Яков Пикин
Грешным делом
– Ну, это, смотря в каком качестве и главное за чей счёт, -пробормотал Анастас, добавив ещё нам веселья. И вдруг, будто проснувшись, спросил:
– А где спирт, который я купил?
– Оставили мы твой спирт водителю, -успокоила его Циля. – Он тоже человек, ему надо выпить после работы.
– А, ну, это пусть, -согласился Анастас.
–Ладно, с этим парнишей мне всё ясно, -сказала Зоя, махнув на Анастаса рукой. –А ты поедешь со мной?
Спросила она вдруг меня.
– Порежу на ветошь, Зойка, – медленно приподняв тупой кухонный нож, которым она резала салями, пригрозила ей Циля.
– Чего вы такие жадины все? – Надулась Зоя, – я же вот с вами делюсь!
Она махнула в сторону продуктов. Циля, глянув на неё с глубоко запрятанной под сердцем улыбкой, потрясла слегка ножом, сказав с расстановкой:
– Зоя, не начинай… – И покачала головой.
– Ладно уж,– притворно обиделась Зоя, отводя глаза в сторону, – пользуйтесь моей добротой…
– Вот именно, – кое –как докромсав колбасу, прицелившись, метнула Циля нож в кухонную раковину.
– Ты хочешь сказать, – нарушил их странное общение Анастас, рассматривая богатства на столе, – что на всё это я могу рассчитывать, зайдя в пивной бар?
– Рассчитывать можешь, получить – нет, – отрезала Зоя, вызвав опять шквал наших эмоций.
Сам не зная почему, но я снова залюбовался ей. В этот миг, когда она шутила, она была невероятно, да нет, сказочно красива! Кажется, заметив на себе мой изучающий взгляд, Зоя, сделав, вид, что занята сортировкой продуктов, произнесла:
– Учитесь, как надо бороться с эгоизмом:
Подталкивая еду, она стала командовать: это можно поджарить, это так съесть, это просто отварить надо, в общем, разберётесь…
– Великолепно, – с набитым ртом выдохнул Анастас, когда всё было готово. – Обожаю ходить в гости, здесь всё намного вкуснее!
– Что ж я, дура, хрен не взяла…– глядя на Цилю, спохватилась Зоя.
– Ничего. Зато ты взяла до хрена! – Успокоил её Анастас.
Мы снова зашлись в хохоте. Зоя поощрительно кивнула ему, лобызнув попутно глазами и меня.
– А, ладно, – махнула рукой Циля, – так хоть языки, может, с беконом уцелеют.
Но языки тоже не уцелели. Ими пришлось молоть до утра. Что касается консервированных, то их утром поджарили с яичницей. К финалу последней бутылки свинцовые тучи общего настроения рассеялись, окрасив осеннее вчера в радужные перспективные тона.
Зоя, я и Циля начали вдруг спорить об искусстве. Это вполне нормально для русских, когда они, выпив больше, чем надо, начинают спорить о том, о чём понятия не имеют.
Анастас, в отличие от меня, благоразумно молчал, лишь изредка поддакивая тому, что слышал. «Коринфский стиль, Ренессанс, Готика, потом Барокко и Рококо, дальше ничего нет. Всё, закат Европы!», говорила регулярно читавшая Шпенглера Зоя. «Нам бы такой закат», кивал Анастас. «Вот именно», поддакивала Циля. «Ты бы у нас в Торжке побывал, узнал бы, что такое закат. Без Европы». Но Зоя стояла на своём: «да у нас всё впереди, как вы не понимаете? Здесь скоро такое начнётся- мама не горюй!». «А мне, кстати, нравится этот фильм «Не горюй», перевёл вдруг Анастас разговор в кинематографическое русло. «Какой –то он оптимистичный»!
Теперь заговорили о любимых актрисах, актёрах, режиссёрах, съёмках, подходах к выбору натуры и искусстве в целом. Досталось Италии и Пазолини, вспомнили про Андрея Рублёва и Третьяковскую галерею. В конце разговора даже треснувшая голубая плитка над раковиной начала казаться патиной. Циля вдруг стала декламировать «Шаганэ». Анастас, послушав её, зааплодировал, потом сказал:
– Шаганэ – армянское имя. Значит, «добрая». Вы все очень добрые. Можно, я вашим туалетом воспользуюсь?
Суета с укладыванием на сон напоминала затихание концертного зала перед началом первого действия. Хлопали дверцы, скрипели пружины раздвигаемого дивана, шуршала материя, неожиданно выдал руладу забывшийся в туалете Анастас, и, под общий смех девушек, спевший громко: "Течёт река Волга!". А потом: слушайте, дайте мне ключ разводной, я воду перекрою!"
– Зачем? –Подбежав к туалету, спросила его в щелку Циля.
– Вода течёт всё время и не останавливается! – Приоткрыв дверь, сказал ей Анастас.
– Ну, и что? – Удивилась Циля. В то время за каждый литр воды не платили и она была бесплатной. – Если ты её перекроешь, её же вообще не будет. Пусть течёт, на то она и Волга!
– И то верно! – Засмеялся Анастас.
– Водопроводчик сказал, что надо кран новый ставить, – пояснил я Анастасу, когда тот, вымыв руки, пришел на кухню.
– Ну, ладно тогда, – согласно кивнул он. – Слушай, мы уже всё выпили или у нас ещё чуть чуть есть?
Мы выпили с ним по последней, а затем пошли спать. Анастас с Зоей после долгих переговоров легли на полу. Мы с Цилей- на диване. Ночью я проснулся от их громкого шёпота. Зоя смеялась, шлёпая Анастаса по голому телу:
– Ну, прекрати, я сказала: хватит! Разбудишь всех…
Какое -то время было тихо, потом опять раздался шёпот Анастаса:
– Один разок всего, ну?..
– Ты мне в глаз сейчас заехал пальцем своим… – прошептала Зоя.
Послышалось кудахтанье, означавшее, что они смеются, уткнувшись в подушку.
– Блин, ну, и ржач, – отчётливо произнесла Зоя.
– Один разок, ну, пожалуйста…– стал совсем, как ему казалось, тихо канючить Анастас, впрочем, нам с Цилей его было отлично слышно. Однако мы делали вид, что спим.
– Что ты заладил? Разок -разок…– бубнила в ответ Зоя. – Я же сказала – нет, что ты мне его суёшь?
– Ну, чтобы ты взяла.
– Я не могу, у меня руки заняты.
– А ты отпусти трусы.
– Нет уж, я подержу лучше.
Опять раздалось весёлое кудахтанье, затем шёпот:
– Убери руку. Блин, "Анастас" – что за имя такое? А ласково тебя как, Настя что –ли?
Возникла пауза, во время которой они кудахтали так долго, что я почти уснул. Затем опять возник шёпот, из которого я разобрал:
– Почему Настя? Стасик можно.
И снова долгое хихиканье.
– Тараканское имя какое -то – Стасик! – Послышался Зоин голос.
– Греческое. Значит, «воскресший», – обиженно заметил Анастас.
– Правильно, тебя, как таракана не убьёшь, ты чересчур большой!…
Снова началась возня со смехом. Потом голос Анастаса удивлённо сказал:
– Какие ноги у тебя сильные, слушай…
– Я же с тренажёра не слезаю. Хватит меня щупать!
– Нет, правда…
– А ты что хотел? Мы же спортсменки, я и Циля. Оба мастера по велоспорту.
– Да?
Весь разговор происходил также шёпотом, но ощущение было такое, что он доносится из суфлёрской будки на сцене, настолько всё было отчётливым:
– Да!
– Нет, серьёзно? А я главное думаю, чего это мне так хочется вас обеих пригласить на велосипед?
Послышался шлепок.
– Договоритесь сейчас…оба! – Пригрозила вдруг им обоим громко Циля. – Спите!
На пару минут установилась тишина, изредка нарушаемая лишь дыханием и шорохами. Затем откуда -то будто из глубины пошли стоны, вначале тихие и сдавленные, а затем всё более громкие, отдалённо напоминающие звук капель горящей пластмассы. Достигнув апогея, они слились в одно единое «о-о!», Несколько секунд после этого было тихо. А потом голос Зои тихо спросил:
– Это что?
В ответ донеслось едва различимое бормотание, словно говорили ей на ухо.
– Ужас, я по уши в эликсире жизни! – Озвучила она то, что было, как видно, сказано шёпотом. Дальше Зоя поднялась. Отсвечивая в темноте спортивной фигурой в ажурных трусиках и таком же лифчике, она встала и под наш с Цилей сдавленный смех, сексуально покачивая бёдрами, направилась в ванную.
Следом за Зоей в ванную чуть ли не вприпрыжку побежал Анастас. Циля, чтобы не видеть этого, продолжала смеяться, закрыв ладонями лицо.
– Театр наоборот, – сказал я, когда они вышли.
– Почему? – Спросила Циля.
– Ну, как, мы же на возвышении, как артисты, а они – внизу, зрители.
– А-а…
– Это нам с тобой надо было на полу лечь! – Сказал я.
Услышав это Циля, оторвав от подушки голову, возмущённо произнесла:
– Чтобы они над нами так же потешались? Нет уж!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПОБЕГ ЦИЛИ
Не знаю, с чем можно сравнить то, как действует женщина. Возможно с тем, как слепой ощупывает слона. На хвост он думает, что это хлыст, а на хобот, что это змея…То, что мужчина воспринимает, как затруднение, женщине видится романтикой. И, наоборот, то, что мужчине видится, как выход из положения, женщине может показаться тупиком. Я не знаю, как в точности думала Циля, но то, что мы видели всё по –разному, это точно. Примерно месяц с небольшим после вышеописанных событий мы прожили спокойно. По утрам я ездил в институт, а вечером торопился на работу в ресторан.
Проблемы у нас начались ранней весной, когда в ресторане от меня поставили перед выбором работать полную смену или уволиться. Но чтобы работать полный день, для этого нужно было перевестись на заочное отделение. Однако в этом случае мне грозил призыв в армию.
Целыми вечерами мы с Цилей ломали голову, как решить проблему. Сама Циля работать не могла. Её трудовая книжка осталась в Торжке. Наконец, мы остановились на том, что я не буду торопиться с переводом на заочное. А она договорится с бабушкой, чтобы та привезла ей из Торжка документы.
Встречу с бабушкой Циля хотела назначить на Ленинградском вокзале. Поэтому я не удивился, когда однажды придя домой, не увидел там Цили. На торшере лежала её резинка для волос и, увидев её, меня это совершенно успокоило. Пару минут я бродил по квартире в поисках записки, однако её не было. И лишь открыв шкаф, и обнаружив там пустые полки, я понял, что Циля уехала. Причём навсегда.
К такому повороту я был совершенно не готов. Известие об уходе Цили обрушилось на меня, как крыша язычекого храма на бедного Самсона. Придавленный тяжестью её отъезда я не мог ни есть, ни пить, ни думать об учёбе. А ведь если бы я завалил сессию, то призыв в армию был бы неминуем! Но даже понимая всё это, я продолжал не притрагиваться к учебникам. Институтские конспекты, сложенные в рюкзаке, лежали у ножки стола не тронутыми. Единственное, на что мне хватило сил, это открыть бутылку водки и влить её в себя. Алкоголь, несмотря на распространённое заблуждение, что он должен облегчить твоё положение, только ухудшил дело. Я начал бредить.
Мне вдруг стали мерещиться комариные крылья и лапки в огромном увеличении. Лёжа с закрытыми глазами, я часами наблюдал за бесконечным сплетением линий на мушиных брюшках, мохнатыми уступами лапок и так далее. Это походило на невыносимый наркотический бред. Я не думал, что уход девушки может так на меня подействовать! Поступок Цили меня обездвижил, нокаутировал, разбил! Разбил примерно так, как орёл разбивает козлёнка, бросив его с высоты на скалы. Мне следовало двигаться, но я не мог идти, будто внутри у меня всё было поломано.
По –настоящему я запаниковал недели через две, когда ощущение, что я её больше не увижу, обрушилось на меня также, как воды Потопа на грешную землю. Я по –прежнему не хотел есть, ни думать о работе. Водка не помогала. Я пил её, как воду, ощущая лишь горечь во рту. Закуски не было. За ней мне было лень идти в магазин. Хлеб и тот кончился.
Хуже всего, что я не мог поделиться своим горем ни с кем, так как считал своё положение унизительным. Меня охватили горячка и какое- то уныние одновременно. Часами я лежал, глядя в стену, которую мы с Цилей обклеили обоями. Однажды мне пришла в голову идея послать Циле телеграмму. Эта идея так возбудила меня, что, вскочив, я побежал на почту.
В местном поселковом почтовом отделении было тихо и сонно. К единственной бабушке за почтовой стойкой выстроилась очередь. Пять человек показались тремя сотнями. Я не мог ждать долго. На бланке, который я держал в руке, было написано: «Циля, прости! Я был не прав! Я люблю тебя! Вернись!». В адресном поле написал: Почтовое отделение Торжок, Каретовой Сесилии, до востребования. И стал ждать.
Минут через пять мне показалось, что я жду тут целую неделю. Подбежав к бабке и, дыхнув на неё перегаром, я спросил, едва сдерживая раздражение: «Почему так долго? Мне что, жалобу на вас написать»?! «А чего там у тебя, милок?», глянув на меня, как старый брабансон на молодого красноармейца, спросила пожилая почтмейстерша, протянув ко мне старую, изборождённую морщинами руку. Я сунул ей бланк. Прочитав текст, она удивлённо спросила: «и чего тут срочного?». «Для вас, может, ничего!», заорал я. «А человеку плохо»! «А, вот оно что – плохо», закивала почтмейстерша головой, изучая меня, как старый кот дохлую мышь. Сказав: «ладно, давай отправлю», она взяла бланк и начала там делать пометки. С трудом дождавшись, пока у меня примут телеграмму, я пошёл с почты, услышав, как сзади начали шептаться: «страдает он, гляди –кась! Видел бы себя…Ох, молодёжь пошла»! «Пусть!», думал я. Зато теперь у меня была слабая надежда, что Циля вернётся.
Приковыляв домой, я уже снова хотел лечь, как вдруг услышал, что в дверь поскреблись. С колотящимся от радости сердцем, я побежал открывать. На пороге стояла девушка, как оказалось потом соседка, этакая белокурая бестия с милым лицом. Попросив соли, она вдруг уставилась на меня. «Это же вы играли летом в «Сказочном лесе?», спросила она. «Ну, да», смущённо ответил я, удивившись даже своей известности. «Ой, а мы с подругой там вдвоём отдыхали. Вы меня не помните?». Я отрицательно покачал головой. «Ну, естественно, там же вокруг вас столько девушек было. Куда уж нам! Мы всего на пару дней приезжали. Нам начальство путёвки выделили за хорошую работу. Мы ещё стояли и вот делали». Она выставила пальцы буквой «V». Помните?
И тут я действительно вспомнил, как однажды две девушки отлично зажигала возле эстрады, вскидывая руки. Но как я тогда мог обратить на них внимание, если рядом была Циля!
– Всего два дня – субботу и воскресенье, – продолжала соседка. – Нам наш профсоюз милиции за хорошую работу выделил путёвки. Я в милиции работаю, младший сержант Котова! – Шлёпнув вдруг пятками, одетыми в вязаные носки, шутливо представилась она, приставив, как гусар, к виску два пальца. Можно к вам зайти?
Я отступил в сторону, думая, только милиции мне не хватало!
Но, оглядев девушку и отметив её симпатичное личико, спортивную фигуру и белозубую улыбку, подумал: пусть остаётся, хуже не будет! Увидев на стуле мои кожаные эстрадные брюки, девушка воскликнула: «ой, а можно их посмотреть? Вы в них выступали, да? Классно смотрятся. Я хочу себе такие сшить. Обожаю такие штучки!».
Поскольку мне была невыносима мысль снова оказаться в одиночестве, я предложил ей задержаться и внимательно "посмотреть", как сшиты мои джинсы. Затем я предложил ей выпить, у меня ещё оставалась водка. А, выпив, мы как –то быстро улеглись в постель. Конечно, любой скажет, что некрасиво, после ухода любимой девушки, тут же закадрить другую. Но я себя оправдывал так: я в беде? Да. Когда человек в беде, он вызывает милицию? Да. Вот, и будем считать, что я её вызвал! И потом, Промискуитет! С недавних пор я решил придерживаться той же философии, что и Циля. Попробую любить всех и в то же время не любить никого!
Майя, так, оказывается, звали милиционершу, едва мы закончили, встала и приготовила еду, которую, сбегав к себе домой, она принесла. Мы снова выпили, поели, а затем пошли опять в кровать. Она была до невозможности сексуальной, эта Майя. Всё в ней вызывало желание – и белая кожа, и холмы грудей, и плоский живот, и стройные ноги. Но, лёжа на ней, я вдруг поймал себя на мысли, что не испытываю ничего от обладания ей! Вот ничего ровным счётом! Более того – она мне вдруг стала противна.
Не зная, как её прогнать, я лежал и ломал комедию, рассказывая ей всякие небылицы из жизни музыкантов. Несколько раз Майя намекала, чтобы мы продолжили, но я под разными предлогами увиливал. Наверно это даже как –то противоестественно для молодого человека не хотеть женского тела, да ещё такого красивого. Но я не хотел и чем дольше не делал это с ней, тем чаще я ловил себя на мысли, что надо от неё поскорее избавиться. Один раз кое-как один раз мне удалось выполнить свой мужской долг. Но после этого меня вырубило. Едва кончив заниматься любовью, я уснул, а когда открыл утром глаза – Майи рядом не было. Тут я вспомнил, как уже ночью она, скинув с себя мою руку, пробормотала: «Циля, Циля, какая я тебе Циля!», а затем быстро оделась и ушла. Даже не поглядев ей вслед, я уронил голову на подушку и опять заснул. До самого утра мне снились алые круги на фоне синих холмов, зайцы в пифагоровых штанах и отвратительно синие русалки в кружевных лифчиках…
Целая неделя прошла в ожидании. Я думал, если Циля получила телеграмму, она должна откликнуться. Как -то утром меня разбудил звонок в дверь. На каком –то автомате я подскочил, побежал в коридор и, даже не поинтересовавшись, кто там, крутанул замок, а затем снова вернулся к дивану и лёг. Если это Циля, думал я, пусть располагается, если соседка Майя, я умер, а если хозяин квартиры, он меня всё равно не выгонит, потому что меня нет. Это существо на диване -не я! Кто -то другой… Неделя возлияний превратила меня в бесчувственную скотину. Даже если бы зашёл враг, чтобы убить меня, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы ему помешать.
Грохнувшись с размаху на диван, я отвернулся к стене и замер. Неизвестный, кто бы это ни был, заглянул в комнату и, увидев, что я лежу, отправился на кухню. Я принципиально решил не вставать. «Убьёт, так убьёт», подумал я.
Минут через десять по комнате распространился запах копчёной грудинки, от которого меня, не евшего нормально столько дней, подбросило на кровати, как солдата Конрада при звуках походного рога. Закутанный в одеяло я прибежал на кухню, где с удивлением увидел Зою, которая стояла у плиты и жарила яичницу.
– Привет, – сказал я ей, слегка удивлённо, – ты чего здесь?
– Какой же срач у тебя – это ужас! – Весело сказала она вместо приветствия.
– Ещё бы, я целых десять дней уже пью! – Сказал я с какой -то гордостью.
– Зачем? – Не меняя весёлого выражения, нахмурила Зоя брови.
– Циля уехала!
– И что? – Не поняла она.
– Как…что? – Округлил я глаза.
– Она наверно по мужу соскучилась, и всё. – Предположила моя незванная гостья.
– Почему же ты мне не сказала, что она замужем ещё тогда, на зоне отдыха? –Спросил я.
– Есть вещи, о которых влюблённым вроде тебя лучше не знать, – философски заметила Зоя. – Я тебе это пыталась однажды сказать, там на зоне отдыха, но нам тогда помешали. Помнишь?
– А-а, ну, да, – кивнул я с таким лицом, будто меня тогда хотели обвести вокруг пальца на игре с тремя плошками и одним бобом, но этому слава богу помешали.
– Извини. Циля, по правде говоря, взяла с нас слово, что мы тебе не скажем. С меня и с Наташки.
– Почему?
– Как почему? Ты бы тогда сорвался, как рыбка с крючка и всё, и ищи тебя после этого.
– Понятно. Интересно, как это бывает? Вообще, у женщин. Как они такое могут обсуждать и просить о чём -то друг дружку?
– Как? Да очень просто! – Весело откликнулась Зоя, переворачивая лопаткой грудинку. Мы однажды собрались выпить. Втроём – я, Наташка и Циля. А Циля такой человек, ей в рот брать нельзя, она сразу всякий бред начинает нести! Ну, и в этот раз тоже. Завела разговор, кто кому нравится. Мы давай с Наташкой – тот не плохой, этот прикольный, вон тот симпатичный…А она сразу, что ей ты нравишься. И давай тебя расписывать –такой мальчик, такой мальчик…Натаха возьми и ляпни: да он с любой пойдёт! Смазливый, дескать, очень. Спорим, я его уведу, если ты только мне мешать не будешь! Цилю как подбросит. А они с Наташкой всегда не очень ладили. Ещё с тех пор, как их на соревновании двойкой ставили.
– Двойкой, это что? – Спроси я.
– А, езда парами. – Махнула она рукой. – Ну, и вот. Наташка ляпнула, а Цилю прямо вывернуло от этих слов. Кричит: опять ты вперёд всех лезешь! Чуть не сцепились. Я между ним влезла, не даю им. Потом говорю:
– Чего вы, давайте устроим ему проверку. Подкатим к нему по очереди и сразу выясним одна Циля ему нравится или все бабы на свете.. Если он на каждую клюнет, так значит бабник. Ну, вот, мы выпили потом ещё. Посмеялись. Посидели. Ещё выпили. Циля и говорит:
– Я почему –то уверена, что он ни с кем из вас не пойдёт. Он меня любит. Я чувствую. Поспорим? Натаха сразу: на что? И руку ей суёт. Циля на её руку посмотрела, как обезьяний царь на змеиную голову и говорит. Та, с которой он пойдёт огурец, а остальные чмошницы.
Я вдёрнул брови, будто удивляясь такому странному уговору.
– Это знаешь откуда у нас? –Заметив моё удивление, решила пояснить Зоя.
Я кивнул, сделав вид, что заинтересовался, хотя мне давно было всё равно.
– У нас в команде тренер есть, Бурцев. Так он на тренировках всегда говорил: снова отстаёшь, чмошница! Ну, а если ты на рывке хорошее время показала: огурец!
– Но они рук не пожали и не разбили, так что спор остался не заключённым. Вроде шутки, посмеялись и всё, – добавила Зоя.
Вернувшись в плите, она перевернула бекон на сковородке, который давно выгнулся, зажарился и чуть ли весь не вытопился, превратившись в шкварки, и стала разбивать яйца.
– Давно Циля уехала? –Спросила она.
– Недели две или даже три. Я не считал, – сказал я.
– Ясно. Что теперь делать собираешься?
– Не знаю, – Стоя по-прежнему босиком с накинутым на плечи одеялом, я опустился на корточки, уставившись на грязное кружево кухонного линолеума.
– Лео, бедный Лео… – Сочувственно произнесла Зоя, присаживаясь тоже передо мной на корточки и кладя мне руку на плечо:
– Забудь ты её. Скатертью ей дорога.
– Не могу, -покачал я головой.
– Она совсем не такая, какой ты её себе представляешь. И совершенно не та, которая тебе нужна.
Я уставился я на Зою, не понимая, о чём она:
– Почему ты так считаешь?
– Ты ещё не понял, кто она?
– Нет.
– Она вампир, Циля твоя! Привыкла кровь из мужиков сосать. Ищет таких, как ты, доноров…
И вдруг увидев боль в моих глазах, она не стала продолжать, а встала, сняла с огня сковороду и начала раскладывать яичницу на тарелки.
– Твоё счастье, что она уехала. – Продолжала Зоя, унося сковороду к мойке. – А то бы она из тебя всё высосала, а потом выбросила, когда всё кончилось. Скажи спасибо, что цел остался! Ты добрый мальчик, она бы к тебе хорошо присосалась.
– Зря ты, – буркнул я.
– Да что же ты за рыцарь! – Пожурила она меня, ласково всзъерошив мне волосы. – Поезжай тогда в Торжок и сам увидишь, кто она. Там её и спросишь, хочет она быть с тобой или нет.
Слова Зои будто крохотные кувалдочки, крепко тюкнули меня по натянутым струнам сердца, выдав доминантный септ – аккорд. Ну, конечно, как мне сразу это не пришло в голову! На до поехать в Торжок и отыскать там Цилю!
– Точно! Спасибо за совет! – Крикнул я, поднимаясь и садясь за стол, чтобы накинуться на свой омлет с беконом.
После завтрака, благодарно кивнув Зое, я отправился в ванну смыть с себя недельную хандру. Встав там ногами в адски пахнущее от долгого лежания в воде бельё, замоченное ещё Цилей, я с удовольствием подставлял рот и голову под струи тёплой воды. Приняв душ, я начал одеваться. Из хаоса мыслей оформилась, наконец, главная – надо разыскать в Торжке Цилю и вернуть её.
Попутно я начал вспоминать, что знаю о Торжке. Слава богу, наша учительница литературы была оттуда родом! От неё я узнал, что туда ездили Левитан и Серов. Там гостили Лажечников, Пушкин и Толстой. Что ж, двинусь и я вместе с ними. Прибьюсь, так сказать, к их гениальной компании. В конце концов, у меня есть роман? Да. Стало быть, я имею на это право! Решено. Огромный земной шар, прыгавший перед моими глазами, сжался до крошечного коричневого ануса в Тверской области. «Ну, и ладно», подумал я. «Если всё закончится плохо, то меня ждёт грустный финал, и ничего, значит, не поделаешь»! Вот так я думал, одеваясь.
– А как узнать, где она там живёт? – Спросил я Зою, выходя из комнаты и заглядывая к ней на кухню.
– Ты что, правда, собираешься туда ехать? – Домыв посуду, направилась она вслед за мной в комнату и сев там на наш с Цилей диван. –Ты серьёзно? Я пошутила, Лео. Насчёт Торжка. Не надо. Не сходи с ума.
– Почему? –Удивился я, поворачиваясь к ней от бельевого шкафа.
– Во –первых, точного адреса я её не знаю. – Сказала Зоя. – Во –вторых, у кого там ты будешь его спрашивать? Это тебе не Москва. Справочных там нет. Можешь, кстати, и назад не вернуться. Обухом по голове шмякнут в подворотне и все дела. Это же деревня!
Я отвёл глаза, раздумывая над её словами. В словах Зои была доля истины. Может, в самом деле, лучше не ехать?
– Оставайся, не валяй дурака, – словно прочитав мои мысли, сказала она. – Раз она уехала, значит, так надо!
Я замотал головой, так как в мыслях уже решил, что ехать придётся. Зоя вдруг встала, подошла ко мне, положив свои руки мне на плечи. В её глазах было столько нежности, что я прямо загорелся от желания быть с ней. Но ведь так нельзя. Нельзя со всеми! Даже при всём этом Промискуитете! «Зачем она это делает?», думал я. Ведь между нами ничего нет! «Сначала милиционерша, теперь Зоя. Что они, сговорились»?
– Нет, я всё же поеду. – Отвёл я глаза, с трудом поборов желание обнять её и прижать к себе. – Если знаешь, как её там найти, то скажи. Ты ведь знаешь?
– Там любой знает, где дом Каретова, – сказала Зоя, отходя, садясь опять на диван, закидывая ногу на ногу и продолжая сидеть в такой соблазнительной позе. – Он известный в городе фарцовщик. На вокзале какому –нибудь таксисту скажешь, он тебя отвезёт.
– А если не скажет, что тогда?
– Тогда бери такси и поезжай к церкви, той, которая возле реки. Спроси, где, мол, тут Каретовы, тебе покажут.
Она встала и ушла на кухню, чтобы вымыть сковородку, которую до этого замочила, затем вернулась, отодвинула шторы, и опять села диван, чтобы понаблюдать за моими сборами. Било в окно солнце, безжалостно освещая запылённое наше жилище, неубранную кровать и две подушки с углублениями по середине. Этот свет будто осветил весь чувственный хлам внутри меня, ослепив на время глаза моего разума. Ибо как объяснить то, что произошло дальше.
– Иди сюда, я тебе воротник поправлю, – сказала Зоя, привстав на кровати и вся подавшись ко мне.
Я наклонился, ощутив вдруг нежный запах её парфюма и волос и упругий натиск грудей под её кофточкой. Мелькнули камни дорогого монисто на её шее, блеск золотых серёжек в мочках ушей, океаны её глаз, и бермудский треугольник в глубине ног, куда мужской взгляд, попав однажды, уже не может выбраться без посторонней помощи.
Плохо понимая, зачем это делаю, я начал валиться на Зою, а она, будто только этого и ждала, ухватила меня за руки, и стала опрокидываться на спину, увлекая меня за собой. Задралась её юбка, завернулись вниз колготки, стянулись белые трусики, обнажив переливающийся на солнце золотистый треугольник между ног и ослепительно белую кожу ляжек…
Очнулся я в коридоре, лихорадочно соображая: «Боже, зачем я это сделал? Разве мне это было нужно? Нет. Разве мне было сейчас хорошо? Опять нет! Может, ещё хуже, чем с милиционершей?…Да, нет же, не хуже, даже лучше, но всё равно –это не то! Постой, но ведь это же ничего не меняет… Или меняет?».
В сердце у меня дымился вулканический кратер, глубиной с марианскую впадину. Вечные вопросы жгли разум –что делать, кто виноват и почему с тобой всё происходит не так, как надо??!!… Реки чёрной земли медленно оползали по вулканическому стеклу души, рисуя мёртвые глаза и лица. Падая от слабости, я едва нашёл силы, чтобы опуститься на корточки и завязать шнурки.
– Не надо ругать себя. – Словно услышав мои мысли сказала Зоя. – Было и прошло.
Я поднял голову и посмотрел на неё, стоявшую в дверном проходе и опирающуюся плечом на косяк.
– Да?
– Да. Это ничего не меняет.
– Ты так думаешь?!
С пылающим лицом, я посмотрел на неё, попутно снимая с вешалки куртку и надевая её. Меня удивило, что Зоя выглядела так, как будто ничего не случилось. Это признаться меня слегка удивило – надо же, какая у неё выдержка!
– Конечно, – пожала она плечами, опять, будто читая мои мысли.– Что изменилось-то? Всё, как обычно.
– Ну, раз так, тогда счастливо оставаться, – нарочито бодро сказал я ей, помахав двумя пальцами из пяти, а именно средним и указательным. И я собрался было уже шагнуть к двери, но вдруг сел на галошницу, потому что ноги мои не хотели идти. Меня терзали сомнения, вдруг Зоя права и Циля вампир, а я поеду на встречу своей гибели? Может, она уже приучила меня быть донором, потому что я не мог жить без неё, я это чувствовал! Так как же быть? Я не знал. Мне захотелось упасть на пол, лежать и не шевелиться, как лежат покойники на кладбище, в могиле, где не имеют смысла ни слова, ни звуки, а просто лежать и всё, прислушиваясь к шевелению могильных червей.
– Лео, поди ко мне, – как ребёнку, сказала она, направив в мою сторону руки.
– Я не могу, прости, Зоя, – закачал я головой, вставая и выставляя между собой и ней руку, показывая, чтобы она не приближалась. Это было грубо. Но по-другому я не мог.
Сделав пару шагов, Зоя замерла на месте всё так же так же с поднятыми руками, а затем медленно опустила их. Мне понравилось, что она не стала настаивать –нет, так нет! Я хотел объяснить, как мне больно, ведь она не виновата, но я промолчал. К чему слова? Зоя в самом деле, кажется, и без этого прочитала всё в моих глазах:
– Тебе худо, да? – Сочувственно спросила она.
Я кивнул, пробормотав:
– Прости, не могу больше быть тут с тобой. Мне надо идти.
– А я? Ты меня спросил? Я, может, не могу без тебя! – Неожиданно крикнула Зоя, ударив меня этими словами по лицу, будто арапником.
– Что? – Уставился я на неё, качая головой. –Нет…
Зоя слабо махнула рукой, уронив голову и рассыпав копну медных волос, которую тут же ловко подобрала рукой, придержав её за ухом пальцами:
– Да, я ещё тогда хотела тебе сказать на зоне отдыха, но Циля…– подняла она глаза. –Я просто не хотела, чтобы мы с ней из –за тебя тогда поссорились.
Мне показалось, я ослышался, так неуместно сейчас прозвучали её слова:
– Я тебе нравлюсь?! -Не понял я. – Брось! А как же Анастас? Ведь вы с ним занималась этим здесь, в этой комнате!
– Чем занимались? – Сделала она вид, что совершенно не понимает, о чём речь.
– Да этим…А, ладно, проехали…-махнув рукой, я повернулся к двери и клацнул замком, намереваясь выйти.
– Нет, подожди, чем мы занимались? – Догнав меня, придержала она меня за руку. – Скажи!
– Как чем, любовью, вот там в комнате на полу, чем ещё?
– А, ну, если это называется любовью, тогда конечно, – ухмыльнулась она, скрестив руки на груди. Затем, выставив перед собой одну из них, она сделала характерный перезаряжающий жест. Да я лишь помогла твоего другу, чтобы он не доставал меня!
– Понятно. –Кивнул я. – Ладно, как бы там ни было, мне пора идти.
– Ты всё-таки поедешь? – Спросила она так, будто вместе со мной уезжала её последняя надежда.
