Волшебная гейша
Цирк выдуманных клоунов
Глава 1. Дом покоя "Нельфонн"
Денвер 1962 г.
– Нет, отпустите меня! Довольно этого! – её крик заглушал всё происходящее вокруг. Он бил по ушным перепонкам, словно разрывая их изнутри, но даже так его было слушать приятнее, чем притворно ласковые успокаивающие голоса санитаров и врачей. Они приходили всегда, когда Рейлин говорила доктору о том, что психически здорова. Но стоило бы только открыть рот, как люди в белых халатах закалывали её успокоительными препаратами. Для чего они это делали? Неужели не видели, что она не одна из тех, кому нужна была их помощь?
Очертания жизни за ржавыми решётками медленно, но верно становились всё более и более размытыми. Своё собственное тело казалось совершенно чужим и неестественным. От невозможности по-человечески принимать ванну, регулярно смывать жирный сальный блеск с волос, да и даже просто спокойно умыться, тело приобрело такую форму, которую можно было назвать не иначе как «отвратная версия себя». Да и чего можно было ожидать от подобного места, где даже простой душ стал унизительным кошмаром.
Приходилось мыться в маленькой сырой комнате где-то в подвале, где своё тело намывали не только душевнобольные женщины, но и всякая живность в виде сороконожек. Время на водные процедуры было ограниченным – всего пять минут, а после этого включалась ледяная вода. Так их и учили режиму дня и рациональному распоряжению временем, но девушке всегда казалось, что это простые издевательства над теми, кто даже в ответ ничего сказать не мог; а если и говорил, то неделю бы драил ту же душевую комнату.
Единственное спасение и лучик света в тёмном царстве – обрывистые и блеклые воспоминания из прошлого. Семья Рейлин всегда казалась некой идеальной версией семейного счастья. Послеобеденные прогулки, совместные пикники на природе и ловля рыбы на берегу озера. Вот только ей никогда не приходили в голову подозрения о том, что в один прекрасный день всё это могло закончиться и она осталась бы ни с чем.
– Не сопротивляйтесь, это только усугубит ваше положение, – спокойно, но уверенно произнесла медсестра. Достав из кармана шприц, женщина сняла пластмассовый колпак, а затем, подняв иглу вверх, она выпускала оттуда ненужный воздух до тех пор, пока не появилась маленькая капля жидкости.
– Для чего вы продолжаете пичкать меня успокоительными? Я абсолютно здорова! Разве вы не видите?! – в попытках доказать это проходили сутки, недели, за ними, в скором времени, и месяцы. Дни сливались друг с другом до такой степени, что было невозможно понять, что происходило вчера, а что – неделю назад.
– Мисс, прошу вас, сохраняйте спокойствие. Все препараты, которые вам назначены, подобраны в строгом соответствии с вашим диагнозом, установленным после наблюдений доктора.
В тот злосчастный день, когда матери не стало, её родная сестра – Софи, нашла завещание, в котором умершая переписала уютный одноэтажный домик у озера на имя Рейлин. Она даже и не мечтала, что однажды этот дом мог стать её собственным. Но, как оказалось, у судьбы были другие планы. В один миг всё словно перевернулось с ног на голову – прежняя жизнь оставила лишь смутный отпечаток в памяти и канула в небытие.
Рейлин не могла понять то, каким образом завистливая сестра заключила её в этом ужасном месте. Перед тем, как девушку забрали и закрыли в четырёх стенах дома покоя "Нельфонн", она отчетливо запомнила те слова, которые Софи прошептала ей на ухо: – "Дом теперь оформлен на меня", – и только в некогда белых стенах пришло осознание того, что сестра подстроила весь этот спектакль, чтобы отобрать у Рейлин дом, который по закону принадлежал ей. Она также подозревала, что тут, в больнице, у сестры были знакомые, которые и поставили ей "липовый» диагноз" – шизофрения.
– Я требую встречи с моей сестрой! Передайте ей, что я желаю разговора! – но молчание медсестры было громче любых слов. Во время очередного приступа истерики пациентки, она лишь скривила губы в выражении сожаления и нежно обхватила её руку, прежде чем ввести иглу в тонкую кожу плеча. Неприятное ощущение от иглы заставило Рейлин вскрикнуть ещё сильнее. Большую неприязнь доставляло лишь понимание того, что всё это было незаслуженно и совершенно несправедливо. Однако никто не хотел этого признать.
– Постарайтесь немного отдохнуть, мисс, – после того, как медсестра закончила, она развязала пациентку от кресла и закрыв за собой дверь, покинула палату. Рейлин снова осталась одна – наедине с собой; наедине с потрескавшимися стенами, до жути скрипучей кроватью и окном, красивый вид которого портила ржавая металлическая решетка.
– Это место… настоящий дурдом, – откинувшись обратно в кресло, Рейлин ощутила, как инъекция внутри неё начинала действовать. И абсолютно всегда возникало такое странное и обволакивающее ощущение, будто тепло медленно растекалось по венам. Мир вокруг становился всё более туманным и далеким, а силы покидали её, не оставляя места для дальнейших мыслей. – "С каждым днём здесь я чувствую, как часть меня умирает. Но я не дам себя сломать. Я найду способ выбраться".
~
– Рейлин, время пробуждаться. Как себя чувствуешь? – она медленно открыла глаза, привыкая к рассеянному свету комнаты, и увидела перед собой фигуру мужчины, чей взгляд был непоколебимо устремлён на неё. И ведь после успокоительного, момент замешательства затянулся, прежде чем она осознала – это был он, Доктор Ландерманн.
Германский доктор-психиатр, о котором бесконечно говорили и писали в газетах, чья личность и достижения в области психиатрии поражали воображение обычных людей. Человек, семья которого из поколения в поколение славилась своей способностью излечивать то, что казалось неизлечимым, хранив при этом глубокие тайны о страшной цене таких достижений.
– Доктор Ландерманн… всё путается в голове, – её попытка собраться с мыслями и вступить в диалог звучала довольно слабо и неуверенно.
– Рейлин, разве мы не договаривались на сессиях называть меня по имени? – с лёгким наклоном головы вбок, он изучал её, глядя сквозь полуопущенные очки. Этот взгляд доктора всегда вызывал ощущение, словно он способен проникнуть в потаённые глубины души и раскрыть её самые сокровенные тайны.
– Д-да… постоянно забываю, доктор Уильям, – она смущённо отвела свой взгляд.
– Постарайся помнить, Рейлин, – аура этого мужчины всегда отдавала непредсказуемостью и скрытностью. Его присутствие напоминало смешение тёмных оттенков красного и создавало эффект пылающего огня, который пугал и притягивал одновременно. Приблизив стул ближе к креслу, доктор создал между ними пространство, наполненное тягучим ожиданием. А глаза его в тот момент были подобно чёрным дырам, которые поглощали с каждой секундой все сильнее и сильнее.
– Доктор, вы находитесь на опасном расстоянии. Вам стоит отодвинуться, прежде чем я причиню вам вред, – с лёгкой усмешкой проговорила пациентка.
– Навредишь? Мне? – Уильям, откинувшись на спинку стула и улыбаясь в ответ, с лёгкостью отмахнулся от её шуточного предупреждения.
– Да, ведь медсестры не перестают пичкать меня транквилизаторами. Боятся что наврежу… как нелепо, – Рейлин попыталась скрыть свою обеспокоенность под маской иронии, намекая на недовольство такими методами. Её взгляд потускнел, словно из него улетучилась часть жизненной силы, когда она поднимала эту тему.
– Это стандартная практика здесь.
– В самом деле?
– Да, я не стану врать. Тем не менее, моя задача здесь – продолжить твоё лечение. Ты готова вместе со мной разобраться в том, что тебя беспокоит?
– Доктор… когда же вы наконец меня услышите? Я уже не раз говорила, что чувствую себя абсолютно нормальной. Мне не требуется ваше лечение, – голос Рейлин был полон усталости, она выглядела измученной постоянным повторением одного и того же, пытаясь пробиться через непонимание доктора.
– Скажем так, что недуг не ощущается из-за препаратов, которые тебе регулярно ставят. И если ты не готова работать со мной, возможно, стоит задуматься о других методах лечения, которые предложит мой коллега? – но девушка не понаслышке была знакома с "альтернативными методами" его коллег, прекрасно понимая, что доктор намекает на электрошоковую терапию. Одна лишь мысль об этом наполняла пациентку тревогой, вынуждая её отрицательно покачать головой.
– Понимаю твои опасения, Рейлин. Такая реакция вполне объяснима для кого-то в твоём положении. Но давай попробуем взглянуть на это с другой стороны. Твоя убежденность в отсутствии проблем – это отлично, это первый шаг к выздоровлению.
Девушка, хотя и оставалась настороже, но она не могла отрицать, что слова доктора Уильяма вносили в её душу некий покой. Было очевидно, что он действительно стремился помочь, в отличие от других, кто видел в ней лишь очередной номер в своем графике.
В её воспоминаниях всплыли мрачные образы первых дней лечения, когда врачи обращались к девушке совершенно безразлично. Они не проявляли никакого интереса к пациентке, ведя процедуры в полном молчании, словно те были пытками. Доктор Уильям же вел себя совершенно иначе – он старался установить контакт, проявлял заботу и понимание. И с того момента, как начались их сессии, Рейлин больше не подвергалась процедурам электрошоковой терапии, которые всегда сопровождались невыносимыми головными болями.
– Попробуем… – её голос дрогнул, в нём слышались отголоски надежды смешанной с сомнениями.
– Ты всё ещё слышишь голоса в голове?
– Нет, ничего не слышу. И, кажется, вы меня неправильно поняли, доктор, – Уильям на момент задумался, а затем начал уверенно что-то записывать в блокнот.
– О чём ты думаешь в эти дни?
– Кажется, что все окружающие меня люди сговорились против меня, – сказала она, скрестив руки на груди. Данная поза выражала защиту, словно между ней и миром воздвиглась невидимая стена.
– Это не так, Рейлин. Я здесь, чтобы поддержать тебя, – доктор наклонился вперед, пытаясь преодолеть этот напряжённый барьер.
– Сколько она вам заплатила? – вдруг, с неожиданной резкостью, Рейлин бросила пронзительный и обвиняющий взгляд.
– О ком ты говоришь? – слегка откинувшись назад, он сохранил профессиональное спокойствие, умело скрывая за собой волнение от неожиданного вопроса.
– О Софи… В тот день, когда мать нас оставила, сестра нашла завещание. По нему дом у озера должен был достаться мне. Ведь это и есть причина моего пребывания здесь, доктор?
Нервно проглотив ком в горле, Рейлин унеслась мыслями в далёкое прошлое, к отрывкам детских воспоминаний, сотканных из тёплых летних дней и семейных моментов. Ей помнились цветущий сад с посаженными жёлтыми розами, бежевый забор и голубая лодка с вёслами, которая зачем-то стояла у них во дворе. – Мама! Мама! Смотри, сколько бабочек я поймала в банку!
– Лин, потом, сейчас не мешай. Не видишь, что я проверяю уроки Софи? – мать, не поднимая глаз от тетрадей, лишь вскользь обратила внимание на младшую дочь. Рейлин, чьё разочарование от невнимания матери было видно по опущенным плечам, медленно отошла в сторону, чувствуя себя обделённой.
Вместе те часто занимались чтением книг, собиранием пазлов и вязанием крючком, но всё это не интересовало Рейлин. Её страстью были насекомые – она любила наблюдать за их миром, отпускать их на свободу после краткого изучения в банке. Создание гербариев и сохранение их на кухонном подоконнике также доставляло ей радость, хотя почему-то её коллекции всегда бесследно исчезали.
– Но мама, ты только посмотри на их крылышки… – Рейлин вновь попыталась привлечь внимание матери, её голос дрожал от восторга и желания поделиться увиденным.
– Я же сказала, потом! Ты что, не слышала? – резкость в голосе матери заставила девочку вздрогнуть.
– П-прости, – едва слышно пробормотала она, отступая назад. В её глазах мелькнула тень грусти, а в сердце ощутилась пустота от понимания, что её страсти остаются лишь её собственными, не разделяемыми никем из близких.
– Но что же побуждает тебя верить в это? – спросил доктор.
– Это вполне очевидно, – ответив почти шёпотом, она обхватила себя руками, словно ища в себе утешение.
– Хм… попробуй представить, что теперь от твоей сестры остались только воспоминания, – начал он.
– С этого момента она и есть для меня лишь воспоминание. И поверьте, доктор, как только выйду отсюда, я найду способ заставить Софи пожалеть о своих поступках, – она прервала его, и в этот момент в её глазах промелькнуло нечто, от чего доктор внутренне содрогнулся.
– Думаю, мы можем на этом остановиться, – с глубоким вздохом, он закрыл блокнот и внёс ощущение законченности в их сессию.
– Подождите, доктор. Когда мне разрешат погулять в саду? – вполне спокойно, но с томящим ожиданием прозвучал вопрос.
– Когда твоё состояние улучшится.
– Я всегда чувствовала себя отлично. Не понимаю, почему другие могут наслаждаться прогулками, а я – нет. Что, у них есть какие-то особенные привилегии? – в глазах пациентки было видно искреннее непонимание и поиски ответа, который мог бы утешить её.
– Я поищу решение. А пока предлагаю тебе отдохнуть.
– Хотелось бы верить… – тихо прозвучало в палате, после того, как захлопнулась дверь.
~
– Она лжёт! – с внезапным вскриком Рейлин распахнула глаза, а затем скривила лицо, когда ощутила, как ткань рубашки прилипла к коже, – Лишь кошмар… – под давлением навязчивого сна, который преследовал её ночь за ночью, она пробудилась, облитая холодным потом. Поднявшись с кровати и подойдя к окну, Рейлин опёрлась о старую решётку и взглянула на сад, раскинувшийся перед ней.
– Почему только они могут гулять там, на свободе? – вопрос этот мучил её каждый раз, когда она наблюдала за пациентами, бесцельно прогуливающимися под присмотром, наслаждаясь свежим воздухом. В саду люди могли заниматься садоводством, ухаживая за растениями и цветами, или рисовать, позволяя краскам и кистям выразить их чувства и мысли. Другие предпочитали уединение под деревьями с книгой в руках, находя утешение в чтении – "Ну не могу же я вечность сидеть взаперти… это несправедливо", – как вдруг в её голове зародилась мысль, которая показалась весьма заманчивой.
– Возможно, стоит попытаться сблизиться с… – но её размышления оборвал чей-то голос позади.
– Эй, мисс. Пора завтракать, – женщина, которая почти каждое утро разносила еду, открыла маленькое окошко в железной двери и подозвала пациентку к себе. – Сегодня каша, как собственно и всегда, – произнесла она безразлично, ожидая, когда девушка наконец протянет руку за тарелкой.
– Тётушка, помогите мне выбраться отсюда, умоляю! Честное слово, я в здравом уме! Родная сестра заточила меня здесь из-за ревности к наследству. Я… я в душе не чаю вины, – почему-то Рейлин показалось, что эта женщина смогла бы понять её ситуацию. Но та лишь устало покачала головой и, протянув поднос, закрыла окошко.
– Снова эта каша? – на протяжении нескольких месяцев, изо дня в день, она давилась перловой кашей, которая надоела уже после первых дней пребывания в этом месте. – Это невозможно терпеть! – в отчаянии тарелка со стуком ударилась о стену, а Рейлин, схватившись за голову, начала рвать на себе волосы.
– Я больше не могу мириться с таким несправедливым обращением к себе! Мечтаю я вновь ощутить свежесть утреннего воздуха, насладиться яичницей на завтрак и облачиться в наряды, подобающие даме. А эти серые одеяния, широкие брюки и невзрачная рубашка, совершенно не соответствуют моей истинной сущности. Ни малейшего намёка на изящество, ни капли красок на ткани – одно уныние.
От ежедневного однообразия в её голове всё плыло, размывалось и совершенно не различалось друг от друга. И ведь порой Рейлин начинала путаться и забывать, что и когда произошло, да и вообще, было ли это на самом деле или являлось всего лишь плодом её воображения – картиной, нарисованной собственным разумом.
– Так, нужно сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть… – она пыталась найти в себе остатки спокойствия. – Я обязательно найду выход из этой клетки, чего бы мне этого не стоило.
– Рей, хочешь присоединиться к нашей партии в карты? Все уже собрались, а свободных мест почти не осталось, – голос подруги заставил Рейлин вздрогнуть, когда он донёсся сквозь приоткрытую дверь. На фоне своих раздумий о побеге, она совсем не заметила, как Мартиша уселась на край её кровати, вглядываясь в неё с надеждой на ответ.
– А? Извини, конечно… пошли.
– Подожди, ты о чём так задумалась? – Мартиша прищурилась, замечая нехарактерную задумчивость подруги.
– Да так, размышляю над планом побега, – с лёгкой улыбкой попыталась отшутиться девушка, однако в ответ последовало лишь затяжное молчание. – Что с тобой? Это была шутка, а ты поникла сразу.
– Просто… я тоже об этом думаю. И если ты захочешь, совсем скоро можем попытаться осуществить мой план побега, – тихо прошептала Мартиша.
– Ты серьёзно? Не могу поверить, что ты на такое способна. Надеюсь, не придётся отравлять охранников?
– Отравлять охранников? Ты и вправду обладаешь бурной фантазией, Рей, – они обе посмеялись над её предположением, после чего Мартиша продолжила: – Представь, у решётки на моём окне отсутствует несколько шурупов. Она уже довольно шаткая, понимаешь?
– Ты хочешь открутить оставшиеся шурупы и сбежать через окно? А тебя не пугает высота в четыре этажа? Мы рискуем поломать себе все кости.
– Тише, тише ты… это решаемый вопрос. Дай мне время подумать над деталями, – Мартиша делала вид, что говорит о чём-то повседневном, но глаза её сверкали заговорщически, предвещая нечто захватывающее.
– Ладно… – Мартиша всегда казалась веселой и жизнерадостной девушкой. И она так же как и Рейлин считала, что находилась в лечебнице по чужой ошибке. Она редко вдавалась в подробности своей истории, но когда-то упомянула, что родители не одобрили её увлечение к новой религии и отправили в дом покоя, дабы та пересмотрела свои убеждения и вернулась в католическую церковь. – Кстати говоря, ты знаешь, почему тем людям разрешено гулять снаружи?
– Слышала я, что они здесь уже долгие годы. Им поставили окончательные диагнозы, и сессии с ними проводятся крайне редко. А мы здесь относительно недавно.
– Недавно? Я тут восемь месяцев уже как взаперти, ей богу, – с тяжелым вздохом она осознала, сколько времени провела в этих стенах.
– А я уже почти два года. Но что это меняет? Похоже, наш срок здесь ещё не считается достаточно продолжительным, – подруга лишь пожала плечами.
– Звучит так, будто ты с этим смирилась.
– Нет, я не смирилась. Просто уверена, что мой срок здесь не будет долгим.
– Было бы замечательно… – с лёгкой улыбкой Рейлин встала с кровати и потянула за собой подругу. – Ладно, давай покажем тем неучам, как нужно играть в карты.
– С превеликим удовольствием.
~
Был полдень, и большая часть пациентов уже собралась в зале для досуга. Это пространство было одним из немногих, где душевнобольные люди могли проводить время за пределами своих палат. Некоторые увлеченно следили за черно-белыми кинолентами на скромном экране, другие участвовали в шахматных баталиях или карточных играх, третьи предавались танцам под звуки изношенного граммофона. Были и те, кто выбирал уединение в углу, молча наблюдая за весельем окружающих. Их прозвали "потерянными", и никто не мог даже представить, какие мысли витали в их затуманенных сознаниях.
– Смотри, вон там кажется есть стол с двумя свободными местами. Пойдём?
– К тем? Эм… ну ладно, если другого выбора нет, – Мартиша не слишком охотно приняла предложение, её взгляд задержался на двух пациентах за столом, вызвав у неё смешанные ощущения.
– Что в этом плохого?
– Я надеялась на игру с кем-то, кто в большей степени присутствует здесь и сейчас. Взгляни на них: один весь измазан в утренней каше, другой с прической, словно гнездо на голове.
– А что, если мы сыграем прямо здесь, на полу?
– Это уже звучит гораздо лучше.
– На что ставим? – усевшись в позу лотоса, Рейлин начала тщательно перемешивать карты, только что взятые со столика рядом.
– Давай на желание, а на что же ещё ставить?
– Ну, посмотрим, кто из нас окажется ловчее, – девушки разразились смехом настолько громко, что даже зрители фильма обернулись в их сторону.
– Ха, решила валетом мою даму перехитрить? Думала, я не замечу? – с насмешкой Мартиша посмотрела на подругу, обвиняя её в игривой махинации.
– Это случайно вышло, – Рейлин попыталась выглядеть как можно более невинно, но её улыбка выдала всю задумку.