Вячеслав Митяшов
Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

Юноша подумал, что сидевшие в засаде люди здравомыслящие и полезут в драку лишь тогда, когда им не оставят выбора, когда ценою этого выбора будет чья-то жизнь или смерть. А в неожиданной атаке со всех сторон шанс на победу всё-таки был. Ну, а если всё обойдётся – у него достаточно времени, чтобы освободиться, найти разбойников и проследить за ними.

Он закинул на ограду ногу и попытался подтянуться, чтобы отогнуть в сторону прут. Узорные вензеля больно, чуть не до крови, впились в икру, но Нишерле, пересиливая боль, стал сгибать освободившуюся от веса его тела железку. От усилия перед глазами пошли круги, боль невыносимо резала ногу. В какое-то мгновение юноша подумал, что все его усилия напрасны. Но вдруг последний рывок дрожащих от напряжения рук согнул прут. Он освободился! Схватившись за ограду руками, Нишерле разогнул ногу и спрыгнул вниз. Затекшую мышцу свело резкой болью. Бежать было просто невозможно, разве что осторожно идти, держась за что-нибудь руками.

Нишерле принялся растирать ногу, чтобы восстановить кровообращение, как когда-то учил его дед. Боль быстро отступала, суставы начинали нормально сгибаться.

– Нишерле-е!!! – до его ушей донёсся отчаянный, испуганный крик сестры. – Нишерле-е!!!

Кровь застыла в жилах от нахлынувшего ужаса. В эту ночь стервятники избрали жертвой его дом, его родных.

– Нишерле-е!!! – голос сорвался на невыносимый визг.

Забыв о боли, обо всём на свете, юноша выхватил кинжал и бросился бежать на помощь сестре прямо по улице, ни сколько не заботясь, что беспощадный враг увидит его. Не больше тысячи шагов и один поворот улицы – расстояние совсем небольшое для человека, у которого за спиной словно выросли крылья от сжигавшей душу ярости. Но он не преодолел и половины этого расстояния, как вдруг ночную тишину разорвал звон клинков и крики сражающихся. Началось.

Нишерле даже сбавил ход, стараясь прислушаться к звукам боя. Живое воображение сразу нарисовало картину кровавой схватки, и он почувствовал, как подкашиваются ноги. И лишь страх за сестру не давал ему проявить малодушие.

Юноша добежал до здания бывшего постоялого двора, оставалось лишь завернуть за угол, потом ещё полсотни шагов и… Шум боя прекратился так же внезапно, как и начался. Лишь приглушённый топот копыт коней подсказал, что грабители решили ретироваться. Он вжался в стену, ожидая, что сейчас всадники промчатся мимо него, выхватил кинжал, но судьба оказалась милосердной – грабители поскакали другой дорогой.

Нишерле отпрянул от стены и забежал за угол. И с трудом сдержал готовый вырваться из горла крик. Перед ним, у крыльца его дома на песке лежали десятки тел. Около сотни оставшихся в живых добровольцев ходили с факелами между ними, пытаясь найти выживших. Уже начинали собираться женщины – близкие тех, кто в эту ночь встал на защиту города. Уже слышался их скорбный плач и причитания.

Нишерле медленно, пошатываясь от головокружения, подошёл к людям. Его узнали. Кто-то молча взял его за руку и подвёл к широкой мраморной лестнице перед входом. На нижней ступеньке полулежал дед. Он громко стонал, пока соратник перевязывал ему голову. Рядом лежала небрежно брошенная кольчуга, и внук заметил на ней кровь.

– В голову ранили и в живот, – подсказал державший его за руку мужчина.

– Бэудиша? – хриплым от волнения голосом спросил Нишерле.

И только сейчас он заметил сестру. Она лежала на песке под плащом, прижавшись спиной к каменному божку – хранителю дома. Лихорадочно блестевшие в свете факелов глаза смотрели в одну точку.

– Бэудиша? – тихо позвал Нишерле. – Бэудиша, ты слышишь меня?

Девушка услышала его голос, приподнялась и посмотрела на него так, что у брата застонала душа.

– Нишерле, – она всхлипнула и протянула к нему руки.

– Что с тобой? Ты в порядке? – Нишерле бросился к ней, обнял, попытался поднять на ноги.

– Нишерле… они… – она попыталась договорить, но слова захлебнулись в безудержном плаче. – Нишерле-е!

Подбежали женщины, мягко отстранили его в сторону и, поддерживая за руки, увели сестру прочь.

– Бэудиша?! Куда вы её уводите?! Постойте!

Он бросился следом, но одна из женщин, старая Рахша, жившая неподалёку, остановила его.

– Постой, сынок, не ходи, – она взяла его за плечи тонкими, узловатыми пальцами.

– Зачем её увели?

– Так надо, Нишерле, – на лице старухи читалось искреннее сочувствие.

– Но что с ней случилось?!

Женщина вздохнула, покусала губы, словно решалась переступить некую черту. Но, поняв, что юноша не отстанет до тех пор, пока не узнает всей правды, ответила:

– Эти мерзавцы надругались над ней. Сейчас надо вычистить из плоти твоей сестры злое семя, пока оно не пустило корни. А ты иди, помоги деду.

На следующее утро у дома Нишерле собралось почти три сотни ополченцев со всех концов огромного, хотя и опустевшего, города. Слух о случившемся с уважаемым в городе семейством мало кого оставил равнодушным. Вооружённые мужчины ещё до полудня выступили в поход против разбойничьей шайки. Грабителей осталось не так уж и много – в ночном бою они потеряли больше половины, так что шансов справиться с разъярёнными горожанами у них не было. Самым разумным с их стороны было убраться поскорее из Асула, но мальчишки-разведчики донесли, что мерзавцы не вняли голосу разума. Как и ожидалось, они остановились в высохшем лесу у колодцев, в которых ещё оставалось немного воды на дне.

Их окружили, и когда те услышали, как трещат под ногами ополченцев сухие ветки, было поздно…

Гора развалин, бывшая когда-то дворцом кишара, теперь напоминала гигантский алтарь для жертвоприношений. Туда и бросили двух связанных по рукам и ногам пленников. Каким-то чудом их не разорвали на части, решив сохранить их жизни для суда.

Вместо раненого целителя на суд народа пригласили Нишерле. Он удивлённо посмотрел на стоящих перед ним мужчин и тихо спросил:

– А можно мне остаться дома с дедом?

Те переглянулись. На их лицах недоумение соседствовало с безусловным пониманием.

– Нишерле, – заговорил один из них. – Право судить сейчас принадлежит тебе. Твоя семья пострадала от их рук, а значит, жизни негодяев принадлежат тебе. Ради деда, ради сестры, Нишерле?

Юноша больше не спорил. Он надел пояс с саблей и вышел из дома шагом уверенного в себе человека. До развалин дворца от дома было рукой подать, и Нишерле сразу увидел собравшийся на площади народ. Людей было много, и парень присвистнул от удивления. Он никак не ожидал, что в Азулахаре осталось так много жителей.

– Расступитесь! Расступитесь! – сопровождавшие Нишерле мужчины помогли ему пройти через толпу.

Юношу удивило, что расступающиеся перед ним горожане кланялись ему, словно кишару. Он даже немного растерялся, но, увидев лежавших связанными на обломках двух пленников, сразу забыл обо всём. Он увидел перед собой их покрытые коркой запёкшейся крови и грязи лица, и рука сама потянулась к сабле.

Нишерле остановился в шаге от разбойников, и толпа замерла в ожидании. Наверно каждый думал, что сейчас на солнце сверкнёт сталь клинка, и головы негодяев покатятся по песку.

– Что пялишься, щенок, – прошептал разбитым ртом пленник с раскосыми глазами и гладко выбритой головой. – Давай, руби скорее, темежин Машад и нихайа уже заждались нас.

– Что ты сказал? – Нишерле замер.

– Руби! Или ты тупой?! Руби! Это твою сестрёнку мы так славно попользовали? Давай, отомсти нам!

– Что ты сказал про нихайу Сеитэ?

– А… вот оно что. Вы же тут сидите как мыши и ничего не знаете?

– Рассказывай.

Толпа вокруг заволновалась. Разбойник мог рассказать свежие вести, да странный намёк о Несущей погибель заинтересовал всех так, что попроси пленники пощады, возможно, их оставили бы в живых.

– Воды нам дайте, – разбойник демонстративно покашлял.

Тот час обоих напоили из фляг.

– Ну? – Нишерле нетерпеливо топнул ногой.

– Экий ты грозный, – засмеялся тот хриплым смехом. – Что рассказывать то?

– Что ты сказал про нихайу Сеитэ? И что вообще происходит за границей Фаджула?

– Мы расскажем, а ты сохранишь нам жизни. Ну, как? Договорились?

Нишерле оглянулся на замолчавших в ожидании его решения земляков, задумался на мгновение.

– Хорошо, – ответил он, и толпа за его спиной взволнованно загудела. – Никто из нас и пальцем вас не тронет. Клянусь.

– Замечательно, – рассмеялся разбойник. – Так что ты хочешь знать?

– Я уже сказал тебе. Рассказывай.

– Хорошо. Начну с того, что правят теперь Арриго три предателя – Фахтар, Гунэр и Нафаджи. Они выдали нихайу врагу, они убили Машада, и теперь власть в их грязных лапах. Но вы, думаю, хотите знать, помнят ли об Азулахаре? Помнят, и ещё как помнят, молодой господин. Или, думаешь, с чего мы появились здесь? Всё очень просто – надо набрать себе богатств Асула, прежде чем на них не наложит лапы эта троица. Три года они не вспоминали о вас. Но сейчас по ваши души собирается армия. Людей не тронут, если только не будете сопротивляться. Эту армию интересует золото, чтобы пополнить опустевшую казну. Так что ждите в скором времени гостей.

– Как скоро?

Разбойник ухмыльнулся и пожал плечами.

– Отвечай! – Нишерле сорвался на крик и ударил лежащего у его ног человека в бедро.

– Полегче, – сморщился тот и нехотя ответил. – Точно не знаю, думаю, ближе к весне, когда не будет так жарко.

В толпе раздался плач. Какая-то женщина упала на колени и, заламывая руки, запричитала:

– Нас всех убьют! Они придут, чтобы добить тех, кто уцелел! Они сровняют город с песком и высушат наше озеро! Боги отвернулись от Азулахара!

Кто-то бросился успокаивать её, другие зашумели, взволнованно обсуждая страшное известие. Мало кто верил, что солдаты не тронут жителей. Слишком велика была в их душах ненависть к Азулахару, посеянная ещё Несущей погибель.

– Развяжи нас, – обратился разбойник к Нишерле. – Мы рассказали, что ты хотел. А если хочешь ещё что-то узнать, давай продолжим разговор в тени за чашкой холодной воды.

Нишерле посмотрел на него холодными, совсем не детскими глазами, затем повернулся и пошёл прочь.

– Постой, – один из знакомых деда остановил его. – А что делать с ними? Неужели, просто так отпустим, после того, что они сделали?

– Ты обещал отпустить нас, – испуганно взвизгнул разбойник.

– Я обещал, что вас никто пальцем не тронет. Да будет так.

– Стой! Стой, сопляк! А развязать?! Мы же и суток не протянем на жаре без воды!

Но Нишерле не слушал его криков и медленно шёл в сторону своего дома. Расходились и остальные, обсуждая услышанные известия. Никому не было дела до орущих благим матом двух негодяев. Никто их и пальцем не тронул. Они остались лежать связанными на груде камней под беспощадным, палящим солнцем. Ещё несколько часов были слышны их крики, но к вечеру они стихли. А на утро случайный прохожий увидел два объеденных гиенами трупа.

5

Безумно страшный сон держал, не отпуская сознание. Она бежала по коридору: мрачному, сырому, с паутиной и плесенью на каменных стенах, а за ней по пятам гналось чудовище. Сгусток тьмы, не имевший ни имени, ни лица, медленно нагонял, и чем ближе подбирался он, тем труднее становилось дышать. Наконец что-то тёмное, похожее на руку, отделилось от подобия туловища и потянулось к жертве, коснулось её шеи…

Горло сдавила судорога, и Лита проснулась. Из лёгких вырвалось хриплое, натужное дыхание. Воздуха не хватало. Женщина с трудом дотянулась до окна и, распахнув створку, подставила лицо свежему, прохладному ветру. Страх понемногу отпускал. Но она знала, что стоит уснуть, и опять начнутся кошмары. Если только… Лита заметила, что после занятий с Золотой книгой всегда выдаётся пара ночей спокойного сна.

Последнюю неделю она часто видела Азулахар, но чего-то ясного, конкретного так и не удавалось увидеть. Вот и сейчас придётся немного посидеть с книгой, погрузиться в её малопонятный мир. Исправно показывающая прошлое и настоящее, будущее книга показывала малопонятными, абстрактными образами.

Поломанная, окровавленная белая роза падает на песок и растворяется в нём. А спустя мгновение из него начинают расти чёрные цветы. Мрачная поросль застаёт врасплох двух испуганных шакалов. Они мечутся в бессильном страхе на сужающемся пятачке песка. Наконец, цветы поглощают песок, и несчастные животные начинают биться в агонии. Их тела иссушаются, словно чёрные цветы пили их воду…

Чарред крепко спал, отвернувшись в противоположную сторону. Едва ли он проснётся – лишь настойчивый писк будильника способен разбудить его. Лита достала из-под прикроватной тумбочки книгу, раскрыла её и устремила взгляд в раскрывающиеся перед ней образы. Надо найти угрозу.

Снова Азулахар. Снова опустевшие, занесённые песком улицы. Огромная куча обломков на месте дворца кишара. Окружившая их толпа. Двое связанных мужчин просят пощады. Их банда ночью грабила горожан, так что вряд ли их пощадят. Над ними стоит юноша – он будет вершить суд. Вот они – шакалы. Их оставили умирать на палящем солнце. Но чёрные цветы и этот юноша? В чём здесь связь? Снова юноша. Он утешает рыдающую девушку. Это его сестра. Это роза. В её душе много боли. Несчастную изнасиловали разбойники…

Лита с усилием оторвалась от книги и надрывно вздохнула, словно вынырнувший с глубины ныряльщик. Чёрные цветы – символ их мести. Догадка озадачила её. Богиня намекала на что-то страшное, угрожавшее не городу, а чуть ли не целому миру. Что за угрозу могут нести решившие отомстить брат и сестра. Впрочем, когда-то и она, движимая местью, смогла сделать практически невозможное. Правда, не сама, с посторонней помощью…

Лита спрятала книгу и легла в постель. Чарред тут же повернулся и, прижавшись лбом к её плечу, засопел.

«Ну вот, допустим, угроза найдена», – подумала женщина, закрыв глаза. – «И что я смогу сделать? Мало того, что я только-только начала немного ходить, да и то при помощи костылей, так ещё все события развернулись там, куда больше не попасть. Сила покинула медальон».

Всё это глупость, просто совершенная глупость. Нелепая шутка богини, вернее сказать – наказание. Натворила бед – теперь либо мучайся от ночных кошмаров, либо смотри в Золотой книге на дело рук своих. Лита тихо всхлипнула. От нахлынувшей жалости к себе на глаза навернулись слёзы.

Она лежала с открытыми глазами до рассвета, рассматривая потолок. Лишь когда первые лучи солнца осветили сквозь окно спальню, Лита уснула спокойным, глубоким сном.

После завтрака Чарред и Виктория ушли на прогулку к ручью. Отец посадил дочку на плечи и бодро зашагал к лесу, провожаемый завистливым взглядом жены.

– Ничего, девочка моя, – проговорил Стрижевский, склонившись к её уху. – Скоро и ты сможешь ходить туда вместе с ними. Ты быстро, удивительно быстро идёшь на поправку.

– Поскорее бы, – вздохнула Лита.

Иван Сергеевич покатил коляску в сторону комнаты, где стояло оборудование для физиотерапии, на ходу рассказывая, что завтра Саша и Таня переедут в город, поскольку ей уже подходит срок. Через две-три недели в этом небольшом посёлке появится ещё один очаровательный малыш, на этот раз, судя по показаниям УЗИ, мальчик.

Лита переоделась за ширмой в пижаму и, опираясь о плечо Стрижевского, сама, осторожно делая шаги, дошла до кушетки.

– Молодец, просто молодец, – расплылся тот в довольной улыбке, помогая ей лечь.

Она почувствовала, как к пояснице прикоснулся электромагнит. Прибор включился, негромко загудел, и спину обволокло приятным теплом.

– Я пойду, если что, зови, – Иван Сергеевич, как обычно, собрался оставить её одну.

– Нет, не уходи, – неожиданно попросила его Лита.

– Что-то случилось?

Он присел так, чтобы его было видно сквозь прорезь в кушетке, куда обычно опускали лицо. Лита взволнованно кусала губы, собираясь сказать нечто важное, но слова застряли в горле.

– По глазам вижу – о серьёзном хочешь поговорить, – встревожено проговорил Стрижевский. – Это тяготит твою душу, мешает обрести спокойствие.

– Три года назад, в Крендиле, когда я бросилась в окно… – дрожащим от волнения голосом начала она.

– Нет, не надо. Забудь, что было в прошлой жизни…

– Тогда богиня снова пришла ко мне и дала новый дар.

– Стоп! Что за дар? Ну-ка, расскажи, – Иван Сергеевич выключил прибор, усадил Литу, а сам сел напротив. – Рассказывай, что за дар такой в этот раз дали тебе. А то предыдущий оказался бедой для всех. Не дай бог, в этот раз опять окажется что-то непотребное.

– На этот раз дар может причинить вред лишь моему рассудку, – Лита улыбнулась бледной, вымученной улыбкой.

– Ты меня совсем не успокоила, скорее наоборот. Расскажи и ничего не утаивай.

– Мне дано в дар умение читать Золотую книгу.

– Золотую книгу? Это, случаем, не тот сундучок, в котором спрятаны золотые листы с летописями монахов этой гадины… Лабека.

– Он самый. Но это не летописи, всё гораздо сложнее. Дар мне дан не просто так. Богиня предчувствует беду, но не может понять, в чём суть угрозы, и не может воспользоваться даром, подобным моему – всё это какие-то нелепые правила игры, придуманные этими, – Лита ткнула пальцем вверх.

– А ты, стало быть…

– Книга показывает мне прошлое, настоящее и будущее того мира.

– И что за беда грозит тому миру, если… хм… богиня разволновалась так? И смысл тебе этим заниматься? Путь туда закрыт навсегда.

– Вот и я так думаю. Мне кажется – всё это в качестве наказания. А что за беда – пока не поняла. Книга прекрасно показывает прошлое – я даже посмотрела во всех деталях Фарнадскую битву, более-менее сносно настоящее. Но будущее… Я вижу какие-то образы, абстрактные образы. Трактовать их – дело неблагодарное.

– И что там?

– Последнее время я чаще всего вижу Азулахар и думаю, что некая угроза исходит оттуда. Я вижу брата и сестру, им лет по четырнадцать-пятнадцать. Судя по всему – они пострадали от набегов мародеров, девушку изнасиловали. Вот вам и мотив для мести. Но что же это за месть, которая напугала богиню.

– А ты как-то рассказываешь ей об увиденном?

– Если ты о том, говорю ли я сама с собой или с призраками – отвечу, нет.

Стрижевский поднялся, прошёлся вокруг кушетки, задумчиво теребя бородку.

– Чарред знает?

– Нет, не хочу его беспокоить.

– Правильно, пока не надо ему ничего говорить. И сама старайся не волноваться, да и забудь лучше про эту книгу. Давай утопим её во фьорде.

– Нет, не надо, – встрепенулась Лита, и Иван Сергеевич заметил в её глазах страх.

– Это ещё почему?

– Если я долго не смотрю книгу, ночью мне снятся жуткие кошмары. Помогает только она.

– Опять сны, – Стрижевский вздохнул. – С них начались все наши приключения. Хорошо, тогда смотри свою книгу, только не принимай всё увиденное близко к сердцу. Мы всё равно ничем не сможем помочь – медальон мёртв. А теперь давай-ка, ложись, продолжим процедуру.

Иван Сергеевич снова помог Лите лечь, расположил диск прибора над её поясницей.

– А сама что думаешь? – вдруг спросил он. – Что такого страшного могут сотворить два подростка?

– Если только соберут из оставшихся в Азулахаре войско и пойдут войной на лесные общины. Может, богиню беспокоит, что обиженные обитатели Асула перебьют всех её служителей?

– Думаешь, так? Как-то мелочно. Сколько там жрецов – тысяча, может две. Из-за такой ерунды давать этот дар?

– Две тысячи живых душ – ерунда? – Лита скосила взгляд туда, где стоял Стрижевский, но увидела лишь потёртые кроссовки на его ногах.

– Я не это хотел сказать. Смерть даже одного человека – трагедия. Я говорил про то, что опасность должна быть очень серьёзна.

– Так какую беду могут принести мальчишка и его сестра? Я назвала самое вероятное – на что-то большее Азулахар уже не способен, там же почти не осталось жителей.

– Расскажи-ка лучше, какие ты видела образы?

– Ну, видела чёрные цветы, видела сломанную белую розу, видела ребёнка с бобовым зерном в руке, видела шакалов, которых убили чёрные цветы. Пока всё.

– Не густо. Знаешь что, девочка моя. Рассказывай мне, что видела. Вместе постараемся догадаться, что же за беда грозит Арриго.

– Хорошо, попробуем.

После процедуры они вышли прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, отражаясь в спокойных водах фьорда сияющим пятном. Вдоль берега дул лёгкий, приятный ветерок. Лита закуталась в плед – северное лето совсем не похоже на пекло в Арриго. Здесь недолго и простуду схватить, особенно с разогретой спиной. Рядом раздался крик чаек – две белоснежные птицы кружили рядом, выпрашивая подачку.

– Прилетели, – довольно ухмыльнулся Стрижевский и, достав из кармана несколько кусочков хлеба, высоко подкинул их в воздух.

– Знакомые?

– Вроде того.

Запах смолы и моря кружил голову. За проведённое здесь, на берегу фьорда, время Лита ещё не успела привыкнуть к этому дурманящему сочетанию. Она откинула голову на подголовник и закрыла глаза.

– Когда гуляю по набережной, всегда клонит в сон.

– Поспи, а я покатаю тебя.

Лита не заметила, как провалилась в некое подобие сна. Перед глазами появилась уже знакомая ей бесконечная пустота, и кроме мерцающего силуэта женщины здесь больше ничего не было.

– Богиня? Я, случаем, не умерла?

– Нет, Лита, просто пришло время поговорить.

– О Золотой книге?

– О том, что ты увидела в ней.

– Я видела кое-что. Но всё это лишь непонятные образы.

– А юноша и девушка?

– Так значит, нет необходимости рассказывать всё по второму разу?

– Нет, я читаю твои мысли.

– Объясни мне – к чему мне это знание, если тот мир для нас более недоступен. Своего рода наказание?

– Может и так, – Лите показалось, что богиня улыбается. – Но, в конце концов, кому я могу доверить прочесть Золотую книгу, находящуюся в совсем другом мире? Только тебе.

– Но мне пока не чем похвастаться. Я не могу понять – какую беду могут принести эти подростки?

– А разве подозревал Магадхи, чем обернётся для всех твой побег из дворца? Из малой искры может разгореться огромный пожар. Гляди в оба, Лита. Беда близко, я чувствую, я слышу плач, я вижу зарево погребальных костров. И я не хочу, чтобы тот мир, мир, созданию которого я отдала свои силы, мир, которому я посвятила вечность, опрокинулся во тьму…

Сон внезапно прервался, и Лита обнаружила, что лежит на кровати, а рядом, посапывая на ухо, прикорнула Виктория.

– А я гадаю, проснёшься ты к обеду или нет, – послышался голос Чарреда.

– Проснулась, – Лита потянулась и осторожно вытащила из-под дочки затёкшую руку.

– Иван говорит, ты скоро сможешь ходить? – Чарред нежно погладил её бедро, и она закрыла от удовольствия глаза. – Если так, скоро вместе обойдём все окрестности. Здесь много интересного. Надо будет только попросить его купить фотоаппарат.

– Все на обед! – раздался снизу голос Стрижевского.

– Идём, – Лита щёлкнула мужа по носу, а потом разбудила девочку.

Виктория непонимающе захлопала глазками, задавая немой вопрос – зачем меня разбудили. Но когда услышала, как её любимый дед позвал всех обедать, сама встала с кровати и поспешила к столу.

– Нагуляла аппетит, сама побежала, – засмеялась мать.

– Пойдём и мы, – Чарред легко поднял жену на руки и спустился с ней на первый этаж.