Вячеслав Митяшов
Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

Его так и подмывало броситься перед сидевшими за их столом богами на колени и пасть ниц. Лита была похожа на сжатую пружину – дай только повод, и она высвободит разрушительную энергию. Ножа в её руке больше не было, но он лежал рядом, едва касаясь барабанивших по столешнице пальцев. Лишь Свен-Лабек и Стрижевский казались вполне спокойными. Первый молча улыбался, второй сосредоточенно смотрел на богиню, ожидая рассказа.

– Нам нужна ваша помощь, – проговорила Ли-та. – Увиденное в Золотой книге угрожает жизням миллионов…

– Постой, но мы здесь причём? – перебила Лита. – Медальон больше не действует. И даже если так – чума уже была в Арриго, и не ты ли, милосердная богиня, подсказала посвящённому в Знание, как победить её. Что мешает сделать это снова? Или перевелись в общинах посвящённые?

– Ты правильно говоришь, – богиня вздохнула. – Чуму однажды победили. Но сейчас всё много сложнее. Вы нужны там – для этого мы освободили Лабека. Он восстановит силу медальона.

– Что же сложного?

– Вы же понимаете, что для создания средства борьбы с болезнью нужно время. Но сейчас его не будет. Если раньше чума сама расползалась по Арриго, то сейчас ей помогут. Мстители из Азулахара разнесут её по всем городам, и она поразит империю в мгновение ока.

– Постой, ты думаешь, этим мстителям нужны горы трупов в городах? – Стрижевский покачал головой. – Я не думаю, что их цель – тотальное уничтожение всего живого. Наверняка они хотят заполучить в свои руки власть.

– Ты прав. Спасая от смерти, они приобретут множество сторонников и в Арриго, и за горами, и даже на Острове. И не будет той силы, которая сможет остановить их. Кроме вас.

– Нас?! Стоп, стоп. Зачем мы нужны вам? Вы же боги. Мановение руки – и злодеи наказаны, умирающие выздоровели, и все опять живут долго и счастливо.

– Мы не можем так вмешиваться в жизнь цивилизации. Есть правила, которые ограничивают нас. Создатель всего сущего хочет, чтобы человек жил своим разумением.

– Даже если это разумение ставит его на грань гибели?

– Да. Если цивилизация довела себя до такого – она не имеет право на существование. Так что мы не можем мановением руки остановить Нишерле и Бэудишу – юношу и девушку, от которых сейчас зависят судьбы миллионов. Такая попытка плохо для нас кончится. И не только для нас. Но мы можем помочь, отправившись вместе с вами под личиной простых смертных.

– О, господи! – Стрижевский схватился за голову. – Что за бред такой?! Какие-то правила, ограничения. Ещё расскажите о том, что пошатнётся равновесие, и мир низвергнется в хаос. А чтобы не пошатнулась равновесие, просто необходимо послать на борьбу с заразой доктора Стрижевского. Больше некого…

– Раз уж вы ввязались в эти игры по самые уши, то больше некого, – усмехнулся Лабек.

– Мы ввязались?! Кто подсунул Давыдову медальон?! Не ты ли? И не говори, что сделал это из благородных побуждений.

– Иван, он уже понёс за свои выкрутасы наказание, – заметила Ли-та. – И кто, кроме вас, достоин вновь преодолеть грань миров? Да и, думаю, друзей не прочь увидеть?

– Вот уж спасибо за оказанную честь, – пробурчал Стрижевский, немного успокоившись. – А насчёт друзей – права.

Он устало упал на стул, отёр пот со лба. На его спокойном лице не читалось ничего, кроме усталости, но Лита чувствовала, как ликует и поёт душа. Они встретились взглядами, и в его глазах блеснули задорные искорки. Казалось, что он сейчас вскочит и крикнет: «Собирайтесь! Мы идём в поход! Мы идём в бой!». И сама она едва не задохнулась от нахлынувшего восторга. Увидеть отца, поговорить с ним, извиниться – вот то, о чём мечтала она все эти годы. И даже опасность, что жива память о её деяниях, что ещё есть те, кто жаждет отомстить, не остановят её.

– Даже не думай, – сказал вдруг Чарред.

– Что? – не сразу поняла она.

– По глазам вижу – ты хочешь туда. Но забудь, я не отпущу тебя. Во-первых то, что ты смогла сделать от страха несколько шагов, не означает, что ты начала ходить. Во-вторых, ты нужна ребёнку. В-третьих – там опасно для тебя.

– Боюсь, друг Чарред, тебе придётся отпустить жену, – без тени усмешки, с совершенно серьёзным лицом, проговорил Лабек. – Она читает Золотую книгу, а это главный козырь в наших руках. Уж извини, но тебе некоторое время придётся нянчить Викторию одному. А я обещаю вернуть тебе Литу в целости и сохранности.

– Но она едва ходит!

– Она уже ходит, – Ли-та улыбнулась.

– Но… а как же мы? – губы Чарреда дрогнули, он взял на руки Викторию и крепко обнял её.

– Я вернусь, Чарред, – ласково проговорила она, положив на его руку свою. – Пойми, я должна искупить то, что совершила. Именно ради этого момента мне сохранили жизнь. Я должна платить по счетам.

– Когда вы уходите? – его голос совсем сник.

– Папа, – Виктория дёрнула его за воротник. – Маме надо идти. А мы подождём.

– Нескоро, – ответила Ли-та. – Всё зависит от того, как быстро подготовится наш дорогой доктор.

– И опять на мне свет клином сошёлся, – проворчал Стрижевский и достал из кармана рубашки телефон. – Алло, здравствуй. Снова я… Нет, всё в порядке. Свен и Ута? Тоже в порядке, всё замечательно. Звоню вот по какому поводу, только прошу – не удивляйся и не расспрашивай ни о чём. Это касаемо всё той же страшной тайны. Мне нужна противочумная вакцина и антибиотики… Да, для курса лечения чумы… Я не помню, вроде тетрациклин и стрептомицин… Тебе виднее… Сколько? – он посмотрел на Уту. – Думаю, много. Перезвонишь? Хорошо. До связи.

– Ну, – подал голос Лабек.

– Что – ну? Думаешь, всё так быстро? Недель через пять привезут. Я вот только не знаю, захочет ли отправляться с нами Николай. Он дедом стал, наверняка предпочтёт понянчиться с внуком.

– Пусть остаётся, – Ли-та улыбнулась. – Он сможет навестить друзей, когда всё плохое останется позади.

11

– К чему эта спешка, Фахтар?! – кричал Гунэр вслед выходившему из Золотого зала наместнику. – Ты же говорил – зимой?!

– Гунэр, не ори, голова и так болит, – тот обернулся, сморщил багровое от выпитого вина лицо в пренебрежительной гримасе. – Чем тебе сейчас не зима? Сам видишь: холодные ветры перебрались через горы и убили жару. Старики говорят, до следующего лета жары не видать. Так что солдаты выступят сейчас. Чем быстрее мы добудем золото, тем лучше для нас. Кстати, – он вдруг растянул губы в широкой, донельзя гадкой улыбке. – Я Нирмалу с собой заберу. Так что придётся тебе без неё обходиться. Заведи себе другую девку или… кхм, как-нибудь сам.

Фахтар заржал, похлопал по плечу заулыбавшегося стражника и вышел прочь, оставив Гунэра сжимать кулаки в бессильной ярости.

«Ублюдок. Грязный, пропитой ублюдок», – прошептал Гунэр. – «Думаешь, ты делаешь мне больно, забирая мою женщину? Ты глуп и наивен. Себе на погибель ты делаешь это. Что ж, может ты и прав, отправляясь в Азулахар не дождавшись зимы. Не придётся больше терпеть здесь твоего присутствия».

Гунэр встал с кресла. Надо пройтись, погулять в саду, в тишине, подальше от толпы сброда, которых Фахтар важно называет придворными. А потом проведать Нафаджи. Теперь то он догадался, почему его не было на совете. Наверняка его заставили заниматься сбором войска.

Оправив на себе одежду, он быстрым шагом направился к дверям. Подошвы тяжёлых солдатских сапог гулко стучали по излучавшему золотистое сияние мрамору пола, тревожа эхом своды зала. Стражники распахнули перед ним створки – один из них всё ещё ухмылялся, вспоминая пошлую шутку Фахтара. Но, едва встретившись взглядом с глазами Гунэра, сразу перестал улыбаться и побледнел, словно мел.

– Передашь командиру, чтобы он послал тебя чистить конюшни. На семь дней, – спокойно произнёс Гунэр.

Когда он ушёл, у несчастного стражника вырвался вздох облегчения – легко отделался. А ведь могли убить голыми руками. Как Машада.

Коридоры дворца оказались полны народа. По делу и без дела шли люди: слуги, спешившие выполнить приказ господ, советники разных рангов, собирающиеся на очередные посиделки, их наложницы, прогуливающиеся у фонтанов и обсуждающие чью-то новую игрушку из Сури-Ланатаби. Откровенно скучающая стража без зазрения совести пожирала глазами едва прикрытые полупрозрачной одеждой прелести и предвкушала ночное развлечение с жрицами любви в своей казарме. Гунэру опротивела эта толпа. То, от чего он бежал из святилища Тэхо, вновь оказалось рядом. Как все они похожи – жрецы Тэхо, советники, стражники – все жаждут вкусной, обильной еды, плотских утех и золота. Быстро, пока его никто не заметил, он свернул на одну из малоприметных лестниц в ответвлении коридора.

Сад встретил Гунэра приятной прохладой. Иссушающая летняя жара растаяла под напором северного ветра, в кои-то веки возжелавшего преодолеть Пограничные горы и навестить Арриго. Теперь любое путешествие станет более безопасным, а крестьяне перестанут жаловаться на нехватку воды на полях.

На дорожках было пусто – в это время все крутились в помещениях дворца, по привычке пережидая время, когда на улице свирепствует дневная жара. Тем лучше. Ноги сами понесли его к небольшому прудику с лотосами в глубине сада. Окружённый кустами аарской розы, он был просто идеален для тайных встреч. Именно здесь встречались они с Нирмалой… Нирмала?! Сквозь кусты донёсся тихий плач. Ноги сорвались на бег. Гунэр пробежал извивающуюся змейкой дорожку между стен из розовых кустов и выбежал на берег пруда.

– Нирмала?

Сидевшая на скамейке в беседке, закутанная в шёлковую шаль женщина подняла голову, вытерла струйку крови над верхней губой и ласково улыбнулась.

– Не ожидала тебя увидеть здесь в этот час.

– Что с тобой, Нирмала? Это снова Фахтар?

Она молча кивнула.

– Я убью эту скотину, – прорычал Гунэр. – Прямо сейчас.

– Сядь рядом. Не делай глупостей. Всё будет сделано так, как мы задумали. Осталось терпеть совсем немного.

– У тебя нос припух, – бывший телохранитель вздохнул.

– Он всё утро смеялся, рассказывая, как тебе плохо придётся без меня. А потом двинул сначала в нос, а потом под грудину. Несильно.

– То-то у тебя кровь из носа течёт.

– Совсем немного. Она то перестаёт, то опять капает.

– Посидишь со мной?

– Только недолго, любимый – завтра выступаем, а мне ещё самой собираться надо и Фахтара собирать.

– У него же слуги?!

– Очередная его прихоть…

– Не прихоть это, а сволочь он. Делает всё, чтобы не дать нам побыть вместе.

Тс! Она приложила палец к его губам и легла, свернувшись калачиком, положив голову на его колени. Гунэр откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза. Нет, когда всё закончится, он не останется здесь. Он возьмёт Нирмалу и убежит на север, поближе к горам, туда, где его никто не найдёт. Хорошо бы построить себе домик в уединённом месте, завести кур и коз, огород. И жить так до самой старости. И забыть навсегда, как держать в руках меч и натягивать тетиву лука.

Он не заметил, как лёгкий, безмятежный сон накрыл его своим покрывалом. А когда проснулся, Нирмалы уже не было рядом, лишь на губах ощущался лёгкий привкус розовых лепестков.

Солнце клонилось к закату. Ещё немного, и его жёлто-красный диск спрячется за крепостные стены, и сад окутают ранние сумерки. Пора возвращаться. Да и Нафаджи не помешало бы разыскать. Гунэр встал со скамейки, потянулся и направился к казармам.

Нафаджи нашёлся в расположенной при казарме кузнице. Бывший темежин сидел на деревянном чурбаке рядом с наковальней, где стояла явно початая бутылка вина и плетёная тарелка с резаным хлебом и козьим сыром. Напротив, в топке кузнечной печи ещё алели горячие угли. Нафаджи, подперев голову рукой, задумчиво отщипывал от куска хлеба крошки и небрежным щелчком отправлял их в топку, где они разом сгорали, наполняя воздух кузницы запахом пережжённых сухарей.

Гунэр пробежался пальцем, словно по струнам, по висевшим на торчавших из стены рогульках железным полосам-заготовкам. Железяки издали мелодичный, чистый звон, который свойственен хорошей, прокованной стали, как раз подходящей для острых клинков.

– Присаживайся, Гунэр, – Нафаджи даже не повернул голову.

Он протянул руку к стеллажу со склянками, в которых хранили различные добавки и флюс, нашёл пустую, чистую. Поставил её на наковальню и налил вина.

– Выпей.

Бывший телохранитель прихватил попавшийся по пути колченогий табурет и сел рядом. Залпом выпил налитое – вино оказалось крепким и слишком кислым. Дешёвое пойло, которое любят солдаты. Пришлось закусить хлебом и сыром, чтобы перебить неприятное послевкусие.

– Ты невесел, Нафаджи. И пьёшь отраву.

– От него хмель быстрее в голову ударяет, – мрачно ответил товарищ.

– Не хочешь в Азулахар?

– Не хочу. Я представляю, что собирается устроить там Фахтар – все солдаты только и говорят, как они доберутся до Асула и хорошенько развлекутся с женщинами, а из мужчин сделают мишени для стрел. А ещё говорят, что им разрешат награбить столько добра, сколько они смогут унести. Разве это та армия, которую мы воспитывали?! То, что я вижу сейчас – свора опьяневших от крови гиен!

– Времена меняются, Нафаджи. Каков правитель, таковы и его солдаты. Именно поэтому ты должен быть рядом с Фахтаром. В твоих силах остановить его, если он вдруг решит устроить в несчастном Азулахаре резню.

– А ещё ты хочешь попросить меня присмотреть за Нирмалой, – лицо Нафаджи, наконец, озарила лёгкая улыбка. – Фахтар сболтнул про ваши отношения. Мне жаль, Гунэр, но здесь я едва ли смогу чем-то помочь. Уж точно не смогу вытаскивать её каждую ночь из постели этого старого ублюдка.

– Я этого и не прошу, – Гунэр скрипнул зубами. – Просто присмотри, мало ли что.

– Хорошо. Только не знаю, какой от этого будет прок, – Нафаджи наполнил стаканы и, не дожидаясь друга, выпил, поморщился. – Я завидую тебе, ты и Нирмала нашли друг друга. Есть, конечно, между вами препятствие, но… – бывший темежин заговорщицки подмигнул и перешёл на шёпот. – Но оно легко устранимо. Знаешь, друг. Я сделаю это, чего бы то ни стоило. Для тебя и Нирмалы. Пусть хоть вы обретёте счастье в этом проклятом мире. А моё дело уже конченое…

– Ты что?! Перепил вина?! – горячо зашептал Гунэр, оглядываясь на дверь – сюда вполне мог кто-нибудь зайти. – И думать забудь. Если ты сделаешь это, тебя на месте разорвут.

– Да и пускай, тем лучше.

– Возьми себя в руки, дружище, – Гунэр несильно тряхнул его за плечи. – Лита далеко, и ты её никогда не увидишь – смирись, заживи новой жизнью. Вокруг столько красивых женщин, неужели ни одна из них не подойдёт тебе.

– Есть женщины, не спорю. Но большинство из них – пустышки. Ты ей рассказываешь о море и звёздах, а она тебе про то, какие красивые украшения у кого-то там, и что она хочет такие же.

Нафаджи горько вздохнул и разлил ещё по чуть-чуть.

– Завтра утром выступаем, – тихо проговорил он. – Я сделаю это для тебя, Гунэр. И не пытайся меня отговорить.

Бывший телохранитель поднял склянку и залпом выпил вино. Всё идёт кувырком. В их с Нирмалой тщательно продуманный план вмешалась третья сила – разочаровавшийся в жизни Нафаджи. Уговаривать его, просить, умолять – совершенно бесполезно. Рассказать? Гунэр едва заметно поморщился – нет, нельзя. Нафаджи сейчас пьян и едва ли сможет правильно воспринять полученное известие. Пусть лучше он пребывает в неведение относительно их планов. А вот Нирмалу предупредить стоит. Пусть знает, что у неё может появиться неожиданный помощник. И пусть действует по своему усмотрению. Вот только, его в тот же миг осенило – она начнёт спешить, не захочет, чтобы Нафаджи опередил её.

– Пойдём, Нафаджи, – Гунэр встал и хлопнул друга по плечу. – Тебе надо выспаться, чтобы проснуться завтра со свежей головой.

– Иди, я ещё посижу немного, – упрямо мотнул тот головой.

Гунэр настаивать не стал.

Покои наложниц Фахтара находились в том же самом месте, где когда-то жили саджихэ. Уединённый, закрытый от посторонних глаз, уголок. Немногим дозволялось входить сюда – бдительная стража день и ночь стерегла покой женщин наместника. Старожилы-слуги удивлялись – такой строгости не было даже при прежних правителях. На лакированную, украшенную росписью из цветов и трав дверь поставили замок, ключ от которого был лишь у Фахтара и гвардейца-караульщика.

Гунэр был одним из немногих, кто мог приказать открыть эту дверь. Не слишком страдавшему от ревности наместнику было всё равно, что делает в гареме его помощник. И бывший телохранитель без зазрения совести пользовался этим для свиданий с Нирмалой.

– Открой дверь, – привычно приказал он стоявшему на страже джаурсину.

– Простите, господин. Приказ наместника Фахтара – не впускать никого, кроме доверенных слуг, – немного покраснев, ответил тот.

– Ну, уж на меня такой приказ не распространяется, – решил переть напролом Гунэр, хотя сомневался, сможет ли убедить в этом офицера. – Ты же знаешь, кто я.

– Наместник приказал ни в коем случае не впускать вас и господина Нафаджи, – тихо проговорил гвардеец.

– Пусти, – бывший телохранитель сурово сдвинул брови.

– Простите, не могу. Меня накажут, если я сделаю это.

Проклятье. Гунэр наградил стражника испепеляющим взглядом, но не стал рваться в дверь силой, хотя ему не составило бы большого труда размазать мальчишку по стенке. Не его вина, парень лишь исполняет приказ. Ублюдок Фахтар знал, что делал. И ладно. Завтра утром, когда во дворце начнётся неразбериха, он встретится с Нирмалой. Ему хватит и мгновения, чтобы передать весть о Нафаджи.

Дворец встретил восход солнца нетерпеливым фырканьем лошадей, криком недовольных своей поклажей вьючных ослов и руганью невыспавшихся погонщиков. Светопреставление началось.

Гунэр поморщился – куда как приятнее просыпаться под пенье птиц в парке. Потянувшись так, что жалобно захрустели суставы, он бодро поднялся с постели и нагишом поспешил в ванную комнату, где в бронзовой купальне, с вечера, его ждала вода. Бывший телохранитель никогда не нежил себя, как Фахтар, горячими ваннами. Он предпочитал воду похолоднее.

Не моргнув глазом, он влез в прохладную воду. Разом улетучились остатки сна, в голове прояснилось, а тело налилось звенящей бодростью. Несколько раз погрузившись с головой, Гунэр выбрался из ванны и принялся энергично растирать себя полотенцем. Несмотря на спешку, он выполнил свой обязательный утренний ритуал. Быстро одевшись, он лишь прихватил с собой вместо завтрака ветку мелкого, жёлтого винограда.

Коридоры и лестницы дворца гудели от множества голосов. В этот ранний час Фахтар поднял на ноги всех, кого только смог. Слуги, советники, даже наложницы – хотя брал он с собой лишь Нирмалу – шатались по коридорам и комнатам кто с делом, кто так, создавая вид занятого человека. Главное, чтобы наместник видел, что никто не бездельничает.

Мимо Гунэра торопливо прошла вереница слуг, несущих сундуки. Тот удивленно проводил их взглядом – куда столько барахла? Фахтар собирался в военную экспедицию или решил вывезти свой гарем на прогулку? Следом прошёл и сам Фахтар в сопровождении свиты советников и темежинов. Заметив Гунэра, он на мгновение остановился, подумал и махнул тому рукой, приглашая проследовать за ним. На лице его в этот момент не было язвительной улыбки, а глаза казались серьёзными, поэтому Гунэр присоединился к свите. Краем уха слушая наказы правителя на время своего отсутствия, он всё время думал о Нирмале и едва не врезался в спину Фахтара, когда тот вдруг резко остановился.

– Гунэр, – он повернулся к нему. – Я обо всём уже распорядился, список указаний в твоём кабинете на столе. Посмотри, но старайся ничего сам не изобретать. Просто проконтролируй выполнение.

– Хорошо, – машинально ответил бывший телохранитель, не придумав ничего лучшего.

– Вернёмся мы месяца через три, думаю, – продолжал Фахтар. – Не знаю, как дело пойдёт, но этого срока должно хватить.

Гунэр кивнул.

– Какой-то ты сонный, – на лице наместника вдруг проявилась хорошо знакомая гадкая улыбка. – Не пустили тебя вчера? Бедняга. Ладно, можешь попрощаться с Нирмалой – она на площади, прощается с подругами. Через три месяца я отдам её тебе. Навсегда.

Гунэр едва заметно поклонился и поспешил оставить Фахтара и его свиту.

– Да и вы идите, – отмахнулся наместник от советников. – Я всё сказал.

Оставшись один, он долго провожал взглядом спускающегося по лестнице Гунэра. Гадкая улыбка не сползала с его лица, пока он смотрел, как тот бежал вниз, перепрыгивая через несколько ступенек, спеша на встречу с возлюбленной.

– Ты получишь её. Навсегда, – улыбка превратилась в злобную гримасу. – Сначала одну руку, потом другую. Левую ногу. Правую ногу. Голову. И тогда ты не захочешь больше жить и убьёшь себя сам. А я останусь чистым, потому что не пролью твоей крови. А Нафаджи… Кстати, где этот болван?! С него станется среди солдат у парома торчать, когда он здесь нужен.

Гунэр выбежал на площадь перед парадным входом дворца и на мгновение замер, растерявшись. Народу было – не протолкнуться. Личная охрана наместника – здоровенные лбы, набранные из головорезов Машада, отирались рядом с казармами. Неподалёку от них запрягали лошадей в повозки с припасами. Тут же суетился сам Аргатру, уча конюхов совмещать конную тягу с его новыми творениями – бронзовыми, литыми пушками, лежащими на добротном колёсном лафете.

Это появилось с лёгкой руки одного из «Ушедших». Будучи человеком чересчур болтливым, он за стаканчиком вина нарисовал Аргатру это чудо и объяснил его устройство, в одно мгновение сделав сокрушившие стены Аррикеша бомбарды безнадёжно устаревшими. Новые игрушки пушкаря оказались дальнобойнее, надёжнее и точнее. А начинённые зельем ядра позволяли крушить ряды врага.

В центре площади стояла дорожная карета Фахтара – монументальное сооружение, больше похожее на небольшой домик. Эту громадину тащила восьмёрка лошадей-тяжеловозов. Не отличавшиеся быстротой, они могли тянуть такую ношу хоть весь день. Странно, что наместник оказался не в пример изнеженнее нихайи. Та не гнушалась путешествовать в седле, преодолевая огромные расстояния. Оправданием служило лишь то, что спешить особо было некуда – куда денется несчастный Азулахар. Разве что песок поглотит его раньше времени.

Вокруг кареты собрались те, кто был зазря разбужен Фахтаром. Устав создавать иллюзию сильной занятости, они решили провести утренние часы в компании красавиц из гарема наместника. Да и женщины гарема оказались на площади по тому же недоразумению. Пришлось идти провожать Нирмалу – какое-никакое, а развлечение.

Гунэр решительно направился в толпу придворных. Поговорить с Нирмалой нужно немедленно, пока Фахтару не стрельнуло в голову передумать и запретить им проститься. Его совсем не смущало, что такое количество глаз увидят их вместе. К чему скрываться, тем более сейчас, если об их отношениях наверняка давно знает весь дворец.

Увидев мрачного Гунэра, весело щебетавшие мужчины и женщины разом смолкли, расступились, пропуская к карете, рядом с которой стояла Нирмала. Его боялись. Вокруг него всегда витал мистический ореол страха, раздуваемый историями и слухами об его прошлом. Одно убийство Машада чего стоило.

Сам он давно перестал обращать внимание на то, как от него шарахаются люди. Боятся – и пусть. Ему совсем не важно ни мнение, ни отношение этой разряженной, глупой толпы. Большинство из них выбилось во власть из неграмотных, недалёких босяков благодаря Фахтару и его приближённым.

– Нирмала, – позвал Гунэр говорившую с чиасирой женщину. – Фахтар любезно разрешил нам с тобой проститься.

Он обнял её за плечи, прижался щекой к щеке. Лишь на мгновение, ровно на столько, чтобы стоявшие вокруг люди посчитали это прощание приличным, дружеским. Но он успел шепнуть ей на ухо:

– Нафаджи хочет убить Фахтара. Будь осторожна.

Оба сделали шаг назад, церемонно поклонились друг другу. «Я всё поняла, я постараюсь опередить его, иначе он и с делом не справится и себя погубит», – говорили её глаза. Гунэр повернулся и, не оглядываясь, пошёл обратно во дворец.

Громко взревели трубы из сияющей под лучами восходящего солнца меди. Развернулись над головами гордые знамёна – обрамлённое чёрной каймой с золотыми письменами из священных книг синее поле, и белая, танцующая птица на нём, словно аист над синей гладью озёр. Высокие, несокрушимые створки дворцовых ворот распахнулись, открывая дорогу на длинную, идущую к городским воротам, улицу.

«Трогаемся!» – раздалась зычная команда высунувшегося из окна кареты Фахтара, и колонна стронулась с места. Застучали по камню мостовой подковы, заскрипели колёса. Город встретил выступающего в поход правителя сонной тишиной. Спешащие по поручениям слуги из близлежащих к дворцу домов вжались в стены, пропуская блистательную кавалькаду. Лениво, не торопясь, открывались ставни на окнах. Заспанные лица провожали правителя недоуменными взглядами.

О предстоящем походе Фахтар не очень то распространялся, поэтому мало кто представлял, куда направляется наместник. Правда, когда на глаза попались начищенные до немыслимого блеска пушки, многие решили, что ему предстоит не простая прогулка, а серьёзное, может даже опасное, предприятие.

Карета, подвешенная на мягких, ременных рессорах, раскачивалась на каждом ухабе, словно лодка на волнах. Это было, конечно, намного лучше, чем если бы каждый камень мостовой отдавался ударом через сиденье в зад, но отряд наместника не успел преодолеть и половины пути от ворот дворца до городских ворот, а Нирмале очень хотелось свеситься из окна кареты и распроститься со съеденным завтраком.

– Тебе нездоровится? – улыбаясь, спросил сидевший напротив Фахтар. – Или моя новая карета тебе не нравится?

– Слишком качает, – глубоко вздохнув, чтобы сдержать тошноту, ответила Нирмала.

– Ничего, скоро привыкнешь. Иди, ляг, полегче будет.

Женщина упрямо мотнула головой и осталась у окна. Она уже не помнила, когда в последний раз выбиралась за стены дворца, ставшего её золотой клеткой. И теперь глаза жадно смотрели на медленно проплывавшие мимо дома, расположенные на первых этажах постоялые дворы и лавочки, торгующие всякой всячиной, на лица людей, провожающих карету удивлёнными взглядами.

– Жаль, мост только начинаем строить, – разглагольствовал Фахтар. – Широкая река, тяжело придётся, много времени пройдёт, прежде чем будем переходить на тот берег посуху. Так что пока придётся на пароме. Эй, ты хоть слышишь меня, или всё о Гунэре думаешь? Если что-то надумаешь – скажи. Я постараюсь его заменить, – он засмеялся, довольный своей шуткой.

– Нет, дорогой мой, – едко улыбаясь, проговорила Нирмала. – У тебя вряд ли получится заменить Гунэра.

– Посмотрим, – тот, похоже, ни сколько не обиделся, а лишь немного раззадорился вызовом.

Она вновь отвернулась к окну. Перед глазами опять медленно следовал ряд домов – серый камень, двери, выкрашенные, в большинстве своём, дорогой синей краской. Кое-где встречались ухоженные палисадники, радующие глаз цветами. Народу становилось больше – непостижимым образом слухи успели обежать полгорода, пока удерживающая остальных карета Фахтара плавно плыла над мостовой. Уже были слышны приветственные крики, и Фахтар высунулся из окошка. Крики тут же переросли в восторженный рёв – босоногая толпа любила наместника, такого же, как считали они, простого мужика, как и любой из них.

Нирмала услышала мелодичный звон рассыпавшейся по камням мелочи. Правитель, как всегда, взял с собой увесистый мешочек медяков, чтобы порадовать голодранцев. Что ж, теперь они будут любить его ещё больше, особенно после пары стаканов крепкого вина.

Город остался позади. Мимо глаз Нирмалы проплыли окованные стальными полосами ворота из горного дуба, и началось поле, поросшее изумрудно-зелёной, сочной травой. Свежий ветер из-за реки налетел упругим потоком, бросил в глаза поднятую с земли пыль. Женщина зажмурилась, выругавшись, что пропал её труд – она целых полчаса после пробуждения посвятила своей прическе. А потом глубоко и с удовольствием вдохнула воздух. Ветер-хулиган принёс с собой ни с чем не сравнимые ароматы степного разнотравья.

Карета остановилась неподалёку от берега реки. Фахтар поднялся с сиденья, кряхтя потянулся, и вышел через расположенную в задней стенке дверь. Нирмала, подумав, что ещё успеет насидеться, последовала за ним.

– Нафаджи! Где ты?! – сразу закричал наместник. – Давай сюда быстрее!

Женщина вышла из кареты, огляделась. За её спиной несла свои спокойные воды Ярана, слева шагах в пятистах выше по течению, поднимались ввысь стены города. А справа, рядом с грудой камня, которая должна была превратиться в мост, расположились ряды построившихся для смотра солдат.

Нафаджи нарочито медленно, не спеша, шёл вдоль строя к начинавшему терять терпение Фахтару. На лице наместника заходили желваки, ему так и хотелось хорошенько наорать, но он не стал делать этого при солдатах. Нафаджи они уважали и любили, особенно те, кто прошёл с ним по дорогам прошедшей войны.

И бывший темежин без зазрения пользовался этим. Издевательски улыбаясь, он остановился около какого-то солдата, лицо которого показалось знакомым. Панибратски похлопал его по плечу и продолжил неспешно шагать к стоявшему в полусотне шагов от него наместнику.

– Обязательно выпендриваться? – крайне недовольно, но тихо спросил Фахтар, когда тот приблизился.

– Войско готово выступать. Снаряжение и провизия погружены, паромы ждут, – доложил Нафаджи, проигнорировав замечание.

– Хорошо, – правитель немного отмяк. Он знал, что если Нафаджи докладывает, что всё в порядке, значит всё действительно в порядке. – Давай тогда наперво перевези меня и стражу – не хочу на этом берегу торчать.

– Как скажешь, – пожал плечами Нафаджи.

Копыта коней и колёса кареты загрохотали по тяжёлым деревянным сходням, соединявшими берег с паромом. Огромный деревянный плот покачнулся, и возникшая волна плеснула на берег, едва не промочив туфли подошедшей к кромке воды Нирмалы. Запах воды и тины на мгновение достиг её носика, она поморщилась и сделала шаг назад.

– Эй, поднимайся, хватит там ноги мочить, – окликнул её Фахтар с борта парома.

Нирмала бросила на господина мрачный взгляд и поспешила выполнить его приказ. Она не Нафаджи, с ней он церемониться не станет, отлает распоследними словами и перед советниками, и перед строем солдат.

– Нашла время лягушек рассматривать, – бурчал наместник. – Ещё успеешь, пока солдаты переправляются.

Наложница проигнорировала его слова, а тот махнул рукой. Расторопные слуги уже успели соорудить на плоту небольшой столик с закусками, и успевший проголодаться Фахтар поспешил присесть рядом. Подцепив золочёной вилкой тонко нарезанное варёное мясо, он отправил его в рот, смакуя, прожевал кусок, запив его вином из кубка.

– Есть то будешь? – удосужился он спросить Нирмалу, но та, встав около борта, лишь покачала головой.