Янка Рам
Безбашенная
Глава 9 – Вернуться в строй
Втолкнув Олега вперёд себя в кабинет Ожникова, я захожу следом, выглядывая из-за его широкой спины.
– Ооо! – оживляется Саня. – Наша потеря!
На столе недопитая бутылка коньяка. Крис, улыбаясь, сидит на коленях у Кости на единственном живом, но роскошном Санином стуле. Все остальные предметы мебели завалены платьями. Разглядывая нас, Костя кладёт руку на сердце:
– Вы меня умиляете!
Я показываю ему язык, Олег игнорирует их стёбные выпады. Протягивает руку Сане, потом Косте. Встречается взглядом с Крис. Та очень выразительно и ядовитенько улыбается ему. А он продолжает давить… Цокнув языком, Крис закатывает глазки, сдаваясь в этой схватке.
– Ну что?!
– Совет про другого мужчину я не оценил.
– Сработало же… – ухмыляется она.
– К счастью, не это.
– А что?
– О чём это вы? – прищуривается Ожников, ловя атмосферку.
А я впиваюсь в его бутерброд с салями. Даёт мне разочек откусить, остальное доедает сам.
Вокруг всё порхает от радостных лёгких эмоций, и я, как наркоман, вдыхаю их полной грудью, млея от удовольствия. Наконец-то…
– Штрафную Аронову! – тянется за бутылкой сидящий на столе Саня.
Но стаканчики у них пластиковые, и Олег перехватывает из его рук бутылку, прикладываясь сразу к горлышку.
Я наблюдаю, как двигается на его шее кадык…
Горячие напитки, горячие мужчины, горячие зрелища!
Со стуком ставит пустую бутылку на стол.
– Рассказывайте, чего тут без меня успели накосячить?
– Ммм! – довольно мычит Ожников под наше общее хихиканье. – Олег Андреевич в духе!
– Не без этого.
Вкладывает в Санины руки ключ от своего кабинета:
– В шкафу коньяк и человеческие рюмки.
– Барин вернулся… – снова хихикаем мы.
– О! – подпрыгивает Крис, слетая с колен Томилина. – В Питер Алию и Соню везёт Аронов!
– О, нет! – поднимает руки Олег. – Я лучше по бумажкам.
Крис, взбивая копну волос, переходит на серьёзные интонации:
– С бумажками мы с тобой сегодня ночью посидим – завтра ехать в налоговую, а девочек надо свозить по пиар-теме – там международное событие. Нам нужно засветиться. Заказчики из ближнего зарубежья.
– Да я приехал только! – раздражённо хмурится Олег, забирая из рук Сани рюмки.
– Но без тебя мы пролетаем. Всего двое суток вместе с дорогой! Я не могу Алию отправить туда без сопровождения. Да и толку от них без менеджера? Там же надо…
– Поменяй Афанасьеву на Туманову, и я подумаю.
– Не-не-не! – тормозит их Чеширский, поднимая руки в останавливающем жесте. – Женька – центральный персонаж на показе. Мы всю картинку на неё завязали! Костя уже пару раз кончил на образ! И мне некем заменить её.
– Некем, или ты просто не хочешь этого делать? – поднимает бровь Олег.
Пока они спорят, присаживаюсь на колени к Косте. Легонько целую его в сладко пахнущие губы. Облизываюсь, пытаясь угадать вкус. Мята? Улыбаясь, он показывает мне карамельку, зажатую в зубах. Качнувшись ему навстречу, перехватываю её своими и отбираю.
– Воровка…
– Жадина!
– Я отдал…
– Я отняла сама! Как у тебя дела?
– На личном – отстой. Но сегодня реально кайфанули, подбирая для тебя образы! Пойдём…
Подхватив меня за талию, он забирает в охапку несколько платьев и уводит в первую попавшуюся гримёрку. На работе уже никого, кроме нас.
– Вот это! – достаёт шикарное вечернее платье. – Охренеть, какая красота! Надевай!
Скидываю вещи, оставаясь в трусиках и колготках. Натягиваю на себя «красоту». Едва-едва садится на бёдра… Корсет явно мал.
– Это вы так пошутили, да? – показательно дёргаю за не соединяющиеся края корсета. – Разница в два размера.
– Да! – закатывает он глаза. – Оно на «эльфа»! Ты не эльф, слава Богу… Но, Жень, ради такой красоты можно и скинуть немножко на время! Тем более, Ожников уже набросал сценарий. Ты скинешь, затянем пожёстче корсет…
Я считаю дни до показа, загибая пальцы – пять дней.
– Сколько мне надо скинуть?
Костя делает шаг назад.
– Килограммов пять… Остальное затянем.
Скинув платье, рассматриваю себя в зеркало.
– Кость! – кручусь перед ним и зеркалами, рассматривая своё упругое, подтянутое тело. Я ещё не набрала свой вес после пневмонии. – Ну откуда я это уберу? По килограмму в день? – фыркаю я. – Может, скальпелем срежем? Тебе где больше нравится!? Тут? – сжимаю ладонями попку в спортивных трусиках. – Или тут? – прикрываю руками голую грудь.
– Ленка! – поднимает он вверх указательный палец, словно найдя решение.
– Ленка срежет? – поднимаю с сарказмом бровь.
– Почти. Она же фитнес-инструктор… Поможет тебе скинуть по-быстрому. Они это умеют.
– Ладно… – разглядываю снова полупрозрачную красоту. Очень не хочется ломать концепцию Кости и Ожникова. – Аронову не говори…
– Я – могила!
БОНУС 1 – СЕАНС РЕГРЕССИВНОГО ГИПНОЗА.
– Ты знаешь, что такое регрессивный гипноз?
– Конечно. Это отматывание времени назад, погружение в предыдущие реинкарнации.
– Это ненаучная трактовка. В научной версии откатывание происходит до постнатального периода. Я бы хотел провести с тобой сеанс лёгкого погружения.
– Я не против, доктор, – улыбаюсь я, закрывая глаза и ложась поудобнее.
Свет притушен, играет медитативная музыка тибетских чаш.
– Чтобы у нас с тобой получилось, ты должна быть расслаблена и полностью доверять мне. Говорить без обдумывания, непосредственно, первое, что приходит.
– Я тебе полностью доверяю. Но у меня есть некоторые опасения.
– Какие?
– Если кратко, боюсь сломать твою психику и потерять тебя, как мужчину.
– Что?
– Ты включишь папочку.
– Нет, этого не будет. И я прошу тебя не анализировать нашу связь на сеансах. Здесь мы в других статусах. С тобой происходило что-то ужасное, Женя?
– Со мной происходила жизнь. Не всегда радужная, но в целом некритичная, на мой взгляд.
– Мы сделаем так. Сначала откатимся до младенчества. Потом будем двигаться обратно до «здесь и сейчас». Это будет исследовательский сеанс. Я попробую нащупать ключевые точки напряжения твоей психики.
– Нащупай. Поехали…
– Открой глаза.
Пару минут он молчит, и мы просто слушаем музыку. Я смотрю в потолок. Он белый.
– Сейчас я досчитаю от десяти до нуля, – спокойный бархатный голос. – Твои веки станут тяжёлыми, глаза закроются. Ты увидишь перед собой большой белый экран. И перестанешь слышать всё, кроме моего голоса.
Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… ноль…
Я послушно смыкаю уставшие веки. Потолок в моём воображении обретает чёрную рамку.
– Ты расслаблена… Ты чувствуешь, что уплываешь на волнах от берега… Тебе не страшно… Это путешествие для тебя безопасно… Ты знаешь, что вернёшься… Этот океан безопасен… Плыви…
И я плыву. И меня даже слегка покачивает на этих волнах.
– Тебе тринадцать. Смотри на экран. Что ты видишь на нём?
– Этимологический словарь…
– Ты читаешь?
– Да.
– Подними глаза. Что видишь вокруг?
– Окно.
– Что на окне? За окном? Отыщи что-нибудь интересное вокруг себя, привлекающее взгляд, тревожащее…
– На окне книги. На столе книги. У кровати книги…
– Почему книг так много?
– Я наказана.
– Как это связано с книгами?
– Ультиматум. Мне нельзя выходить из дома. Месяц. Только в школу.
– Что ты чувствуешь?
– Я ломаю.
– Что ломаешь?
– Родителей.
– Как?
– Не выхожу вообще. Никуда. Третий месяц. Я только читаю. Мне хорошо. Я переехала на страницы.
– Что ты читаешь?
– Остались только справочники, словари и техническая литература. Читаю.
– Дальше… день… два… три… неделя… Что происходит?
– Книги закончились. Я пишу свои, в голове, глядя на стену, у которой стоит кровать. Это очень увлекательно. Я теперь гораздо глубже страниц. В моей голове оживают голоса. Они общаются, я слушаю. Они очень разные.
– Что они говорят?
– Они просто рассуждают… дискутируют…
– Как это заканчивается?
– Мама сдаётся. Она плачет. Боится, что мой аутизм вернулся. Просит меня остановиться. Система сломана.
– Что чувствуешь?
– Удовлетворение.
– Картинка исчезает. Ты плывёшь дальше. Тебе одиннадцать. Экран оживает. Что ты видишь?
– Больничные койки.
– Ты лежишь в больнице?
– Да.
– Почему ты там?
– Обследование. В моей голове опухоль. Она говорит со мной. Никто, кроме меня, её не видит.
– Что она говорит тебе?
– Она говорит мне, что я – сосуд.
– Что ещё?
– Она говорит: в паре «король и шут» свобода и власть у шута. Она говорит: раздави форму – увидишь содержание. Она говорит… говорит… говорит… Он. Это он. Он говорит: расслабься и доверяй мне. Ты всего лишь сосуд.
– Кто он?
– Винайака. Не имеющий господина. Или господа.
– Ты понимаешь, что он говорит?
– Я понимаю…
– Ты читала раньше те фразы, которые говорит это существо?
– Нет. Он открывает мне много нового.
– Тебя влечёт то, что он говорит тебе?
– Конечно. Я хочу диалог. Но мне не хватает сил включить нужный голос в моей голове. Услышать кого-то, кроме него. Он блокирует всех.
– Кого – всех?
– Всех меня.
– Тебя… Он показывает тебе страшные взрослые сны?
– Да.
– Зачем?
– Занижает мои вибрации. Стыд. Страх. Вина. Ненависть. Отвращение. Иначе я его выплесну.
– Как он ушёл?
– Я его выплеснула.
– Как?
– «Обними и поцелуй кровавую пасть».
– Так… Картинка стирается. Белый экран. Ты уплываешь ещё дальше. Тебе девять. Что ты видишь?
– Я вижу мужчину. В очках.
– Кто это.
– Учитель физкультуры.
– Что он делает?
– Он хочет помочь мне переодеться, – улыбаюсь я.
– Он трогает тебя? Вы одни?
– Да, он трогает. Ему очень страшно и горячо. Руки дрожат… И его лицо краснеет… Он кладёт руки на пояс моих шортиков.
– Дальше…
– Я спрашиваю у него, что значит слово «педофил». Он очень пугается. Спрашивает, где я слышала такое слово. Я вру, что так его называют родители…
– Он не трогает тебя больше?
– Больше не трогает. Никого больше не трогает. У нас другой учитель физкультуры.
– Что ты чувствуешь?
– Удовлетворение. Удовольствие. Азарт.
– Экран снова пуст. Плыви… Тебе семь. Что ты видишь?
– Я вижу свой раскуроченный арбалет.
– Арбалет?.. Что за арбалет?
– Я его делаю. Боевой арбалет. Картинка из книги. Отцовский гараж. Рессора… подшипники… шуруповёрт… Я встраиваю его в дерево напротив. Там подходящая вилка из двух стволов. Натягиваю рессору вилами, нужно «плечо»…
– Дальше…
– Пробитая стена гаража… Раскуроченная дверь машины. Мой арбалет уничтожен. И моя спина тоже.
– Тебя били?
– Били.
– Ремнём?
– Да.
– Что ты чувствуешь?
– Больно. У меня жар… Я чувствую удовлетворение.
– Почему?
– У меня получилось.
– Белый экран. Плыви глубже. Тебе три. Что происходит?
– Взрослые не боги. Они просто высокие. Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…
– Тебе страшно? Это твои эмоции?
– Мне – нет. Это вокруг.
– Ещё… Что ты видишь?
– Кошка. Гроза… Мозаика. Красных кнопочек меньше. Симметрии не получится. Я расстроена.
– Ещё… День… два… три… Месяц назад… два… Что там?
– Аутизм. «Ваша девочка аутист». Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…
– Ещё…
– Молоко. Кошка урчит… У неё будут котята. Ей хорошо. Мне хорошо. Я чувствую каждого… Часы тикают… На ковре спирали… Веду по ним пальцем. «Она не заговорит». Я уже давно могу. Я не понимаю, зачем. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Фиолетовый самый красивый. В нём спрятано лето. И цветок фиалки.
– Белый экран. Уплывай… Тебе два… полтора… один… Тебе несколько месяцев… Сколько? Что ты видишь?
– Глаза… Это боги! Я счастлива…
– Почему они боги?
– Я тону в счастье. Это тёплый экстаз… Не о чем беспокоиться. Больше ничего не существует.
– Белый экран. Плыви глубже… Что там?
– Там экран… И я куда-то плыву… Самбандха…
– Ммм… Стоп. Ты плывёшь обратно к берегу. На мой голос. Ближе… Ещё ближе… Тебе год… Что ты видишь?
– Рыба… бьётся… Мне тяжело дышать…
– Плывёшь дальше… Четыре года…
– Кровь…
– Что за кровь?
– Моя.
– Ты поранилась?
– Я изучала.
– Ты разрезала себя?
– Да.
– Смотрела, что внутри?
– Нет. Чувствовала боль.
– Зачем?
– Надо разделить.
– Что разделить?
– Страх и боль.
– Плыви ещё ближе. Пять. Что ты видишь?
– Я вижу игрушки. Очень много. Они все – мои игрушки. Ты говоришь – они чувствуют. Такая игра…
– Это люди?
– Люди.
– Что ты чувствуешь?
– Вкусы.
– Плыви ближе, тебе восемь. Что там?
– Политика…
– Политика?
– Это такая игра. У взрослых. Я изучаю… Очень сложная.
– Что ты чувствуешь?
– Ммм… Мне горячо. Мне щекотно… там, под черепом. Это очень сложная игра. Даже сложнее, чем шахматы. Там ходят словами. Мне нужны слова. Много слов. Я их коллекционирую.
– Белый экран. Тебе тринадцать… Есть кто-нибудь рядом?
– Брат. Мой новый.
– Что вы делаете?
– Я его разбираю на запчасти. Я ищу в себе женщину.
– Как?
– Обнажаюсь, оголяюсь, открываюсь. Мы купаемся раздетыми. Я достаю из него чувства.
– Ты его хочешь?
– Я хочу его ощущений. Почувствовать эту реальность через его ощущения. Он вкусный…
– А что чувствуешь ты?
– Новое блюдо. Закрываю глаза и дегустирую.
– Он прикасается к тебе?
– Нет.
– Плыви ближе… Пятнадцать. Что ты чувствуешь?
– Я очень устала.
– Почему?
– Я устала от всех внутри себя. Я хочу посмотреть в глаза богам и забыться. Но их больше нет.
– Чего ты хочешь?..
– Стать богом сама.
– Я считаю до десяти, ты открываешь глаза и чувствуешь, что просто спала. Эти воспоминания не тревожат тебя. Они в прошлом. Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Семь… Восемь… Девять… Десять… Женечка?
Открываю глаза. Поворачиваюсь набок, подкладываю руки под щёку. И почему-то начинаю молча реветь.
– Детка… – срывается он, откидывая в сторону блокнот. – Как ты себя чувствуешь?
– Можно, я посплю?…
– Поспи.
Закрываю глаза. Засыпая, слышу, как он говорит по телефону с Крис:
– Не могу сегодня. Нет. Чёрт с ними. Значит, будем платить штраф. Нет, я не поеду. Женя плохо себя чувствует. Всё.
Глава 10 – Перебор (часть 1)
Постучав, открываю дверь кабинета и заглядываю внутрь.
– Александр Владимирович, можно?
– Зайди.
Падаю в кресло напротив.
– По этикету, Туманова, ты должна подождать, пока я предложу тебе сесть.
– По этикету, Александр Владимирович, Вы должны были встать, как только я вошла. И не садиться, пока я не соизволю присесть первой.
– Это не наш случай. Ты мне говоришь о светском, а в нашем случае мы должны пользоваться правилами делового этикета, – чуть раздражённо улыбается он.
– Мне приятней чувствовать Вас мужчиной, а не начальником. Я выбираю светский… – улыбаюсь ему в ответ. – А Вам как… приятнее? – невинно хлопаю ресничками. – Нет, я, конечно, могу и встать… – опасно прищуриваюсь и медленно приподнимаюсь, упираясь руками в подлокотники.
– Сидеть! Не доводи меня до инфаркта! Кто будет тебя доучивать?!
– А вот за это – спасибо! – расслабляюсь я в кресле. – Когда моя казнь?
– Комиссия назначена на понедельник, на четыре часа.
Застонав, я прикидываю, что не успею даже толком подготовиться. В воскресенье поздно вечером показ.
– Билеты… – он двигает в мою сторону папку с бумагами. – В первой подшивке фамилии и должности членов комиссии. Погугли информацию об их разработках, они однозначно будут задавать вопросы из своего поля. Но сама понимаешь, что прогонят по всем темам. Так что на везение не рассчитывай.
Открыв папку, пролистываю страниц двести мелкого шрифта.
– Тут с ответами… – удивлённо поднимаю на него глаза.
– Господи, девочка! – хватается он за голову. – Это матмоделирование! Шестьдесят вопросов! Если ты это просто ВЫУЧИШЬ, я лично подпишусь под твоим высшим образованием в этой области! Ну когда тебе ещё и ответы-то искать?!
С чувством щемящей благодарности смотрю в его хмурое лицо. Наверное, я похожа на кота из Шрека. Потому что, закатывая глаза, он падает в кресло и, крутанувшись на нём, отворачивается.
– Иди.
Подкравшись сзади, я обнимаю его за шею и впечатываюсь в чуть колючую щеку губами.
Вылетаю из кабинета, плескаясь в его эмоциях.
Мужчины – это самые лучшие и отзывчивые существа на свете!
Демченко бы сейчас сказал «непуганая дура!»
* * *
Обмерив меня сантиметром и подавив на мышцы, Ленка качает головой:
– Это невозможно. Жировой ткани мало… Ну какие пять?! – разводит она руками. – В лучшем случае три, и то, только если тебя тупо высушить.
– Это как? – сглатываю я, тут же чувствуя острую жажду.
– Спортсмены, чтобы попасть в нижнюю весовую категорию, перед соревнованиями тренируются, но не едят и не пьют… В итоге тело иссушается. По сути, ты не теряешь ткань, только воду. Но полтора-два килограмма можно выиграть и по объёмам хорошо сократить. Потом начинаешь пить, и всё возвращается.
– Трое суток без воды?
– Да. Когда сильно невтерпёж, набираешь в рот воду, держишь минуту и выплёвываешь. Первый дефицит покроешь. Наши всё время на таких трёх-пятидневках сидят… Пожрать-то вечерами никто не отменял! – усмехается она. – А в зал лениво. Вот пару раз в месяц и…
– А как они терпят?
– Есть таблетки, притупляющие голод – прозак. Наркота, конечно, но если недолго, как у тебя, там без последствий. Достать?
Нет, на это я не готова.
– Я сама попробую, – вздыхаю…
– Чего тогда стоим? – хлопает она ладонью по панели беговой дорожки. – Ножками двигай.
Послушно шагаю, пока Ленка настраивает режим на панельке.
– Я дам тебе таблетки с аминокислотами. Три раза в день пять таблеток запиваешь ста граммами воды. С утра можно стаканом. На этом всё.
Ленка ложится на руки, облокачиваясь на поручень дорожки, с любопытством разглядывает меня. Чувствую, как её подмывает любопытством. И тихо посмеиваюсь, потому что уже знаю, куда её опять понесёт.
– Женька…
– Ммм?
– Ну, признайся! Ты же трахаешь Аронова? Хрень это всё с «опекунством».
– Да реально, он мой опекун! – смеюсь я.
– Врё-ё-ёшь… – стонет она. – Ладно, не хочешь – не говори про него. А Литинскую?
– А ещё Ожникова и Томилина! – ухмыляюсь ей, отшучиваясь.
Сплетней на эту тему тоже в избытке.
– Вот думаю, что пора расширять ареал обитания – соблазнить тебя, Лилю и соседей по гримёрке.
– Кстати, про соседей твоих, да и про начальство… Про тебя Лора такую грязь льёт… – меняя тон на серьёзный, хмурится она. – Врёт ведь всё?
– А как сама думаешь? – съезжаю я, не желая оправдываться.
С соседями у меня полный дружеский феншуй в стиле «своего пацана». Можем поржать и даже немножечко поскабрезничать, но не больше.
– Не знаю… Честно? – поднимает она бровь. – С соседями – бред. Ваших приколов с Кристиной я не понимаю. Там явно есть что-то, но грязи я не чувствую. Пашешь ты наравне с остальными, поэтому мне тут по*ер. Аронов… Трахаетесь вы по-любому! Так, как он на тебя смотрит, только на свою женщину можно смотреть. Но я понимаю тебя. Не надо девкам этого знать. Про Томилина – я тебя умоляю! – хихикает она. – Он не из нашего стада. И Ароновым любуется гораздо выразительнее, чем тобой.
Да?! Я даже сбиваюсь с шага. Какая я невнимательная! Ну, вообще – да, Аронов роскошный… Почему бы Косте им не любоваться? Если бы там было что-то болезненное, я бы уловила сразу же.
– Ожников… – задумчиво продолжает Ленка. – Вот тут не могу разобраться! Тискаетесь постоянно, хихикаете, переглядываетесь, чаёчки, шоколадочки, тусовочки… Но х*р я поверю, что Олег Андреевич на своей территории приблудных котов потерпит! – ухмыляется Лена. – Не-е-е… С Ожниковым вы просто стебётесь! Аронов его как няньку прикрепил, – делает она заключение. – Я попала?
– С Томилиным в самую точку.
– Конспираторы!
Ленка умная девчонка…
* * *
В середине репетиции мне резко плохеет: голова кружится, в глазах темно. Качнувшись к стене, опираюсь на неё рукой и закрываю глаза. Звуки доносятся, словно из-под толщи воды. Чтобы не упасть – ноги совсем не держат – я ложусь спиной на стену и, не открывая глаз, съезжаю вниз. Вторые сутки голодовки, говорят, самые тяжёлые.
– Жень? – словно откуда-то издалека слышу встревоженный Санин голос. – Женя! – чуть ближе.
Потом его горячая рука ложится на мой холодный, мокрый лоб. Глаза не открываются. Подхватив за талию, он зачем-то тянет меня вверх.
– Что-то мне нехорошо… – ложусь я головой ему на плечо.
– Пойдём, – обхватив за талию, он на глазах у шушукающихся девчонок ведёт меня к выходу из зала.
Перед глазами мелькают жёлто-чёрные точки.
– Залёт… – слышу подъ**ку Кати, когда мы проходим мимо неё. – Кого поздравлять – Ожникова или Аронова?
– Не рот, а выгребная яма с банальностями! – фыркаю я, опережая Чеширского, уже собравшегося рявкнуть. – Хоть противогаз надевай…
Что она отвечает, уже не слышу, потому что в ушах резко начинает шуметь, колени подкашиваются.
Саня ловит меня.
Но почти сразу я прихожу в себя.
– …Крис или Аронова… быстрей… – кого-то просит Ожников.
Усадив на стул в фотопавильоне, тревожно вглядывается мне в глаза.
– Просто поплохело! – развожу руками. – Не надо паники.
– Катя случаем не права? – закусывает он губу.
– Вы, коты, такие беспокойные создания, – хихикаю я. – Не волнуйся! Это, скорее, от обратной стороны процесса. Его предположение сегодня опровергла моя физиология.
Выдохнув, он наливает мне из графина стакан воды. Моя рука рефлекторно дёргается и тут же застывает. Но Ожников настойчиво впихивает мне стакан в руки.
– Ты меня так не нервируй! Мы, коты, ещё и очень впечатлительные создания!
В павильон влетает Олег. Игнорируя Ожникова, он присаживается передо мной, заглядывая в глаза.
– Аля сказала, что тебе стало плохо.
Чеширский, видимо решив, что я в надежных руках, тихо выходит, оставляя нас вдвоём.
– Мхм… Голова закружилась.
– Почему?
Вода выглядит очень вкусной, и мои пересушенные губы готовы потрескаться просто от одного взгляда на неё. Сдаваясь, я делаю пару маленьких глотков и ставлю стакан подальше.
Олег пробегается пальцами под моими глазами.
– Плохо спала?
– Учу экзамен… И не позавтракала, – признаюсь я. – Мне нужно влезть в платье.
Олег присаживается рядом со мной на стол.
– Надо влезть в платье – не ужинай! – рассерженно. – Но завтрак должен быть полноценным.
Я и не ужинаю… – ворчу про себя. И не обедаю… Видел бы ты ту «эльфийскую» красоту!
– Поехали, я покормлю тебя, – тянет он меня за руку.
Но резкий приступ тошноты не вдохновляет поддаться на этот соблазн.
– Ой, нет! Не хочется… Да и репетиция… – пытаюсь я съехать.
Подняв моё лицо за подбородок, он сердито смотрит в глаза:
– Когда последний раз ела?
Объяснять Олегу всю эту концепцию с моим быстрым похудением – не вариант. Он разнесёт её нафиг, а Саня с Костей точно не успеют ничего переиграть. Не надо было подписываться с самого начала, а теперь уж… В конце концов, скоро всё это закончится!
Молчу.
Он требовательно смотрит в мои глаза. Телефон в его руке трезвонит.
– Я просил тебя пожить пока у меня.
– Это невозможно. Мне нужно учить.
И ещё мне нужно не есть.
– После комиссии.
И показа.
– Хорошо… – кивает он, поглядывая на телефон.
Достаёт из кармана пакетик с кешью, отдаёт мне. Перекусывает он обычно орехами, если не может позволить себе полноценно поесть.
– Съешь. Сейчас.
– Ладно…
– Завтра я уезжаю, Жень. В Питер. В воскресенье вернусь. И я хотел бы…
Телефон звонит опять.
– Я могу тебя попросить сегодня приехать ко мне? – протягивает ключи.
Забираю.
– Хорошо.
