– Ясно, – перебиваю её. – Ладно, я услышал.
Чем плоха идея с «Седьмым небом», например, женщины его обожают? Но решаю не давить. Мы и так на грани провала. Парк аттракционов? Искоса разглядываю её лицо. Юная… Не баловали тебя маленькую развлечениями?
– Как зовут твоего брата?
– Тихон.
Попробую пригласить их обоих. Пусть развлекутся. Туплю, придумывая, что еще стоит спросить. Но…
Да, черт возьми! Я не хочу задавать все эти вопросы. Можно вырезать эту часть и перейти к… «Реанимации». Мне кажется «физика» и «химия» нас спасёт. По крайней мере меня эта непреодолимая тяга к ней уже держит крепко за известное место. Облизывает нижнюю губу. Это будет перебор, если я так обнаглею? Всего лишь поцелуй. Или меня опять заносит?
– Остановитесь, пожалуйста.
– Зачем?
– Я хочу пить.
– В бардачке минералка… Стой! Подожди!
Но уже поздно, ей в ноги с глухим грохотом вываливается из бардачка массивный ствол с глушаком. Неловкая пауза. Мля. Это моя охрана отобрала у одного нехорошего персонажа. Но не объясняться же с девочкой? Что я должен сказать? «Это не моё!»?? Паркуюсь, наклоняюсь, поднимая носовым платком долбанную пушку.
– Это муляж, – вру я, чтобы стереть страх и растерянность из ее взгляда.
Отдаю ей воду в маленькой бутылочке. Ствол кладу обратно. Надо срочно от него избавиться! Мда. Не похожа она на дуру. Муляж платочком не оборачивают, опасаясь оставить на нем отпечатки. Ладно, проехали!
На ее платье белые лепестки. Это опять заводит меня до чертей, напоминая про мелкопакостного засранца-братца. Злата, следя за моим взглядом, тоже обращает на них внимание. Поднимает белый лепесток, с сожалением отпуская его в приоткрытое окно.
Цветы хоть подари, Черкасов, если уж выбросил её букет. Метрах в двадцати цветочный бутик. Открываю ей тент.
– Пять минут, – смотрю на бутик.
– Не нужно, Демид, – улавливает она моё намерение.
– Не нужно объяснять мужчине, что ему нужно, хорошо?
Нахмуривается, поджимая недовольно губы. Фак. Я опять груб. Мне нужен курс контроля гнева, наверное, и парочку по этикету. Бабушка говорит, я распустился и стал не сдержан на язык. Бабушка никогда меня не критикует зря. Но Родион просто взбесил! Сучонок. Какого хрена?
В бутике прошу собрать пастельно-розовый букет максимально быстро. Когда выхожу, моя машина уже пуста. Сбежала… Улыбаясь, бросаю букет на её сиденье.
– С характером, значит, моя золотая барыня, да?
А я облажался по всем статьям. Двоечник. Позвольте исправить, Злата Романовна? Мне очень нужно Ваше приданное. И я уже дико скучаю по Вашей неприступности. Даже не знаю, что будоражит больше… А еще мне кажется, никогда в своей жизни, я не выглядел настолько идиотом. Это любовь? Однозначно.
Протираю лицо ладонями, пытаясь стереть с него глупую несвойственную мне улыбку. Дома паркуюсь рядом с машиной брата. Он обожает свою тачку. И сейчас она тоже вся вылизана до блеска. Подхожу к капоту и отламываю хромированную фигурку на нём. В последнее мгновение рука срывается. Режусь об острый край скола. В доме прислушиваюсь. Голоса из столовой.
– Да я хоть завтра готов жениться, отец. Она красотка!
От ревности кровь вскипает.
– Добрый вечер, – захожу я.
Пожимаю руку молчаливому отцу. Присаживаюсь напротив Родиона. Вытираю салфеткой от крови и кладу перед ним фигурку.
– Я хочу, чтобы меня слышали Родион, – вдыхаю поглубже. – У тебя с этим проблемы. Уверен, это поможет тебе сосредоточиться.
– Ты чо?? – поднимает на меня ошалевший взгляд.
Сдергивая со стола еще одну белоснежную салфетку, обматываю палец.
– Финиш! Нахрена?! Пап?! Что за беспредел он творит?!
Отец молча и безэмоционально наблюдает за нами.
– Нет у меня проблем!! – рявкает он, психованно подскакивая с места. – Я тебя очень внимательно слушаю, брат!
– Осядь…
Послушно падает на стул, обиженно пялясь на фигурку.
– Если я что-то делаю, Родион, я хочу, чтобы мне не мешали.
– Ты из-за букета что ли?! – закатывает он глаза. – Ну извини! Ты же сам велел произвести впечатление!
– Не за мой счет, – тихо рявкаю я. – Усвоил?
– Ладно… – забирает фигурку со стола и сваливает.
Встречаемся взглядами с отцом.
– Как наш инвестор? – строго смотрит он на меня.
– Не прост.
– Через три недели наш алюминий на границе поменяет статус на конфискат. И выкупить его будет сложнее и дороже.
– Я понимаю.
– Если ты понимаешь, дай мне результат.
– Работаю над этим.
– Поторопись.
Спокойно, Черкасов, спокойно… Уговариваю себя, глядя в стену напротив. Кровь курсирует в моих венах, как-то по-особенному неприятно и вязко закручиваясь в груди. Потому что в парк аттракционов Злата поехала с Родионом.
Очень сложно принять, что мечту женщины, к которой ты неравнодушен исполняешь не ты. Очень. Потому что, там лежат её эмоции, которые подаришь ей не ты, и съешь их тоже не ты. А я очень хотел бы пировать ни с кем этого не разделяя. И теперь со мной происходит какая-то дичь. Я не могу ни о чем другом думать, я не могу работать. Я просто завис на этом гребанном выворачивающем душу ощущении.
Если бы у меня была такая власть, я бы сейчас закрыл этот парк к чёртовой матери. Потому что второй возможности первый раз привести её на аттракционы не будет. Всё!
Утыкаюсь разгоряченным лбом в стекло, глядя на снующие туда-сюда машины. Что я сделал не так? Видимо – всё. Но вся беда в том, что, исключая тот неправильно сформулированный вопрос и не подаренный вовремя букет, я бы ничего не стал исправлять. Я не понимаю – как иначе. И не умею быть кем-то кроме себя самого.
– Демид.
– Слушаю, Регина.
– Ты не перезвонил Потоцкой.
– Ах да. Перезвоню.
Не сейчас только. Не желаю слышать сейчас других женщин.
– Как дела с инвесторами?
– Все отлично. Злата неплохо проводит время с Родионом, – скриплю я.
И для инвестирования это хорошо. А для меня лично… это…
– Что-то случилось, Дем?
– Нет. Ничего критичного.
Я должен как-то исправить ситуацию со Златой. И я, наверное, знаю – как. Хочу поговорить не с ней, а с Иваном Михайловичем. Есть в ее интонациях что-то такое, когда она говорит «дед», что-то такое восхищенное и уважительное. Наверное, мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь она говорила с такой интонацией и моё имя. Конечно же, я бы прибавил еще парочку акцентов в его произношение… Хочу пообщаться плотнее. И так приблизиться к ней.
– Я могу чем-то помочь? – Регина все еще стоит где-то за спиной. – Хм… Может быть. Поговори со мной как женщина.
– Мм… В каком смысле? – настороженно.
– Сядь, – разворачиваясь, киваю ей на кресло. – У меня кажется проблема. Мне нравится женщина. А я ей не очень. Проблема в том, что я не могу это сгладить бабкам. И стать иным для того, чтобы ей понравиться – тоже. Есть какие-то рецепты в рамках этой маржи? Регина задумчиво останавливается взглядом на моем лице.
– Найти похожую женщину, которая будет более благосклонна?
– Не подходит. Дело не только во внешности. Отчасти она и нравится мне своей неблагосклонностью. Потому что это не манипуляции или капризы, это скорее попытка защитить свою уникальность и целостность. И там есть за что биться.
– Какая сложна задача.
– Так вот… – развожу руками.
– Может быть, ты ей показал только непривлекательные стороны товара? И если продемонстрировать положительные, то она сможет принять тебя и таким какой ты есть?
– Это может сработать, – киваю я. – Но опять же, проблема в том, что все свои стороны я считаю положительными. Нравятся они кому-то или нет.
– Тебе шашечки или ехать, Дэм?
– Допустим, ехать.
– Тогда покажи то, что может её очаровать. Чем-то же ты очаровываешь женщин, кроме кошелька. Продемонстрируй!
– Мне кажется она невинна.
– Причем здесь это?
– Если я ей продемонстрируют то, чем очаровываю женщин, боюсь это ее больше шокирует, чем вдохновит.
– Делать ставку на размер – это пошлость, Дэм! – усмехается Регина.
– Ну почему же только на размер? Я и в процессе неплох.
– Поищи что-то альтернативное.
– Навешать как следует оборзевшему сопернику считается? – рычу я, наблюдая за притормаживающей у крыльца тачкой брата.
– Боюсь, нет.
– Ну всё, тогда я пас.
– Значит, эта женщина нравится тебе недостаточно.
Достаточно она мне нравится!
Он помогает выйти Злате из машины. Сегодня она в широких брюках, облегающих ягодицы, в топе, обхватывающим ошейником шею и шляпке в мужском стиле. На руке висит пиджак. И это вау.
– Пойду поздороваюсь.
Спускаюсь им навстречу. Кровь кипит…
– Добрый вечер, – встаю у них на пути.
– Здравствуйте, Демид.
Я смотрю в ее глаза, в моей голове кино, как подхватывая за талию, я увожу ее в подсобку. Сдираю эти брюки и… И…
– Брат, – хмурится Родион. – Ты что-то хотел?
– Да.
Но если скажу – что, никто здесь не оценит.
– Мне нужно поговорить с тобой, Злата. Как освободишься, – бросаю взгляд на брата. – Набери меня, я спущусь.
И как идиот перелопачиваю у себя в кабинете все, что накопали про нее мои люди. Я ищу повод для разговора с женщиной? С девчонкой! Серьезно? Тебе заняться нечем больше?! Работы невпроворот!
С раздражением швыряю все распечатки вверх. Они медленно кружат вниз, как листья с деревьев. И заваливают пол в кабинете.
Бросаю жадный взгляд на бар. Достаю оттуда тяжёлую полную бутылку. Она звонит мне. Видимо, «освободилась».
Черкасов, выдыхай! Хочет Родиона? Пусть выходит за него. Какие проблемы? В груди от этого решения очень больно ноет. Поноет недельку и отпустит!
– Да, – отвечаю по телефону ей. Держу бутылку над стеклянным журнальный столиком.
– Вы просили позвонить, Демид.
Моя грудь разрывается от того, что я говорю. Но голос ровный и прохладный.
– Я передумал. Вызову тебе такси.
– Спасибо, не нужно, Родион ждёт…
Скидывает вызов. Закрывая глаза, разжимаю кисть. Бутылка с грохотом и звоном раскалывает каленую столешницу. Я чувствую острый болезненный кайф. В груди. Он утекает куда-то в живот. Очень болезненный. Настолько, что загибаюсь. Падаю на своё кресло.
– Убрать? – заглядывает секретарша, настороженно оглядывая груду осколков.
– Нет! Мне нравится так! – срывает меня эмоционально на нее.
Растерянно смотрит, пытаясь уловить в моем взгляде – что ей предпринять.
– Ладно, иди, Оля. Потом клининг вызовешь…
Порежется еще.
Включаю с пульта проветривание, спиртом несет как в больнице.
– Ну и чего ты сделал, кретин? – смотрю на себя в зеркало. – Зачем ты это сделал?
Это же не просто женщина. Это спасательный круг для твоей семьи. Ты думаешь, Родион потянет эту историю? Нет, я не думаю.
Встал, догнал, извинился. Давай!
Не могу!
Выбрала Родиона – её проблемы. Всё. Что бы еще сломать, чтобы это тяжёлое чувство быстрее отпустило? Наблюдаю в окно, как она садится в его машину. В последнее мгновение бросает взгляд на мои окна. Они затемнены, и она не может меня видеть.
Ладно, Черкасов, попсиховал? Успокоился? Теперь напрягись и сделай нормально. Давно меня так не сносило…
Больничная палата больше похожа на небольшую комнату в стиле хай-тек. Стальные тона. В изголовье на тумбочке горшок с цветком апельсина, планшет, книга. Пахнет свежестью и озоном. Иван Михайлович под капельницей. Без пиджака особенно заметна болезненная худоба.
– Добрый вечер, Иван Михайлович.
– Присаживайтесь, Демид.
Нажав кнопку на панели поднимает повыше изголовье.
– Вы хотели поговорить о делах?
– Не совсем… Я хотел бы поговорить о Злате.
Его взгляд заметно оживляется.
– О чем именно?
– Да я не знаю, если честно. Хотелось бы понимать её лучше, наверное. Может, подскажете что-то…
– Честно говоря, выбирая вашу семью, как партнеров, я делал ставку больше на Вашего брата, Демид.
– Почему?
– Они ближе по возрасту. К тому же… – поджимает он губы.
– Ну договаривайте.
– У него нет такого отягощенного анамнеза в личной жизни, как у Вас. А мне важно в какие руки попадет Злата.
Да в чем дело, мать вашу?! Вроде бы особенно не косячил, не скажу, что слишком зажигал. Дела обрушились на меня с юности, как на старшего наследника.
– А можно детали? Что мне инкриминируют? Помимо гарема, которого нет.
– Брошенный ребенок…
– Это не мой ребенок. Я сделал экспертизу. Дамочка просто решила срубить бабла. Ребенок из нашей семьи никогда не был и не будет брошен. Это позиция нашей семьи. Я за это отвечаю.
– На вас подавали в суд за избиение.
– Меня оправдали. Это были инсинуации со стороны очередной охотницы за бабками.
– В наше время суд выигрывает тот, кто состоятельнее, – пожимает он плечами.
– Ну что ж мне теперь – доказывать, что я не верблюд?
– Она еще и осталась Вам должна крупную сумму.
– Конечно, Иван Михайлович. Это единственный способ остудить остальных, которые вдруг сочтут, что могут безнаказанно меня поиметь. Мошенник пола не имеет! Или Вы не согласны?
Вздыхает. Прямо как Злата. Или скорее Злата вздыхает прямо как он.
– Ну и собственно слишком большое количество «охотниц за бабками».
– Да, – развожу руками. – Был такой косяк. Я, кстати, признаю, что это косяк и пересмотрел приоритеты. И я бы хотел это исправить. Удачным браком. Мне кажется брак со Златой имеет все шансы стать удачным. Но в свете той картины, которую Вы нарисовали, я теперь понимаю, почему она относится ко мне так настороженно, отстраненно и недоверчиво. Жаль…
Всё гораздо хуже, чем я ожидал. Отхожу к окну. Задумчиво смотрю вниз. Что в таких случаях делают? Доказывать что-то? Мне кажется, уже достаточно оправданий!
– Злата и Тихон – сироты, Демид. Мне остались дни… Они беспомощны пока в большом городе и большом бизнесе. Единственное, чего я хочу, это чтобы рядом с ними был достойный и неравнодушный человек. Который не обокрадёт их, а сохранит и приумножит их состояние, позаботится о них, пока они не наберут силу, чтобы заботиться о себе сами. А они её наберут. Порода у них такая.
Мда. Это он точно не про Родиона. Тот слишком разболтан и поверхностен. Его самого надо постоянно держать за шкирку, чтобы не урылся в какое-нибудь дерьмо.
– Вы меня понимаете, Демид?
– Конечно. Я Вам обещаю, что кого бы не выбрала из нас Злата, я позабочусь о том, чтобы она была защищена и… не обворована. И Тихон тоже. Семейный бизнес веду в основном я, так что это в моей компетенции – давать такие обещания.
– Я очень надеюсь. Как у бизнесменов, у вашей семьи безупречная репутация.
То есть я один из семьи попал в черный список, да? Круто. Родиону двадцать три, мне тридцать два. Думаю, его анамнез переплюнет мой через девять лет. Жизнь, она, сука, такая. Чем дольше живешь, тем отягощённее «анамнез».
Нам приносят чай. Я привык к кофе. Но сейчас с удовольствием пью. Мы бегло обсуждаем кое-какие дела. Но я возвращаюсь к цели моего визита.
– Мои люди нашли информацию как погибли их родители. Несчастный случай? – уточняю я.
Едва ли он был случаем, на мой взгляд.
– Нет… Мой сын и невестка не согласились продать прииск.
– Как же выжили в таком случае дети?
– Это непростая история. Быть может, Злата когда-нибудь расскажет ее Вам. Но, чтобы увести их из-под удара, мне пришлось оформить документы так, что продажа прииска будет возможна только после совершеннолетия Тихона.
А еще объявить его истощенным? Но в слух я этого не говорю. Эту тайну не надо никому знать. Иначе вороны и шакалы снова начнут брызгать слюной. Думаю, было не просто убедить всех в пустоте недр прииска. Дверь приоткрывается.
– Дед? Оборачиваюсь. Парнишка лет тринадцати. Худощавый, хмурый…
– Проходи, Тихон. Познакомьтесь. Это Демид Черкасов.
– Здравствуйте, – немного неловко мнется он.
Протягиваю ему руку, пытливо разглядывая. Похож на сестру.
– Дэм.
– Тихий, – пожимает он в ответ, так же пытливо разглядывая меня.
Нормальный пацан…
– Дед! – забегает следом Злата. – Мы тебе клубнику прине…
Обрывается на середине фразы заметив меня. Во мне всё вспыхивает и местами коротит, вызывая лаги и глюки в моей «оперативке». Потому что чудо как хороша! В джинсах, белой маечке, без макияжа. Две косички. Свежая, юная и прекрасная!
– Привет, – сглатываю я.
– Здравствуйте.
Но меня еще слишком бомбит, чтобы я мог просто наслаждаться этим, без своих болевых ревнивых спазмов.
– Как аттракционы? – претензионно дергаю бровью.
– Хорошо.
Мы стоим с ней друг напротив друга. Я перестаю ощущать, что здесь есть еще кто-то.
– М. Я рад, что тебе понравилось.
– В самом деле? – дергает бровью.
– Если в самом деле, то нет, не рад.
Прямой вопрос – прямой ответ.
– Ну Вы же все равно не хотели идти, Демид.
– Откуда тебе знать, чего я хотел на самом деле?
Стягиваю из её чашки крупную ягоду клубники. Тихон тихо разговаривает с дедом, а мы всё ещё стоим в дверях.
– Я хочу компенсацию, Злата.
– Компенсацию?! – распахиваются удивленно ее глаза.
– Да. За то, что обещанное мне свидание отдано другому.
– Разве я обещала? – скептически.
– Разве нет?
Морщась, съедаю кисловатую ягоду.
– Так, я могу рассчитывать?…
– На аттракционы?… – растерянно.
– Нет. Аттракционы уже не кондиция. Нужно что-то такое, что будет для тебя более интересным.
– Хм… Знаете что, Демид – хотите куда-то пригласить – пригласите, – сердится она. – Если мне будет интересно – пойду.
– Вот всегда так.
– Как?
– За то, что младшему достается на халяву, старшему приходится биться в мясо.
– Вы про Родиона?
– Иван Михайлович, до свидания, – разворачиваюсь я. – Тихон, приятно было познакомиться.
Злата, съедает одну из ягод сама, раздавливая ее белыми зубами.
Хочу!.. Едва сдерживаю порыв впиться в этот сочный рот. Облизываю свои полыхающие губы.
– Я позвоню через пару часов тебе… – едва касаясь веду костяшками пальцев по её плечу.
Ухожу.
Промучившись с час мыслями, что могло бы ей понравиться больше аттракционов, психую и отказываюсь решать эту задачу.
Я – не клоун! И я не про развлекать. Сложно было сказать самой?
Рассерженно медитирую на телефон. Чем плоха идея поужинать где-нибудь и пообщаться? Идеальное свидание, на мой взгляд. Но что-то мне подсказывает, что моей золотинке это не вставит. С общением у нас непросто.
Ловлю себя на мысли о том, что злюсь на неё до чертей! Потому что она не лёгкая добыча? Да, радуйся, Черкасов. Тебе ещё не осточертели дешевки? До тошноты осточертели. И самое стрёмное, что я теперь заточен под них. Я это осознаю. И с трудом себя вытаскиваю из этого состояния.
Может что-то необычное подарить? Что может ее порадовать? У Ивана Михайловича в центре антикварный магазин. Еду мимо него. На витрине притягивающая взгляд дизайнерская композиция из самоваров, веретён, начатых кружев на коклюшках, икон в старинных окладах… и множество украшений из янтаря, малахита, коралла.
Антикварка – сложный бизнес. Не думаю, что он дает большой и стабильный доход, а вложений требует немало. Интересно посмотреть, что внутри.
Паркуюсь недалеко. Открываю дверь, колокольчик мелодично звенит. Оглядываю небольшой зал. Это больше похоже на музей. Злата помогает упаковывать в коробки «экспонаты». Я узнаю её еще со спины. Вернее, узнает вперед мозгов моё нервное с некоторых пор сердце. Я еще не понял, что это она, а сердце уже заходится в приступе тахикардии.
– Аккуратнее, пожалуйста… – просит Злата работников. – У нас закрыто, – разворачивается ко мне.
Закусывает губу.
– Привет, еще раз. Ревизия?
– Нет. Это все продано с торгов вчера, – с сожалением.
– Ясно… Всё-всё?
– Практически. Пару вещиц мы оставили на память. Снимаю с крючка бусики из янтаря. Звенья сделан в виде шариков, на каждом вырезанные символ. Отшлифованы так хорошо, что палец на автомате гладит бусины.
– Это чётки. Старинные. Из Индии. Хотите подарю?
– Хочу.
– Возьмите, – мнет в пальцах кусок упаковочной бумаги.
Опомнившись берет в руки очередную статуэтку и начинает заворачивать. Кладёт в одну из коробок.
– Нет, нет! – перехватывает одного из работников. – Эту в зелёную коробку…
– Злата, могу я тебя похитить на ужин?
– Простите, Демид. Сегодня я не могу, – разводит руками, показывая на происходящее вокруг. – Дед просил проконтролировать, чтобы ничего не перепутали.
– А ты умница, да? Не только красавица? – поглаживаю пальцами бусины четок.
Злата поправляет волосы, не отвечая мне. Наклоняется над столом. Из выреза футболки выскальзывает чудной золотой медальон на длинной цепочке.
– А это что? – ловлю его в кулак и, раскрывая ладонь, пытаюсь рассмотреть.
Ахнув, дергается назад. Медальон выскакивает из руки.
– Нельзя! – распахивает широко глаза.
– Почему?
– Это лемби!
Как будто я должен знать что это такое. И… бояться этого.
– Лемби?
Смущённо прокашливается.
– Только для мужа, – соболиные брови серьёзно нахмуриваются. – Прикасаться нельзя.
– Подарок мужу?
– Ритуальный.
– Почему нельзя прикасаться?
– Только муж.
– Как невинность?
Щеки красиво покрываются алым… Мы сталкиваемся взглядами. Между нами происходит что-то очень интимное, уязвимое… Я зависаю, завороженный этим. И опускаю взгляд первым, под давлением очень редкого, практически незнакомого чувства, которому я не знаю названия. Оно заполняет мою грудь, распирая её и пьяня меня близостью с совершенно посторонней мне по сути девушки. Такой близостью и интимностью, которой у меня не случалось даже в самых откровенных запилах… Да о чем я вообще? Как это можно сравнивать?
– Подари мне… его, – ловлю снова её взгляд. – Я же уже прикоснулся.
Сжимает медальон в кулак. Шаг назад.
– Вам пора, Демид. Мне нужно работать.
– Я сказал что-то обидное? Прошу не принимать прямоту за оскорбление. Я точно этого не хотел.
– Нет, не сказали. Просто… – мнётся она.
– Просто Вам рассказали, что я плохой человек? А Вы поверили.
– Что же мне делать, если времени узнать человека у меня нет? Но ошибка может стоить мне…
– Я понимаю… – моргаю ей я. – А что делать мне, если у женщины нет времени узнать меня? Но её ошибка будет стоить мне…
– Состояния?
– Нет. Даже если ты выберешь Родиона, то эта проблема будет решена.
– Хорошо. Поужинать с Вами я смогу завтра, – сдаётся она.
– Увы завтра не могу я, – разочарованно вздыхаю.
С утра у меня тьма неотложных дел, а вечером семейный ужин. Это традиция и там, по нашей общей договоренности, не бывает никого постороннего. Только члены семьи.
– Ну что ж… – осаживается она, делая ещё шаг назад.
– Я позвоню ближе к ночи, хорошо? И что-нибудь придумаю.
Кивает.
Сев в тачку, раздражённо стучу пальцами по рулю. Всё наперекосяк. Но не могу я бросить все дела! Это же, на минуточку, и её дела, в будущем.
– Как она сказала? – вспоминаю ее медальон, прикосновение к которому так её взвело. – Лемби?
Ввожу в гугл.
«Карельское слово „lembi“ ведёт свое начало от культа древнего одноимённого божества любви. В славянском мире данному понятию соответствовала „славутность“ – девичья привлекательность, красота, манкость, очарование. В языческой культуре лемби использовался девицами в свадебных ритуалах и приворотах. Парень, принимая от девушки лемби, навсегда покорялся ей, становясь суженым…»
– Ну, супер, вообще! Мало мне было…
И так ночами не сплю! Приворожила, так приворожила… Да ладно! Не верю я в это всё. Но лемби её я уведу по-любому! Из принципа.
Повесив на зеркальце четки, еду домой.