Владислава Григорьевна Биличенко
Попраздновали. Сборник рассказов
Любовь Семеновна уже не знала что и ответить на подобную наглость. Минуту она стояла бледная, хватая воздух ртом. И сцепились обе глупые бабы. Ногами друг друга бьют, за волосы таскают, всё собрание их обступило, хихикает и драку разжигает.
Александр Никитич испугался за жену свою, почувствовал себя сиротой и стал орать, указывая на друга жениха:
– Это он, это он из конверта деньги вынул!
А друг жениха бесстыжие свои глаза прикрыл темными очками и стоит в сторонке ухмыляется.
Александр Никитич вдруг ощутил, что его под обе руки берут и выносят куда-то. И как-то очень уж быстро выносят. Вскоре и Любовь Семеновну из подъезда выперли, хотя она и сопротивлялась и за все двери руками хваталась, чтобы затруднить тем самым продвижение вперед.
Когда их оставили на тротуаре одних, Любовь Семеновна перестала вопить, осмотрелась и заметила Александра Никитича. Боевой огонь блеснул в ее глазах, она вскочила на ноги; Александра Никитича тоже словно что подбросило кверху и он кинулся от нее бежать. Нагнала она Александра Никитича в их квартире, вытащила его из гардероба, в который он успел заскочить от страха перед нежнейшей из супруг, крепко поколотила его и бросила его, побитого, на полу. Сама же отправилась в кухню, где и приняла немедленно успокоительное собственной выгонки. Спустя две минуты Любовь Семеновну можно было найти в объятьях ее любимой подруги, которую она вот уже три недели обливала помоями перед невестиной мамашей. Она рыдала на пухлом плече подруги, утирала грязным платочком сухие глаза и злобно ругалась.
А Александр Никитич пришел в сознание, приподнялся, отметив про себя, что правая рука онемела и какие-то неприятные иголочки ее покалывают, а затылок ныл, и осмотрелся. По всей комнате были разбросаны осколки вазы, которую Любовь Семеновна разбила о его голову. Вот тебе и попраздновали. Нет, положительно не любил Александр Никитич больших собраний.
15 -16 августа 1995 г.
Провал в памяти
Рассказ
интеллигента
Лицо. Причем знакомое. Где я мог его видеть? Я с ним учился. Не работал, а именно учился. Но вот вопрос где учился: в школе или в институте?
– Здоров.
– Здоров, – отвечаю.
Лицо сияет.
– Как жизнь? – спрашивает оно.
– Нормально. А как ты?
«Ему наплевать на меня, а спрашивает. Вообще-то, и мне на него наплевать. Жизнь-то моя ненормальная. Но вот где я его видел? А точно я с ним учился? А почему моя жизнь ненормальная? У меня в кармане двести тысяч купонов. Надо купить стирального порошка, хлеба, молока, мыла и еще принести домой триста тысяч купонов сдачи… Ой, оно что-то рассказывает».
– Да, да… – поддакиваю я.
– …Вот как всё хорошо у меня обернулось. Прекрасно живу, Саш.
«А-а, вот почему оно так сияет. Всё прекрасно… А тут всё безобразно. Счастливый человек! Неужели у кого-то в наше время еще может быть всё прекрасно? Ворует он, что ли? Тут работаешь, как вол, и живешь, как вол… Ручки-то у него беленькие… Стоп, он же имя мое помнит! А я бы себе медаль пришил, если бы вспомнил, где я его видел. И рожа какая-то асимметричная, глаза хитрые желтые, губы тонкие, даже чересчур тонкие, вероятно, противный тип… А друг он мне или враг? Может, он издевается надо мной?»
– А ты работаешь там же? – интересуется лицо.
– Там же, – машинально отвечаю я.
«Где «там же»? Вишь, про работу знает. Когда же я его видел? По разговору видно, что недавно. Ну это все равно. За последний месяц я сменил десять мест работы. Чем я только не занимался!.. Черт с ним, пусть будет «там же». Деньги-то «те же»: нигде не платят. Если жене на работе какую-то «помощь» дадут, или на огороде что-то из земли вылезет и его не утащат, – на то и живем».
Визг проезжающей машины проглотил похвальбу лица.
«Где? Ну где же? Тут хотя бы это вспомнить. А зовут его как?.. Петя?.. Дима?.. Саша?.. Маша?.. А, это женское имя… Ну где я его видел?»
– Как Наташа?
– Наташа? – переспрашиваю я. – К-к-какая Наташа?
– Жена твоя?
– Ах, моя жена… Хорошо!
«Ты смотри, даже имя моей жены помнит. Во память! Конечно, когда жрать есть чего, можно имена чужих жен помнить… А не любовник ли он ее? То-то он глаза хитро прищурил; издевается он, что ли, надо мной?.. Так, молоко, хлеб, порошок, мыло – получается двести тридцать тысяч. Черт, тридцать тысяч не хватает. Может, у него одолжить. А кому же я отдавать буду? Если я у него одолжу деньги, я же его, гада, так и не вспомню. Не отдам – стыдно будет».
– А Лена как?
– А это кто, твоя жена?
«Наверное, в школе. Черные волосы, круглое лицо… Нет, в институте…»
– Вот те раз! Это же дочка твоя!
– Надо же. Перепутал всё. (Смеюсь.) Хорошо, бегает.
– Уже? – удивляется лицо. – Вот это акселерация! Месяц, как родилась, а уже бегает!
– А что, только месяц прошел? У меня такое впечатление, как будто я уже два года не высыпаюсь.
«Ты смотри, как жизнь мою знает. Точно, любовник. И Ленка, наверное, от него. Вишь, как помнит!.. Одолжить у него тридцать тысяч или нет? Надо одолжить и не отдать: вот такая моя месть будет!»
– А Света всё там же?
«Точно, в институте. Это Петька, подлая его морда… Нет, Петька – блондин, а этот брюнет. Вот мука!»
