Владислава Николаева
Русланиада

Юрик резко выпрямился на табуретке и захлопал глазами.

– … Я подумал, что что-то не так. Капитан ничего толком не смог сказать, мальчишку приняли за юнгу. Отпаивали мясным бульоном, держали в тепле. Не удивлялись тому, что он не говорит ни слова, он ведь на грани жизни и смерти. Ловко было бы взять капитана для прикрытия, сложно и ожидать такой смекалки от прожорливой гадины. Вытащить капитана и представить всё так, словно было наоборот – капитан героически спас несчастного мальчика… Словом, всё складывалось. Даже то, что «мальчик» увязывается за преследующим его убийцей, ведёт себя так искренне, так естественно, что его трудно заподозрить… Но ведь даже будучи порождением зла, неужели можно быть таким хитрым? Таким проницательным?

Юрик продолжал неустанно хлопать глазами и немо слушать Базаафа.

– За гранью добра и зла – быть таким хитрым. Устроить всё так за какие-то три десятка дней, чтобы все плясали под твою дудку и всем своим поведением твердили о твоей невинности.

Юрик открыл рот, словно хотел было что-то сказать, но отчего-то передумал и продолжил слушать.

– Расположил к себе всех женщин в селении, нашёл сочувствие у всех взрослых, с ровесниками наоборот не сдружился, чем вызвал ещё большее сочувствие взрослых, брался за любую подвернувшуюся работу, за просто так, вроде и взамен ничего не требуя… это для твари-то для которой жадность вторая натура. Ел одну лишь рыбу да крупу, от которой гадине нутро должно выворачивать. Да возможно ли быть таким хитрым, при любом случае выставляя на всеобщее обозрение свою бесхитростность? Тварь, созданная для жизни в воде, нуждается в воде. Вчера был дождь, да и Нирге пришло в голову засунуть тебя в бадью. Я выдернул тебя оттуда, и ты даже послушно вытерся досуха. Но ведь были десятки дней до этого, когда тебя не подпускали к морю, когда не было дождей, и ты всё время оставался на виду, ни мгновения не оставаясь в одиночестве… Нет, невозможно быть таким хитрым. В довершение ко всему, вчера ты, не моргнув, съел рыбу, ядовитую для всего, что живёт в воде.

– Да, я подозревал тебя, – признал Базааф, – ты единственный посторонний человек в селении. В этом был смысл. Но быть таким хитрым невозможно. Я потратил пять дней и единственное, в чём я теперь уверен – это не ты. Больше я не могу терять столько времени. Мне нужна твоя помощь. Ты здесь месяц и, как я говорил, успел расположить к себе практически всё селение. Вспомни всё новое, необычное, что произошло со дня кораблекрушения.

У Юрика гора упала с плеч, когда он понял, что его уже не считают человекоядной тварью. Теперь он наморщил лоб, старательно вспоминая, чем бы мог помочь Базаафу в его сложном деле.

– Сразу после крушения погиб капитан, – стал размышлять вслух Юрик. – Меня унесли к Нирге, но она появилась не сразу – была занята. Там, где меня оставили, уже был больной… ну да, Киф, больше некому… но Нирги вообще не было дома… правда потом она прибежала.

Базааф впервые не проявлял нетерпения, внимательно слушая нечёткие воспоминания потерпевшего кораблекрушение.

– Точно, – Юрик поднял глаза, вспомнив, – она принимала роды. В доме как раз Кифа. Нирга сама вела себя необычно в тот день. Киф не просыпался, а у его жены были сложные роды. Нирга взвинтила себя – боялась, что они оба отправятся к Костлявому, а то и ребёнка с собой заберут… а тут меня принесли… у неё началась истерика. Она засмеялась, не могла остановиться, потом без паузы зарыдала. Боцман ударил её по щеке, но ей пришлось ещё немного посидеть, чтобы прийти в себя… Она пробегала между домами всю ночь. Наутро мать с детьми были в безопасности, а вечером… да, кажется это был тот же самый день… Киф проснулся. Я ещё долго провалялся, но новости не обходят дом Нирги стороной. После той ночи было довольно тихо.

– Никаких новых людей?

Юрик удивлённо посмотрел на Базаафа.

– Я же сказал – в ту ночь, кроме меня, пришло ещё двое.

– Это тоже хитро, – поморщившись, заметил Базааф по дороге к дому Кифа.

Юрик бежал вровень, сосредоточенно помалкивая.

– Как оно может получить необходимое в теле ребёнка?

– Тепло, – выдохнул Юрик на бегу, – купают каждый день, кормят грудью…

Юрик резко остановился.

– Что такое? – всполошился Базааф.

– Противно, – сморщился Юрик.

– Пошли.

– Стильму, между прочим, сейчас кормят мясом, чтобы молоко было гуще…– осведомлёно поделился парень.

– Ты умеешь различать младенцев? – запоздало спросил Базааф.

– Их ещё мать не научилась различать, – фыркнул Юрик, кивая на новый деревянный дом.

Перед домом на улице стояла молодая женщина в теплом плаще и шерстяном платке на голове. Переступала с ноги на ногу и влюблённо смотрела в свёрток на руках.

– Добрый вечер, Стильма, – Юрик улыбнулся неестественно широко, демонстрируя два белоснежных ряда зубов.

Базааф незаметно толкнул его в бок.

– Добрый вечер, – женщина встрепенулась, застигнутая врасплох. – А это ты, Юрик… здравствуйте, я не слышала, как вы подошли…

– А Киф ещё не дома? – попытался состряпать причину визита Юрик. Ещё бы придумать, зачем им нужен Киф.

– Нет ещё, – предсказуемо ответила Стильма, обратно отворачиваясь к свёртку.

– Не холодно такой крохе гулять? – добавил Базааф.

Женщина улыбнулась его мужской наивности:

– Это чтобы к морозу привыкнуть. Мы только немного постоим и домой.

– А другой не надо привыкать? – поинтересовался Юрик.

– У меня с двумя сразу выходить не получается, – призналась Стильма. – Хоть и маленькие, а руки устают держать.

– И Киф не помогает? – Юрик выдал свой знаменитый удивлённый взгляд.

– Он поздно приходит, – вздохнула Стильма, – вечером холоднее. Нам такой холод ни к чему, – женщина поцеловала видимо спящий свёрток в лоб.

– Тебе если помочь нужно, ты только скажи, – с готовностью предложил свои услуги Юрик. – Киф нам недавно помог, вот как раз хотели спасибо сказать.

Женщина оторвалась от свёртка и гордо улыбнулась.

– Ты когда гулять выходишь? После обеда? Я как раз свободен. Ты мне только покажи, как их одевать, и я помогу. Я умею с детьми обращаться, честное слово.

– Ну хорошо, – сдалась Стильма.

Юрик неотразимо улыбнулся и пошёл вслед за ней в дом.

– Базааф пока на лавочке посидит, – запросто распорядился парень.

Мужчина молча прошёл внутрь.

Свёрток развернули на столе, подробно обсуждая, что как складывать да натягивать, Юрик внимательно кивал. Месячный ребёнок, оставшись в одной рубашонке, недовольно брыкнул ногами и наморщил личико, угрожая разреветься. Мать быстро уложила дочь в люльку под одеяльце.

Люлек было две. В них лежали две неотличимые девочки.

Базааф подумал, что опять вступил на ложный путь.

– А ты знала, что у тебя двойня будет? – догадался спросить Юрик.

– Нет, – улыбнулась Стильма. – Нирга едва глянула, сказала, будет дочь, а что две – не разглядела.

– Надо же! – вполне естественно подивился Юрик.

– Думаешь, в самом деле оно там? – сомневался Базааф.

Кроме мнения Юрика, положится было не на что.

– Нирга вообще-то опытная повитуха. У тех, что двоих носят, живот больше должен быть. А Нирга в конце концов ни один же единственный раз видела Стильму перед родами, уж заметила бы и сказала сразу, сколько детей ждать. Ну а рассчитывали на одного ребёнка даже в самый день родов… да и вообще – чего рассуждать и гадать? Пойдём с Ниргой поговорим.

Базааф тяжело вздохнул.

– Ну извинишься, всё равно когда-нибудь пришлось бы извиниться.

– Вовсе нет.

Базааф остановился.

– Подожди, надо подумать, что сказать.

Нирга с достоинством приняла извинения. Свои выводы сделала, но всё же простила. Внимательно изучила лицо Юрика, покрутив, держа за подбородок, убедилась, что он здоров, и смягчилась окончательно. Налив гостям тёплого травяного настоя – для здоровья, нарезав пирог с мочёной ягодой, Нирга разговорилась с Базаафом о житье-бытье. Слово за слово, мужчина задал действительно важный вопрос. Начать пришлось издалека:

– Мы сегодня встретили Стильму… надо же… и часто у вас бывают двойни?

– Нет, – без раздумий ответила Нирга.

– И что так до самых родов и не догадались, что будет двойня?

– Нет, всё было как обычно. Я так ничего и не заметила… но да всякое бывает.

– Вы, наверное, очень удивились, когда принимали второго ребёнка?

– Нет…

Базааф удивлённо вскинул брови.

– Совсем нет, – повторила Нирга. – У меня выдалась тяжёлая ночь. Только я приняла девочку, прибежали из портика. Ничего вразумительного, только кричали: крушение, крушение… Я бросила Стильму совсем одну с малышкой и побежала домой. Пока я разбиралась с Юриком, пока бегала в порт посмотреть на капитана – он, бедняга, уже был мёртв, прошло очень много времени. Как опомнилась, понеслась проведать Стильму, рядом с ней на кровати лежала девочка. Я подумала, что в спешке забыла положить её в люльку, взяла её на руки, склонилась над люлькой, но там уже был ребёнок. Стильма утром не могла вспомнить, как перерезала пуповину… Да, мы долго будем помнить эту ночь. К счастью, и Юрик, и Стильма, и Киф, и их малютки пережили её.

Юрик протянул ноги ближе к печи, пил сливки и помалкивал. Договорились, что он вмешиваться не будет.

– А давно вы живёте у моря? – сменил тему Базааф.

– Всю жизнь, – улыбнулась Нирга.

– Не слыхали ли случайно о не рыбах, что живут в морях? Может, водилось что-то такое в здешних водах?

– Всё ищете причину крушения? – проницательно улыбнулась Нирга невесёлой улыбкой. – Рассказывала мне что-то бабушка Марлы, когда я ещё была совсем девчонкой… что-то о прожорливом рте во льдах… это было не у наших берегов. Её собственный дед ходил в плавания к безлюдным землям и там видел что-то такое ужасное, огромное животное… но у нас такого никогда не было. Заплывают иногда приблудные морские овцы, но они на корабли не нападают.

– А что тогда сделал её дед? – не выдержав, влез Юрик.

– А ничего не сделал, – пожала плечами Нирга, – моряки издали заметили здоровенный рот и вовремя развернули корабль. Дед говорил, в такой могло поместиться двадцать кораблей разом… может, преувеличивал, за рыбаками такое водится. Прадед Марлы был не дурак приврать, может он и не видел ничего, по крайней мере, сам, может, история в наследство досталась. Мы тут все рыбаки, и испокон веков живём у моря. Мой покойный муж и сам любил рассказывать истории прапрадеда, теперь их рассказывают мои сыновья. Море бывает удивительно однообразным, хочется послушать причудливые байки.

– У вас много сыновей? – Базааф решил отвлечь Ниргу от истинной причины разговора. Иначе бы он ни за что не затянул светское выяснение, кто чей сват, кто кому брат.

– Трое.

– Взрослые уже?

– Да, выплыли каждый на своём корабле. Теперь не скоро увидимся.

– Что ж это вас внуки не навещают?

– Заходят время от времени, – не согласилась Нирга. – А чаще и не надо, а то привыкнут, перестанут бабушке радоваться.

Базааф выдавил улыбку.

– А у вас есть семья?

– Нет, никого, – мужчина немного посерел. Никак не ожидал, что дело дойдёт до обсуждения его личности, но протестовать после недавних извинений было неуместно.

– Мужчины переоценивают достоинства одиночества, – сдержанно заметила Нирга.

– Да не в этом дело, – признался Базааф. – Рад бы, да всё не складывается.

Базааф скосил взгляд на Юрика, но Юрика абсолютно не волновало, что у него там с семьёй. Парень перестал слушать, ещё когда речь шла о внуках Нирги. Спасать Базаафа от женского допроса было некому. Сливки Юрик тянул медленно, момент для завершения беседы не годился.

Повисло неловкое молчание.

– Предложила бы вам у нас остаться, но у нас всегда женщин было меньше, чем мужчин.

– Ничего, я не в обиде, – пробормотал Базааф. – Долго у вас зима тянется?

– Ещё не меньше шестидесяти дней, – прикинула Нирга. – Но весна потом быстро разгуляется. Вы бы не узнали наши края весной. Весной у нас и свадьбы играют, летом пореже, только если приспичит.

Нирга фыркнула своей простенькой шутке.

– Извините, что расспрашиваю вас, – повинился Базааф, – но я не очень-то смыслю в морском деле. Не подскажете, какие породы дерева подойдут для судна?

Нирга звонко, совсем по-девичьи хихикнула.

– Сразу понятно, что вы не из здешних. Чтобы сладить лодку, нужна лёгкая стильма. Чтобы построить корабль средних размеров, нужна гибкая марла. Чтобы построить большой корабль, нужна крепкая сухая нирга. Пока в селении есть Стильма, Марла и Нирга, моряки не переживают за свои суда. Когда придёт мой черёд поговорить с Костлявым, первую же родившуюся после моей смерти девочку назовут Ниргой. Учтите, зимой древесину для стройки рубить нельзя. Если у кого и припасены и просушены доски, то у Кёрла.

– Спасибо за совет, – вежливо полупоклонился Базааф. – Как думаете, смогу ли я его застать дома в этот час?

– Скорее уж в Морском собрании, – резонно заметила Марла.

– Вы не обидитесь, если я уйду? Неловко так платить за ваше гостеприимство…

– Нет-нет, ничего страшного, – замахала руками Нирга. – Приятно было поговорить по душам… Юрик, возьми с собой пирога… для Боцмана тоже возьми кусочек…

– Мы пойдём в Морское собрание? – засомневался Юрик, бегом несясь за Базаафом.

– Нет.

– Зачем ты спрашивал про дерево? Строишь корабль?

– Куда в море без корабля, – неопределённо ответил горец.

– У Кёрла в сарае не так уж много древесины.

– Я заметил.

– Что же делать?

– Придумаем.

Боцман уже ждал их. Печь была растоплена, пахло кашей с рыбными вкраплениями.

– Нирга передаёт, на здоровье, – Юрик сунул ему свёрток с пирогом, свою порцию он опять успел умять по пути.

– Спасибо, – растроганно принял гостинец старик. – Садитесь к столу.

– Я не голоден, – отказался от каши Базааф.

Юрик не отказался.

На следующий день, после того как за завтраком были доедены остатки ужина, Юрик понёсся помогать Наффе, а потом Кёрлу. Базааф отправился напрашиваться поработать на кузню.

Днём, едва растащив по посёлку дрова и хворост, Юрик со всех ног ринулся к Стильме. Когда он внёсся в дом, весь красный, в распахнутом плаще, она только взялась заворачивать старшую дочь в одеяльце. Оба ребёнка одинаково плакали. Поверить, что одна из них не ребёнок, было сложно. Но Юрик не пошёл на попятную.

Парень старательно и ловко завернул попискивующую девчушку в три маленьких одеяла. Стильма внимательно осмотрела его работу и осталась довольна. Потом они вдвоём погуляли вокруг дома, потоптались у крыльца и вернулись в тепло. Дети были решительно одинаковыми, выглядели и вели себя одинаково.

Когда Киф вернулся из портика, Юрик решил, что пора идти домой.

– Странные у тебя увлечения для мальчишки, – вроде бы ни на что не намекая, заметил Киф, забирая у него с рук ребёнка. – Я в твоём возрасте ни за что не стал бы возиться с младенцами… к нам даже девчонки не заходили, не просились с малышками поиграть.

– С ними ещё рано играть, – спокойно ответил Юрик. – О них надо заботиться. Я люблю детей, вот и предложил Стильме помочь.

– Спасибо, – поблагодарил Киф. – Что там Базааф? Не оставил мысль осмотреть место крушения? Сейчас у скал небезопасно, зимой море в тех частях болтливое. Надеюсь, он не собирается плыть туда на лодке? Непременно перевернётся.

– Ну, я ему передам, конечно, – пожал плечами Юрик, – но не уверен, что он меня послушает.

– Его дело, – тоже пожал плечами Киф.

– Доброй ночи, – попрощался парень.

Хмурый Базааф притаился в тени у противоположного дома.

– Ну что?

Юрик отошёл немного вперёд, прежде чем заговорить:

– Ничего.

Базааф по инерции прошёл следом двадцать шагов, но остановился.

– Мы можем ошибаться.

Базааф схватил Юрика за локоть и оттащил подальше от окон.

– Ты заметил что-нибудь?

– Когда ты подозревал меня, ты тоже много чего заметил, – напомнил парень. – Может и я сужу предвзято, но за день не так-то много можно заметить. Мне показалось странным, что дети настолько одинаковы, как будто одна просто копирует другую… но, может быть, я сужу предвзято?

– Надо подстроить проверку, чтобы тварь выдала себя…

– Как это сделать? Не могу же я вытворять такое с детьми, когда мать с меня глаз не сводит?

– Хотелось бы ещё знать, что это «такое».

– Мяса, может, дать? – дёрнул плечом Юрик.

– Может быть, – допустил горец. – Но если оно копирует поведение за другим ребёнком, то может и не притронуться. Ребёнок мясо есть не станет. С другой стороны, животное неотделимо от своих инстинктов, голод может пересилить. Оно давно не ело мяса в чистом виде… а оно ведь может и другую малышку сожрать, если проголодается.

Юрик нервно сглотнул.

– Значит, надо что-то подстроить, где рассуждать не будет времени… ну не знаю, может, мышку запустить?

– Как, если там всегда мать?

– Я ей сказал, что если она захочет с подружками поговорить, я с удовольствием посижу с детьми, но она не особенно-то обрадовалась.

– Она мать преданная, – согласился Базааф. – Ладно, пойдём.

– Что ты делал на кузне? – полюбопытствовал Юрик, уже привычно нагоняя мужчину.

– Сейчас покажу.

Они не стали подниматься на мыс, где их стойко дожидалась скрипучая серая хижина старого Боцмана. Вместо этого Базааф повёл Юрика по склизкому опасному спуску, к уже известной полупещере, заворачивающей петлёй в массив каменистого обрывистого берега. Под серой холщовиной не сразу можно было заметить спрятанное добро. С моря склад не привлекал внимания. Базааф приподнял угол, показывая Юрику свою работу.

– Это ты за день? – прошептал парень. – Ничего себе! Научи, а?

– Как покончим с гадиной, так научу, – пообещал горец. – Пока пойдём.

– Так значит, ты намерен строить корабль? – риторически заключил Юрик. – Зачем он тебе?

– Один старик-отшельник сказал, что зло можно победить лишь в его стихии. Я склонен ему верить.

– Где же взять марлу среди зимы?

– Ты не спрашивал Кёрла?

– Спрашивал. Он готов отдать всё, что у него есть, но материала не хватит.

– Надо расспросить у тех, кто недавно строился.

– Они все в море. Вряд ли жёны станут распоряжаться их запасами… Ну да я спрошу…

Базааф подал парнишке руку, помогая взобраться по крутому взгорью. Из окошка, в которое Боцман по утрам смотрел Базаафу в спину, на каменный выступ лился тёплый рассеянный свет. Боцман ждал запаздывающих гостей.

– У меня есть кое-что для тебя, – неловко признался мужчина.

Юрик удивлённо обернулся, не успев открыть дверь.

– Вот, держи, – Базааф протянул вытянутый свёрток, – бери осторожно, с этой стороны…

Юрик аккуратно стянул тряпицу, извлекая под свет из окна сверкающий нож с длинным лезвием.

– Пригодится, – добавил Базааф, словно оправдываясь.

– Красивый, – как-то невпопад похвалил подарок Юрик.

Горец сдержанно кивнул. Сам он тоже считал, что ножи красивые.

– Он острый, – решил ещё добавить мужчина, – ему ножны полагаются, но я уже не успел…

– Я сделаю, – кивнул Юрик, – спасибо.

В последнее время Юрик передвигался исключительно бегом. Намахавшись топором в лесу, парень, упираясь изо всех сил в мерзлую скользкую землю потащил в селение нагруженные дровами сани. Распределив треть вязанок, остатки непочтительно выгрузил прямо во дворе у Кёрла, взамен загрузил выгнутые доски для днища, накинул на них холст и потащился, ещё сильнее упираясь и разрывая ногами твёрдый грунт, на край селения, в сторону портика.

Базааф принял у него сани у самого края обрыва. Юрик едва переводил дух. Базааф не показывался в селении, но времени не терял. Выкованный на кузне каркас теперь был надёжно спрятан в шатёр. Базааф споро разобрал поклажу, возвращая Юрику пустые сани. Парень и не успел отдохнуть.

– Садись, – вдруг сказал Базааф.

Юрик без уговоров плюхнулся в сани. Горец подхватил хомут и легко разогнался, отпуская сани вперёд по прямой. Юрик остановился невдалеке от селения и махнул рукой. Ему предстояло доразвезти вязанки дров и помочь Стильме погулять с детьми.

– У меня получилось! – Юрик нёсся по склону, вот-вот рискуя покатиться кубарем.

– Что получилось? – взволновался Базааф, ловя несущегося как снаряд парня у подножия обрыва.

– Я обронил кусочек мяса в люльку, то есть, как будто обронил… она съела, честное слово! Она съела, когда думала, что никто не видит! Но я видел!

– Тише, – успокоил Базааф, прижимая парня к себе и гладя по голове. Его взгляд стал отталкивающе холодным.

– Я видел! – радостно прошептал Юрик.

– Ты молодец, – похвалил Базааф. – Которая из них?

Юрик сник:

– Я запомнил люльку, но их ведь могут переложить…

– Убьём обеих.

Базааф был неумолим.

– Ты что?…– потрясённо выдохнул парень, заметно бледнея даже в темноте.

– Сколько жизней она погубила.

– Это же ребёнок… маленький ребёнок…

Юрик всхлипнул и заплакал у Базаафа на груди.

Мужчина на этот раз не стал его одёргивать, кричать на него.

– Не на… до, – вздыхал Юрик, сотрясаясь от плача.

– Ты прав, пожалуй, – неохотно признал Базааф. – Но нам немедленно нужен план.

– Про марлу спрашивал? – как ни в чём не бывало, спросил он немного погодя.

– У Кифа есть, – Юрик ещё вытирал мокрые глаза. – Немного.

– Пойду возьму, надо поторапливаться с кораблём.

– Обещай, что не тронешь детей! – потребовал Юрик.

– Сегодня не трону, – пообещал Базааф. – Иди домой, на тебе лица нет. Завтра поговорим.

Базааф работал сноровисто и быстро. Днище и борты были готовы, не хватало несколько досок в палубе. Укреплённая сталью мачта стояла голая. Напомогавшись всем желающим, Юрик начал шить парус под руководством Боцмана. Базааф плёл канаты.

– Вам марлы не хватает? – выловил из обрывков их разговоров Боцман.

– А что, у тебя есть? – заинтересовался Юрик.

– У Марлы есть, от Сарпа осталось.

– Я пошёл, – сообщил Базааф.

– Нельзя, – остановил Боцман. – Ты что, ночь на дворе, неприлично к одинокой женщине…

– Это предрассудки.

– Обидится, не даст марлы, – резонно заметил Юрик.

Базааф сел.

Юрик отчего-то отказался составить компанию Базаафу. Мужчина видел в неожиданном отказе глубинный смысл. Ещё видел проблемы для себя. Проще всего было вот как: Юрик, светясь своей ослепительной молодой улыбкой, вскакивает на порог дома, без остановки трещит о своих важных юношеских делах вроде доставки почты и дров, между делом просит предоставить запасы марлы, получает их и, не переставая говорить, машет на прощание рукой и захлопывает дверь. А неподалёку ждёт Базааф, чтобы дотянуть сани до секретной, спрятанной в обрывистом берегу верфи.

Базааф вздохнул.

Нежелание встречаться со вдовой своей силой готово было побороться с желанием покончить с затянувшимся долгом. Базааф наказывал и понукал себя к двери образом погибшего – и в легендах не баяли, чтобы кто-то выпил семя зла… И ведь не денешься уже от него никуда, когда оно внутри, оно себе дорогу только само выесть согласится… и выело… и верить хочется, что незнание облегчило жертве последние минуты…

Нет.

Горец простоял до того, что Марла сама вышла за порог в накинутой на голову шерстяной шали с незавязанными углами, удерживая на руках плоскую миску с кашицей для птицы. Базаафу бы подождать, когда она пойдёт обратно, но он от неожиданности вышел на свет.

Марла ойкнула.

Для неё неожиданность была острей, она и не собиралась ни с кем сталкиваться, ни с Ниргой, ни с соседями, ни тем более с вредным чужаком. Льняные волосы под шалькой оказались ещё не прибранными-не чесанными, и Марла, невольно отступив и взмахнув руками, опрокинула бадейку едва не на себя. Тут же бросилась подбирать, загребая пальцами со снегом, и кольнула мысль о продуманных резких словах, которые она сочиняла, выслушивая беспечный Ниргин пересказ об извинениях и о, кстати, вполне здоровом Юрике, но отчего-то вид пустячной ерундовой неловкости, размазанной жидкой каши с овощными очистками, заставил Марлу почувствовать саднящий ком в горле, а там защипало в носу, и слёзы было уже не остановить.

Мужчина неловко согнулся со своей высоты на корточки и бросился ей помогать большими рабочими руками, не балованными рукавицами. Марле от его участия стало ещё дурней, и она, продолжая сгребать в миску птичий корм в снегу, принялась отталкивать Базаафа прочь, стараясь не загадить одежды вымазанными пальцами. Базааф выхватил у неё миску, прежде чем она в очередной раз опрокинулась из рук истерической хозяйки, и уставился широко распахнутыми удивлёнными глазами. Тишина и внимательный взгляд, пытающийся встретить глаза, никак не соответствовали Марлиному состоянию. Женщина вскочила на ноги и, забыв о миске и утках, оскользнувшись у крыльца, забежала в дом, хлопнула за собой дверью и опустошённо сползла на пол. Тёплая волна слёз шла по лицу беззвучно, срываясь с подбородка летним дождём.

Базааф ещё сидел на месте происшествия, одно колено почти у снега, другое поднято к небу, и немо смотрел на дверь, будто та прозрачная. Мужчина отмер. Сгрёб одним движением остатки с земли, щедро прихватив снега – ничего, глядишь, не подавятся. Легко обнаружил короб пристройки с недовольными утками, высыпал из миски в корытце, примостил на место загородочку. Глупо было идти назад ни с чем. Какого чёрта Юрик отказался? Или она каждый десятый день месяца всегда такая?

Базааф думал мысль не всерьёз, но всё равно добавил про себя, что в таком случае Юрик прямо сказал бы ему идти в другой день. Горец досадливо, по-мужицки, почесал затылок. Глаза пристально остановились на двери. Ничего не сделаешь – надо стучать.

– Гхм… Марла…

– Уходдиите!

Ничего другого и не ожидал.

– Марла… я пришёл по делу. Боцман сказал у тебя древесина осталась для строительства. Можно… кхм… взять?

Женщина за дверью едва шевельнула губами, но Базааф разобрал, что хотел услышать. Без лишних разговоров пошёл в пристройку, нагрузил ледянку и, не прощаясь, пошёл подальше, как видимо и хотела добрая женщина.

«Чего вдруг?» – раздумывал горец чуть задето.

Проходя местный дом молодёжи, высокий амбар с оконцами под крышей, Базааф насторожил уши – молодёжь по какой-то причине выбралась за стены в неурочный час. Обычно с утра мальчишки плотничали, а девчонки пряли или шили. Только отверженный Юрик носился по морозу.

Горец, не сбавляя хода, механически прислушался по старой привычке просеивать информацию – вдруг в куче сора затесалась серебряная монетка?

Разговаривали не на повышенных тонах, но интонации Базаафу не понравились. Что-то ещё в этом обмене мнениями было не так. Горец как раз обходил амбар и теперь свернул не в нужную себе сторону, чтобы поставить все точки над и.

На горца не обратили внимания и вообще не заметили. За стены тёплого амбара вышли только старшие дети, которых Базааф, привыкший к иному, считал за вполне себе взрослых. Шестнадцать-семнадцать лет, парни и девушки, но одних пять, а других три. В ряды старших затесались по двое мальчишек и девчонок помладше, четырнадцати-пятнадцати лет, и смотрели они на своих кумиров с приоткрытыми в изумлении ртами. Хотя проглядывал и ещё какой-то азартный блеск в глазах. Базаафу он не понравился. Особенно когда стало понятно, что именно не так с обменом мнениями – говорила одна сторона, то есть, собственно обмена не происходило, большинство прессовало одиночку.

Юрик стоял против семнадцатилетнего задиры, не двигался, не пытался огрызаться. Губы плотно сомкнуты, глаза смотрят сверху вниз. При Юриковом росте это было несложно, он был на голову выше, при том что задира не был карликом и стоял довольно близко.

На Юрика с девичьей тоской бросала взгляд старшая Ниргина внучка, темноволосая с серьёзными глазами цвета родного моря. На таких в селении всегда был высокий спрос… И кажется здесь крылся повод развязавшейся войны.

Задира не говорил грязных слов. Он называл Юрика Рёлдской сиротинушкой, помощничком-паинькой, дружочком сухоньких старушечек и немощных старичков, нянечкой младенчиков… но при этом таким тоном, что приятнее было бы принять ведро помоев на голову. Юрик молчал. Задира стоял близко, напрашивался на удар, чтобы хорошенько дать сдачи. И никто не накажет – как же, сирота напал первый, ни с того, ни с сего, ничего оскорбительного ему не сказали…

Базааф тихонько вздохнул – Юрик против задиры был хлипковат, хоть и высок. У него всё в рост пошло, а задира уже в плечах принялся раздаваться. Горец двинулся заступаться за «своего ребёнка», а задира запел на новую тему:

– Что ж ты без бабушек-дядюшек-тётушек на улицу вышел? Неместный ведь, заблудишься один- одинёшенек, сиротинушка? Как же не боишься? Где дяденька твой? Без него тебя ведь, болезненную детиночку, и летний ветерок погнуть может, а тут зима…

Младшие припевалки захихикали, только пятнадцатилетняя девчонка, не изменившись в лице, разглядывала Юрика.

Наверное, надо было позвать парня, да по-мужски, может, даже выругаться грубо, чтобы показать, что он занят уже не детскими играми, не ровня им, но Базааф растерянно замер. С людьми иногда сложней, чем против стихии идти.

Горец застыл на углу амбара. Юрик продолжал слушать, задира продолжал говорить. Юрик, конечно, не выглядел счастливым, гордым и весёлым, но на провокацию не поддавался. В его движениях не было даже намёка на удар, на который можно было дёрнуться окружившим его парням.

– Ты всё сказал? – вымолвил Юрик очень ровно, когда задира перестал быть оригинальным и пошёл с «рёлдской сиротинушки» на второй круг.

Задира увидел во фразе начало угрозы, обрадованно распахнув в неискренней улыбке рот, кивнул крепкой головой.

Юрик тоже кивнул… и ушёл.

Голубые глаза сразу нащупали Базаафа.

– У нас дело, а ты с детьми возишься, – нетихо «упрекнул» горец, в последний миг сообразив, как лучше сказать, чтоб достичь эффекта.

– Позвали, – ровно сказал Юрик. – Думал, тоже по делу…

– Скажешь тоже, – фыркнул Базааф, – у них там игры одни.

Мужчина пренебрежительно сплюнул в сугроб, пробив в нём колодец.

Домашние сытые детки завозились недовольно, подобрались, собираясь скрыться в амбаре и зажевать обиду сушёной тыквой. Базааф ухмыльнулся по-хищному, убеждаясь, что поле боя осталось не за наглым фаворитом, но потом глянул на Юрика, бледного, большеглазого и серьёзного, и тоже растратил своё веселье.

Глубокими голосами на берег прибывали волны. Небо придавливало их сизым полотнищем, сходного с ними цвета, грани стихий прилегали едва без стыка, только белые гребешки ближе к кромке выдавали, где что. На кустарной верфи в заимке обрывистого выступа было темно для мелких работ. Базааф не зажигал огня, чтобы не выдать тайник и упёрто продолжал возиться с судном. Компанию составлял Юрик, не произносящий и не производящий ни звука. Горец недовольно замечал, что обычные вещи хуже у него выходят сегодня. Со вдовы началось.

Базааф глянул на парня. Неужели уйдёт с этого берега из-за молоденьких петушков-задир? Где ещё к сироте будут так добры?

Из неба, будто выныривая из пустоты, посыпались крупные вытянутые белые хлопья. Лёгкие и рыхлые, падая, они не приносили холода. Горец вздохнул. Бесполезно сегодня убеждать его остаться, тем более сегодня, когда всё вкривь и вкось. И не верь после этого скверным приметам…