Моё новое чувство.
Оно возникло, когда он сдался. Не мне. Просто сдался.
Внутрь меня словно поместили воздушный шарик и накачали. Он давит на мои лёгкие, не позволяя им полноценно раскрываться. Всё время чувствую удушье. И оно так навязчиво, что я не могу сосредоточиться на чём-то другом.
Что это?
Иду от остановки до работы по заснеженному тротуару. Снег хрустит под ногами.
Новое чувство…
Пытаюсь с ним экспериментировать, направляя свои мысли в разные сферы. Ослабевает, когда я полностью открываюсь ему и позволяю течь.
Интуитивно нахожу в плеере нужный трек для резонанса. Пикник – Египтянин.
Я свободна, да! В том числе и от почвы под ногами!! Пьянящее головокружительное падение вниз. Ты тоже летишь, Зверь мой?.. Встречного ветра тебе! Расправляй свои крылья, ты прекрасен.
И я наконец-то вдыхаю полной грудью, от ударной дозы кислорода голова кружится, и губы растягиваются в пьяной улыбке.
Это наполняет каждую мою клеточку. Сердце трепещет… Это очень сильно! Пытаюсь зафиксировать это состояние, чтобы знать, как возвращаться к нему при желании. Мне нужен якорь. И я ищу, ищу…
И вдруг внезапно он возникает.
Аронова больше нет, я свободна. Абсолютно!
Он есть, конечно. С ним всё относительно в порядке. Он работает, он курит, молчит…
Но его больше нет. Я тоже могу задыхаться от этого встречного потока жизни, несущегося сейчас мне навстречу, и не снести его на*ер своими кульбитами. И это прекрасно тоже.
Нет его… Это так болезненно сладко – это чувство потери. Сладко, да. А почему? А потому, что я могу сломать его решение в любую секунду. Взмахнуть крыльями – и падение снова превратится в полёт. Но там, подо мной, ещё такая глубина!! И пока мне хочется врезаться со всей дури в те камни, что лежат на невидимом дне ущелья. Мне любопытно, что я почувствую в тот момент. И я не делаю логичного – не «распахиваю свои крылья».
– Доброе утро.
Охранник кивает мне в ответ.
И впервые я сама выбираю лифт, а не лестницу. Всего-то второй этаж, но мне хочется добавить немного накала в моё новое чувство, пусть оно подчиняется мне.
Я помню его эмоциональный срыв в этом лифте. И пока пять секунд еду до второго этажа, голову кружит от воспоминания вкуса его эмоций.
Выхожу у ресепшена. Там, на диване, мой заспанный Чеширский кот.
– Женька… – улыбается он.
Молча сажусь к нему на колени и втыкаю один свой наушник в его ухо. Внимательно смотрю в глаза. Чеширская улыбка постепенно исчезает. Остаются только его глаза и мои глаза. Приближаю свои, пока его не растекаются…
Чувствую, как музыка течёт теперь и сквозь него.
– Будто я египтянин… – шепчу ему синхронно с текстом. – И со мною и солнце, и зной… и царапает небо когтями… лёгкий Сфинкс, что стоит за спиной! Будто я…
Глаза Чеширчика медленно моргают.
Прижимаюсь губами к его скуле. Песня заканчивается.
– Отомри, – забираю наушники.
– У-у-ух… – ошарашенно выдыхает он. – Чего это было?
– Сеанс утреннего полёта.
– Спасибо…
– Чеширский, – шепчу ему на ушко. – Достань мне косячокс.
– Аха! Обалдела? – начинает хихикать он. – Аронов меня закопает.
– Он занят закапыванием себя, – улыбаюсь я Ожникову. – Достанешь?
– Нет. Маленькая ты ещё.
– Жадина! – со смехом тискаю его щёки с ямочками. – Я ж всё равно достану.
Чувствую на себе тяжёлый взгляд. Оперевшись спиной на косяк, Аронов безэмоционально и рассеянно смотрит на нас.
– Женя, зайди ко мне, пожалуйста.
Смотрю на часы.
– Ко мне люди придут через пять минут.
– Я тебя долго не задержу.
Встаю с колен Чеширского.
Захожу за Ароновым, прикрывая плотнее дверь.
Он открывает окно, достаёт сигареты…
– Я сегодня уезжаю, Жень.
– Счастливого пути, Олег.
– Это не всё. Я хочу, чтобы ты знала… Я уезжаю не один. С… другой женщиной, – ему очень тяжело даются эти слова.
С другой женщиной? Навешиваешь камней, чтобы долететь до дна побыстрее? Думаешь, БАХ!! – и всё?
Увы, мой Зверь, увы. Полёт будет головокружительно долгим. Мы с тобой выбрали бездну, разве ты не помнишь?
– Не хотел бы, чтобы ты восприняла это как измену. Поэтому ставлю в известность.
– Измену? В любви можно изменить только самому себе…
Его взгляд застывает в пространстве между нами.
Обнимаю его. Позволяет мне это, неподвижно застыв. Ощущения от него такие, словно он стянут в самой жестокой бандажной вязке. А мне хочется напомнить ему, что он тоже свободен. Внутри меня нет боли, которая могла бы сковать его так. Он хотел бы её, я понимаю. Чтобы я сейчас порыдала, покричала на него, обвинила в этом его решении… Хочет! Пережить вместе этот экшен, да. Вместе.
Но у меня есть для тебя кое-что поубойней! Попробуй пережить это. Без меня.
– Я желаю тебе счастья, – отстраняясь, спокойно смотрю в его глаза.
Внутри меня штиль.
Выхожу.
На столе у Крис пачка фоток. Поднимаю несколько. Это с Нового года.
– Как твой экзамен?
– «Отлично».
– Моя умничка!
На одном из фото я и Олег.
Крис заглядывает в неё вместе со мной.
– Счастливый такой, – грустно улыбаясь, Крис ведёт пальцем по его лицу.
– Он так редко улыбался, когда был со мной.
– А без тебя совсем не улыбался.
– Это, наверное, эгоистично, но я не жалею, что у нас были эти несколько месяцев. Но мне жаль, что я разучила его улыбаться.
– Дурочка… – её руки обвивают мою талию. – До тебя ТАК он не улыбался в принципе. И я уверена, что он тоже не сожалеет.
Стягиваю со стола ножницы, разрезаю фотографию пополам и выкидываю часть с собой в мусорное ведро.
Крис вздрагивает:
– Зачем?!
– Так надо.
– Кому?
– Ему.
– Женечка… Может, стоило тормознуть его?
– Зачем? – непонимающе смотрю на неё.
– Другая женщина, Жень.
– И что?
Пытливо изучает моё лицо.
– Тебе не больно?
– Мне должно быть больно?
– Вообще, по канону – да! – поджимает губы Крис.
– Хм… Я в это не верю, но допустим. Допустим, там реально та женщина, от которой его крышу снесло больше, чем от меня. Тогда счастья ему! Пусть вот так счастливо улыбается, как здесь! – взмахиваю куском фотографии. – Почему мне должно быть больно? Мой родной, близкий человек счастлив! Кроме благодарности к этой женщине я не испытываю ничего. К нему… Мне достаточно осознания его счастья, чтобы резонировать на этом и кайфовать от того, что между нами нет больше его болевых трипов. И мы сможем просто дружить. А теперь ближе к реальности. Мы же обе понимаем, что та женщина… Это попытка вернуть себе внутреннюю автономность. Попытка бесперспективная. Потому что, если уж Аронов говорит громкие слова, то за ними стоит то, что преодолеть по щелчку пальцев он не в силах. Но я не могу его осуждать за эту попытку, Крис. Если бы я чувствовала то, что чувствует он, я бы испробовала всё, чтобы избавиться от этого чувства! Даже такие бесперспективные идеи. А вдруг… И мне больно, конечно. Потому что то, что он делает – бессмысленно и болезненно для него. Ничего кроме разочарования это ему не даст. За это больно. Но пусть походит этими дорогами! Это его право.
– Примешь его обратно?
– Я не понимаю, о чём ты говоришь.
– Всё ты понимаешь!!
– Скажем так… Я пошла дальше. На моих горизонтах пиры! Ждать его, чтобы разделить это, я не стану. Мои вкусы развиваются. И, вернувшись, он легко может уже не попасть в меню.
– Циничненько…
– Да?
– Но правильно! Только так с ними. Просто не представляю, как вы будете работать рядом, – закусывает она губу.
– Если это будет сложно для него, я уйду.
– Нет, нет… Подожди! Почему мы будем решать созданную им проблему твоей кровью?
– Потому что…
– И моей кровью! Не хочу я другого ассистента!
– Потому что, Крис, если мне будет невкусно находиться с ним рядом, я буду искать другие охотничьи угодья. Но нашу с тобой связь это не сломает, я тебе обещаю.
– Но… ты скучаешь?
– Пока больше отдыхаю, – честно признаюсь я. – Но буду скучать, конечно. Какое-то время. А может, не буду! Посмотрим.
Кладу его фотку себе в карман. Пусть будет. А вдруг-таки буду скучать.
– Поехали к нам?
У Крис ремонт, и она пока живёт у Лёхи.
– Неа… Не хочется.
Мне кажется, Крис загоняется гораздо сильнее меня по поводу побега Аронова.
Выйдя на ресепшен, сталкиваюсь с Таней.
– Да, Олег! – показательно громко говорит она по телефону, поглядывая мстительно на меня. – Конечно. Хорошо… Мхм… Я сделаю, да. Как отдыхается?..
Иду мимо.
Хреново ему отдыхается… Чувствую даже через этот телефон, по которому он говорит не со мной.
– Жека, – ловит меня Ожников. – Приезжай ко мне сегодня?
Он тоже уловил, что у нас какие-то мощные «нелады». А может, Олег сказал. Или Крис. Я не знаю. Мне по большому счёту…
И теперь Ожников пытается заполнить опустевшее место своим дружеским вниманием. Но…
– Неа. Не хочется.
– Чем будешь вечером заниматься?
– Учить.
Внизу в фотомастерской Полина. Забираю свой рюкзак.
– Жень, а Олег не сказал, когда вернётся?
– Мне – нет.
– Пипец…
– Что такое?
– Я его объектив, кажется, коцнула. Сенсор теперь шумит. Он убьёт меня! А у тебя нет его номера? Старый отключён.
– Нет. Его нового номера у меня тоже нет.
Забираю рюкзак, сбегаю.
На улице холодно, я без шапки. Не выношу шапки. Они закрывают мой лоб, и тогда я словно слепну. Это так раздражает! Как-будто перед глазом повесили какую-то тряпку. Вроде бы всё видно вторым, но постоянно хочется убрать помеху. Отыскиваю в рюкзаке большие наушники. Включив музыку, надеваю сверху капюшон, потом перчатки… Хочется немного погулять, несмотря на мороз.
Иду вдоль дороги по направлению к мосту. Ветрина…
Капюшон срывает с головы, и я разворачиваюсь спиной, чтобы надеть его. Плохая была идея идти пешком. Волосы крутит под порывами ветра, я почти ничего не вижу. Только мерцающие ближние какой-то спортивной тачки. В ушах орёт музыка. Надеваю капюшон, отворачиваюсь, иду дальше.
Неожиданно меня кто-то хватает за локоть, и я, покачнувшись, теряю равновесие. Подхватывает за талию. Парень. Молодой, но уже больше мужчина, чем парень. На его лице ухмылка перетекает в улыбку и обратно.
Рассматриваю. Он что-то говорит, мне не слышно.
Симпатичный… Крепкий… Наглый. Двадцать два примерно.
– Я тебя не слышу, – закрываю руками щёки от леденящего ветра.
Легко поднимает за талию, относит к своей тачке, ставит на ноги, открывает мне переднюю дверь. С улыбкой показывает рукой внутрь.
В целом ощущения от него достаточно приятные, и я не чувствую ничего критичного.
Сажусь. В машине тепло. Снимаю капюшон, наушники.
Присаживается рядом.
– К тебе или ко мне? – провокационно глядя на меня через зеркало дальнего вида.
– Ко мне, конечно, – невозмутимо отвечаю я.
Чуть заметно осаживается, сжимая губы, чтобы не улыбаться.
– Какая решительная! Даже имени моего не спросишь?
– Ты будешь… ммм… – тоже прячу улыбку. – Семьсот двенадцатый.
Это номер его тачки.
Прыскает от смеха:
– Круто! А ты будешь… – задумчиво.
– А я буду, да! – усмехаюсь, выкручивая на максимум звук в тачке, не позволяя парировать. Перехватываю его за ворот спортивной толстовки. Тяну к себе.
Растерянно поддаётся моим рукам, облизывая губы.
Разбежался. Веду носом вдоль его челюсти. Чувствую, как в нём мощно пульсирует кровь. Она бросается ему в лицо. Не от смущения, скорее, от резкого и неожиданного вторжения в его личную зону. Он был настроен как хищник, а оказался в роли жертвы. Это фрустрирует, да.
Хороший запах… Отпускаю, слегка толкая в грудь для придачи ускорения.
Застывает, поднимая вопросительно бровь. Делает музыку в машине тише.
– Ты меня понюхала?..
– Разве не так определяют пригодность еды?
– Я – еда?
– Ну, ты же хочешь ко мне домой, нет?
– Пожалуй, покормлю тебя для начала где-нибудь! – посмеиваясь, качает головой. – А ты у нас опасная, да?
– Я-то? – немного оскаливаюсь в ответ. – Ну что ты… Не бойся! Смотри, какой ты крепкий мальчик. Всё выдержишь!
– А где сейчас те семьсот одиннадцать, что были до?
– Дома покажу, – ухмыляюсь я.
– Слушай, – смеётся он, выжимая газ. – Ты прикольная! А почему так запросто садишься в тачку к незнакомцу? Может, я маньяк сексуальный?
– Сексуальный маньяк у нас я, – показываю ему язык. – А ты у нас жертва. Веди себя соответственно, не сбивай мне сценарий.
– Ладно! Что у нас по сценарию?
– По сценарию у нас…
Прости, семьсот двенадцатый, но ты попал!
– … Перфоратор.
– В каком смысле?! – рывком тормозит он на светофоре.
И я угораю.
– Нескучные ассоциации, да?!
– Вообще… – оттягивает нервно ворот толстовки.
– Перфоратор, гардина, шторы. Решишь такую задачку?
– Попробуем… А потом?
– А потом пицца и чай.
– Уже интересней. А дальше?
– А дальше я тебя поцелую с благодарностью в нос, и отпущу с миром, не притронувшись к твоему «перфоратору» и не спросив имени. Это мой максимум!
– Реально маньячка…
Моя сессия закрыта. С горем пополам, но на «отлично».
Есть, правда, один маленький нюанс: несостоявшаяся комиссия. Но по разрешению ректората данный экзамен перенесён для меня на следующий семестр в связи с отсутствием состава комиссии. Александр Владимирович расстарался! Мне не удалось поймать его сегодня, когда закрывала сессию, чтобы сказать спасибо.
Поэтому я беру телефон и делаю то, что, вообще-то, делать нельзя. Пишу ему искреннюю благодарственную оду о том, что он лучший.
И он делает то, что тоже, вообще-то, делать нельзя в нашей с ним ситуации. Отвечает: «Надеюсь, это не сарказм? Потому что помочь тебе было очень трудоёмко».
«Это не сарказм. Я покорена».
«Туманова… Я бы тебе мог многое написать сейчас, но не хочу создавать такой компромат, как переписки со студентками. Испарись! Я хочу отдохнуть».
«И это правильно! Ваши переписки могут попасть не в столь благонадёжные руки, как мои. А то, что Вы хотели бы мне написать, я знаю и так. Испарилась. Хорошо Вам отдохнуть».
Листаю зачётку.
На «отлично»!! Стипендия! Это не так уж и много, но пусть будет как страховка. Вдруг мне реально придётся экстренно менять работу? Путь в общагу теперь закрыт. У родителей я брать не буду. А в кармане у меня… Пока ещё вполне себе, кстати.
Телефон пиликает смской.
Семьсот двенадцатый: Занята?
Маньячка: Занята.
Семьсот двенадцатый: У меня с собой перфоратор…
Ха-ха… Вспоминаю, как мы с ним весело развешивали шторы и стебались над темой «перфоратора». Горячо и вкусно.
Маньячка: Очень соблазнительно, но не сегодня, увы.
Семьсот двенадцатый: Когда?
Когда, когда… Я задумчиво хмурюсь.
Семьсот двенадцатый: Эй, сексуальная? Чего молчим? Когда?
Маньячка: Думаю.
Семьсот двенадцатый: Вообще-то, должен тебе признаться, что я уже внизу.
Маньячка: О, нет! Я не могу сейчас. Ко мне через полчаса приедут гости.
Семьсот двенадцатый: Что за гости?
Маньячка: Слишком много вопросов для семьсот двенадцатого!
Семьсот двенадцатый: Да? Учту…
Семьсот двенадцатый: Я поднимусь ровно на пять минут.
Маньячка: Боюсь, что за пять минут мы твой перфоратор протестировать не успеем.
Семьсот двенадцатый: А если сильно постараемся?
Маньячка: Ты так плох?
Семьсот двенадцатый: Может, наоборот? Так хорош…
Маньячка: Цель визита?
Семьсот двенадцатый: Обещанный поцелуй в нос.
Маньячка: Ну раз уж я обещала… Поднимайся!
Прошлый раз ему не перепало.
Выглядываю в окно, вижу его тачку.
Иду открывать дверь, скидывая капюшон халата с мокрых волос. Только после душа… Открываю, пропускаю его внутрь.
В руках цветы. Молча всовывает букет мне в руки, подхватывает вместе с ним и аккуратно впечатывает в стену. Моё дыхание срывается от этой внезапности и от страстей, которые плещутся из него. Вжимает в стену чувствительнее, проталкивая колено между моих бёдер.
От его кипения мне горячо внутри. Сердце стучит.
– Давай… – требует он. – Не трать мои пять минут.
С улыбкой тянусь губами к носу, но он, обхватив меня ладонью за шею, впечатывается в губы.
– Нет! – со смехом уворачиваюсь я, толкая его в грудь.
– Да! – губы скользят по моему лицу, зацеловывая и пытаясь поймать мои. – Да, да, да… Не жадничай!
Впивается глубже. Горячий язык…
От неожиданности чужого, незнакомого вкуса и лёгкого передоза эмоциями букет падает у меня из рук.
– Цветы! – уворачиваюсь опять.
– Чёрт с ними…
Зажимает крепко, что уже не выкрутиться, и я впиваюсь в его нижнюю губу. Так, чтобы чувствительно.
С рычанием дёргается.
– Больно!
– Шаг назад.
Отпускает, молча делая этот шаг. Глаза обиженные.
– Так, семьсот двенадцатый… – делаю шаг к нему сама. – Насиловать могу только я. Даже так сладенько. Ясно? Тогда мы договоримся.
Молчит.
– «Девочки сверху». Ты меня понимаешь? И только в такой позиции мне будет интересен… ммм… твой перфоратор.
Обида в его глазах меняется на что-то другое, сродни тревоге.
– Тебя кто-то обижал? – вглядывается глубже в мои глаза.
Хороший парень, да. Несмотря на демонстративный налёт циничности и лёгкую борзоту. Бьёшь немного глубже, и они слетают. А там всё вполне себе.
– Нет, не поэтому.
– Почему тогда?
– Пять минут прошло. Тебе пора.
– Я, возможно, больше не приду, – хмурится он. – Чего-то не зашла мне эта история!
Да, долгой истории у нас не выйдет. Вот горячая могла бы вполне. Но…
– И это будет верным решением для тебя, – делаю шаг ближе, целую в нос и шепчу ему: – Давай, семьсот двенадцатый… Удачи тебе в охоте. Спасибо за шторы.
При попытке отстраниться перехватывает за талию. Руки больше не наглые. Держат аккуратно.
Я практически слышу, как щёлкает в его мозгах.
– Ну всё, иди.
Отрицательно качает головой.
– «Девочки сверху», значит… – слегка пренебрежительно. – Ладно. Тебя – покатаю. Как тебя зовут-то, наездница?
– Евгения.
Целует в нос.
– Женя, значит.
В дверь стучат. Это мои Ангелы и Танюшка.
– Встречай гостей, – игриво, но ревниво.
Открываю дверь. Мои шумно заваливаются, слегка тушуясь, заметив незнакомого персонажа. Танюшка нечаянно налетает на него спиной.
Он ловит её за плечи, аккуратно возвращая в горизонтальное положение.
– Извините… – смущается она, поглядывая на меня.
В коридоре тесно. Экстренно подхватываю с пола букет, пока не растоптали.
Семьсот двенадцатый слегка агрессивно оглядывает парней.
– Пока, Жень.
– Пока…
…семьсот двенадцатый! – заминаю я окончание фразы.
В полной тишине выходит за дверь.
Немец с Боречкой вопросительно сверлят меня глазами.
Игнорируя, показываю на комнату.
– Прошу!
Щёлкаю пультом музыкальной системы. Олег подарил на Новый год. Шесть колонок, подвешенных под потолком, создают эффект объёма и глубины звука. Нереального звука!
– Ни хе*а себе техника! – Боречка восторженно разглядывает систему. – Это сколько стоит?!
– Нам, девочкам, такого знать не положено.
– Подарок от фотографа? – играет он бровями. – Очень респектабельный жест…
– Дело не в цене.
Просто я люблю качественную музыку, и он хотел порадовать.
– А выглядит, как попытка купить твоё внимание.
– Ему не нужно было его покупать, – закатываю глаза. – Он слишком хорош для того, чтобы покупать себе женщину.
– Было? – многозначительно прищуривается.
– Забудь, сладкий! – ухмыляюсь я. – Никаких детей в моей кроватке.
– Кстати! – осматривает мою небольшую комнатку Боречка. – Как будем размещаться?
– Не волнуйся. Уложу вас штабелями!
Усевшись по-турецки по периметру на разложенном диване, ребята потихоньку цедят пиво и кайфуют от музыки. Я вырубаю свет, оставляя только встроенную светомузыку. И падаю на спину посредине дивана между ними. Их эмоции лёгкие, сладенькие и чуть пьяные. Закрываю глаза, кушая этот диетический компотик. Этим не наешься досыта, но как аперитив вполне себе!
Через какое-то время Танюшка сбегает в разложенное кресло. А Русь начинает собираться домой. Он живёт в пригороде и обещал родителям приехать сегодня к ночи.
Проводив Грустного Ангела, возвращаюсь обратно. Между Немцем и Весёлым молчаливое столкновение. Очень быстро считываю: Танюшка спит на разложенном кресле, второе пока не занято, и они думают, что один из них ляжет со мной.
– Спорим, не подерётесь? – улыбаюсь я.
Разворачиваются ко мне.
Кидаю подушку и постельное для себя на второе кресло. Присаживаюсь сверху.
– Сегодня, ребята, у вас либо половая любовь, – киваю на пол, – либо однополая! Есть ещё, конечно, один вариант: Немец может сбежать ночевать к своей прекрасной фее.
Немец не из тех, кто способен добровольно подписаться на целибат или довольствоваться случайным сексом, поэтому у него есть женщина. Он не особенно распространяется об этом, но и не скрывает.
Отрицательно качнув головой на моё предложение, он показательно заваливается на диван, улыбаясь мне.
– Тогда всем баиньки! – кинув в них одеялами, я забираю с батареи своё полотенце и ухожу в душ.
Натянув на голое тело длинную футболку, поудобнее устраиваюсь на кресле. Это, конечно, не роскошный трон Аронова, но тоже ничего!
Аронов…
Тело предательски крутит при воспоминании об его взгляде, теле, запахе… Резко накатывает ощущение, словно он входит в меня, и я сжимаюсь, гася стон.
Оставь меня в покое! Отыскиваю в себе его образ:
– Отдыхай там на своем «отдыхе»!
Спать! – приказываю себе. Замедляя дыхание, ловлю ощущение пустоты где-то в районе затылка, сосредотачиваюсь на нём, останавливая огромное количество голосов в своей голове. Становится тихо… Сознание заполняется чем-то белым и ватным. Звуки музыки расслаиваются, приобретая ещё больший объём. И, повисев немного в этом состоянии, я отпускаю себя, погружаясь в сон без потери сознания.
Сон обрастает звуками, цветами… Внутренние голоса превращаются в персонажей, я слушаю то, что они хотят сказать мне… Я вижу Олега… Он молчит. Только смотрит. Сметаю его образ, ныряя в тут же появляющийся водоём с головой. Звуки голосов заглушаются…
Ощущение за пределами моего сна сбивает его логику. Прислушиваюсь… Считываемое мной намерение забавно!
Выныриваю из-под толщи воды и сна одновременно.
Немец…
Оседлав кресло, он аккуратно располагает мои бёдра поверх своих, устраиваясь прямо между моими разведёнными ногами. Не сопротивляюсь. Его руки скользят по коже. Пара неловких (или ловких!) движений – и большие пальцы попадают как раз туда, куда он намеревался попасть очень давно. Не двигается. Вглядывается в темноте в мои глаза, внимательно наблюдающие за ним.
– Каков был план? – шепчу я, ставя ступню ему в пах.
– Что значит – «был»? – облизывает он губы, немного подаваясь мне навстречу. – Я ждал, пока ты проснёшься…
– Тогда что там по плану дальше?
От него разит возбуждением и азартом. И самоуверенностью, густо намешанной с наглостью. В принципе, вкусно…
– Хочу кое-что получить от тебя.
Его дыхание сбито, а пальцы скользят, размазывая по губкам моё возбуждение.
– Оооо… – тихо выдыхает он.
– Ты же не разочаруешь меня какой-нибудь банальностью? – тихо смеюсь, прогибаясь навстречу его пальцам.
– Сомневаюсь, что мне светит сегодня «банальность»! – ухмыляется Немец в ответ. – Да и компания не вдохновляет. Не люблю секс «по-тихому»…
– Тогда мне уже интересно! Говори…
– Хочу твоё… «came face»! – шепчет он, врезаясь в меня пальцами и заставляя прикрыть глаза от ощущений. – А за услугу я хочу твой настоящий, проникновенный поцелуй.
– Никакой логики! – тихо постанываю я. – Ты хочешь иметь моё «came face», чтобы использовать его для своих сексуальных фантазий, занимаясь любовью с другой женщиной, и вдогонку ты требуешь ещё и поцелуй… Так не пойдёт… Что получу я?
– Б*я-я-ять… – шипит он, жадно проходясь пальцами по моей возбуждённой плоти.
– Не отвлекайся! – уворачиваюсь от рук Немца, натягивая на бёдра футболку под его разочарованный стон. – Мы ещё не договорились.
– Ты – удовольствие! – раздражённо разводит он руками. Переведя взгляд на свои мокрые пальцы, трёт их друг о друга, тяжело сглатывая.
– Это я и без тебя получу… – фыркаю на него. – Что можешь мне предложить именно ты?
Нетерпеливо хнычет, пытаясь вернуться ко мне между ног. Шлёпаю его по рукам, не позволяя.
– Чего ты хочешь за это? – сдаётся он.
Подтягиваю футболку выше, обнажаясь перед ним.
– Ещё месяц дистанции с теми же правилами.
Застонав, падает лицом на мой голый живот.
– НУ ПОЧЕМУ!?
– Мне так вкуснее… – сбивчиво шепчу я, подрагивая от возбуждения. – Ты безумно вкусен для меня, когда не можешь ничего себе позволить. Мы договорились?
– Сучка… – укус. – Дря-я-янь… – ещё укус. – Садистка!
– Да-а-а?…
– Да!! – агрессивным шёпотом.
Малыш согласен!
Я со смехом прогибаюсь навстречу его рукам. Нагло и грубовато сжимает меня снизу. Чтобы не разбудить несдержанными воплями спящих, я прикусываю свои пальцы. Чувствую, как это срывает его тормоза и, облизывая мой живот, он двигается губами вниз.
Перехватываю его, тормозя эту попытку.
– Только пальчики!
– Какого хрена? – психует он, сжимая меня сильнее. – Я же хочу!
– Вот именно поэтому… – хихикаю возбуждённо. – Сегодня кайфуют только девочки. А мальчикам достаётся «came face» для грязных фантазий!
– Ненавижу тебя! – стонет он.
Как вкусно!!!
Его пальцы не идеальны – нетерпеливы, агрессивны и не так умелы, как у Аронова, но его эмоции компенсируют несовершенства. И я на грани уже через пару минут. Внизу живота горячо, и сладкое онемение течёт по телу, поднимая меня выше и выше… Желая заплатить за удовольствие сполна, я приподнимаюсь и обхватываю его одной рукой за шею. Мы встречаемся горячими взглядами.
– Запоминай… – шепчу, задыхаясь от наслаждения. И очень стараюсь не закрывать глаз и не быть слишком громкой, открывая рот в немом крике удовольствия. Меня выгибает, и я расслабляюсь, но он не позволяет упасть на подушку, перехватывая меня за талию и впечатывая в свои жадные губы.
– О*уенно… – шепчет между несдержанными укусами. – Давай ещё?… Я, б*ть, сам сейчас кончу!
Расслабляясь, втягиваю его в чувственный поцелуй. Так и быть…
– Быть может, через месяц…
– Какая же ты умопомрачительная сучка!
– Это того стоило? – заглядываю в его перевозбуждённые глаза.
Молча кивает.
– До встречи через месяц, котёнок. Было неплохо… Но тебе есть над чем работать.
– Вот прямо сегодня и займусь! – психует он, вставая с кресла и натягивая свитер.
– Дверь захлопни за собой, – отрубаюсь я.
Теперь я сыта…