Это поднимет интерес, увеличит сбыт.
Всей душой любя родную прессу, я с удовольствием дарю ей этот проект перед подпиской.
Пусть мы проиграем в винт нашу прессу!
Мы проиграли уже в эту маленькую, невинную игру наш театр и нашу литературу.
Мы все жалуемся на упадок театра, – но если вы возьмёте начало этого упадка, то увидите, что оно удивительно совпадает с началом эпидемии винта.
Добрый старый преферанс мирно уживался рядом с Россини.
Недаром Рубинштейн играл в преферанс.
Пульку в триста можно было успеть сыграть, прослушав до конца «Севильского цирюльника».
Тогда как винт требует, чтоб ему отдавались целиком.
Винт ревнив и требователен.
– Если любишь, так отдайся.
Я знаю десятки одесситов, которые десять раз слушали в Городском театре «Риголетто» и ни разу не слыхали «La donna è mobile».
Потому, что со второго акта уезжали в клуб «винтить».
Льётся чудная каватина. Солидный господин из партера еле заметно подмигивает господину в ложе бельэтажа.
Вы думаете, он говорит ему: «Как хорошо»?
Вы ошибаетесь, – он хочет сказать:
– Недурно бы!..
И они понимают друг друга. Оба тихонько встают и на цыпочках уходят из зала.
Перед ним может быть чудная декорация, полный зал, сверкающие декольте, дивные туалеты, – а он во всём этом разглядит только на другом конце зала «подходящего партнёра».
Они увидят друг друга, хотя бы даже не были знакомы.
Как-то по наружному виду, сразу и безошибочно, определяют:
– Должно быть, недурной винтёр!
Так только велосипедисты сразу узнают друг друга в толпе по глупому виду.
В разгаре сезона обратите внимание на зрительный зал.
В начале второго акта театр начинает пустеть. К началу третьего пустеет наполовину.
Телефон в это время работает отчаянно:
– Передайте Ивану Ивановичу, что его ждут в английском клубе.
– Попросите Петра Петровича в Русское общество. Не хватает только его.
– Семёну Семёнычу скажите, чтоб ехал в Коммерческий. Передайте, что все уж на местах.
Капельдинеры бесшумно проскальзывают в партер, в ложи, шепчут на ухо, делают условные знаки.
И Иваны Иванычи, Петры Петровичи, Семёны Семёнычи, один за другим, на цыпочках, выходят с озабоченными лицами.
– Не свирепствует ли в городе какая-нибудь эпидемия? Не заболели ли у этих господ домашние? Не случились ли у каждого из них дома родины? – изумлённо спросил меня один «знатный иностранец».
– В городе – эпидемия винта!
А сколько народу не поехало в театр, предпочитая засесть в винт до начала первого акта.
Винт отнял публику у театров.
Послезавтра бенефис г-жи Смолиной.
Это прелестная, симпатичная опереточная артистка. В ней масса жизни, веселья, огня, своеобразной, задорной пикантности.
Но если вас послезавтра пригласят на винт с Иваном Ивановичем, Петром Петровичем и Семёном Семёновичем, – разве вы пойдёте в театр?
Винт отнял у театров не одну публику, но и артистов.
Головы полны винтом, играют в уборных, между двумя сценами, между смехом и истерикой, плачем и самоубийством.
Почтенный артист вышел на сцену, как в воду опущенный.