Вячеслав Митяшов
Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

7

Золотой трон, символ бесконечной власти над Арриго, оставался пустым уже который год. О его прошлой владелице напоминал лишь зелёный шёлковый шарф, сиротливо лежавший на мягких подушках. Давно, возвратившись из-за моря, Гунэр положил оставшийся у него предмет гардероба его госпожи, как напоминание. С тех пор ни он, ни Нафаджи, ни Фахтар не дерзнули сесть на этот трон. У его подножия появилось три простых кресла, на которых восседал правивший империей триумвират.

Истощённая войной и потерями, Арриго уже не была такой, какой раньше. Отобранные в казну сокровища кишаров подходили к концу – приходилось кормить, и хорошо кормить армию, возросшую почти в два раза по сравнению с тем, что было при прежнем Махди. Если все готовы были идти за нихайей Сеитэ, то, отнюдь не большинство поддерживало Фахтара, Гунэра и Нафаджи. То и дело в разных местах империи возникали бунты недовольных, и приходилось щедро платить солдатам, чтобы они беспощадно подавляли восстания.

Деньги таяли, налогов собиралось много меньше обычного, с каждым годом держать в своих руках власть становилось всё тяжелее и тяжелее. И тогда Нафаджи вспомнил об Азулахаре. После штурма Лита побрезговала забирать с собой проклятое золото. Лишь благодаря жадности Машада они забрали немного, чтобы отблагодарить воинов за удачный поход. Но сколько осталось сокровищ в богатейшем из кишаев, Нафаджи просто не мог себе представить. Много. Безумно много, возможно даже больше, чем они отняли у всех других кишаров вместе взятых. Конечно, там ещё оставались люди, которые будут защищать сокровища, но их, наверняка, немного. Слухи о том, что оставшиеся в живых пытаются бежать из Азулахара, давно слышали все обитатели дворца Аррикеша. Горстка оставшихся в оазисе не устоит перед жадной до наживы армией Арриго.

И Фахтар, и Гунэр согласились с Нафаджи. Правда, Гунэр всё же предложил обойтись с азулахарцами по-доброму, помочь им покинуть погибающий без защиты скал оазис. Но Фахтар махнул рукой и сказал, что нечего церемониться с этими негодяями. Лишние рты не нужны империи. Ей нужно лишь золото.

– Как там наши разведчики? – спросил Гунэра Фахтар, перегнувшись погрузневшим телом через ручку кресла.

Бывший телохранитель с сожалением посмотрел на дочитывающего отчёт казначея и пожал плечами.

– Пока ничего особенного. Они первым делом занялись личным обогащением – как-никак машадово отродье. Так что в первом письме с голубем лишь похвальба о том, что азулахарцы забились от страха в щели, словно мыши. Плохо это, Фахтар, не правильно. Они ничего не узнают. И, зная их, думаю, нарвутся они, разъярят местных.

– Мне кажется, они раскидают тех, кто остался там, как котят.

– Надо было послать моих ребят…

– Твои слишком ценны, чтобы посылать их в такую дыру. Лишь благодаря им я чувствую себя в безопасности.

– Фахтар, мы начинаем бояться своего народа. Пора задуматься над этим.

– Гунэр, ты слишком придирчив к себе. Кого ещё сажать на этот трон? Не скажешь? То-то же. Нет того, кто достоин занять его. Династия Сейкшеров прервалась, а искать бастарда – наверняка есть кто-нибудь – у меня нет ни малейшего желания. А наша госпожа так и пропала, не оставив после себя ни наследника, ни завещания. Но, если помнишь, именно меня она просила быть её наместником.

– Помню.

– Так что ты думаешь о разведчиках?

– Думаю, что их кости прибавятся к тем, что уже белеют вокруг города.

– Тьфу, Гунэр. Мне не нравится такое твоё настроение. Но я не собираюсь посылать ещё кого-либо. Если ты прав, и кости машадовых негодяев уже грызут гиены, мы будем знать, что там ещё есть храбрецы, готовые защищать сокровища с оружием в руках. В любом случае, двести сотен пехоты и конницы сомнут их. И чем быстрее мы пошлём туда армию, тем быстрее наладятся дела в Арриго. Послушай этого, – Фахтар ткнул пальцем в побледневшего казначея. – Его слова не просто о количестве золота в наших подвалах. Они о том, что скоро мы потеряем власть. Наша власть не может держаться на пламенных словах, как это получалось у госпожи. Наша власть способна держаться лишь на звонкой монете.

– Я знаю это, Фахтар. Знаешь, я сам хочу пойти в Азулахар. Быть может, всё обойдётся малой кровью.

– Тьфу, опять ты за своё. Нечего церемониться с ними. Пусть дохнут в своём оазисе. Ведь так, Нафаджи?

Бывший третий темежин, слушавший доклад казначея, вздрогнул и резко обернулся к Фахтару.

– Чего я?

– Давно вот ты не читал нам стихи.

– Не будет больше стихов, Фахтар, – Нафаджи сдвинул брови.

– Всё скучаешь о госпоже? Забудь её, да и не тебе было отдано её сердце. Пока ты сидишь тут и меланхолию разводишь, Чарред нашу госпожу…

– Перестань, – Гунэр одёрнул не в меру разошедшегося Фахтара. – Отпусти лучше казначея.

– Иди, любезный, – Фахтар милостиво кивнул тому. – Передай другим, что сегодня мы больше не будем слушать докладов, у нас совет.

Казначей, кланяясь и пятясь, добрался до двери и быстро выскочил в неё, словно находился не в тронном зале дворца, а клетке со львами.

– Жаль, Машада угробили вы, – наместник почему-то засмеялся. – Я бы его в Азулахар послал. А теперь придётся самому туда отправляться.

– Пошли меня, – ещё раз предложил Гунэр.

– Нет уж, лучше здесь оставайся. Толку больше будет. А я с собой Нафаджи возьму. Как считаешь, темежин?

– И что я там не видел, – проворчал тот.

– Поможешь, да и развеешься. А то скоро позеленеешь от тоски.

– Как скажешь.

– Хорошо, тогда скоро отправимся. Сейчас в Фаджуле ещё такое пекло, что можно яичницу без костра жарить.

– Я бы перед этим снова разведку послал, – проговорил Гунэр.

– Да погоди, может, эти вернутся.

– Думаю, не вернутся.

– Да тьфу на тебя.

Фахтар, рассердившись, поднялся и оттолкнул в сторону кресло. Повернувшись к Гунэру и Нафаджи, он, выпучив глаза на побагровевшем лице, потряс пальцем, хотел ещё что-то сказать. Но махнул рукой и вышел из зала.

Гунэр откинулся на спинку и устало закрыл глаза. С каждым днём общение с Фахтаром давалось ему всё тяжелее и тяжелее. Власть сделала из мужественного, достойного уважения воина кровожадного и жестокого тирана. Удивительно, что он позволил им двоим встать рядом с ним у руля власти. Впрочем, ему ли бояться таких политических противников. И он, будучи человеком расчётливым и удачливым, оставил рядом с собой ценных помощников.

Бывший телохранитель приоткрыл глаза, скосил взгляд на Нафаджи. Тот задумчиво изучал искусно сработанную рукоять своего кинжала, ожидая, что скажет товарищ. Поэт, балагур, душа компании, он стал молчаливым и печальным. Только после возвращения с Острова, Гунэр понял, что несчастный Нафаджи был влюблён в госпожу ничуть не меньше, чем Чарред. Он обожал и боготворил её, посвящал ей стихи – Гунэру как-то попались на глаза свитки с его творениями. А потом он видел, как Нафаджи бросал их в камин и тихо плакал, смотря, как пламя весело пожирает доверенную бумаге частичку его души.

– Что думаешь, Гунэр? – тихо спросил Нафаджи, так и не дождавшись, когда друг заговорит первым.

– Думаю о том, что натворили мы и кем стали.

– Лучше не думай. Всё плохо, мы не смогли добиться того, что хотела госпожа. Вместо всеобщего процветания мы получили ещё большую нищету и ещё более жадных кишаров. Даже Малеха, и тот…

– Ты думаешь, госпожа хотела всеобщего процветания? – Гунэр удивленно посмотрел на товарища. – Ты ошибаешься. Она хотела всего лишь отомстить. Мести она хотела и вершила её, не останавливаясь ни перед чем. Лишь Чарред и ты, наивные глупцы видели в ней несущую избавление от несправедливостей этого мира.

– А ты? Что видел в ней ты?

– Полководца и воина, который знает, чего хочет. Идти за таким легко.

– Хорошо, оставим эти никчемные воспоминания. Теперь то, что мы творим?

– Выжить пытаемся, друг мой. Если ты думаешь, что можешь всё бросить и спрятаться где-нибудь, то глубоко заблуждаешься. Нафаджи, третий темежин – ты слишком известен. И ты не представляешь, сколько у тебя в Арриго может быть врагов, которые жаждут твоей смерти. Не меньше чем у меня или Фахтара.

– И этот несчастный Азулахар поможет нам продержаться ещё несколько лет? Ты это хочешь сказать?

– Да. Нафаджи. Пока мы можем платить тем, кто хранит наши жизни, мы будем живы. Как только деньги кончатся, наши солдаты первыми же поднимут нас на копья.

– Да будь всё проклято! – Нафаджи в сердцах швырнул свой кинжал на пол. Я не пойду ни в какой Азулахар, пусть Фахтар сам разбирается с сокровищами!

– Придётся, Нафаджи. Только ты сможешь удержать нашего наместника от расправы над теми, кто ещё остался в оазисе.

– А зачем мне это? Что это даст мне? Или спасённые жизни помогут мне искупить грехи? По мне, так пусть этот проклятый Асул весь занесёт песком!

– Ты всё равно пойдёшь с Фахтаром, Нафаджи.

Бывший темежин вскочил, ударом ноги опрокинул кресло и вышел из зала. Гунэр снова закрыл глаза. «Лита, Лита, знала бы ты, к чему приведёт твоя месть. Ты поломала не только свою жизнь, ты поломала жизни многих. Я не знаю, где ты сейчас, что с тобой, но надеюсь, у тебя всё хорошо, и ты не видишь того, что видим мы. Надеюсь, ты не осудишь меня, если вдруг когда-нибудь узнаешь, что я задумал. И ты, надеюсь, простишь меня, друг… брат Нафаджи. Но если оставить Фахтара в живых, мы погубим и себя, и единую империю».

Мягкие, тёплые ладошки осторожно легли на его лицо, закрывая глаза. Уха коснулось лёгкое дыхание. Гунэр не испугался, не вздрогнул. Хотя он не услышал не единого звука, он почувствовал приближение человека и успел бы дать отпор, будь то непрошенный гость, а не она. Бывший телохранитель глубоко вдохнул лёгкий аромат розы и улыбнулся.

– Я тебя не слышал, Нирмала.

– Зато чувствовал, – проворковала женщина и прижалась губами к щеке Гунэра. – Я видела, как отсюда выходил Фахтар, а потом Нафаджи. И тот, и другой были не в самом хорошем настроении.

– Фахтар тебя видел?

– Видел, и что с того? Он давно не обращает на меня внимания и, наверняка, знает о нас с тобой.

– Надеюсь, знает не всё, – усмехнулся Гунэр.

Нирмала грациозно выпорхнула из-за его спины, встала перед ним, соблазнительно выставив бедро. Бывший телохранитель невольно залюбовался одетой в полупрозрачные шёлковые штаны и блузку черноволосой красавицей. На её смуглом лице для него всегда играла ласковая улыбка. Что бы ни случилось, даже когда Фахтар, выпив лишнего, бил свою наложницу, она, приходя к Гунэру, улыбалась всегда.

Впервые они встретились на пиру в честь возвращения на родину. Тогда то Фахтар и заставил её сесть рядом с Гунэром, не подозревая, что это обычное застольное знакомство превратиться в нечто большее.

– Вы опять повздорили? – спросила она, сев у его ног.

– Немного. Фахтар, всё-таки, отправляется в Азулахар – я так и знал, что он не захочет отпустить меня туда. Но с ним будет Нафаджи.

– Всё, как ты хотел.

– Да, Нирмала. Вот только я ума не приложу, как ты заставишь его взять тебя? Особенно, когда он охладел к тебе.

– Ты думаешь, любовь моя, кто-то кроме меня согласится сопровождать этого старого осла в пустыню? Вряд ли, – Нирмала засмеялась, да так заразительно, что и Гунэр не удержался. Но вдруг задумался и помрачнел.

– Я так не хочу отпускать тебя. Я боюсь, очень боюсь.

– Не бойся, любимый, – она потянулась к нему и поцеловала в губы. – Я ничуть не хуже, чем мой покойный брат, а он служил самому Магадхи. Это же о чём-то говорит.

Всегда, когда Нирмала вспоминала брата, Гунэр холодел, и в его душу забирался страх. Он помнил берег Яраны, лежавшие у кромки воды два тела. И ещё двое. Его госпожа и подосланный убийца. «Моё имя Тесава», – вспомнились слова. А потом быстрые стрелы отправили брата Нирмалы в небытие.

Как такая женщина очутилась в гареме Фахтара – загадка. Говорили, что голодную и умирающую, её подобрал на дороге сам наместник и оставил рядом с собой. Может это и так. Гунэр никогда не позволял себе спрашивать об этом. И он никогда не говорил ей, что причастен к смерти брата.

Несколько раз они сходились в учебных поединках в бывших тренировочных залах мастера Шайруэга. И после каждого раза Гунэр оставался под неизгладимым впечатлением. Порой казалось, что он сражается не с человеком, а то со смертоносной коброй, то с разъярённой тигрицей, то с коварной пумой. Но оружие в её руках каждый раз замирало в волоске от его тела.

Интересно, будет ли это так же, если она узнает, что именно он отдал приказ убить Тесаву. Самое смешное, что Фахтар так и не узнал, что помимо талантов доставлять мужчине удовольствие, у неё есть совсем другие таланты. Он всегда видел в ней послушную, красивую куклу и не подозревал, что держит в своих руках смертоносное оружие.

– Самое важное, чтобы ты сделала это незаметно. Пусть думают, что он умер естественной смертью, или от рук азулахарцев, – вздохнул Гунэр. – Только тогда ты останешься в живых. Иначе, даже Нафаджи не сможет, а может и не захочет уберечь тебя от гнева солдат.

– Я сделаю всё так, что не останется ни малейшего следа, любимый. А потом вернусь к тебе. Но скажи, почему ты не хочешь избавиться от него во дворце?

– Здесь, пусть даже умрёт он своей смертью, подозрений не избежать. Придётся потерпеть пару месяцев.

– Потерпи, любимый. Что такое два месяца ожидания, если потом впереди у нас будет целая жизнь.

Она села к нему на колени и впилась своими губами с такой силой, что он едва не задохнулся.

– Идём ко мне, скорее, – прошептал Гунэр, теряя голову от страсти.

Она закрыла глаза и прижалась к его плечу, когда он, подхватив её на руки, быстро зашагал к расположенной за троном тайной двери.

8

Красивые, смуглокожие юноша и девушка, брат и сестра стояли перед огромным, грязным, словно только что отрытым из земли, сундуком. Трухлявый, ржавый замок в одно мгновение рассыпался пылью под сильными руками молодого человека. Затем он открыл прогнившую крышку и запустил внутрь руки. Не было видно, что лежало там, но вот юноша выпрямился, держа в руках две переливающиеся жемчужным сиянием кольчуги. Они одели их – и та и другая казались сделанными точно по их фигурам. А потом из земли около ног начали расти цветы, страшные чёрные цветы. Каждый из подростков сорвал по одному, и они вдруг превратились в чёрные мечи, острия которых светились багровым пламенем.

– Джуммэ! – проговорил юноша.

В этот миг Лита увидела свои руки. Они отчего-то покраснели, припухли, а потом на них появились болезненные чёрные волдыри. Она закричала и проснулась. Перед собой она увидела взволнованное лицо Чарреда, потом почувствовала его руку на своей щеке.

– Что с тобой? Ты металась в постели, словно пыталась что-то сбросить с себя. Твои ноги… они двигались. А потом ты закричала и проснулась.

– Сон, Чарред. Просто страшный сон.

– Эти сны преследуют тебя с тех пор, как ты стала хранить под тумбочкой тот сундучок. Не пора ли отправить его обратно в сокровищницу?

– Ты преувеличиваешь, – Лита натянуто улыбнулась.

– Может быть. Но я вижу, что с тобой происходит что-то странное.

– Успокойся и спи. Обещаю, больше не буду кричать и драться.

Чарред покачал головой, но лёг, повернулся на другой бок и через несколько минут засопел.

«Спасибо тебе, милосердная богиня, за этот дар. Чувствую, что скоро он сведёт и меня, и Чарреда с ума. Сколько можно смотреть этот абстрактный бред. Ничего понятного, полная неразбериха. Бред. Бред. И ещё раз бред».

С этими мыслями Лита почему-то успокоилась, закрыла глаза и быстро уснула спокойным сном без сновидений.

За завтраком Стрижевский обрадовал обитателей дома неожиданным известием. Подождав, пока все прожуют свою порцию омлета с ветчиной, он тихонько постучал вилкой по пустому стакану и объявил:

– Сегодня в полдень население нашего посёлка увеличится на двух человек.

– Приедут родители Тани? – предположила Лита.

– Нет, дорогая. Не угадала. Родители нашей будущей мамы уже приехали, только они пока в городе, живут в гостинице рядом с больницей. Через неделю и их увидите, и малыша тоже.

– Тогда кто это? – Чарред недовольно нахмурился – ему совсем не хотелось видеть здесь чужаков.

Лита тоже удивлённо-настороженно посмотрела на Стрижевского. Уж от кого, а от него она не ожидала, что Иван Сергеевич позволит неизвестно кому войти в их круг. Тот с достоинством выдержал недовольные взгляды, улыбнулся своей неподражаемой, жизнерадостной улыбкой и сказал:

– Не волнуйтесь, эти люди проверены вдоль и поперёк. Они не болтливы и не любопытны. Достаточно долго работали в России, поэтому прекрасно владеют русским. Кроме того, их порекомендовали друзья.

– При всех указанных добродетелях должно быть нечто особенное, ради чего мы берём их, – заметила Лита.

– Ты права. Женщина, Ута Ларгессон, двадцать восемь лет, великолепный массажист. Её звали в олимпийскую команду, но она предпочла моё предложение.

– Сколько же ты будешь ей платить?! – изумился Чарред.

– Не в этом дело. Она не хотела оставлять отца одного. А я согласился с этим условием. Поэтому, второй наш гость – Свен Ларгессон, пятьдесят лет, как говорят, великолепный повар.

– Тебе надоело готовить? – Лита засмеялась, прикрыв рукой рот. Тут же захихикала, подражая матери, и маленькая Виктория.

– Надоело или нет, – Стрижевский легонько щёлкнул расшалившегося ребёнка по носу. – А он наверняка будет готовить вкуснее. И наша Виктория станет толстой-претолстой, как бегемотик.

Он надул щёки и подразнил девочку, а она показала деду язык и отвернулась, состроив сердитую рожицу.

– Идём, погуляем, дочка, – Чарред вытер её лицо салфеткой и снял со стула.

– Мама, пока, – Виктория помахала матери и выбежала через дверь во двор.

– К полудню придём, – сказал Чарред и вышел следом.

Лита и Стрижевский переглянулись.

– На-ка ещё кусочек, – Иван Сергеевич положил ей оставшийся на сковороде кусок омлета. – И расскажи, что ты сегодня за сон такой видела? Я крик твой слышал.

Она вздрогнула, в глазах появился страх, не укрывшийся от взгляда собеседника.

– Не держи это в себе. Ты же знаешь, мне то можно такие вещи рассказывать, – тихо проговорил Стрижевский и ласково взял её за руку.

– Этот сон… я его видела, словно смотрела в книгу. Не обычный кошмар, а видения. Снова были те самые юноша и девушка. Сначала они надели на себя какие-то доспехи, а потом сорвали распустившиеся у их ног чёрные цветы. И эти цветы превратились в мечи. Юноша сказал слово – «Джуммэ». И я сразу же увидела свои руки… я чувствовала это, словно наяву… они распухли, на них появились чёрные нарывы. А потом я проснулась…

– Чертовщина какая-то, – Стрижевский поморщился. – Странно, что тебе приснилось то, что ты должна видеть в Золотой книге. Или… или может случилось что-то настолько важное, что тебя предупредили во сне?

– Не знаю… ничего не знаю… Но, мне кажется, речь идёт о какой-то болезни. Неспроста же руки…

– Стоп! Джуммэ? У нас существовало созвучное слово в арабском – джумма, боб, или… О, господи… Чёрные нарывы на руках, чёрные цветы… Так арабы называли чёрную смерть, чуму.

– Чуму? – тихо переспросила Лита. – Что это? Хотя, чувствую, что это нечто очень неприятное.

– Неприятное… Неприятной её можно назвать в нашем мире – мире вакцин и антибиотиков. Но если вспомнить историю тех времён, когда не было этих чудес медицины – кровь стынет в жилах от одного упоминания этой болезни. Чума убивала миллионы, Лита. Некоторые города вымирали практически полностью. Огромные армии, сметающие всё на своём пути, превращались в горстку насмерть перепуганных людей. Если такая болезнь появится в Арриго – это будет катастрофа, – Стрижевский с неподдельным страхом в глазах вцепился пятернёй в волосы и покачал головой.

– А как её лечили раньше?

– Лечили? Едва ли. Были средства, помогающие предотвратить её. Самое простое – постоянно жевать чеснок. Пандемия…

– Что? – переспросила Лита.

– Пандемия, – повторил Стрижевский. – То есть, когда болеют не десяток, не сотня человек, а сотни тысяч. Так вот, пандемия остановилась сама. Чумная палочка очень капризна – ей не нравится ни холод, ни жара…

– А зимой в Арриго как раз не жарко и не холодно.

– Катастрофа, – снова покачал головой Иван Сергеевич. Но, вдруг, хмыкнул, поджал губы, размышляя о чём-то. – Но как эти твои брат и сестра собираются устроить всё это? Мало того, что источник заразы надо где-то раздобыть, надо ещё и защититься от неё. Или они самоубийцы?

– Во сне были доспехи, – напомнила Лита.

– Мда, доспехи были, оружие было. В Азулахаре умеют делать биологическое оружие. Вот так новость. Скажу честно, девочка моя, я про вирусы и бактерии знаю мало, не намного больше среднестатистического обитателя этого мира. Но скажу тебе сразу – я очень сомневаюсь, что это возможно. Если только в Асуле не открыли секретный институт, где разрабатывают биологическое оружие.

– Но как тогда объяснить мои видения? Ладно, пусть это сон. Но те, что были в книге? Чёрные цветы и боб я уже видела один раз.

– Точно, сон. Такой сон мог присниться под впечатлением от золотой книги. Попробуй, посмотри её сейчас. Давай я принесу, пока Чарреда нет.

Стрижевский, не спрашивая, плеснул ей в стакан сока, а сам, сорвавшись с места, взбежал по лестнице на второй этаж, словно двадцатилетний. Лита машинально схватила наполненный стакан, думая о разговоре. Услышанное не укладывалось у неё в голове. Она ожидала увидеть какого-нибудь тирана с огромной армией или природный катаклизм. В конце концов, падение метеорита. Но чтоб это! Какие-то крохотные существа могут быть страшнее, чем сотни теменов тяжёлой пехоты. Интересно, ожидает ли это богиня? «Ты слышишь меня?» – мысленно позвала Лита. – «Кажется, я знаю, что угрожает твоему любимому миру. Это болезнь, джуммэ или чума. Говорят, от неё нет спасенья, если только нет таких лекарств, какие есть здесь, в этом мире. Так что думай, богиня. Я своё дело сделала и больше ничем помочь не смогу. И, пожалуйста, избавь меня от дара, иначе я рано или поздно сойду с ума».

– Лита, Лита, аюшки, – Стрижевский легонько потряс её за плечо.

– А, да, ты здесь, – она вздрогнула, словно разбуженная во время сна.

– Задумалась?

– Немного, вроде того.

– Давай, попробуем.

Иван Сергеевич положил перед ней на стол сундучок и сам открыл крышку. Лита вздохнула, помассировала виски кончиками пальцев и наклонилась над книгой. Стрижевский разочарованно вздохнул. Он ожидал увидеть какое-нибудь сияние, появление в воздухе объёмной картинки с видениями, или что-то, сопутствующее чудесам. Но ничего подобного не произошло. Вот только лицо женщины сильно побледнело, глаза остекленели. Очень похоже на гипноз. Возможно, если сейчас попробовать прижечь ей руку огнём, она не почувствует боли. Огнём, конечно, Иван Сергеевич пробовать не стал, но он не удержался от того, чтобы несильно ткнуть ей в большой палец острой вилкой. Лита никак не отреагировала – ни вздрогнула, ни отдёрнула руку, ни выругалась.

– Да уж, – он положил вилку и, откинувшись на спинку стула, принялся наблюдать.

Прошло около часа, и Иван Сергеевич начал беспокоиться. Близился полдень, скоро должны вернуться с прогулки Чарред и Виктория, и очень не хотелось, чтобы они увидели свою маму в таком состоянии. Он уже начинал думать, как привести её в чувство, как вдруг Лита часто заморгала, неестественная бледность щёк прошла в мгновение ока, и она выпрямилась.

– Ну? – нетерпеливо спросил Стрижевский и налил ей полный стакан сока.

Лита выпила его залпом, закашлялась. Задумчиво поджала губы и тихо сказала:

– Это было даже не будущее. Я видела почти всё. Видела старика-целителя – их деда. Видела, как он читал заметки своих предков. И читала их вместе с ним…

– И что там? – так же тихо, почти шёпотом, спросил Иван Сергеевич.

– Оказывается, давным-давно в Арриго была чума. Всё было так, как рассказывал ты, только намного страшнее. Каждый день умирали тысячи. Но один человек, наделённый даром богини, научился лечить её. Как я поняла, он придумал эти… как ты их назвал… вакцину и антибиотик. И мало того, что придумал – он их сделал очень много, и теперь они хранятся в доме близнецов вместе с рецептом их изготовления. Это кольчуга. А меч – долина на северо-западе Асула между горными грядами. Как сказано в заметках, в той земле прячется смерть.

– Невозможно!

– Они уже вошли в подвал под домом и нашли лабораторию. Может, ещё не разобрались, что к чему, но я чувствую, они быстро всё поймут.

– Нет, постой. Ладно антибиотик – взял плесень, вот тебе и пенициллин. Но вакцина! Лита, это же нонсенс! Думаешь, это так просто? В нашем мире противочумной вакцине около ста лет отроду.

– Не знаю, сложно это или просто, сделать вакцину. Но у них есть то, что втирают в надрезанную кожу, и это помогает не заболеть.

– С ума сойти! И когда они хотят начать? Не видела?

– Старик-целитель научит их готовить лекарства. Сколько уйдёт на это времени – не знаю. Но они торопятся – армия Арриго скоро придёт в Азулахар за оставшимся золотом.

– Ну ладно, лекарство и вакцина, допустим, есть. Предположим, что они знают, где находится природный очаг чумы. Между прочим, и у нас таких очагов хватает. Но дальше что? Придут они туда – здравствуйте, друзья суслики, откопайте нам немного чумных палочек. Ой, спасибо – пожалуйста, приходите ещё… Может сами они и заразились бы. Но если их вакцина действует, близнецам придётся нести в народ чуму не в своих телах, а как-то иначе. Думаю, это не так просто, как кажется. Тогда вопрос – как? У нас над этим трудились секретные военные лаборатории. И вот ещё что – есть ведь несколько видов чумы. Бубонная, про которую у тебя были видения, не очень опасна. Самая опасная – лёгочная. Это да. Смертность почти сто процентов, и заражаются ей быстро. И начинается всё обычно именно с бубонной чумы, которая может быть, я повторяю – может быть, перейдёт в лёгочную. А может и нет. Вот так, Лита, нестыковок много. Так что не спеши с выводами – вдруг ты не тут смотришь, вдруг есть что-то более страшное, а эти несчастные из Азулахара лишь одержимы идеей сделать мелкую пакость?

– Я не знаю, Иван. Книга показала не кого-то другого, а именно их. В любом случае, мы можем быть лишь сторонними наблюдателями.

– Но ты как-то ставишь богиню в известность?

– Обращалась к ней мысленно пару раз, сказала всё, что узнала. Не знаю, дошли ли до неё мои слова или нет. Но всё это начинает казаться мне каким-то сумасшествием. Из меня сделали избранную, и только я могу видеть абстрактные картинки, показывающие, якобы, будущее. Я бы охотнее поверила в то, что это моё наказание.

– Ну, хорошо, успокойся, – Стрижевский посмотрел на часы – время перевалило за половину двенадцатого. – Посмотри, вон и Чарред с Викторией.

Он спохватился, забрал со стола Золотую книгу и унес её наверх.

Ровно в полдень на мощёную брусчаткой площадку между домами, довольно урча мотором, въехал «Форестер». Водитель ловко припарковался с краю, выключил зажигание. Собравшиеся в гостиной обитатели поселка подошли к стеклянной раздвижной двери. На улицу вышел лишь Стрижевский. Он бодро подбежал к автомобилю. Тот час из него вышли двое – с места водителя молодая светловолосая женщина, с соседнего – невысокий, пожилой мужчина с ёжиком седых волос вокруг обширной лысины. Они забрали из багажника сумки и направились к дому. Иван Сергеевич что-то рассказывал улыбающейся женщине, бурно жестикулируя свободной от сумки рукой. Её отец шёл молча, наклонив голову к земле и ссутулившись, создавая впечатление, словно его чем-то обидели.

– Позвольте представить, – стеклянная дверь распахнулась, и Стрижевский махнул рукой в сторону гостей. – Ута и Свен Ларгессоны.

Женщина одарила всех лучезарной улыбкой, а Свен лишь коротко кивнул головой.

– А теперь представляю моих. Это Чарред, это Лита, собственно, ради которой мы и пригласили вас. Это их дочка – Виктория. К сожалению, не могу пока вам представить обитателей соседнего дома – их мы увидим через пару недель.

– Очень приятно познакомиться со всеми вами, – произнесла Ута глубоким, мелодичным голосом.

Затем осторожно толкнула в руку отца. Тот сразу закивал головой, растянул тонкие губы в улыбке и проговорил:

– Да, да, очень приятно. Давайте-ка поскорее положим вещи, и вы, дорогой доктор Стрижевский, покажете мне мою кухню.

– Конечно, конечно. Я немедленно провожу вас в комнаты.

На запоздалый обед собрались около четырёх. Иван Сергеевич и Свен накрыли стол, причём Лита заметила, что у Стрижевского это получалось гораздо ловчее, изящнее. Ларгессон же постоянно путался, пару раз ронял столовые приборы и, как показалось, чувствовал себя, словно не в своей тарелке, бледнел, прятал глаза.

– Госпожа Арриго-Сегитал-Стрижевская? – Ута подсела рядом.

– Называйте меня Лита, так проще, – смутилась хозяйка дома. – Удивительно, но вы первая, кто произнесла мою фамилию без запинки, не пользуясь шпаргалкой.

– У меня хорошая память, Лита.

Женщины тепло улыбнулись друг другу. Лите с первого взгляда понравилась массажист. Казалось, с её лица, немного удивившего своими мягкими чертами, никогда не сходит улыбка. Поразительные зелёные глаза сверкали, словно два изумруда. И этот взгляд успокаивал, дарил тепло.

– Можно спросить, откуда у вас…

– Можешь со мной на ты.

– … У тебя такая интересная фамилия. Стрижевская – я понимаю. Но остальное?

– Досталось в наследство от предков мужа, – ответила Лита давно заученной фразой и поспешила перевести разговор. – Ута, твой отец, мне кажется, слишком скованно ведёт себя с нами.

– Ничего страшного. Он всегда сначала немого волнуется, боится не понравиться. Но это пройдёт. Уже завтра ты узнаешь его с другой стороны. Обычно, он душа компании.

Душа компании планировал улизнуть на кухню, лишить обедающих своего общества, но Стрижевский, словно клещ, вцепился в его руку и не отпускал.

– Свен, дорогой мой друг. Мы люди простые, так что не надо показывать свою скромность. Быстро садись к столу.

Ларгессон немного поломался, что-то пробубнил, пытаясь отвертеться от насевшего на него доктора, но быстро сдался уговорам и сел рядом с дочерью.

Первый сеанс массажа Ута провела вечером, перед ужином. Вместе с Чарредом она положила Литу на кушетку для физиотерапии – она как раз подходила и для массажа. Окинув взглядом обнажённое тело, массажист с лёгкой ноткой белой зависти проговорила, натирая маслом руки:

– Несмотря на долгую неподвижность, ты в хорошей форме. В чём секрет, если не секрет? – она засмеялась невольному каламбуру.

– Не знаю, Ута. Видимо, просто повезло.

– Ну, в везение я не очень верю. Итак, массаж, который я буду делать, вернёт мышцам спины и ног тонус, а это позволит быстрее начать ходить. Готова?

– Больно будет?

– Немного – может быть. Но обычно, под моими руками засыпают. Постарайся и ты уснуть.

– Хорошо, – вздохнула Лита и закрыла глаза.