Владислава Григорьевна Биличенко
Попраздновали. Сборник рассказов
Дамочка в вязаном берете ко мне подскакивает, сумку свою тормошит, а оттуда помадки всякие сыплются, пудру, кстати, на меня всю высыпала, дура. А потом хрясь меня пустой сумкой по голове.
– У тебя, у бессовестного, есть совесть? – кричит. – Нашел место, где падать. Тут по дешевке через знакомых гречневая крупа досталась в прорванном пакете, а он лапой своей, понимаешь, выбил сумочку из рук. Да таких, как ты, судить надо.
– Сама виновата, – кричу я ей. – Нечего, когда гололед, крупу по дешевке покупать.
И пытаюсь еще догнать машину. А дамочка приросла к моему рукаву и не пускает меня. Я опять кувырк – и сел на лед. Слышу – рукав треснул. Последнюю одёжу рвет!
– Плати, – взбесилась дамочка. – Не то в милицию отведу. Благо, она тут близко.
Чувствую, не отпустит, бестия. Больно цепкая попалась. Хоть пальто снимай да беги.
– Отпусти душу, – взмолился я. – Дай мне полететь за своей синей, то бишь по нынешним временам зеленой птицей счастья. Тогда я тебе сполна за всё заплачу. И за крупу, и за пудру, а то испугаешь без нее кого. Я не желаю морально людей травмировать.
Она опять шмяк меня по голове, и давай карманы мои на свет Божий выворачивать. Натурально, мышь сонная выпала. Батареи дома, понимаете, не греют, так она у меня в кармане, тварь Божья, примостилась. Ну, думаю, вот оно мое спасение: говорят, дамы мышей до ужаса боятся. Куда там! Она и за ухом не ведет, выворачивает дальше, как ни в чем не бывало. Если б знал, что такое со мной приключится, кобру нарочно себе в карман сунул бы. Э-э, у меня – выворачивай не выворачивай – карманы пустые. Увидела она, что с меня голыми руками ничего не возьмешь, взяла меня за шиворот и потащила в милицию. Я хочу упереться ногами, а скользко ведь. Еще получается помогаю – сам еду.
В милиции, слава Богу, разобрались, над дамочкой посмеялись:
– Нету состава преступления.
Дамочка раскрыла рот, выпустила меня из рук, и я смылся.
Выбежал на улицу и вспомнил: уехала моя бумажечка из-за этой чертовки. Иду, чуть не плачу. Вдруг вижу у поворота лежит она. Отлепилась, значит, от колеса. Радость полным потоком хлынула мне в грудь, голова закружилась. И машин, главное, нет. Подхожу (сердце замирает), хватаю бумажку. А там крупными буквами написано: «Три рубля», а внизу маленькими цифирками: «1961». Тьфу ты, несуществующие деньги. Вот когда я обругал Сидорчука, который мне очки разбил. Так бы еще издаля увидел, что три рубля. Главное, цвет меня смутил. Говорили: зеленый. А это такое ярко-зеленое, аж в глазах зарябило. Уж после мне показали тот доллар. Гм, зеленый… Он, скорее, желтый. Ну немного зеленоватый. Но не зеленый же!
Не подумайте только, что я до денег сильно охоч. Для меня деньги – тьфу. А тут – до чего я докатился – минута такая нашла. Вспомнить стыдно, как я за этим паршивым долларом гонялся. А всё оттого, что организму кушать надо.
Пришел я на работу, а меня сразу к директору вызывают. Директор осмотрел меня, ехидно усмехнулся и говорит: «Так и так, пока тебя не было на рабочем законном месте, два станка по частям вынесли. Плати теперь из своего кармана, иначе увольняйся». Я ему хотел сказать, что дыру в стене надо заделать, не то скоро самого с креслом вынесут, никто и не заметит. Да уж не стал масла в огонь лить. До сих пор жалею, что не сказал. Пять месяцев у них задаром проработал!
Прихожу домой, хочу жене душу излить, рассказать о своем несчастье. Она глядь – на мне пудра и щека в губной помаде. Слова в оправдание сказать не дала, хлоп меня по морде. Чуть не развелись. А с работы я все-таки уволился.
Вот что делает с людями гололед.
15 -16 ноября 1995 г.
