Яна Усова
Навигаторы. Кадет
– Рэн! Рэн! Рэн!
У меня хватило сил улыбнуться и даже вяло поднять руку в приветствии, хотя перед глазами стояла пелена. Порезы были неглубокие, но длинные и сильно кровоточили. По левой руке стекали алые струйки крови, и клинки после объявления результатов я мог удерживать только правой. На икре правой ноги тоже был порез. С арены я ушёл, сильно хромая. Как только вошёл в раздевалку, почти рухнул на тренера. Он помог мне раздеться, я лёг в капсулу и отключился ещё до того, как её крышка закрылась.
Вечером, после разбора ошибок, я вернулся в комнату общежития. И сразу же чуть не сбежал оттуда. На моей кровати, облачённые в ничего не скрывающие халатики, расположились две красотки, а Вал развлекал их разговорами. Увидев меня, красавицы призывно улыбнулись, а сосед стал пятиться к двери.
– В чём дело? – устало спросил я
– Рэн, – помурлыкала одна из девушек, – ты, наверное, устал сегодня? Мы пришли сделать тебе расслабляющий массаж.
Я нахмурился. Вот же не было забот.
– Вал, стой, куда ты на ночь глядя? – окликнул я пытавшегося улизнуть соседа.
Тот остановился и обратился ко мне удивлённым тоном:
– То есть ты предлагаешь мне присоединиться? Не то чтобы я сильно против…
Я с досады плюнул:
– Тьфу ты. Я спать собрался, у меня завтра снова соревнования, а этот массаж, – я посмотрел на дев, – этот массаж меня только вымотает, и утром я буду не в форме!
– Таак, – сосед, нахмурив брови, посмотрел на прелестных дев. – Девочки! Быстро отсюда! Нам завтра побеждать! И для этого необходимо выспаться!
Он собрал немногочисленные вещи девушек, вручил им их в руки и выставил и комнаты.
– Спасибо! – от души поблагодарил его я и ушёл в душ.
Следующим утром мы с Квардиго обсуждали за завтраком стратегию.
– Остались сильные бойцы. С некоторыми из них тебе рановато встречаться. Старайся их не подпускать к себе и измотать, бери пример с твоего вчерашнего противника. Он тебя изнурил, большую часть порезов ты получил в последние минуты схватки. Тебе надо постараться нанести удары по самым болезненным местам на теле противника: икры, предплечья, живот.
– Тренер, вы будете тренировать меня дальше, если я не выиграю состязание? – с опаской спросил я. Денег на тренировки у меня по-прежнему не было, а оставлять этот полюбившийся спорт мне не хотелось.
– У меня давно не было такого талантливого ученика. Не думай о проигрыше, думай о полученном опыте! – туманно ответил Квардиго.
В этот раз в противники мне достался Алинэль Нарсго. Ну кто бы сомневался. Наш бой был вторым. Как только отзвучали слова судьи, напоминающего правила, раздался гонг. Мой соперник не стал проверять меня ложными выпадами, было похоже, что и он разбирал мои схватки. Он очень быстро ринулся ко мне, подпрыгнул и взмахнул клинками. Этот его излюбленный приём мы с тренером отработали в числе первых. Я блокировал удар, сделал подсечку и слегка задел клинком живот Нарсго. В последнюю долю секунды он уклонился, и порез получился неглубоким и небольшим. Для такого бойца он был даже неощутимым, но трибуны взревели:
– Рэн! Рэн! Рэн!
Я сжал зубы, эти крики меня отвлекали.
Теперь Алинэль действовал осторожнее. Он то делал быстрые выпады, проверяя мою оборону, то плавно огибал меня по дуге. Я не отставал от него. Необходимо было заставить его использовать любимые приёмчики, как от них уходить, я знал. Внезапно он резко подпрыгнул, выставив вперёд левую ногу и нацелившись мне в грудь. Я еле успел уклониться. Ушёл перекатом в сторону, но недостаточно расторопно. Так я получил длинный и довольно глубокий порез поперёк спины. Я зашипел от боли, а Нарсго ухмыльнулся.
Я обошёл его по кругу, с плеча у меня капала кровь, спина ныла. Теперь мне было нужно показать часть своего арсенала. Сделав вид, что собрался атаковать, я побежал на противника, набирая скорость, и резко упал на спину, когда он попытался поставить блок. Силу инерции Алинэль погасить не успел и завалился вперёд. Уходя от падения, он опёрся на клинки, подставив мне спину, и тогда я нанёс ему удар. Порез на спине Алинэля получился почти таким же, как тот, что он оставил на моей. Он зарычал, разворачиваясь ко мне, и снова ринулся в атаку. Я скрестил клинки, блокируя его верхний удар, но при этом упустил из виду, что ногами он тоже хорошо работает, а я его, похоже, разозлил. Он пнул меня в коленную чашечку, нога подломилась, и я завалился на бок. Блок успел поставить лишь частично, и клинок Алинэля обрисовал контур моего лица слева, я чуть не закричал от боли. Трибуны ахнули. Рана была глубока, боль – адская. И всё же я успел увернуться и снова выставить блок. Кровь заливала глаз, я пропустил ещё один удар, уже по плечу, но, успев быстро наклониться и припасть на одно колено, нанёс противнику рану в бедро. Ничего не видя из-за льющейся крови, я крутился на месте, прислушиваясь к шагам противника. Отбивать атаки, ориентируясь только на слух, было непросто.
Этот бой я проиграл.
Судья объявил победителя соревнований – Алинэля Нарсго. Мне же, как я потом узнал, досталось третье место.
В тот момент я стоял, опираясь на клинки, и ждал, когда Квардиго подойдёт ко мне и поможет уйти с арены. Сам я уже ничего не видел и не мог позволить себе брести вслепую, спотыкаясь. Уши у меня заложило, но я всё же слышал, как зрители всё ещё скандируют моё имя. Сам я думал лишь об одном: «Где же тренер?»
Вечером, рассматривая пока ещё красный шрам, немного заходивший на левый глаз, я подумал, что, может быть, и неплохо, если он у меня останется. Избавиться от него я смог бы в любое время, но, как знать, может, мой непривычный для элефинов вид отпугнул бы моих потенциальных работодателей-смотрителей.
– Одалинн тоже не хотела расставаться со шрамами. Чем я хуже? –спросил я своё отражение в зеркале, внезапно почему-то вспомнив девушку-вига, которую я освободил от похитителей в конце прошлого лета.
***
Я стал героем университета. Ещё бы, студенты-медики даже если и принимали участие в этих соревнованиях, в финал не выходили никогда.
Учёба стала кошмаром. Каждый день в нашей с Валом комнате, в столовой, в клинике меня караулили девушки разных возрастов. Девы старались сесть поближе на лекциях. Но стоило им намекнуть, что мне нравится, когда целуют мои шрамы, большая часть обзывала меня извращенцем и разбегалась. Меня такое положение дел устраивало, и я укрепился в мысли, что избавляться от такого украшения пока не стоит. Одним из приятных бонусов попадания в тройку лидеров соревнований явилось предложение поработать в рекламе.
– Моё лицо изуродовано, – показывая пальцем на шрам, я пытался донести до рекламного агента мысль, что мне не стоит рекламировать что‑либо.
– Это же замечательно, – восхитился агент, но увидев, что я нахмурился и скрестил руки, тут же добавил: – То есть это, конечно, печально, но для рекламы спорткатеров – самое то!
– Гоночные катера? – я попытался вспомнить хоть одну марку. Несмотря на достаток в семье, я никогда не увлекался гонками. – Я не умею водить катер. Этот курс у нас только начался.
Он только рассмеялся в ответ:
– Никто не требует этого от вас. Вы просто будете лицом торговой марки. Ваш гонорар составит две десятых процента от продаж. Сейчас в мире спортивных катеров бум. «Крылья» – молодой бренд, они только начали завоёвывать рынок, и их продажи растут из месяца в месяц.
Я задумался. Две десятых процента в месяц. Даже один проданный катер покрыл бы все мои потребности на полгода вперёд. Но я был уверен, что отцу это страшно не понравится. Мысленно я ухмыльнулся.
– Сообщу вам о своём решении через пару дней, – наконец сказал я.
Вечером я перелопатил всё, что смог найти о гоночных катерах. «Крылья» оказались средними в своём классе: краш-тесты у них были не хуже и не лучше, чем у других. Но было у этих катеров кое-какое преимущество перед другими: модернизированный движок, который на очень короткое время мог выдавать полуторную нагрузку. На слишком короткое. Потом движок начинал перегреваться с огромной скоростью. И… бух! Именно этим преимуществом стали в последнее время пользоваться гонщики. И именно благодаря ему спорткатера «Крылья» выигрывали последние важные гонки. Возможно, за счёт везения «Крыльев», а может быть, за счёт мастерства нанятых пилотов «бух» ещё не разу не случался.
Прочитал я и про громкие скандалы в области промышленного шпионажа. Что ж, во всекосмической сети про «Крылья» всего было поровну: и хвалебных слов, и негатива. Я устало потёр глаза. Для принятия решения этого было мало.
А что если…
***
– Эй, меченый! – меня окликнул мускулистый элефин в обтягивающей серой футболке и в грязно-зелёных штанах с бесчисленными карманами. Волосы у него были заплетены в косу, унизанную бусинами, в одном ухе я заметил пирсинг. Ну и зачем так себя уродовать? Серьги? В уши мужчинам? Дикость! Элефин, видя, что я его рассматриваю, спросил: – Это ты ищешь место медика на завтрашних гонках?
Я кивнул. Команда гоночного катера состояла из четырёх элефинов: пилота, штурмана, механика и медика. Сначала я не понял, какова роль врача на борту гоночного судна. Посмотрел несколько записей гонок. Да, быстро, да, иногда в труднопроходимых местах, да, на диких виражах и петлях.
Стоп. Виражи и петли.
Я отыскал на одном из специализированных форумов запись происходящего внутри катера во время гонок. Смотреть в режиме реального времени не получилось: изображение тряслось и дёргалось. Тогда я включил замедленный режим и понял, зачем там был нужен врач.
Катер управляется вручную. Но как только давление на рычаг управления ослабевает, машина переходит на автопилот, снижает скорость и выбирает безопасный, но не всегда самый короткий маршрут. На гонках автопилот, как правило, включается из-за перегрузок, во время которых пилот и штурман теряют сознание. Врач и механик во время гонки сидят в противоперегрузочных креслах и не всегда бывают задействованы. Но если пилот отключается и автопилот снижает скорость, врач должен быстро осмотреть потерявшего сознание и принять меры по приведению пилота, а иногда и штурмана, в рабочее состояние. Рабочим инструментом медика на гонках является инъектор.
Что ж, ничего особенного в том, что узнал, я не увидел. Терапевтический опыт, благодаря подработке в университетской клинике, у меня был. К тому же студенты четвёртого курса медицинского университета могли принимать участие в гонках.
– Да, я хочу участвовать в завтрашних состязаниях, – ответил я этому элефину. Видимо, это с ним я общался в сети, когда отправил запрос на участие в качестве бортового медика.
– Какой курс? – уточнил он
– Четвёртый, – ответил я, – общая терапевтическая практика имеется. На ММР это обязательно.
– Медмежрас?! – парень, до этого сидевший на капоте своего флаера, спрыгнул и подошёл ближе. – А что это ты, парень с крутого факультета, решил поучаствовать в наших плебейских гонках? – язвительно спросил он и сам за меня ответил: – Богатенькому мальчику стало скучно? Решил немного пощекотать нервы?
– Что-то вроде того, – кивнул я.
Я прочитал на форумах, что такие ребята, как этот гонщик, живут за счёт соревнований. Хотя правильнее было бы сказать, что живут они за счёт рекламы на бортах и крыльях своих катеров. Чем лучше ты летаешь, чем интереснее и сложнее маневры, чем чаще занимаешь призовые места, тем круче рекламный контракт.
– Запрыгивай, – сказал он, показывая на флаер, – покажу мою «Комету».
«Кометой» назывался катер, но не марки «Крылья», а их прямого конкурента – компании «Серебряный Ветер». Это оказался немного потрёпанный, но не ветхий аппарат. На борту красовался логотип известной на Элее марки спортивной одежды и обуви. Мы зашли внутрь, и меня кратко проинструктировали.
– Твоё место тут, – элефин показал рукой на противоперегрузочное кресло, – аптечка тут, – ткнул пальцем на кнопку за ним, – и тут, – снова тычок пальцем, уже под сиденье.
Я попробовал открыть, закрыть аптечки. Всё легко открывалось и вынималось.
– Состав аптечки скинул тебе на коммуникатор, чтобы к завтрашнему знал наизусть. И да, меня зовут Кнут.
– Кнут? – недоумённо переспросил я.
– Древнее оружие. Длинный плетеный ремень из кожи. При умелом обращении сдирает кожу и мясо с костей. Очень резкий и быстрый, – просветил меня пилот «Кометы», а потом, окинув меня взглядом, с угрозой в голосе произнёс: – Ты ещё можешь отказаться, богатенький мальчик, но, если останешься и из-за тебя мы проиграем гонку, я достану тебя из-под корней первородного ростка. И тогда ты узнаешь, за что я получил своё имя.
– Я не передумал. Приду завтра за час до старта, – уведомил я Кнута.
Он хмыкнул и предупредил:
– Плотно не завтракай. Свою блевотину будешь оттирать сам.
***
Я сидел в противоперегрузочном кресле и мысленно вёл обратный отсчёт, повторяя про себя за Кнутом:
– …четыре, три, два, один. Старт!
На долю секунды меня вдавило в кресло, скудный завтрак настойчиво попросился наружу. Затем сработали противоперегрузочные компенсаторы, и тошнота ушла.
Кнут весело крикнул:
– Ну что, меченый, твой завтрак уже снаружи или ещё внутри тебя?
Я понял, что резкий старт был дан из-за меня. Команда проверяла новичка.
– Я слышал, если отрыгнутое ещё раз прожевать, то потом оно лучше усваивается! – крикнул я в ответ.
– Меня сейчас стошнит, – буркнул штурман.
Кнут и механик громко засмеялись. Катер мотало, скорость была такая, что на определённых участках чувствовалась невесомость. Руки и волосы сами собой начинали парить.
– Кнут, – заорал штурман, – уходи вправо, Скала нас прижимает к деревьям!
– Пусть этот нюхач моего выхлопа только попробует! – рыкнул Кнут, и тут же послышался треск.
Похоже, это были те самые деревья. А я думал, что все элефины трепетно относятся к растительности.
– Через пятнадцать километров каньон, вход очень узкий, соскребём краску с нашей «Кометы», но выиграем пять секунд, если будем огибать вход в каньон через верх, потеряем три с половиной секунды.
– Давно пора обновить краску на фюзеляже, – ответил штурману Кнут.
Я сжал подлокотники. Катер, повинуясь воле своего пилота, накренился практически перпендикулярно поверхности, Кнут выжал скорость, и скрежет, перебивший даже шум двигателей, оглушил нас.
– Прошли горлышко каньона, – прокомментировал штурман.
На панели пилота замигало несколько кнопок. А… Всё-таки что-то повредили. Я подумал, что Кнут, если выиграет, половину своего гонорара потратит на ремонт «Кометы».
– Над южной частью Великого элейского океана нам надо сделать три бочки подряд, развернуться и лететь в сторону Западных гор, – проорал штурман, читая что-то в коммуникаторе.
– Вот и обещанный сюрприз организаторов, – недовольно фыркнул Кнут. – Меченый, – обратился он уже ко мне, – после бочек будет твой выход!
Несколько секунд мы набирали скорость, а затем нас закрутило.
– Первую бочку прошли, – начал отсчёт штурман, – Кнут, надо ускориться, потеряли полторы секунды, третью делай сразу, повторяю: третью сразу после второй!
Кнут кивнул, двигатели снова взревели, и нас закрутило с новой силой. Ком тошноты снова подступил к горлу.
– Вторая! – крикнул штурман.
Великая матерь! Когда же это закончится?! И тут, словно услышав мой мысленный вопль, катер начал снижать скорость, а механический голос произнес:
– Манёвр закончен, выстраиваю безопасный маршрут до конечной точки.
Пилот и штурман отключились. Теперь автопилот управлял катером. Я отстегнулся и встал со своего кресла. Меня покачивало. Я проверил пульс Кнута. Приоткрыл его веко, проверил реакцию. Сделал тонизирующую инъекцию и, увидев, что он начал приходить в себя, двинулся к штурману. Тот в сознание не приходил, и тогда я перетащил его в своё кресло, уложил, постаравшись, чтобы его ноги были чуть выше головы, и расстегнул ему комбинезон, чтобы облегчить доступ кислороду. Штурман пришёл в себя, но был чрезвычайно бледен. Я уселся на его место.
– Ему больше нельзя перегрузок, я побуду твоим штурманом. Тем более, уже конец гонок, – сказал я Кнуту, надевая штурманский коммуникатор.
– Одна минута, молодец, меченый, хороший результат. Больше испытаний с перегрузками не будет. – Произнёс он.
Кнут взялся за рычаги управления, и катер снова ускорился. Я не понимал, как Кнут вообще успевал реагировать на деревья, одиночные скалы и даже крупных птиц? Я на такой скорости видел только размытые пятна! Тут пришло сообщение на коммуникатор штурмана.
– Кнут, ещё одно задание! Надо пролететь над Туаринским заливом, три раза коснувшись воды левым крылом!
Он выругался:
– Значит победитель ещё не определен, раз отправили внеплановое указание!
Катер чуть накренился, делая поворот в сторону залива. Из школьного курса географии я помнил о его отличительной особенности. Он был очень скалистый. И нам предстояло, маневрируя между кусками породы, торчащими из воды, задеть водную гладь залива. Великая матерь, во что я ввязался?
Кнут уверенно вилял между острыми выступами скал. Мы летели низко над водой, впереди, показав нам кормовые огни, за скалой скрылся соперник. Внезапно оттуда повалил черный дым. Кнут ухмыльнулся.
– Одним противником меньше! – довольно сказал он, нажал несколько кнопок, и мы накренились, коснулись крылом воды. Раздался металлический скрежет, на пульте перед пилотом замигали кнопки, взвыл сигнал тревоги. – Дранкз! Дранкз! Дранкз! – завопил Кнут. – Под водой была скала!
Механик, не говоря ни слова, отстегнулся, вскрыл люк лаза в технический отсек, располагавшийся чуть ли не под нашими ногами, и наполовину сунулся туда. Запахло жжёными проводами и ещё какой-то химией. Чумазый механик, вынырнув из люка, отрапортовал:
– Пробоина. Залил всё герметиком, сигнальные огни не работают, руль на высоте будет слушаться плохо. В общем, дотянем, если не будем подниматься выше пятисот метров!
Кнут снова ускорил катер. Было заметно, что рычаги он держал с напряжением, а ведь нам предстояло сделать ещё одно касание. Кнут, едва дыша, накренил машину – мы почувствовали вибрацию, крен усилился.
– Есть касание! – заорал я.
Кнут выровнял катер. От напряжения вены вздулись на его шее. Нас трясло всё сильнее.
– Меченый, – крикнул Кнут, – справа от тебя два рычага, по моей команде со всей мочи тянешь их вниз, иначе мы отправимся в гости к великой матери! – Тряска усиливалась, а мы заваливались на левое крыло. – Давай!
Я потянул. И… не сдвинул рычаги ни на сантиметр. Лишь когда я налёг на них со всей силы, они поползли вниз. Тряска стала уменьшаться, но до конца не исчезла. Вот на такой трясущейся «Комете» мы и достигли финиша. В первой десятке.
– А ты не так уж безнадёжен, богатенький мальчик, – хлопнул меня по плечу Кнут. – На следующие гонки с нами?
Я помотал головой:
– Не моё!
– Ну как знаешь, твою долю я тебе перевёл. Передумаешь – брякни!
На мой счёт упала приятная сумма, равная моей зарплате в клинике университета за полгода. Признаться, гонки меня впечатлили, мне понравились слаженные действия команды, адреналин и эта эйфория, когда понимаешь, что ты финишировал… И ещё я осознал, что это такой же спорт, как и мои сражения на элейских клинках. И этот спорт также собирает кровавую дань с участников.
Адреналин все ещё бурлил в моей крови, когда я отправил сообщение рекламному агенту: «Согласен».
***
Во втором семестре началась хирургия. В целом интересно, но…
– Работать врачом-хирургом хорошо ровно до тех пор, пока прооперированный не начинает капризничать и задавать вопросы, – практически каждая лекция и практикум по хирургии заканчивались этими словами нашего преподавателя – профессора Хатени.
О чём это он говорил, я узнал довольно скоро.
Я ассистировал профессору на операции по восстановлению прямой кишки элефина, который неудачно съездил на охоту. Нет, его не подрал хищник, горе-охотник сел на… торчащий сук. Амниотическая капсула справилась бы без проблем с таким характером повреждений, но профессор буркнул:
– Надо же на ком-то студентам тренироваться.
Он кивнул мне, дав понять, чтобы я следовал за ним в операционную, а после вмешательства назначил меня наблюдать за пациентом и вести медицинскую документацию. На следующий день я осматривал прооперированных профессором Хатени пациентов и зашёл в палату к тому элефину, у которого были проблемы с кишечником.
– Как самочувствие? – спросил его я.
Пациент не ответил, только хмуро посмотрел в окно. Перед ним на низком столике стоял поднос с пюре и компотом без фруктов. Именно эта диета обычно назначается при повреждениях такого характера. Рядом стояла медсестра, наблюдавшая за элефином.
– Пациент отказывается есть, по его словам, «бурду», ещё пациент жалуется, что он заплатил за нахождение в клинике столько, что мы могли бы принести ему обед из лучшего ресторана, – воинственно произнесла она, скептически смотря на элефина, а потом пожаловалась мне: – Не насильно же его кормить…
Я, вспомнив старую семейную шутку на эту тему, как никак я целитель уже в одиннадцатом поколении, посмотрел на медсестру и строго сказал:
– Несите капельницу с самой большой иглой. Будем вводить это пюре внутривенно.
Сестра и пациент с ужасом посмотрели на меня. Пришлось подмигнуть медсестре, и она тут же вылетела из палаты. Кажется, я даже видел, как она пыталась сдержать смех. Когда медсестра с самым серьёзным видом вошла в плату с капельницей, пациент уже допивал свой компот.
***
Начались экзамены. Общую хирургию я сдал без проблем. Курсовую профессору Жилерен тоже. И сразу же получил от неё задание готовить документы на патент. Работа в клинике университета обеспечила мне автомат на экзамене по терапевтической практике. А вот знаний по травматологии у меня было маловато. Преподаватель вытянул меня на четвертак, но мне было стыдно, и я решил, что летом, перед последним курсом, надо будет пройти практикум по этой дисциплине: при активной работе команды маяка травмы – явление довольно частое.
Без проблем я сдал основы синтеза препаратов. На экзамене, который проходил в лаборатории, я вытащил билет с заданием «синтезировать универсальное антигистаминное средство, рассчитанное на расу навигаторов, элефинов, орси, записать реакции получения». Мне нравился этот курс, в химии я разбирался превосходно. Это почти как волшебство: из простых элементов можно получить сложное вещество, которое способно принести пользу. Я двинулся к лабораторному столу, выбрал посуду, реагенты и приступил к работе. Синтез шёл долго, главное было следить за давлением, температурой и вовремя фильтровать полученный раствор. Пока готовилось моё универсальное антигистаминное средство, я успел отправить в патентный отдел университета запрос о том, какие документы необходимо подать.
Выживание у нас читал господин нье' Цалик. Бывалый смотритель согласился два раза в неделю прилетать на Элею, чтобы вести этот курс у студентов. Странный, это был предмет. То мы учились правильно удить рыбу, то добывать огонь только с помощью камешков, а то и вообще до посинения тёрли палочки. За добычу огня мне поставили тройку – я получил только лёгкий дымок из сухой травы. Я растерянно осмотрел свои ладони, на которых вспухли огромные водянистые мозоли: ну и как в таком виде работать в клинике?
Ещё мы изучали ядовитых растений, грибов, животных, рыб. Как-то на одном из таких уроков нье' Цалик сказал:
– Отнеситесь к этому внимательнее, на экзамене вам предстоит съесть то, что вы определили, как съедобное.
Группа загудела. Я был уверен: большая часть из нас проштудирует учебник к экзамену.
На экзамене по выживанию мне досталось задание определить, какой из предложенных фруктов пригоден в пищу и съесть его. Каждый с опаской смотрел на свой набор тестируемых объектов. Соседке достались рыбы. Ей предстояло не только выбрать съедобную, но ещё и успеть приготовить её за время экзамена.
Я приступил к выполнению своего задания. С каждого фрукта я снял немного кожуры и приложил её к тыльной стороне ладони. Минут через десять от четырёх тестируемых объектов я почувствовал жжение на коже. Так, эти фрукты отодвигаем в сторону. Два фрукта тестируем дальше. С каждого из оставшихся я срезал по маленькому кусочку мякоти и приложил к губам. Небольшой зуд появился от одного кусочка. Этот фрукт тоже в сторону. А теперь последний. С одной стороны, на экзамене я должен был что-то съесть, а с другой – смотритель Цалик очень хитрый мужик, он мог подсунуть и всё несъедобное. Кусочек последнего фрукта я положил в рот и стал тщательно пережёвывать. Вкус оказался интересным: мякоть слегка сластила, но при этом чувствовалась лёгкая кислинка. Я выплюнул, подождал реакции организма. Никаких неприятных ощущений не последовало. Тогда я отрезал ещё кусочек, снова тщательно прожевал и на этот раз проглотил.
«Ну что ж, ждём минут пятнадцать», – подумал я.
На шестнадцатой минуте я услышал голос преподавателя:
– Вардис, экзамен принят. Свободен.
Уффф, осталось узнать, что я такое съел.
***
На экзамене по пилотированию мы собирали узел связи из подручных материалов. Вообще, такие занятия у нас проводились не в первый раз. Курс вёл сах Трраж. Когда он впервые вплыл в аудиторию, мы шарахнулись от него в разные стороны, а когда он улыбнулся, ломанулись прочь из помещения. Раньше никто из нас не видел саха во плоти. В тот день нам всем выставили по прогулу.
Постепенно мы привыкли к нашему преподавателю по пилотированию и к его чёрному юмору тоже. Весь первый семестр мы изучали основные узлы типовых катеров. Собирали их, чинили. Такие занятия проходили в огромных ангарах, и, как правило, после них смазка с нас текла ручьём. Как-то после особенно трудной практики одна дева из нашей группы не выдержала:
– Господин Трраж, зачем нам копаться во внутренностях корабля? Мы же медики!
Трраж улыбнулся своей жутковатой улыбочкой.
– Студентка Тэйлин, – обратился он к ней, – представьте себе ситуацию: корабль после спуска на планету повреждён, смотритель ранен, и вы только что самолично загрузили его тушу в походную амниотическую капсулу. Что вы будете делать?
– Подожду, когда он вылечится, – пожав плечами, ответила дева.
– А если лечение будет проходить три недели и у вас закончатся запасные картриджи для капсулы? – продолжал спрашивать сах.
– Ну так ведь есть пилот! Пусть он и занимается поломками. – Тэйлин не хотела понимать, куда клонит преподаватель.
– Пилот погиб, – отрезал сах.
– Вызову маяк, чтобы прислали помощь, – элефина тоже не сдавалась.
– Аппаратура вышла из строя и работает, только если есть прямая видимость, – нагнетал Трраж.
Элефина замолчала. Теперь она поняла, что он хотел сказать. Иногда спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Мы вздохнули и снова полезли во внутренности катера.
Так что на экзамене нам досталось довольно обыденное задание: собрать передающую станцию, чтобы с планеты можно было передать на маяк сигнал о помощи.
Перед каждым из нас лежали сотни разных деталей. На выполнение нам отвели привычные четыре часа.