Влас Дорошевич
Кризис Московского Художественного театра

И на все, что с таким старанием и нежной любовью отдал театру искренний, тонкий художник – грубым и лживым мазком посягнул Андреев.

2

Составители репертуара растерялись. Любимый и близкий душе чеховский репертуар, в силу обстоятельств, был исчерпан. Туманный, нудный Гамсун не удался^[4]. И театр пошел навстречу моде.

Произошло высшее святотатство, дикое, хотя и невольное, надругательство над святыней.

Была поставлена «Жизнь Человека»^[5]. Дом молитвы превратился в провинциальный светский базар с безвкусным бархатом на стенах, с крикливыми желтыми платьями, грубой стилизацией, плоским и ходульным исполнением плоской и жизненно-лживой пьесы.

Болезнь началась.

И продолжалась, мучительная и изнуряющая, в течение нескольких лет. Тяжелый бред то ослабевал, то усиливался. Кошмар сменялся кошмаром.

Десятки репетиций для того, чтобы поставить посредственную и философски наивную сказку Метерлинка^[6], после миллиона терзаний «Горе от ума» без Фамусова^[7]; заурядный «Ревизор»^[8], новые неудачные попытки с Гамсуном^[9]. Пушкин – мимолетное и счастливое исключение^[10].