут на улицу и натыкаются на неожиданную картину. Под клумбой, скрутившись, лежит Глеб, а амбал метелит его своими новенькими аирмаксами. Брат тут же бросается на него. Певица начинает кричать, заливая своим писклявым голосом всю округу.
– Отвали, сука! – кричит амбал. – Или будешь лежать рядом.
– Прекрати! – кричит Матвей. Амбал отталкивает его. Глеб после очередного удара отключается, распластавшись на асфальте.
– Прекрати! – Матвей снова пытается оттащить амбала.
Еще толчок. Глеб не подает признаков жизни. Матвей отлетает назад на два шага, но удерживается на ногах. Он вспоминает все, чему научился на боях в восьмиугольнике. Два быстрых шага вперед. Прыжок. Мощный боковой справа в челюсть. Нокаут. Амбал без сознания падает назад. При приземлении его голова ударяется об угол бетонной клумбы. Мгновенная смерть.
На следующий день Матвея задержали. На свободу он выйдет через семь лет. Он не услышит первые слова своих двойняшек, не увидит их первые шаги, не отведет их в первый класс.
Через две недели Глеба выписывают из реанимации. Но брату он помочь не в состоянии, как и не в состоянии теперь отстоять свой бизнес от лап разгневанного чиновника – скорбящего отца.
***
Адам закрывает книгу и смотрит на старика. Мальчик видит, как из уголка его закрытого глаза скатывается слеза. Кардиограф, монотонно пищащий до этого и настолько привычный, что уже совсем незаметный, начинает истерить. В палату врывается медсестра. Через несколько минут приходит главврач и выводит Адама в больничный холл.
– Что произошло? – спрашивает мальчик главврача.
– Похоже, он просыпается.
– Можно мне побыть с ним?
– Лучше подожди здесь, – показывает доктор на диван. – Мы позовем, если все будет хорошо.
Адам садится на диван. Он открывает книгу и читает послесловие.
***
«Прости меня» – фраза, неспособная отмыть нравственного калеку, коим я являюсь. Но если люди, под грудной клеткой которых затягиваются оставленные мной шрамы, наконец окончательно подтвердят свои выводы, может, им станет хоть немного легче.
Это совсем не способ оправдать себя и не мгновенное прозрение. Просто я окончательно подтвердил свои самые глубокие опасения. Вся моя жизнь строилась лишь на любви к себе, погоне за выгодой и отравлении своего окружения.
К чему все это? Просто последним булыжником на чаше моих весов, измеряющих добро и зло, стало то, что мой брат сел за решетку. Я не в силах помочь ему и не в силах помочь себе. Разгневанный, скорбящий отец – хуже палача, наверное, и не придумаешь. А если учесть, что этот палач вооружен самым мощным оружием современности – властью, выходит, шансы мои где-то очень близки к нулевой отметке.
Говорят, осознание проблемы – уже половина ее решения, но это тоже не работает с такими, как я. Так что теперь мне только остается просить прощения. Но это совсем не поможет мне вытащить брата из тюрьмы. Если бы я не был тем пьяницей и наркоманом, он по-прежнему был бы счастлив в окружении своей семьи.
Эти слова неспособны отрастить палец на ноге у Веры. Из-за собственного тщеславия я загубил мечту всей своей жизни, и перспективная карьера футболиста закончилась на самом старте.
Это не поможет моим детям и жене. Быть может, помогут деньги, которые я оставляю им до последней копейки, но отца они точно не заменят. Хотя Вера, наверное, найдет им отца и получше. Без моих постоянных измен ей будет намного легче дышать.
От моего крика о прощении Дэн не вернет своего брата. Быть может, я и не виноват в смерти Семена, но его короткую жизнь я делал совсем невыносимой.
Меня зовут Глеб. Описывая эти истории и пытаясь посмотреть на себя со стороны, я все больше презирал свою мерзкую персону. Наверное, лучшим вариантом было бы и вовсе избавить от нее этот мир.
Да, я думал об этом. Для этого мне даже не пришлось бы ничего делать. Просто остаться в городе и ждать, когда пуля скорбящего отца остановит мое сердце. Но это, наверное, было бы слишком лояльным приговором. Гораздо сложнее будет со всем этим жить дальше. Жить и прокручивать в голове поступки, отравившие не одну жизнь.
Эта книга историй, о которых я очень сильно сожалею. В ней вырываются на свободу все грехи, которые только можно представить, и написал я ее, свято веря в то, что это хоть кому-то поможет задуматься.
***
На диван садится мужчина.
– Ну что, дочитал? – спрашивает он.
– Дочитал, – кивает мальчик, переполненный грустью. Он кладет книгу на диван рядом с собой.
– Что скажешь?
– Мне очень жаль его. Что было с ним потом?
– Ты читал его «Утреннее пение автомата»?
– Нет.
– Это его история о войне.
– Он был на войне?
– Да, и не на одной. Он служил бы и дальше, если бы не ранение.
– Тот поступок, – говорит мальчик. – Я бы очень хотел об этом написать.
Глаза мужчины становятся стеклянными.
– Ты хочешь узнать, что было до аварии?
– Если вам больно, не рассказывайте.
– Когда я рассказываю эту историю, боль, наоборот, уходит.
***
Два года назад.
К загородному дому подъезжает черный Citroen. Все вокруг ослепительно белое. Снег идет уже вторые сутки – пушистый и крупный. Утренний свет переливается на нем яркими отблесками. Немолодые Глеб и Вера выходят из машины и идут по расчищенной тропинке к крыльцу. Дверь открывается, из нее выбегает мальчик семи лет.
– Дедушка! – радостно кричит он и бросается Глебу на руки.
– Вот так всегда, – говорит Вера. – Бабушку мы совсем не замечаем.
– Привет, ба, – говорит мальчик.