Нет, я не жалуюсь, я в принципе привык бы и к тому,
что мир бывает нечувствительным и чёрствым,
что благородным образцам соответствует не шибко
или требованьям высшим отвечает не вполне.
Чёрт с ним! Не отвечает, и чёрт с ним.
Но почему в таком количестве, во всяком переулке,
изначально, бесконечно – и как раз по отношению ко мне?
Михаил Щербаков
Субботний день пролетел за изучением результатов. С самого утра я засел за компьютер. Поначалу картина казалась безнадёжной, но при последовательной проверке стали обнаруживаться потенциально годные данные. Однако это был лишь первый этап анализа, для остального нужна была аппаратура.
– Ты снова опаздываешь? – Ирин звонок застал меня за работой.
Желая компенсировать вчерашнее, она договорилась оставить Алекса у подруги. По пути было решено отправиться ко мне, заказать что-нибудь и посмотреть фильм. Пока я оформлял доставку, Ира успела задремать, свернувшись в кресле. Я приглушил музыку и продолжил бороться с результатами.
Заслышав тарахтение мотора, поспешил навстречу посыльному, чтобы не потревожить Иру шумом и разговорами, потом разложил привезённую снедь и лишь затем разбудил её. После ужина мы перебрались в спальню, и я поставил давно ждущий своего часа для совместного просмотра «Астенический синдром» Киры Муратовой.
В конце первой части картины камера отдаляется – виден зал кинотеатра, вспыхивает свет и опускается занавес.
– …Мы ведь не часто встречаемся с кино действительно серьёзным… – запинаясь, мямлит конферансье. – Мы имеем сегодня замечательную возможность поговорить…
Зрители поднимаются и недовольно проталкиваются к выходу. Никчёмность искусства на фоне безразличия толпы, поданная в такой ироничной форме, вызывает трепет и восхищение. Я оглядываюсь на Иру, ища сопереживания, и обнаруживаю, что она уже мирно посапывает.
Зал пустеет, в кадре крупным планом – спящий, свесив голову набок, школьный учитель Николай Алексеевич. В заднем ряду вскакивает сержант.
– Взвод! Встать! – рявкает он. – Выходи строиться!
Ира и Николай Алексеевич синхронно встрепенулись. Солдаты с грохотом подхватываются на ноги. Николай Алексеевич ошалело сдирает с головы вязаную шапку и снова засыпает. Ира поворачивается на другой бок и, уткнувшись мне в плечо, следует его примеру. Это уже перебор. Я отстраняюсь, отодвигаю Иру и продолжаю смотреть кино в одиночестве.
Утром мы оба были не в духе, я отвёз её домой и вернулся к работе. К вечеру вырисовались общие очертания: приблизительно половина результатов ещё подавала надежды, остальное – никуда не годилось.
Это было фиаско. Я отказывался смириться и весь день вновь и вновь гонял тесты и изучал данные. Пятьдесят процентов коту под хвост из-за каких-то багов! Моих багов! Хотя я десятки раз всё проверил и перепроверил! В важнейшем эксперименте, повторить который шансов нет и не будет. И это лишь предварительный анализ…
Я ломал голову над поиском источника проблемы. В ужасе думал, что нас могли подвести сенсоры и запороть ощутимый процент… Хорошо, если не все оставшиеся пятьдесят. Могли подвести выбранные мной частоты, параметры и интенсивность импульса… да мало ли ещё что. Я представлял новые и новые возможные ошибки и уже отчётливо видел, как у нас, а точнее у меня, в итоге останется полный ноль.
Ночью, ворочаясь в постели, перебирал в уме модули и настройки треклятого эквизишн-кода. С горечью вспоминалась ссора из-за последних пяти процентов. Как много бы я дал за те пять вместо этих чудовищных пятидесяти. Что же я упустил? Всё ж работало! Каким вообще образом такое возможно?!
В понедельник я притащился на утреннее совещание, о назначении, точнее, о переназначении которого Ариэль разослал экстренные письма ещё на выходных. Речь о всё том же совещании, перенести которое, по словам Ариэля, было абсолютно невозможно.
Но для начальства нет ничего невозможного! И вот я топчусь перед закрытой дверью. Планёрка в разгаре, стоит ли упоминать, что я традиционно опаздываю.
– О! Сейчас он сам всё и расскажет, – прекратив рисовать на доске, шеф торжественно указывает на меня. – Небось уже провёл первичный анализ?!
– Ариэль, тут такое дело…
– Не дрейфь! Уступаю сцену тебе.
Он хлопает меня по плечу и плюхается в кресло. С трудом оторвав от него взгляд, смотрю на Стива, Ирис, Тима Чи, даже Таня тут – для полноты моего унижения.
– Половина результатов никуда не годится, – выпалил я.
– Ч-ч… что? – заикается Ариэль. – Что значит…
– С остальным пока неясно, – заканчиваю я чуть тише.
– Что ты несёшь?! – Ариэль вскакивает, мгновенно теряя всю добродушную вальяжность. – Что значит никуда не годится?! Как?! Мы всю ночь проторчали! Перепроверили каждый шаг! Всю ночь! До последней запятой! Как такое…
– Ариэль… – пытаюсь вклиниться я.
– Мы же… Ты же… Ведь все тесты… – Шеф совершает какие-то бестолковые движения руками. – Как же так?! Мы же всё проверили! Все тесты… На все сто процентов! Что, чёрт подери, это значит?!
Ища поддержки, оглядываюсь на Ирис, на Стива, но им тоже не по себе, они отводят глаза, и лишь Тамагочи пялится на меня с неестественным выражением. Раздаётся сухой треск, пальцы Ариэля окрашиваются ядовито-малиновым цветом. Он разжимает кулак, и на пол падают обломки маркера. Он хватает листок из стопки моих бумаг, трёт, комкает и отшвыривает. Затем хватает ещё один.
– А ну, показывай! – вновь начинает вопить он. – Давай сюда презентацию!
– Какую ещё презентацию?! – срываюсь я.
– С результатами, чтоб их… С твоими грёбаными результатами!
– Какая, нахрен, презентация?! Я все выходные корячился, еле успел прогнать первичные тесты!
– И не удосужился подготовить презентацию?
– Презентацию чего? Того, как мы провалили опыт?!
– Так, ладно, показывай что есть!
Я начинаю возиться с проектором. Меня трясёт. Провода выскальзывают из рук. В конце концов всё как-то срастается, открываю код, загружаю первую точку, прогоняю тест и поясняю происходящее. Ариэль мельком косится на изображение и всверливается взглядом в стол. Ирис поначалу старается следить. Тамагочи постреливает глазками то на Арика, то на экран, то на Стива. Я обрабатываю точку за точкой. Долго, нудно и довольно коряво.
Постепенно все, кроме Стива, теряют нить. Ирис нюансы анализа мало понятны, и она быстро тонет в подробностях. Таня-Марина и вовсе чатится в мобильнике.
– Как я уже не единожды был вынужден констатировать, отсутствие систематической методики… – в паузах подзуживает Тим Чи.
Его высказывания всеми игнорируются, но он продолжает, заискивающе поглядывая на Ариэля, по-прежнему пребывающего в полной прострации. Я вывожу на экран новые графики и механически комментирую.
– Доскональное планирование и поэтапное исполнение… – не унимается Тим.
Вот крыса, голос у него прорезался!
– Мне холодно! – неожиданно встрепенулась Таня-Марина. – Выключите кондиционер.
– Иди лучше воды принеси, – не оборачиваясь, бросает Ирис.
Посидев с минуту, Таня встаёт, с независимым видом выходит и вскоре возвращается, неся два пластиковых стаканчика. Ирис кивает на Ариэля. Таня-Марина боязливо ставит перед ним стакан, затем залпом осушает второй и вопросительно смотрит на Ирис. Новых распоряжений не последовало. Нервно похрустывая пустым стаканчиком и не находя, что делать дальше, Таня топчется рядом с начальником.
В разгар этого коллективного помешательства Стив решает взять безвластие в свои руки, велит Тане сесть и окликает Ариэля с лёгким нажимом в голосе. Некоторое время шеф никак не реагирует, потом медленно поднимает взгляд.
– Коллеги, – нарочито размеренно произносит Стив, – ещё вчера у нас был сенсор с результатами из самодельного аквариума на шницеле из супермаркета, а сегодня – действующий катетер и, главное, опыт на человеке. Во-первых, это значительно повышает ставки во всех отношениях.
Стив делает короткую паузу.
– Во-вторых, половина данных, вероятно, вполне пригодна для дальнейшего анализа. Это сотни измерений! – Ещё одна выверенная пауза. – И в-третьих, вчера для новых сенсоров не было никакого эквизишн-модуля, сегодня – есть, пусть с багами, но есть. Всё это – большая удача и важный этап в развитии компании.
Он обводит взглядом присутствующих. Ирис, ждавшая развязки, переменила позу и, кажется, несколько расслабилась. Таня-Марина расценивает смену атмосферы как предлог снова уткнуться в чат.
– Вызываюсь взять на себя повторную проверку и, возможно, мне удастся установить корень проблемы, – резюмирует Стив.
Ариэль, выйдя из оцепенения, то ли утвердительно кивает, то ли в изнеможении роняет голову. Все расползаются по своим вольерам. Я сижу, созерцая разгром на моём столе. Скомканные листы многострадального workplan-а, обагрённые ядовито-малиновыми чернилами, валяются на сероватом ковровом покрытии.
Собравшись с силами, встаю и выхожу на улицу. Надо пожрать. Мяса. Внутри тошно и мрачно, и ассоциативно вспоминается название «Black». Там оказывается вычурный дизайн – тяжёлые драпировки, густой полумрак, оттенённый янтарной подсветкой, и массивная мебель из морёного дуба.
Пока готовят заказ, бармен предлагает выпить с ним на пару. К нашему общему удивлению, я выбираю арак. Он нацеживает вязкую от кристалликов льда жидкость, и мы молча опрокидываем рюмки. Когда сидишь за стойкой один, нередко угощают за счёт заведения. Это продуманный коммерческий ход – фишка не в бесплатной выпивке, а в имитации личного участия. И хотя прекрасно всё понимаешь – это подкупает.
Мы выпиваем, и он наливает по второй, а потом и по третьей. Я возвращаюсь в офис спустя часа два. Помаявшись, прикидываю, какое титаническое волевое усилие надо предпринять, чтобы превратиться в амбициозного, целеустремлённого инженера, и нахожу это выше моих сил. Встаю, беру сумку и сваливаю, ни с кем не прощаясь. Выбираюсь из центра, снимаю комнату в придорожном мотеле и валюсь спать.
Всё продолжается как ни в чём ни бывало. Будто не было вчера ни моего позора, ни всеобщей истерии. Я копаюсь в алгоритме, Тамагочи пишет план, а Ирис пребывает на экзекуции у Ариэля. Из-за стены доносятся отголоски до боли знакомых интонаций в нарастающих тонах. «Это надолго», – решаю я и отправляюсь тестировать сенсоры в лаборатории.
Вернувшись, надеваю наушники, врубаю электронную музыку пободрее и берусь сверять калибровки. Мало-помалу я начинаю чувствовать, что что-то не так. Осматриваюсь. Внешне всё, как всегда. Тамагочи сколопендрой скрючился за компом, Ирис уставилась в монитор. Вроде, всё о’кей. Но нечто улавливается краем сознания, словно доигранная пластинка крутится впустую и игла царапает виниловую поверхность.
Я приглядываюсь к Ирис. В линзах её очков сменяются разноцветные блики экрана. Она некоторое время сидит без движения, затем жмёт на кнопку. Блики на мгновение пропадают, и калейдоскоп повторяется.
После нескольких циклов я догадываюсь, что она раз за разом перезагружает компьютер, ждёт, пока система загрузится, и снова делает рестарт.
– Ирис, – осторожно зову я.
Ноль эмоций.
– Ирис!
Выключает, включает и продолжает таращиться в ту же точку.
– Ирис, пойдём покурим… – легонько касаюсь её.
Она вздрагивает и смотрит на меня невидящим взглядом.
– Идём, – снова треплю её по плечу и убираю руку, – заодно прогуляемся.
Я делаю приглашающий жест, она некоторое время сидит без движения, потом нехотя встаёт и следует за мной. В лифте Ирис молчит, и я тоже не спешу заводить разговор.
– Куда мы? – тускло спрашивает она спустя несколько кварталов.
– Подальше от этого серпентария, – пытаюсь сострить я, но ей не до моих шуточек. – Хочу показать тебе одно место, только захвачу кое-что из машины.
Ирис безучастно кивает. Мы минуем полупустую стоянку и оказываемся у странной дыры в стене. Ирис в недоумении косится на меня.
– Давай-давай, – подбадриваю я.
Мы садимся на скамейку. Докурив, она сбивает огонёк и заботливо прячет бычок в карман. В скверике, как всегда, тихо и спокойно. Под конец второй сигареты Ирис прорывает, и она начинает говорить. И говорит долго, рассказывает об отношениях с Ариэлем, о том, как устала от его постоянных придирок и упрёков, и что она ни делает – всё ему кисло, и так подбирается к сегодняшнему требованию подделать результаты лабораторных опытов.
– Ну и хрен с ним, какая разница? – вворачиваю я, почувствовав, что Ирис уже немного пришла в себя. – Это же просто, чтоб выиграть время.
В моих пальцах ловким движением возникает длинный конусообразный косяк, взятый из тайника в Challenger-е. Раскуриваю и передаю ей.
– Что ему остаётся, если инвесторам невтерпёж? Водить их за нос до появления продукта – главная полезная функция Ариэля!
– Интересно, а зачем я ему понадобилась? Почему он сам не сделал?
– Ну да, какой смысл ещё кого-то впутывать?
Трава отменная, и вскоре нас накрывает.
– О! Я знаю! Это Ким!
– А Ким-то тут при чём?
Она пытается ответить, но вместо этого заливается хохотом.
– Может, вернёшь косяк? Кажется, тебе уже хватит.
Она глубоко затягивается и передаёт.
– Ну, как же? Ким! Наша шпионка-куртизанка! Ариэля она просто берёт на абордаж. Подкрашивается, юбку подтягивает, усаживается к нему на стол и спину выгибает, чтобы была ещё короче, выпускает локон, и пальчиком так… пальчиком…
– Погоди-погоди, а шпионка-то тут причём?
– А каким, думаешь, образом Ариэль узнаёт, когда кто пришёл, ушёл, сколько времени обедал, что делал, пока его нет?
– Да ладно!
– А зачем, по-твоему, ей к тебе клеиться? Она постоянно ведёт слежку за новенькими. Ой, а Тим… – давясь от смеха, Ирис чуть не скатывается со скамейки. – Тим-то наш, бедный! Его она вовсе доконала.
– Ох, Кимберли кого хошь доконает, я сам еле отбиваюсь. А он-то ей на что?
– По-моему, попросту забавляется. Подловит в тесной кухоньке и начинает шпынять. Тима потом аж колотит, он прячется за монитор и полдня пытается оклематься. Совсем зашугала его своими сиськами. Он теперь выглядывает и прислушивается, прежде чем выйти в коридор, чтобы в них не угодить.
– Ладно, защищать Тамагочи от молочных желёз нашей офис-менеджер меня не очень-то тянет. А что ей от тебя надо?
– Да, было у нас пару… разговорчиков, – Ирис хихикает, – когда я поняла, что она на меня стучит Ариэлю.
– Необходимо срочно найти решение, – прерывает Стива Ариэль, исступлённо повторяя эту заветную фразу далеко не впервые.
– Начнём сначала, – с неослабевающим энтузиазмом Стив заходит на пятый круг. – Устраиваем мозговой штурм, генерируем идеи, делим на конкретные задания, и каждый берётся за свою часть.
– Великолепно, приступаем!
Так протекает совещание, созванное Стивом, который, естественно, сам ни в чём не разобрался. Мы приступаем и довольно быстро умудряемся заплутать в деталях и частностях.
– Ещё раз, какие у нас основные модули? – снова заводит Стив.
– Основных модуля три, – устало повторяю я. – Генерация сигнала, оцифровывание и сохранение данных.
– Подробнее! – требует Ариэль, сосредоточенно насупившись.
Вся эта тягомотина кажется натянутой и бессмысленной, и не совсем ясно, что за новую роль разыгрывает Стив.
– О’кей, генерация первичного сигнала. Там, как я уже говорил, несколько субмодулей…
– Вперёд, выкладывай по порядку, – командует Ариэль. – Стив, записывай.
– Погодите… – мягко урезонивает Стив. – Давайте прежде испробуем аналитический подход. Ведь вы тут всё сотни раз проверили, и никаких проблем, а там…
– Ну-ну… – подгоняет Ариэль.
– Надо уяснить, что изменилось. В чём фундаментальное различие между здесь и там?
Ариэль откидывается и закладывает руки за голову, а мы стоим перед ним, как Гамлет и Горацио или Бивис и Батхед, с ходу не разберёшь.
– Хорошо… Генерация. Первичного. Сигнала. Что могло измениться? – я обвожу их взглядом, хотя, разумеется, отвечать на вопросы предстоит преимущественно мне самому. – Не вижу никаких фундаментальных различий между Сан-Хосе и Солт-Лейк-Сити. Импульс и его генерация – сугубо внутренние функции системы, никак не зависящие от внешней среды. Есть возражения?
Они некоторое время молчат и вдумчиво морщат лбы.
– Возражений нет, я так понимаю?
Ариэль угрюмо похрустывает костяшками пальцев. Стив выводит на доске заголовок.
– Отлично, дальше – оцифровывание, – продолжаю я. – Снова нет никакой разницы между Сан-Хосе и Солт-Лейк-Сити. Мы рассматриваем широкий спектр частот. Более того, ни в сенсорах, ни в электронной плате, ни в коде мы ничего не меняли. Ваши мнения?
Сцена с нахмуренными лбами повторяется.
– Все согласны, – заключаю, выждав пару секунд.
Стив записывает на доске – «Оцифровывание».
– Ну и последнее, – спешу отделаться я. – Хранение информации. То же самое: берём, что намерили, урезаем до нужного диапазона и сбрасываем на жёсткий диск. Заметьте, мы используем датчики одного типа, соответственно, диапазон – тот же. Плюс, мы их проверили, и сомневаюсь, что у сенсоров могут иметься сантименты географического толка. Им глубоко фиолетово – излучать ультразвук в Калифорнии либо в ином штате.
На лицах отображается мучительная работа мысли.
– Вот и славно. Давайте уже закончим, и я сам…
– Не понял… – задумчиво произносит Стив. – А зачем урезать частоты? Ведь частоты… я имею в виду, разве…
С меня вмиг слетает насмешливость.
– Fuck! – кричу я. – Ну конечно!
– Да! – вскакивает Ариэль. – Точно!
– Слушай, а на сколько меняется базовая частота?
– Процентов на десять-пятнадцать… – шеф бессильно оседает в кресло.
Тишина немым укором заполняет офисное пространство.
– Я что-то упустил? – наконец нарушает молчание Стив. – Можно поподробнее?
– Да… Понимаешь, когда мы… – принимаюсь объяснять я. – Нет, я не верю! Как нас угораздило?!
– Это моя ошибка… – страдальчески отзывается Ариэль.
– Нет, ну я тоже хорош.
– Я должен был тебя предупредить…
– И сам бы мог догадаться… – мне трудно уступить в этом состязании за первенство в кретинизме.
Мы замолкаем. Выждав, Стив картинно машет ладонью.
– Да, в общем… – нехотя признаюсь я. – Эхо, то есть сигналы, отражённые от живой и от мёртвой ткани, несколько разнятся. Мёртвая – жёстче и плотнее, тем более после заморозки. А при хранении берётся узкий диапазон вокруг основного пика. Процентов десять. Это… оптимизация такая…
Мы понемногу приходим в себя. Проблема установлена, можно расходиться.
– Молодец, – кивает Стиву Ариэль. – Если так пойдёт… – фраза обрывается, и складывается впечатление, что продолжение не предназначено для моих ушей. – Молодцы! Оба… Оба молодцы! – скомканно поправляется он. – Впредь готовим отдельную конфигурацию для больничных опытов.
Я сделал несколько конфигураций, отретушировал мелкие детали и исправил пару багов, не переставая удивляться, как они не всплыли на эксперименте. Уцелевшая половина результатов оказалась вполне пригодной, да и новые сенсоры превзошли наши ожидания.
Всё постепенно приходило в норму. Покончив с эквизишн-кодом, я вернулся к алгоритму, втихомолку посмеиваясь над Тимом, продолжавшем планировать и разводить канитель вокруг своего игрушечного проекта, альтернативу которому я забацал практически за сутки.
В пятницу с Ирой встретиться не удалось. Пока она управилась с делами по дому, пока уложила Алекса, – было уже поздно. Я работал и засиделся до утра, а затем, так и не ложившись, отправился в автосервис. Challenger требовал капитального ремонта. Я разжился им ещё в студенчестве, не только из-за гордого изгиба линий и скрытой за ним силы, – само название совпадало с моим тогдашним прозвищем.
Challenger – мне нравилось и звучание, и значение, да и судьба погибшего космического корабля придавала этой кличке так импонировавший мне тогда флёр героизма. И хоть сегодня я далёк от показухи такого рода, уже давно сроднился с этой раритетной колымагой. И даже решил, что её видок будет смирять мою гордыню, напоминая о капризах молодости. Но это не работало. Как был я пижоном, так и остался. Только выпендриваюсь чуть более ухищрённо.
Вечером позвонила Ира. Они были в гостях неподалёку, и Алекс попросил заночевать у школьного приятеля. Мы условились, что я оставлю дверь открытой и немного вздремну до её прихода.
Проснувшись поздним утром, я пришёл в ужас. Выскочил в гостиную – Иры нет. Метнулся во двор, где она любила пить кофе. Там нещадно палило солнце. Иры не было. Вернувшись в квартиру, стал смутно припоминать, как она тормошила меня. Я ворвался в спальню и, осмотрев кровать, понял, что она не ложилась. Опять выбежал в гостиную, потом на улицу, будто она могла где-то спрятаться.
Закрыв входную дверь, прислонился к стене в прихожей. Какой же я придурок… Тяжело сполз на пол, представляя, как она просидела всю ночь одна, ожидая, пока я соизволю проснуться, и потом уехала утренним автобусом.
Надо было срочно звонить, я вскочил и кинулся искать телефон. По дороге заметил, что её разноцветный браслет, уже давно ставший декоративным элементом интерьера, исчез. Бросился к стеллажу, где была воткнута её серёжка, которую я отобрал ещё в начале наших отношений. Серёжки тоже не оказалось. Дальше я убедился, что из шкафа пропали те немногие вещи, которые она держала у меня, а из ванной исчезла зубная щётка и тюбики с кремом.
До меня, наконец, дошло очевидное. Она ушла. И ушла навсегда. Я зачем-то вновь вернулся в прихожую, опустился на пол и обхватил голову руками.