Вячеслав Сорокин
Дневник брата милосердия
Быть настороже
4 июня 2018
Чем мне начинает нравиться внутренняя жизнь, так это тем, что из любой ситуации выносится духовный опыт. И еще тем, что в простых повседневных вещах оказывается скрыт духовный смысл, который раскрывается и чувствуется в меру духовного взросления.
В диалоге вместо противоборства мозгокрута с мозгокрутом муж может ласково обратиться к жене, от души к душе… И никакого, как говорится, зоопарка.
Два дня батюшкиными молитвами прошли в относительном затишье. Карина в переписке приветлива и хвастается, какая она хорошая жена. С детьми целый час играли вечером в мяч. Любимая ласкова, как кот и жизнь начинает напоминать идиллию… но мы всегда помним: мозгокрут где-то сейчас делает подкоп! К тому же завтра начинается шестинедельный пост.
* * *
Пост чувствуется. По наполненности ситуациями даже чем-то похож на Великий Пост. Переплавка продолжается и мои обиды, моя гордость постоянно получают пощёчины от окружающих и тем проявляют себя, а, будучи извлеченными на свет – полежат полежат на свету и под действием молитвы засыхают.
Я – чудовище
8 июня 2018
Нет ничего ужаснее, когда ты поставишь жену на место, убив все порывы ее ангельских крыльев своей несокрушимой логикой, а потом, когда ветер собственной правоты стихнет и осядет пыль, ты раскаешься и получишь прощение, но еще долго будешь встречать в её словах и поступках осторожность и опаску. Это выглядит как танец среди осколков битого стекла – как он может быть свободным и непринужденным? Вот тогда и наступает прозрение и я вдруг ясно вижу на чеке цену своей мнимой правоте – она непомерно велика. Я снова обманут маркетологами ада. В такие минуты хочется дать любимому человеку любую свободу наступать на все твои больные мозоли и страсти, но… проходит время и снова все начинается сначала.
Возвращение блудного попугая
28 июня 2018, Покровская богадельня
Отец Валерий решил, что хватит мне отлынивать от богадельни. Сначала сокрушался, мол, «как тогда будешь спасаться», а на следующей исповеди уже решительно и настоятельно сказал:
– Отныне ходи в богадельню 2 раза в неделю по 1,5 часа. Принимай как лекарство.
Что делать, не послушаться духовного отца – нет такого варианта… пришлось идти. Помолился, чтобы Бог дал такую возможность, поставил отметку в ежедневнике на вторник, потом перенес ее на среду… и в среду, когда отменилось дело и за счёт этого высвободилось время, поехал в богадельню.
Пришел, завёл будильник на 90 минут. Ира Ф. – она была на вахте – сразу же попросила поднять повыше пару бабушек на отделении. Сделал это. Хоть какая-то от меня польза. Когда освободился – пошел к Верочке, но она спала сладким сном праведницы. Будить ее не стал. Зашел в палату к Павле, спросил разрешения пообщаться с ней, поставил стул рядом с ее кроватью и начал с ней разговаривать.
К разговору подключилась и соседка, забыл, как ее зовут – читал на стене табличку, но забыл. Павла относится к ней пренебрежительно-снисходительно, называет ее «пророчицей» и все время отпускает реплики в ее адрес, а то и показывает мне знаками, мол, не буду даже ничего говорить. Это конечно неприятно, но я все равно пытался общаться одновременно с ними двумя, стараясь равным отношением к обеим нейтрализовать ситуацию.
Рассказывал я в-основном про себя, отвечая на вопросы Павлы, прочитал им стихотворение, при этом не выключал телефоны, потому что не мог этого сделать – время было рабочее и у меня клиенты были на просмотрах – подвести их я не мог.
Насельницы к моим звонкам отнеслись очень терпеливо, молча ждали, когда я закончу разговор, потом возобновлялась наша беседа. Поставил на зарядку мобильный телефон Павлы и сказал, что если им требуется консультация или помощь по техническим устройствам – пусть обращаются ко мне.
Соседка Павлы была очень открытая, приветливая, дружелюбная и несколько раз приходила в умиление. Я бы, честное слово, с удовольствием бы побеседовал исключительно с ней наедине, но Павла при этом обиделась бы.
Павла наоборот говорила о московских храмах, где теперь изменили службы, о конце света и об испортившихся нравах. Я отвечал дружелюбно и просто и каждый раз выводил разговор на нормальную, миролюбивую линию. Особого действия благодати я не ощущал, но это мирное, покойное настроение делалось к концу всё сильнее, исчезало беспокойство по поводу того, что я «прожигаю здесь свое время, которое мог бы потратить на работу». Когда зазвенел будильник, я даже испытал чувство, что мог бы еще посидеть с ними полчасика, но договорились, что я приду еще раз и мы продолжим наш разговор. Обещал принести им по иконке Божией Матери Хлебной, о которой рассказывал и которых у меня дома хранится целая пачка с тех времён, когда я сторожем служил при храме иконы Божьей Матери «Взыскание погибших».
Резюмирующее чувство от этого «лекарственного» похода – нейтрально, с теплой положительной окраской. Не было «крыльев», но и не было явного негатива. Посмотрим, как будут развиваться события на этом этапе.
Та самая дверь
19 июля 2018 года, дом семьи Сорокиных
Сегодня слушал Дидахи – есть такое духовное произведение первых веков… там прямо говорится – если пророк или странник, который пришел к тебе – остается более двух дней – это лжепророк и лжестранник. Если он, будучи в духе, попросит у тебя злата-серебра – не давай, а если в духе попросит денег для других – надо дать. Если останется у тебя жить – пусть работает, если знает какое ремесло… и проч.
И сразу же после этого как раз звонит отец Сергий – странник – и говорит, что он вернулся домой, денег у него нет и ему надо 2 тыс. перевести и чем быстрее тем лучше… Пометавшись душевно я решил, что лучше всё-таки будет перевести, нежели отказать или как-то видоизменять эту ситуацию, в результате я ввязался в длинную череду мучительных действий, т.к. Сергий требовал совершить перевод самым неудобным для меня способом.
Я старался как мог не подавать виду и не выражать недовольство, но… когда в очередной раз оборвалась связь, я почувствовал, что у меня в сердце словно есть такая дверь, за которой рычат и скребутся и бьются дикие звери моих гневных страстей. И было действительно страшно, что эта дверь может открыться и на эту половину сердца хлынет это зло, живущее во мне и снова искалечит и сомнёт то доброе, что насаждает Бог.
Всем хочется «туда»
25 июля 2018, Покровская богадельня
Обе наших машины в ремонте и потому я смог выбраться в богадельню. Было очень трудно. Чувствовалось сильное сопротивление. До храма шел пешком – болели ноги. Но было и ещё какое-то странное, словно давно забытое, чувство, которое никак не вспоминалось.
Прямо на крыльце встретил Катю Т., с ходу спросил, не требуется ли ей помощь. Сказала, что нужно поднять и посадиь на кровати некоторых больных. Я сказал, что у меня есть 1.5 часа и пусть она меня позовет, как понадоблюсь. Она велела мне идти к Павле, мол она там чего-то… что именно я не понял, но чувствами понял, что Павла ей чем-то сильно досадила.
Пришел, и прямиком к Верочке. Предыдущие 2 раза, когда я бывал в богадельне, она спала. На этот раз она увидела меня, просияла. Мы стали обниматься и целоваться, радоваться как радуются близкие, много лет знающие друг друга люди. Кажется, наши отношения перешли на какую-то следующую ступеньку, потому что она мне прямо так и говорила:
– Я тебя очень люблю. Я тебе очень рада.
И я говорил ей то же самое. Она сняла платочек и мне захотелось расчесать ей спутанные волосы. Потом я увидел её нестриженные грязные ногти и пошел за щипчиками или ножничками. Нашёл и то и другое, но по дороге меня отловила Катя, вошедшая с улицы, и сказала, что инструмент надо обрабатывать и когда будут мыть Верочку, тогда и постригут ей ногти. Мне было трудно, хотелось своевольничать… даже возмутиться… но я смирился и поплёлся обратно к Верочке.
Потом, когда зазвонил телефон и я отвечал автомеханику насчёт поломок, она всё это время ласково поглаживала и почёсывала мне спинку, как это, к примеру, могла бы делать жена или дочь и мне было приятно и не было никакого смущения, никакого барьера, который обычно возникает от эгоистического помысла что есть я и есть другой.
Далее Катя повела меня по палатам, поднимать повыше бабушек. Тут уже я однозначно находился под благодатью, потому что не чувствовал ни запаха, ни брезгливости, а только склонялся над бабушкой, просил её обнять меня за шею, сам брал ее под мышки и приподнимал, передвигая повыше. И всё это я делал с такой радостью, которая только росла, наполнялась, переливалась через край. Наверняка это также касалось и Кати Т., потому что когда одна бабушка спросила удивлённо:
– А что это? А кто это?
Я ответил:
– Не удивляйтесь, я же брат милосердия!
А Катя добавила со вздохом:
– А вот меня туда не берут… И чувствовалось, что ей «туда» хочется.
Даст Бог, Катя, и твоё сердце однажды будет «взято в плен» Божественной Любовью. Не даром же ты столько лет трудишься в подобном заведении.
А когда я передвигал последнюю бабушку, то даже расцеловал её от распиравшей меня радости и Катя, кажется, даже в голос рассмеялась, потому что и её коснулось это чудо приходящей неведомо откуда Божьей благодати. Самое интересное, что я, только записывая всё это в дневнике, осознал наконец, что у нас с Катей был Диалог Любви.
Но вообще-то для меня субъективно Диалог Любви изменился. Я больше не чувствую и не вижу ярких признаков его включения, видимо отец Валерий помолился, чтоб мне не смущаться самому и не смущать других. Теперь это больше похоже на действие Причастия, когда просто поднимается общий фон жизни, чувствуется легкость в общении, радость, благожелательность, приветливость, готовность помочь, какая-то игристость во всём и во всех…
Вернусь к порядку событий в это мое посещение. Катя далее попросила меня перенести из комнаты отдыха и расставить на полках в столовой книги из комода. Я благословился у Верочки и почти что с радостью принялся за это поручение. «Почти что», потому что в сердце сначала свербило своеволие и тихий приглушенный голос мозгокрута шептал, мол опять они, эти постовые сёстры, решают свои проблемы за счет нас, сестер милосердия… но это быстро ушло и я принялся таскать книги. В процессе у меня возникло одно необычное ощущение, словно я мальчик, лет девяти. Трудно сказать, по какому параметру я ощущал себя мальчиком, но чувство было необычное, словно опять что-то давно забытое и заново вспоминаемое…
Пока я носил книги, встречал много радостных и светлых взглядов из разных палат и всем в ответ улыбался и радовался. Это было очень здорово…
Перетаскав все книги и даже отложив себе две понравившиеся про странницу Римму и про реинкарнацию в православной традиции, я пошел к Павле в палату. Они как раз закончили обедать. Я поставил стул ровно посреди между двумя насельницами и стал разговаривать в-основном с Ольгой Федоровной, у которой по причине её именин стоял на тумбочке прекрасный букет.
Я подробно и с интересом расспрашивал Ольгу Фёдоровну о её жизни, замужестве, детях… даже тему о смерти её мужа мы прошли легко и непринужденно. Ольга Фёдоровна, всё время широко улыбалась, иногда даже посмеивалась. Павла всё это время лежала и практически не возмущалась, думала о своем, ни разу не запыхтела на свою соседку, но в нашем разговоре, чувствовалось, присутствовала своим вниманием.
Пришло время уходить, а уходить мне совсем не хотелось. Тут я встал и, уже прощаясь, точь в точь, как это делает отец Валерий, даже с теми же самыми интонациями, а самое главное – с живым интересом, несомненной любовью и какой-то внутренней силой сказал Павле, что «я буду ждать от тебя улыбку» и «если ты хочешь быть как отец Савва, твой духовник, тебе надо научиться прощать». И надо сказать, Павла не обиделась, несмотря на то, что это в обычной ситуации обязательно бы задело её самолюбие. Пропитанные любовью и наполненные силой эти слова не причинили ей боли. Тут мне стало понятно, как о.Валерий может говорить людям пренеприятнейшие для самолюбия вещи, не получая ответной реакции.
На выходе я столкнулся с сестрой Таней У., отказался от ее приглашения меня накормить, чтоб не отвлекаться, да к тому же и соблюсти диету, о которой я ей немного рассказал. Так мы и стояли, она словно примагнитилась ко мне, я снова не сообразил, что это был все тот же сестринский Диалог Любви. Мне Лю рассказывала, что в последнее время она, когда приходит в богадельню, бывает, что и не доходит до бабушек, т.к. сёстры таким же образом «примагничиваются» и затрудняют, а то и вовсе приостанавливают её перемещение в нужном направлении.
Тут из отделения вышла сестра с мусором и я вызвался закинуть этот мусор по дороге в бачок, а входящая в этот момент в отделение Катя Т. остановилась и сказала что-то типа «низкий тебе поклон, Слава – приходи ещё», что являлось в её исполнении наивысшей похвалой. Мне и самому было очень приятно, что так всё сложилось и удалось, преодолев две рефлекторные вспышки самоволия, сохранить мир и Диалог Любви. И я счастливый пошел домой, по дороге прикупив своей маме букет гладиолусов.
* * *
Вообще я замечаю второй раз уже, что когда Люба уезжает в Калач и ослабевает наша повседневная сцепка муж-жена, я начинаю уделять своей маме больше душевных сил, хвалю ее, говорю ей комплименты, даже дарю цветы. Конечно, это не те искрящиеся радостные отношения, которые, вот ведь парадокс! я имею с чужими бабушками в богадельне – диалоги с мамой натужны, безблагодатны, исходят больше из чувства долга, но всё же и в таком виде они ей приятны.
* * *
Если честно, то мне очень хочется любить. Любить всех без исключения, так как в этом много глубины и смысла и это, пожалуй, одно из немногого, на что стоит тратить свои силы и время жизни.
Воспитание людьми
27 июля 2018 года, там и сям
Мне приснился сон, будто я изменил жене. Нет, ничего такого во сне не было, всё началось с момента, когда я сижу и размышляю о том, как я признаюсь об этом Любе и как мне отцу Валерию на исповеди в глаза теперь смотреть после такого.
А рядом со мной эта женщина, значит. Она мне ни слова не сказала, она просто молча рядом находилась, но я впервые почувствовал что такое, когда рядом с тобой женщина, которой ты нужен, которая на тебя надеется, которая на тебя опирается… Она ждала моих решений, моих поступков и принимала их заведомо, но верила, что они будут заботой о ней и любовью к ней.
Я это чувство потом весь день в сердце носил и до сих пор мог вспомнить – это такое чувство нужности, от которого хочется вскочить и побежать и свернуть ради этой женщины горы! Странно, почему Люба такого никогда не генерирует рядом со мной. Наверное запугана. Мною же и запугана. Когда уже люди рядом со мной начнут испытывать радость такую, когда любят и не боятся. А меня любят и боятся – это неправильно.
Мне очень хотелось бы со своей стороны сделать всё, чтобы у Любы родилось такое чувство безопасности, но мне кажется, что этот разводной мост перекидывается только со стороны женщины. А может я и ошибаюсь, поправь, Господи, если что.
Проснулся и… почувствовал огромное облегчение от того, что этот урок был пройден во сне, а не наяву! Спасибо, Господи! Трижды спасибо тебе.
* * *
Мне женщина позвонила по рекламе по одному объекту, где собственники пенсионеры и не могут ездить показывать и стала говорить, что «так не делается» и «так не работают» и «вы должны делать так-то»… Короче моё самолюбие этого не понесло. Я положил трубку и внес ее телефон в черный список. Она перезванивает – а я вижу – звонок из черного списка – и не беру трубку. Она потом с другого тлф позвонила – я взял и отправил её, присмиревшую, на просмотр. Сегодня она снова звонит – я опять не беру. Мщу.
В связи с этим у меня к самому себе вопрос: если я буду отправлять людей, которых мне Господь посылает, в бан, то как Он будет меня воспитывать? И второе – как я смогу подставить вторую щёку, если меня по первой никак не стукнуть – изворачиваюсь ужом!
* * *
Был в парикмахерской – стриг бороду. Пытался войти в Диалог Любви. Прошел определенный путь, но до глубины не дошел. Потом всё стало понемногу угасать. Вообще это несказанно здорово – эти попытки, да даже само желание делать сами попытки, но все равно остался главный вопрос – почему Диалог Любви не включается в парикмахерской, но всключается в богадельне?
Откуда такой вопрос? Так ведь этим жить надо!
* * *
А вечером автосервис сломал все мои яркие лампочки в панели приборов при её разборке, а вставил свои – тусклые! Я в дом вошел после телефонного разговора с ними и хотел сказать:
– Слава Тебе, Боже!
А сказал:
– Вот козлы!
В связи с этим у меня вопрос к самому себе: если бы Господь захотел, чтоб лампочки не были сломаны, неужели Он не смог бы это организовать? Значит надо было терпеть и благодарить, а я сердился и ругался. Ну хотя бы не так сильно, как раньше. На 2% слабее. Честно.
Роскошь человеческого общения
5 октября 2018 года, Покровская богадельня
Сегодня наконец-то мне удалось поехать в богадельню. По молитвам всех.
Я как проснулся, так сразу же и хотел бежать. А вместо этого сел в кресло и звонил по работе 2,5 часа без перерыва… В процессе этих звонков Господь устроил разрешение одной трудной и шаткой сделки, – я сразу же почувствовал Его Отцовское вмешательство. Сказал сам себе – если всё устроится – бросаю все дела и еду в богадельню! И всё устроилось. Еврейский подход. Но… за неимением гербовой бумаги, как говорится, приходится царапать гвоздём обстоятельств на бересте моей души.
Перед выездом Любу очень сильно переколбасило – она наотрез отказывалась подвезти меня в богадельню и ругалась, мотивируя это тем, что я вечно всех ломаю под себя. Отчасти это правда, но после всех просьб и молитв невозможность подождать, когда я доем две ложки макарон казалась мне полным абсурдом.
Вот в таком подпорченном настроении и расстроенных чувствах, бросив еду и выплюнув макароны прямо на пол я поехал с ней в богадельню. Сговорились что через два часа она меня заберет. Раздражённое состояние не разгоралось, но и не затухало.
Первое время, войдя в богадельню я чувствовал себя чужим, посторонним. Дежурила Лена К. – это меня обрадовало. Предложив им любые свои услуги в качестве рабочей силы, я сказал, чтобы сёстры обращались, если что-то понадобится и пошёл к своей Верочке.
Верочка встретила меня приветливо, впрочем, это как обычно. Но на меня это «обычно» произвело огромное впечатление. Было чувство, словно я отвернулся от суетного мира и повернулся лицом к вечности. Вечности, которая всегда пребывает в стенах этой богадельни и которая только ждёт, когда же я обращусь к ней, чтобы впитывать её, наслаждаться этим. Странно, правда. Наверное, трудоголизм во мне достиг какого-то прединфарктного пика – ведь я третий день сплю по 4-5 часов и непрерывно работаю. На фоне этого контраста и стал заметен этот разрыв между суетным и вечным. И вечность эта явилась для меня лицом Верочки.
После традиционных песен и разговоров, объятий и поцелуев со своей насельницей я, по приглашению Кати Т., отправился поднимать с сёстрами бабушек. Это очень увлекательное занятие, так как при этом вступаешь в очень глубокий тесный контакт с насельницами богадельни. И одновременно занимаешься делом. Я подтягивал бабушек повыше, чтобы они могли полусидеть и не закатывались за матрас. Все они немощные, какие-то члены у них уже и совсем не действуют. Есть и запахи, исходящие от них, но брезгливость не включается. А главное: после всех этих физических упражнений ситуация разряжается – постовые сёстры перестают чувствовать тебя чужим, ибо они, по-видимому, чувствуют искреннее удовлетворение от того, что ты немного прикоснулся к их повседневному труду. Это сближает. Как ни странно – и мой внутренний лентяй-оптимизатор с большим удовольствием делает такие дела, нежели входит в Диалог Любви. Потому что Диалог очень энергозатратен. Очень.
Подтягивал Валентину – обстриженную очень коротко – Лена шепнула мне, что ее перевели недавно и у нее онкология. Очень хотелось усесться рядом с ней и посмотреть в её глаза, пережить ее страдания… но не довелось.
А вот глухую и бородатую бабушку я полюбил всем сердцем ещё в первое посещение богадельни. Так полюбил, что не запомнил ее имени – ага… Но мы с ней просидели некоторое время просто глядя в глаза друг другу и держась за руки. В принципе ничего другого и не нужно было. Просто смотреть и чувствовать, как люди могут делать друг друга счастливыми, если между ними Христос. Впрочем это шаблонная фраза – я не могу точно сказать – то что было между нами зовётся «Христом» или «благодатью»… но оно было, потому что в жизни этого нет. Безобиднее всего называть это – Любовью, не ошибёшься.
После всего этого я уселся на свой штатное место между Павлой и Ольгой Фёдоровной. Павла читала молитвослов, набранный крупным шрифтом, молилась молча, про себя, и частенько крестилась. Поэтому весь диалог шел с Ольгой Фёдоровной. Несмотря на то, что мне очень хотелось совсем сместиться в сторону Ольги Федоровны, я запретил себе это делать, потому что понимал, что Павла краем глаза продолжает со вниманием следить за ходом нашей беседы, и это задело бы её за живое.
Ольга Фёдоровна была в подавленном состоянии – расстроена и унывала. Здесь с ней я снова остро ощутил, что время как будто бы остановилось и у меня есть бесконечное его количество на любовь и неторопливые разговоры. Я ещё подумал в связи с этим, что мельком вижусь со своими детьми, отмеряю секунды, которые могу потратить на общение с ними, целый день не вижусь с женой, обходясь 15-минутной встречей-планёркой перед вечерней молитвой… а тут… целых 1.5 часа могу лицом к лицу провести с человеком и позволить себе роскошь не спешить, не звонить и не отвечать на звонки, не думать о работе… Это ли не благо!
Ольга Фёдоровна переживала что она – лежачая больная – бессильна и ничего не может делать – приходится только смиряться. Я, слушая её, подумал, что мы в миру тоже старательно создаем видимость того, что мы что-то можем, на самом деле все мы движемся к моменту, когда от нас уже ничего не будет зависеть на внешнем плане.
Постепенно, беседуя, мы вышли с ней к пониманию, что такое лежание в богадельне – великое благо, в том случае, если человек ведет духовную работу, смиряется и терпит, помнит других людей и молится за них, наблюдает за своими страстями и гасит в себе их проявления.
Ярких проявлений благодати снова не было, но была мягко нарастающая сила радости, понимания, желания и возможности нести чужие тяготы. Внимание и любовь к посторонним людям. Ольга Фёдоровна трижды спросила меня, скучал ли я по ним, и я трижды, как Петр, искренне подтвердил, что скучал. Наверное, два с половиной месяца моего отсутствия, включая отпуск, можно расценить как отречение.
Забегала Катя Е. – привезла календарь и крестик для чёток – надо же, она ещё помнит о моих просьбах. Я же помню только о себе, а чужие просьбы приходится записывать… Наконец пришла Люба и мы поехали домой.
Побочный эффект посещения этого райского места, кроме работоспособности до четырёх часов утра – вспышки памяти о Боге в промежутках между мыслями и действиями. Я понял, что у меня нет никакого другого времени, кроме того, которое есть внутри самого времени, до отказа заполненного повседневными делами. Например, наливаю чай – и помню о Боге. Потом не помню. Потом беру кружку, чтобы выпить – и снова с удовлетворением отмечаю, что есть несколько свободных секунд, пока тело будет хлебать кипяток, вспомнить о Боге и помолиться. Это, кстати, неиспользованный ресурс!
Чувствую благодарность за все произнесенные за меня молитвы, неподъёмный я камень, но Богу всё по силам. И чудо совершилось.